Читать книгу Поколение одиночек - Владимир Бондаренко - Страница 20

Есть где-то земля, и я не боюсь её имени,

Есть где-то тюльпаны с моей головой и фамилией…

Есть где-то земля, пропитанная одышкой.

Сестра киселя, а душа – голубеющей льдышкой.

Есть где-то земля, пропитанная слезами,

Где избы горят, где чёрные мысли слезают

Напиться воды, а им подают лишь печали,

Есть где-то земля, пропитанная молчаньем.

Есть где-то земля. Которую любят удары

И ржавые оспы, и грустные песни-удавы…

Есть где-то земля, пропахшая игом и потом,

Всегда в синяках, царапинах и анекдотах.

На льняную юбку она нашивает обиды,

И только на юге её украшенья разбиты.

Есть где-то земля, как швея, как голодная прачка,

День каждый её – это камень во рту или взбучка.

Над нею смеются, когда поднимается качка.

Цари не целуют её потемневшую ручку.

Есть где-то земля, как Цветаева ранняя, в мочках,

Горят пастухи, и разводят костёр кавалеры.

Есть где-то земля, как вино в замерзающих бочках —

Стучится вино головою, оно заболело!

Есть где-то земля, что любые предательства сносит,

Любые грехи в самом сердце безумно прощает.

Любые обиды и боли она переносит,

И смерти великих. Как просеки – лес, её навещают.

Есть где-то земля, и она одичала, привыкла,

Чтоб лучших сынов застрелили, как будто бы в игры

Играли, уволив лишь жалость, плохую актрису.

И передушили поклонников всех за кулисами.

Есть где-то земля. Что ушла в кулачок даже кашлем,

И плачет она, и смеется в кустах можжевельника.

Есть где-то земля с такою печалью – нет краше.

Нельзя так сказать, помилуйте, может, не верите?

Есть где-то земля, и я не боюсь её имени.

Есть где-то земля, и я не боюсь её знамени,

Последней любовницей в жизни моей, без фамилии,

Она проскользнет, и кому-то настанет так завидно.

Есть где-то земля, и я не боюсь её грусти.

От соли и перца, бывает, однако, и сладко,

Есть где-то земля. Где меня рекламируют гуси.

Летящие к Богу на бледно-любую лампадку.

И я сохраню её почерк волшебно-хрустящий.

И я сохраню её руки молочно-печальные,

На всех языках, с угольком посекундно гостящий.

Я знаю. Я знаю – одна ты меня напечатаешь.

Ах, всё-таки люблю я церковный рисунок на ситце.

Ах. Всё-таки люблю я грачей за седым кабаком,

Приказано мне без тебя куковать и носиться

И лишь для тебя притворяться слепым дураком.

Ах, всё-таки люблю я утюг твой и вечные драки,

И вирши погладить давно бы пора бы, пора…

И с прелестью злой и вовсю нелюбимой собаки

Лизнуть твои руки. Как будто лицо топора!..