Читать книгу Моя ойкумена. Проза, очерки, эссе - Владимир Берязев - Страница 10

* * *

Одиночество.

Огромное величественное одиночество.

Незаметно и упорно, словно росток сквозь груду мусора, в душе прорастает тоска…

Тоска самовластная, тоска как приказ о воскресении. И я уже понимаю смысл ее. Это знание заглавного родства, это тоска по любви некогда бывшей, дарованной как великое целое, а ныне разделенной, раздробленной на какие-то мозаичные фрагменты. (В Керченском музее я видел флорентийскую мозаику 11 века «Христос Пантократор», если смотришь слишком близко, перед глазами ничего кроме осколков глазированной керамики и разноцветных полированных камешков, но чуть отойди назад, и перед тобой потрясающий лик Вседержителя.)

Эдемские изгнанники, мы кровью и составом атомов своих помним ту изначальную полноту единения с Логосом, но в обыденном мире память сердца затуманена, завалена хламом, схвачена цементом цивилизованной истории, Она оживает и начинает звучать только здесь, в пустыне, среди пейзажа, который только и может быть назван подлинным Творением.

По звуку – это готический хорал.

По образу – вертикаль каменного света.

Образ предельно грандиозен. Человек в нем теряется, он настолько мал, что не понимает в каком масштабе может быть соотнесен со всем тем, что над ним воздвигнуто.

Но каждый может выбрать лишь то, что ему по плечу – восторг, робость, трепет, молитву… И только мертвый выбирает тупое равнодушие.

Кроме смены дня и ночи, кроме круговорота звезд и времен года здесь ничего не происходит. Здесь царствует ВСЕГДА.

Не всякая душа способна выдержать это строгое одиночество перед лицом Неба и Гор.

Слишком… слишком силен Калбакташ. Во всем этом природном храме открыто проступает именно мужское волевое и творческое начало Яхве-Зевса-Ахурамазды-Варуны.

Гроза Завета реальна.

Скрижали Закона существуют и весьма тяжелы.

И Хан-Алтай придавливает тебя каменной дланью царского великолепия и нечеловеческой мощи…