Читать книгу История Москвы в пословицах и поговорках - Владимир Брониславович Муравьев - Страница 9
Москва первопрестольная
ОглавлениеСтоличные города, имеющие за собой века и тысячелетия исторического пути, нередко входят в историю под названием, составленным из собственного названия города и постоянного, индивидуального определения-эпитета. Таково название столицы Древнего Египта – Стовратные Фивы. Таково название Древнего Рима – Вечный город. Рим получил постоянный эпитет «Вечный город» две тысячи лет назад и сохраняет его доныне.
Такие эпитеты имеют символическое значение. Они определяют глубинные духовные и исторические основы города, они прорицают его судьбу. Эти эпитеты утверждаются народным мнением многих поколений. Народное самосознание и народная память чувствуют и угадывают в них непреходящую историческую истину, поэтому и сохраняются они века и века.
Москва тоже имеет постоянные эпитеты. Владимир Иванович Даль называет их «почтенными прозвищами» Москвы. Они известны давно и широко, вошли в народные песни и пословицы, в стихи поэтов и сочинения прозаиков, о них пишут ученые, им посвящаются конференции (последнее говорит о глубине и обширности заключенного в них содержания и смысла).
Вот эти «почетные прозвища» Москвы:
Москва первопрестольная,
Москва белокаменная,
Москва златоглавая,
Москва – Третий Рим.
Своеобразие и уникальность Москвы, дающие ей право на место в ряду мировых великих исторических городов, образуют именно те ее качества, которые стоят за этими эпитетами. Взятые вместе, они создают целостный образ Москвы, характеризуя ее непреходящие духовные, градостроительные основы, место и историческую роль в отечественной и мировой цивилизации.
Первый по хронологии судьбоносный эпитет – Москва первопрестольная – столица России обрела в XIV веке, когда она еще не была столицей, но в нем уже прозвучало предчувствие ее будущего.
Произошло это в княжение московского князя Ивана Данииловича, прозванного Калитой. Иван Калита из первых московских князей (до него правили его отец Даниил Александрович и старший брат Юрий Даниилович) особо отмечен народной памятью и в народной памяти до настоящего времени выступает символом древней истории Москвы. В. Я. Брюсов, говоря о многовековой истории Москвы, в стихотворении «Парки в Москве» пишет, что она начинается «от Ивана Калиты»:
Нити длинные, свивавшиеся
От Ивана Калиты,
В тьме столетий затерявшиеся,
Были в узел завиты.
Современные архитекторы и строители, оправдывая снос старинных московских зданий, обычно выдвигают такой аргумент: «Если не ломать, так и жили бы в избах, как при Иване Калите!»
Ивану Данииловичу было около тридцати лет (точная дата его рождения неизвестна), когда в 1325 году, после смерти брата Юрия, он занял престол московского князя.
Время, в которое он стал князем, было сложное и трудное для Руси. Уже век она находилась под татаро-монгольским игом, и ханы – правители Золотой Орды неусыпно следили, чтобы разоренная, примученная Русь не могла подняться и оказать сопротивление захватчикам. Только с разрешения хана русский князь мог стать правителем своего княжества – на это хан давал специальный разрешительный документ – ярлык. Также ханским ярлыком назначался старший над русскими князьями – великий князь. Главным среди северо-восточных княжеств Руси по традиции считалось Владимирское, поэтому великий князь, где бы он ни жил, именовался Владимирским, хотя к тому времени Владимирское княжество уже утратило свое прежнее политическое и экономическое значение.
Татары, чтобы предотвратить сопротивление, ужесточали давление на русских князей, но и сами князья в борьбе за ярлыки выслуживались перед ханом, строили козни друг другу и воевали между собой. Ивану Данииловичу под рукою старшего брата уже приходилось исполнять разные поручения по управлению княжеством, вести переговоры, руководить в бою московской ратью. Юрий имел два ярлыка: на Московское княжество и на великое Владимирское княжение. Похоронив старшего брата, Иван Даниилович поехал в Орду в надежде получить оба ярлыка. Но хан выдал ему ярлык только на Москву, на великое княжение Владимирское ярлык получил тверской князь Александр Михайлович.
Решение хана не обескуражило Ивана Данииловича. Он взялся за обустройство Московского княжества, имея в виду с течением времени добиться и великого княжения. Князь Иван Даниилович вошел в историю под именем Ивана Калиты. Н. М. Карамзин нашел документальное подтверждение тому, что прозвище это князь получил еще при жизни. Историк обнаружил харатейный (написанный на харатье – выделанной телячьей коже) «требник» (сборник молитв, употребляемых при богослужении) с надписью, датированной 27 августа 1329 года, что эта книга переведена с греческого языка на русский «по повелению же Великого Князя Иоанна Данииловича, по реклу (то есть прозвищу. – В. М.) Калиты».
Калитой в Древней Руси назывался кошель для денег, носимый на поясе. Предания, записанные в XVI веке, объясняют, что Ивана потому называли Калитой, что он «бе бо милостив зело и ношаше при поясе калиту всегда насыпану сребряниц и, куда шествуя, даяше нищим сколько вымется». Но думается, что прозвище было дано ему современниками не только за нищелюбие, но и за политику, которой придерживался князь, считавший, что лучше откупаться от врагов и неприятностей, чем воевать.
Это была действительно целенаправленная и осознанная политика, потому что Иван Даниилович был храбрым и умным воином и, если уж брал в руки оружие, ни разу не терпел поражения.
Высокую и благодарную оценку княжение Ивана Калиты получило уже у его современников. Став московским князем, Иван Калита первым делом позаботился о личной безопасности москвичей. Это было очень мудрое и дальновидное решение. Размышляя о взаимоотношении народа и власти, Н. М. Карамзин пишет, что первое и главное условие их договора, при котором народ соглашается признать права власти над собой, – обеспечение властью безопасности народа и его имущества от врагов. Для этого вече приглашало князей в Новгород и Псков, при исполнении такого условия народ поддерживал князя, а при неисполнении – в вольном Новгороде изгонял, а в других княжествах в трудную минуту междоусобной войны не вставал на его защиту, а предоставлял его собственной судьбе. Карамзин пишет, что «личная безопасность есть первое для человека благо», «без нее жизнь наша, среди всех иных способов счастия и наслаждения, есть вечное мучительное беспокойство».
Две опасности в то время угнетали москвичей, держа их в постоянном страхе: татары и разбойники, разбойники и татары.
Как и всякое русское селение, Москва страдала от татарских сборщиков дани – баскаков. Они приезжали каждый год с большим отрядом воинов. Баскаки собирали дань для хана, а воины просто грабили жителей. Поэтому ежегодный сбор дани был почти то же, что военный набег.
Когда власть состоит из грабителей – а такими и были хан, его мурзы и баскаки, – то в стране, над которой они властвуют, раздолье ворам и разбойникам. Московское княжество кишело ими, они держали людей в постоянном страхе. Так и жили москвичи – не хозяева ни своей жизни, ни имущества: что татарин не найдет, то вор отыщет, что баскак не заберет, то разбойник отнимет.
Работа, дающая достаток, теряла смысл, люди нищали, поля пустели, купцы не решались ездить по опасным дорогам. Видя все это, Иван Калита выговорил у хана право самому собирать дань в своем княжестве, обещав платить больше, чем привозят баскаки. Хан охотно согласился. Но даже такая увеличенная дань была легче для москвичей, потому что избавляла их от ежегодного грабежа.
Суровыми мерами извел Иван Калита под корень и воров, и разбойников, ибо если правитель хочет изничтожить преступность в своей стране, то это в его силах. О княжении Калиты летописец записал: «Бысть оттоле тишина велика на 40 лет, и престаша погании воевати Русскую землю и закалати христиан, и отдохнуша и упочинуша христиане от великия истомы и многыя тягости и от насилия татарского». А далее – отметил и искоренение внутренних преступников: «Исправлена Русская земля от татей и разбойников».