Читать книгу Баланс игры. Контрразведывательный роман. Книга 1. Русский морок - Владимир Бурбелюк - Страница 3
Часть первая
Февраль – апрель – август 1977 года
Глава 1. Москва. Кремль. Кабинет Л. И. Брежнева / ЦК КПСС. Сектор оборонной промышленности / КГБ СССР / Резидентура СССР во Франции / Резидентура СССР в Португалии / ФРГ. «Шлюзовик» Мюллер / Постановка задачи
ОглавлениеФевраль 1977 года. СССР. Москва. Однообразный и надоевший правительственный маршрут из Заречья в Кремль, на который Леонид Ильич Брежнев давно уже привык не обращать внимания, сегодня казался ему долгим и утомительным.
Обрушительное политическое событие вчерашнего дня, не выходившее у него из головы, невольно заставляло торопиться, еще и еще, хоть как-то, сократить время на точно рассчитанном пути, в «зеленой волне»[13], с перекрытыми Сколковским шоссе, Можайским шоссе и Кутузовским проспектом. Ему безотчетно казалось, что он опаздывает. Настойчивая, подсознательная мысль подгоняла его поскорее домчаться до города, чтобы принятое им для себя решение уже было «в работе».
– Поднажми! – бросил он густым низким басом, не обращаясь ни к кому конкретно.
– Не положено, Леонид Ильич! Не можем превышать установленную крейсерскую скорость! Уйдем из «волны»! – ответил, поджавшись, начальник личной охраны. Он еще утром, с первого взгляда на генсека, отчетливо увидел, в каком тяжком напряжении тот находится.
Брежнев недовольно глянул на него, ничего не сказал, вновь откинулся на мягкое кожаное сиденье и отвернулся к окну, запорошенному вихрями поднятого сухого, промороженного снега от мчащегося лимузина, за которым проносились, мелькали деревья, посты ГАИ и машины «девятки»[14] на контроле по обеим сторонам трассы.
Генеральный секретарь ЦК КПСС жил тяжелой жизнью первого лица супердержавы, связанный миллионами невидимых нитей с миром, посекундно сверяясь с международными и внутренними событиями, в колоссальном напряжении от ответственности за людей и страну, в своем невыносимом по сложности задач и решений деле.
Вчера, в самом начале рабочего дня, его помощник ловко проскользнул в кабинет и быстрым шагом приблизился к столу.
– Леонид Ильич, на сегодня, 14 февраля, график работы до шестнадцати часов, как велели врачи!
– Там кто? – кивнул Генеральный секретарь ЦК КПСС на дверь.
– Сидит Черненко с делами секретариата и подошел советник-международник с ночным письмом американского президента. Какие будут распоряжения?
– Давай-ка советника с письмом! Остальное подождет! – ответил Брежнев и почувствовал, как после тягостных дней ожидания послания из-за океана неожиданно возникла тревога, даже какой-то необъяснимый страх.
А в приемной, не находя себе места, метался советник по международным делам. Сразу же, прочитав «на языке» письмо, он схватился за голову, не представляя себе, как он доложит и как будет комментировать. Когда ему принесли тщательный, лингвистически подведенный к нормам русского языка перевод письма новоизбранного президента США Джимми Картера[15], он сразу же «завернул» его со словами:
– Мягче! Мягче! Вы что там, ошизели! Такое нести к самому? Не понимаете, что ли?!
Лихорадочно примериваясь к дипломатическому лексикону, в перевод были внесены смягченные формулировки, которые, не меняя смысла, значительно ослабляли эмоциональную окраску сути каждого пункта не слишком длинного списка новых американских предложений по разоружению в рамках ОСВ-2[16].
Сейчас, нервно прохаживаясь по приемной со вторым вариантом перевода, он ждал, что будет дальше. Из кабинета вышел помощник генсека, но ничего не сказал, а только глазами и большим пальцем правой руки показал на двери кабинета, куда они, осторожно ступая, вместе и вошли. Советник положил на стол красную папку.
– Леонид Ильич, вот перевод письма президента США от 14 февраля 1977 года! – Помолчав несколько секунд, он спросил: – Нам остаться, пока вы будете изучать его?
Брежнев молча, с непонятным для всех выражением лица посмотрел на папку, поднял глаза на советника и сдавленным, непривычно осипшим голосом сказал:
– Ты вот что… – он остановился, прокашлялся и, как бы что-то решая, задумчиво, даже нерешительно сказал: – Зачитай-ка это сам!
Теплым, доверительным тембром голоса, каким он привык работать еще в МИД с послами государств, советник приступил к чтению, однако даже этот ослабленный перевод сразу привел Генерального секретаря ЦК КПСС в короткое предобморочное состояние. Сердце кувыркнулось и на мгновение перестало биться, потом откуда-то издалека потихоньку затрепетало. Полуобморок был мгновенным, помощник и советник не заметили ничего необычного. Он как бы откинул голову на спинку кресла и на минуту закрыл глаза. Так было видно со стороны. С виду! Это тогда, почти десять лет назад, в конце августа 1968 года, была длительная потеря сознания, когда принималось решение о вводе войск Варшавского Договора в Чехословакию. Академик Чазов нашел его повалившимся на письменный стол без сознания, и с этого момента на все последующие годы началась его тяжелая борьба за строгое соблюдение врачебного режима первого лица великой державы, а с этого дня пошло разрушение крепкого организма генсека. Если не считать те, самые первые, два раза на целине, где он, как Первый секретарь ЦК Компартии Казахстана, приходил в сознание на носилках.
Психологический шок, как следствие внезапного страха, острой обиды и глубокого разочарования, который накрыл Генерального секретаря ЦК КПСС, начался уже потом, когда он, выждав длинную паузу после первого прочтения, сказал:
– Давай, еще раз! – потребовал он, опять каким-то не своим, одеревеневшим голосом.
Теперь уже, скрупулезно вслушиваясь и вникая в полный смысл, до глубины понятия каждого слова, междометия или союза, в предложения американской стороны, до него отчетливо дошло, что все вот это, изложенное на двух листочках бумаги, есть не что иное, как полный, катастрофический откат на десяток лет назад.
Советник повторно озвучил послание, остановился и негромко кашлянул. В кабинете повисла тяжелая пауза.
Для помощника генсека было неожиданностью, когда Брежнев приказал читать документ вслух. Обычно он сам работал с документами. Помощник и советник не знали и никоим образом даже не могли догадаться, что Брежнев внезапно, почувствовав тревогу, граничившую со страхом, не решился остаться один на один с этим письмом.
Леонид Ильич долго сидел неподвижно, уставившись в одну точку, потом требовательно протянул руку, взял текст перевода из красной папки «Особого контроля», которую, поспешно шагнув к столу, раскрыл перед ним советник, и начал читать сам, останавливаясь на некоторых местах послания, делая пометки карандашом, быстрые и нервные.
Через некоторое время поднял голову и кивнул на дверь, выпроводив всех из кабинета. Теперь ему надо было остаться одному.
Опытный, тонко чувствующий политик, Леонид Ильич Брежнев еще в сентябре 1976 года насторожился, когда за два месяца до выборов Картер прислал своего доверенного человека – А. Гарримана. Тот приехал в Москву закрытым порядком и обещал, что в случае избрания Картера президентом будут предприняты необходимые политические усилия для подписания Договора ОСВ-2. Брежнев сразу распознал этот дипломатический, умиротворяющий маневр, в то же время надеясь, что команда профессиональных политиков из окружения случайного в международных делах человека, который стал президентом Северной Америки, удержит его от опасных шагов и непоправимых действий.
Надежды не оправдались, команда президента не смогла в полной мере обуздать этого фермера с юга Америки от немедленных, отвязанных, популистских заявлений, которые покатились тиражироваться по всему миру. Картер отчаянно хотел завоевать благосклонность не только своей страны, но и всего человечества, делая беспочвенные, дилетантские заявления о всеобщем разоружении и о мире во всем мире!
События пошли так, как и предвидел Брежнев. 1 декабря 1976 года в своем первом послании Д. Картер, уже как избранный президент, подтвердил разворот от достигнутых соглашений с предыдущим президентом Фордом во Владивостоке. Он писал, что «не может, разумеется, быть связанным предшествовавшими переговорами по ограничению стратегических вооружений».
«Это его первое, пробное, предложение изменить ход многолетних, с неимоверными трудностями проходящих переговоров по ОСВ-2, – уверенно понял смысл этих строчек Брежнев, – и он хочет отвязаться от них для гонки вооружений на новых направлениях. Америку захлестывают параноидные вопли об отставании США, о беззащитности страны перед красной угрозой. Он хочет втихаря развернуться в плане довооружения, даже перевооружения армии и только в далеком будущем перейти к существенным сокращениям стратегических наступательных вооружений. Второе в его стремлениях – стать новым великим миротворцем! Чтобы весь мир рукоплескал ему, спасителю от термоядерной войны!»
– Трубит на весь мир о грандиозном сокращении ядерных арсеналов! Полный профан в мировой политике. Сам себя загнал в угол! – сказал он еще тогда Андрею Андреевичу Громыко, министру иностранных дел, когда тот зло, поджимая губы, в очередной раз зачитывал новые высказывания Картера, даже не комментируя его непрофессиональные действия на дипломатическом уровне. Брежнев смог предугадать политическую сущность Картера.
Принцип иметь дело с тем президентом США, который волею судьбы оказывается в Белом доме, заставлял Кремль полностью пересматривать все те наработки, которые уже имелись от предыдущего. Интерес к кандидату демократической партии Джимми Картеру был особый. Совершенно неизвестная политическая фигура, и не только для Международного отдела ЦК КПСС, но и для Америки, где его почти не знали.
Предвыборная программа и заявления давали надежду на положительные перспективы, однако его истинные взгляды были неизвестны. И хотя он критиковал отказ президента Форда от употребления термина «разрядка» и замораживание переговоров ОСВ-2, тем не менее его публичные заявления о нераспространении ядерной угрозы, полном запрещении испытаний, а главное – призывы в пользу сокращений ядерного оружия, вплоть до его полной ликвидации, заставляли генсека с недоверием относиться к нему.
Брежнев в последний раз прочитал текст письма и свои пометки с левой стороны, на полях.
«Это сегодняшнее письмо ставит окончательную точку для понимания позиции американской стороны! – Леонид Ильич, уже в который раз, заостряясь на некоторых пассажах в тексте подачи позиций американской стороны, анализировал новые предложения. – Он хоть и долго готовил меня к такому удару, но получилось все же как-то исподтишка! Неожиданно, больно и хлестко! Он, конечно, зарвался, получив в руки супердержаву. Баптист чертов! Он баптист, а я коммунист! Это он, «выкрест», перескочил в другую веру, как мне писали аналитики Андропова, из прихожанина «Дозорной Башни», Церкви Свидетелей Иеговы стал заурядным баптистом».
Новый президент постоянно цитировал Писание, привязывал везде и ко всему права человека. Это было не по правилам, которые всегда соблюдались сторонами в течение многих лет. «Этот ответ на «Открытое письмо» академика Сахарова, – раздражаясь, подумал генсек, – поддерживает и уважает взгляды и принципы академика! Сунули этот ответ ему за углом, в консульстве США в Москве!»
Брежнев был хорошо и документально информирован по «Записке Председателя КГБ при СМ СССР Ю. Андропова в ЦК КПСС о переписке Президента США Дж. Картера и А. Сахарова», где была приложена копия перехваченного письма Картера.
«Картер пытается здесь давить на наши социалистические идеалы, используя ученых. Обращается к нему, как к своему. – Брежневу была неприятна эта «возня» Сахарова, создателя и отца термоядерной бомбы! – А тут еще взрывы в Москве, в метро, с людскими потерями[17]! И совсем уж внаглую рвануло около КГБ, у их приемной!» – Он недовольно мотнул головой и приказал себе отбросить все эти ненужные эмоции, которые мешали главному. Надо практически решать, что делать с новыми предложениями могущественного противника.
Сразу же после прочтения письма у него засветилась отстраненная, как бы боковая мысль, которую он никак не мог как-то сразу постигнуть. Ему надо было еще кое-что вспомнить, что-то очень важное, которое позволило бы этой мысли или идеи развернуться во всей плоскости. Продолжая перебирать и искать в памяти фрагмент воспоминания по этой зацепке, он как будто издалека, приближаясь к главному, подумал: «Мы придавим американцев со стороны нашей науки. Только иначе! Не письмами и завываниями, а нашим военным изделием! Сделаем подсечку!» Генсек уже оправился от первого потрясения, и теперь голова работала, как всегда точно и выверенно, мысли выстраивались в жестком, но единственно правильном направлении. Он внезапно воочию увидел то, что было в его воспоминаниях, которое во взаимодействии с той самой затаенной мыслью пришло в движение и определилось в готовом решении. Теперь он знал, как надо действовать.
Прошло два часа, прежде чем генсек закончил работать над письмом, так и не вызвав, не задав ни единого вопроса советникам и помощникам, которые в нервном напряжении сидели через несколько дверей по коридору в совещательной комнате. Только потом, еще через час, разрешил войти Константину Устиновичу Черненко, который нюхом старого, опытного аппаратчика уловил тревожную ситуацию и, как давний друг генсека, понял, что тот уже решил, как управиться с этой политической катастрофой.
– Здравствуй, Леня! – с порога зачастил Черненко, подходя к столу и пристально всматриваясь. – Это письмо просто недоразумение! Ты же понимаешь, голова закружилась от победы на выборах! Захотел выставить себя президентом нового пути! Вот и накатал такое письмо!
– Костя, ну что ты, в самом деле, что ты несешь, какой – сгоряча? Сам знаешь, как долго и планомерно он подводил меня к тому, что никсоновским и фордовским договоренностям с нами – конец, не будет он отвечать за владивостокские дела! – грустно и разочарованно отозвался генсек. – Этот баптист похерил все, что я сделал за эти годы! Ты же знаешь!
Мало того что все проходило через Секретариат ЦК КПСС, тем более переписка с главным противником, которая была на первом плане, но еще больше было в личном плане общения двух людей, которые полностью доверяли друг другу.
– Леонид Ильич, ну, это пока еще только письмо! Это еще ничего не значит! – нервно и неуверенно, уже взвинченный состоянием генсека, начал проговаривать Черненко, присев на стул.
– Это уже его позиция! Позиция страны! Письменная. Документ! – мрачно и тяжело отрезал Леонид Ильич, потом, помолчав, тихо, словно констатируя самое сокровенное, неуверенно заявил: – Костя, это письмо президента мне видится похожим на оскорбление!
Он выжидающе глянул на Константина Устиновича, который тут же подобрался на месте и тихо ответил:
– Это и есть личное оскорбление! Хочет показать, где твое место, Леня. – Черненко, всю жизнь работающий с документами, умел, как никто другой, читать между строк.
– Вот даже как! – внутренне затрясся генсек, не позволявший себе никогда никаких эмоций в делах. – Нехорошо это! А дальше будет только хуже! Мы попадаем в ловушку! Заявить на весь мир, что мы не поддерживаем предложения американцев о всеобщем снижении ядерных арсеналов, вплоть до их полного уничтожения, – значит выставить себя страной с затаенной, не мирной позицией, а принять – влететь в нескончаемые переговоры, и наша экономика не выдержит. Мы загнемся! Гохнемся, туды его, налево!
Он глянул на старого друга, словно ожидая от того немедленного ответа в решении этого политического кризиса. Черненко молчал, нервно проводя рукой по густой, вьющейся шевелюре, он знал, что в Кремле начали готовиться к такому развитию событий сразу же, после первых явственных тенденций в развитии такой двоякой, двусмысленной ситуации.
Не сработала «тульская линия». За два дня до инаугурации Картера, 18 января 1977 года Леонид Ильич Брежнев сделал заявление года в Туле по случаю награждения города. Две позиции звучали непривычно. Никогда такого еще никто не слышал от СССР, однако они отражали суть военной политики ЦК КПСС:
– приписываемые Советскому Союзу стремления к превосходству с целью приобретения способности для нанесения первого ядерного удара не имеют под собой никаких оснований;
– целью Советского Союза является лишь создание оборонного потенциала, достаточного для того, чтобы удержать любого потенциального противника от агрессии против него.
Этот сигнал об «оборонной достаточности», посланный для США «тульской линией», не принес ожидаемых результатов, а только еще больше распалил команду президента США.
Нужно было создавать новые предпосылки диалога Брежнева с президентом Картером после его вступления в должность. Такая острая государственная необходимость возникла с получением письма вчера, 14 февраля, где жестко и конкретно заявлялось о необходимости пересмотреть ранее достигнутые соглашения и подготовить новый пакет условий для заключения Договора ОСВ-2.
Брежнев, поставленный в новую политическую ситуацию, теперь думал и принимал решения только в этом направлении: «Если появился этот новый термин «тульская линия Брежнева», как мне докладывали, значит, надо держаться его и не отступать ни на шаг. Знаю! По всем направлениям они впереди нас. А вот имеют ли они представление о наших новых возможностях нанесения термоядерного удара?! Знают ли они о новой крылатой ракете, которую мы запускаем в производство?» – Это было как раз то, что извлек из памяти генсек и привязал к уложению из двенадцати слов в тексте письма президента Джимми Картера.
Фрагмент письма стоял у него перед глазами, где отдельно, в «Дополнительных условиях», выделялся пункт: «Оставить за рамками Договора ОСВ-2 для последующих переговоров крылатые ракеты большой дальности».
«Они сознательно ввели этот подпункт, это положение, эту ситуевину. Они хотят вычленить из обсуждения крылатые ракеты большой дальности! Такое положение позволяет им доработать и поставить на вооружение свои СКР[18]. Только они другие, эти их «крылатки», не чета нашим! Это их ошибка, здесь мы имеем зазор, щель, куда воткнем ломик и нажмем. Подломим их так, что прибегут резво с авторучками в зубах. Вот так-то!» – окончательно решил он и почувствовал приятное удовлетворение, как всегда, когда ему удавался правильный политический или организационный ход.
Решение было найдено, однако теперь стояли трудности ввести в действие принятый ход.
Сейчас, когда уже совсем отчетливо высветилась мысль, с которой он сегодня утром проснулся и которая все накручивалась, и накручивалась у него в голове, он видел досконально весь вопрос в целом: «Картер предложил вынести и не рассматривать вопрос о крылатых ракетах большой дальности. Вынести за скобки, отложить обсуждение на три года после подписания Договора ОСВ-2. Значит, они понятия не имеют о нашем «Болиде». Это и было то самое решение, которое постепенно созревало у него в голове после получения письма: «О нашем супероружии у них недостаточно информации, нет полноты, поэтому-то вынесли эту категорию на потом, за рамки проекта Договора ОСВ-2. Значит, надо сделать так, чтобы узнали! Чтобы испугались ранее не виданного оружия!» – Брежнев подловил эту мысль, которая не случайно соскользнула в размышлениях. Это решение, как единственно возможный выход в новой политической ситуации с проблемой «фермера из южных штатов», ему определенно понравилось. – «В 60-х годах мы закрыли разработки по трем нашим крылатым ракетам. Американцы считают, что на сегодня у нас ничего нет такого, и начинают диктовать свои условия, резко отказавшись от владивостокских договоренностей, а я тогда пошел ради их достижения на такие внутренние конфликты с товарищами по партии!»
На заседании политбюро не приняли возможные уступки американцам, на которые можно было бы пойти в переговорах, министр обороны А.А. Гречко в порыве своего выступления назвал Брежнева предателем. Это уже потом, после состоявшихся переговоров, Гречко в кабинете генсека начал каяться и извиняться за слово «предатель», которым он его назвал, сославшись на то, что плохо разобрался во всех материалах. Брежнев, помолчав, сказал маршалу, что примет извинения только на заседании политбюро, при всех товарищах. Маршал принял и на первом же заседании покаянно встал и попросил прощения за необдуманное оскорбление первого лица государства при всех членах и кандидатах в члены политбюро, приглашенных первых секретарях республик, крайкомов и обкомов партии.
Это было потом, а пока, во время переговоров, в телефонном разговоре из Владивостока с Андреем Антоновичем Гречко, который продолжал категорически отказываться принимать тяжело достигнутые договоренности, Брежнев напомнил ему старый эпизод, когда Гречко в Западном секторе Берлина купил за большие деньги американскую ракету, с большими предосторожностями переправил в Московское КБ, но она оказалась подделкой, «куклой». Хрущев тогда спустил ему этот провал и те огромные валютные деньги, которые были привезены из Госбанка СССР в большом бауле четырьмя агрессивными охранниками.
Брежнев напомнил своему министру обороны об этом эпизоде из его жизни: «Не договоримся сейчас с Фордом, придется снова тырить ракеты, как ты тогда, в Западном Берлине!» В телефонной трубке образовался провал, за тишиной он почувствовал униженное напряжение маршала. Подгорному просто, по-мужицки, что тот лучше всего понимал в силу своего культурного уровня и образования, резко сказанул «по матери» и оборвал разговор, повесив трубку.
«Как же так, взять и просто отбросить результаты совместного пятилетнего труда! Подготовленный к подписанию Договор ОСВ-2! Начать новые переговоры, которые потребуют иных решений и длительной проработки, а я ведь могу и не выдержать и не дожить! Этот американец пришел не на день, а на четыре года, да еще может остаться на четыре! Восемь лет!»
Снова и снова обдумывая американские предложения, Брежнев окончательно пришел к выводу, что у Картера нет серьезных намерений идти на соглашения. «Плоский ход! В его действиях просматривается желание получить в глазах мирового сообщества только пропагандистский выигрыш. Он заявил на весь мир о своих «всеобъемлющих предложениях», о глубоком сокращении вооружений. А для чего? Чтобы существенно подправить сделанные под нашим влиянием ограничения при Никсоне и Форде, причем подправить к односторонней выгоде США и на несколько лет отодвинуть подписание Договора ОСВ-2. Они будут наращивать свои арсеналы, а что сможем мы? Оборонный сектор отнимает все ресурсы экономики, вся система перегрелась, пропадают, как в черной дыре, последние крохи благосостояния наших людей! Нет, пора заслушать секретаря по оборонке Рябова, чем он может прибить, нет, пробить, пронять американцев!»
Оставалось решить вопрос с исполнителем. Сразу же возникло имя Семен Цвигун[19]! Брежнев потянулся уже было к телефону, но рука так и повисла в воздухе.
Он понимал, что если даст по этому делу распоряжение Цвигуну, которому доверял полностью, которого и поставил на работу присматривать за Председателем КГБ СССР и иметь своего человека в структуре, тот ничего сделать не сможет в силу ограниченности своих должностных и личных полномочий, только произойдет «засветка» всего дела на корню!
«Нет! Нельзя! – решительно обрезав такое простое решение, подумал генсек, и перед глазами появился образ грузного человека в дымчатых очках, за которыми прятались маленькие, красноватые глаза, которые редко кому удавалось увидеть открытыми, без шторок – очков. – Только этот сможет все организовать!»
Леонид Ильич, хорошо изучив Председателя КГБ СССР и воспитав его, как и прочих, в том русле мышления, которое позволяло нарушать устоявшийся протокол линии поведения, знал: Андропов не подведет и сделает как надо! «Вот его и надо впрячь в это дело! Только его!»
Февраль 1977 года. Москва. Кремль. Представительская «Чайка» ГАЗ-14[20], два месяца назад торжественно подаренная ко дню рождения генсека, первая в серии, подъехала и припарковалась около подъезда здания № 1 в Кремле, как обычно, в одиннадцать утра. Генеральный секретарь ЦК КПСС Леонид Ильич Брежнев вышел, ласково оглядел красавицу-машину густого вишневого цвета и поднялся в свой кабинет уже с окончательно принятым для себя решением.
Осторожно открылась дверь и вошел Константин Черненко.
– Доброе утро, Леонид Ильич! – радостно поприветствовал он и остановился в дверях, ожидая, какие будут дальнейшие действия со стороны генсека.
– Проходи, Костя, здравствуй! – отозвался Брежнев, не вставая с кресла. – Мой ответ американцам подготовили?
– Да, Леонид Ильич, подготовили! Ты посмотришь? – Константин Устинович торопливо прошел к столу и сел, достав два сколотых листа бумаги.
Брежнев читал текст, изредка передвигая на столе пепельницу, вынимая и ставя обратно карандаши из письменного прибора, сделанного из малахита уральскими мастерами.
– Надо подготовить другой, более твердый, в таких же тонах, может, даже резче! – Он бросил карандаш на стол, откинулся на спинку кресла и замолчал, прикидывая, сказать о том решении, которое со вчерашнего дня уже оформилось в голове, или пока подождать. Решил, что нельзя, даже такому доверенному человеку, поэтому продолжил по теме и в обычной манере. – Мне понятно, что Картер не будет продолжать владивостокские договоренности. Он слабый политик. Готовь жесткий ответ.
– Понимаю, сейчас проработаем, и я принесу новый текст. – Черненко привстал, собираясь уходить, но генсек остановил его и спросил:
– Ты помнишь то заседание политбюро, когда мы Митю утвердили Министром обороны СССР?
– Конечно, помню. Там было и твое награждение. Мы там обсуждали… – Черненко удивился тому, что генсек так неожиданно вспомнил это заседание, которое проходило чуть меньше года назад.
– Вот тогда, Костя, после заседания, Устинов и дал мне обещание.
«Сов. Секретно» Рабочая запись
Экз. единственный
ЗАСЕДАНИЕ ПОЛИТБЮРО ЦК КПСС
27 апреля 1976 года
Председательствовал тов. БРЕЖНЕВ Л. И.
Присутствовали: тт. Андропов Ю. В., Гришин В. В., Кулаков Ф. Д., Мазуров К. Т., Подгорный Н. В., Суслов М. А., Устинов Д. Ф., Демичев П. Н., Пономарев Б. Н., Соломенцев М. С., Капитонов И. В., Долгих В. И., Катушек К. Ф., Зимянин М. В., Черненко К. У.
1. О министре обороны СССР
БРЕЖНЕВ. Товарищи, конечно, все мы глубоко переживаем кончину А. А. Гречко, но смерть неумолима. Из наших рядов ушел наш дорогой товарищ, член Политбюро, видный военный деятель, маршал Советского Союза, министр обороны. Перед нами встает вопрос, как нам быть с министром обороны. Очевидно, нужно подумать о назначении нового министра.
СУСЛОВ. Вообще нужно этот вопрос решать, только когда – сегодня или несколько позднее.
ПОДГОРНЫЙ. Надо решать, потому что возглавить министерство человек должен немедленно.
БРЕЖНЕВ. Я бы, товарищи, предложил, не знаю, как вы посмотрите на это дело, назначить министром обороны СССР т. Устинова Д. Ф. Он хорошо знаком с оборонными отраслями промышленности, знает хорошо военное дело. Дмитрий Федорович является членом Политбюро, знаком с работой Министерства обороны, с военными кадрами. Это все очень облегчит ему войти в курс дел и хорошо выполнять возложенные на него обязанности.
СУСЛОВ, АНДРОПОВ, КУЛАКОВ говорят, что т. Устинов Д. Ф. действительно знает дело хорошо и на должность министра обороны кандидатура вполне приемлема.
БРЕЖНЕВ. Когда меня назначали Председателем Совета обороны, пришлось осваивать многое. Видимо, Дмитрию Федоровичу придется также ряд вопросов осваивать.
Очень хорошо, что на Министерство обороны приходит человек с гражданки. С точки зрения разрядки напряженности это тоже будет воспринято правильно.
АНДРОПОВ. Этот факт, безусловно, заметят западные страны. К тому же Дмитрий Федорович является человеком, которого знают в нашей партии хорошо, его знают также хорошо и все военные.
СУСЛОВ. Надо принять решение Политбюро сегодня.
ГРИШИН. Тов. Устинов знает хорошо военную технику, а что касается остальных деталей работы, он их освоит.
КУЛАКОВ. Кандидатура вполне подходящая, хорошая.
БРЕЖНЕВ. Тов. Устинов знает и конструкторские бюро, ведущих конструкторов, знает оборонные заводы.
Какие, товарищи, будут предложения?
ВСЕ единодушно. Предложение правильное, поддерживаем.
БРЕЖНЕВ. Тогда, может быть, надо поступить далее так: собрать коллегию и сообщить на коллегии о нашем решении.
ВСЕ. Правильно. Лучше всего сделать это, Леонид Ильич, Вам.
БРЕЖНЕВ. Хорошо. Уже после похорон Андрея Антоновича мы вместе с т. Устиновым проведем коллегию, объявим о нашем решении.
УСТИНОВ. Я благодарю от всей души Политбюро, кандидатов в члены Политбюро, Секретарей ЦК за то большое доверие, которое мне сегодня оказано назначением на пост министра обороны. Я заверяю Политбюро в том, что приложу все силы и знания, чтобы оправдать это высокое доверие. Я также благодарю всех товарищей за ту хорошую атмосферу, за сотрудничество, которое было у нас и есть в работе Политбюро и Секретариата ЦК.
БРЕЖНЕВ. Я считаю, что мы правильно поступили, утвердив министром обороны т. Устинова Д. Ф., человека опытного, прошедшего школу партийной работы, хорошо знающего вопросы обороны страны. Конечно, 40-летнего товарища ставить на такой участок было бы нецелесообразно.
ВСЕ. Правильно.
2. О присвоении т. Брежневу Л. И. звания Маршала Советского Союза
УСТИНОВ. Товарищи, разрешите мне обратиться к Политбюро ЦК со следующим предложением. Все мы знаем, какую гигантскую работу по укреплению обороны страны выполняет Л. И. Брежнев. Он является Председателем Совета обороны. Роль Председателя Совета обороны у нас очень высокая, и Л. И. Брежнев замечательно выполняет эту высокую обязанность.
По моему мнению, в связи с такой возросшей ролью Совета обороны и Председателя Совета обороны, возглавляющего этот высший военный орган в нашей стране, Председатель Совета обороны имеет все основания получить высшее воинское звание Маршала Советского Союза. Поэтому я вношу предложение присвоить Л. И. Брежневу воинское звание Маршала Советского Союза.
СУСЛОВ, АНДРОПОВ, КУЛАКОВ говорят, что это совершенно правильное предложение и они его поддерживают.
ГРИШИН, ПОНОМАРЕВ, СОЛОМЕНЦЕВ говорят, что Председатель Совета обороны должен иметь воинское звание Маршала Советского Союза.
ГРИШИН. Леонид Ильич прошел большую школу войны, непосредственно участвовал в боевых действиях, в мирное время руководит строительством обороны страны, являясь Председателем Совета обороны.
СУСЛОВ. Леонид Ильич и как Генеральный Секретарь проявляет исключительную заботу об укреплении обороны страны. Он много труда и энергии вкладывает в это дело.
ПОДГОРНЫЙ. Предложение правильное о присвоении воинского звания Маршала Советского Союза Л. И. Брежневу.
АНДРОПОВ, СУСЛОВ, ГРИШИН просят Леонида Ильича дать согласие на присвоение воинского звания Маршала Советского Союза.
БРЕЖНЕВ. Я благодарю от души товарищей за доверие, которое мне оказано присвоением воинского звания Маршала Советского Союза. Я сделаю все, чтобы оправдать это высокое звание и то доверие, которое мне оказывает Политбюро как Генеральному Секретарю и как Председателю Совета обороны. Я только хочу спросить у товарищей, как это будет с международной точки зрения, не вызовет никаких кривотолков?
ВСЕ говорят, что это совершенно нормальное дело, так как Вы являетесь Председателем Совета обороны, имеете воинское звание генерала армии.
БРЕЖНЕВ. Публиковать об этом в печати не будем, так же как не публиковалось решение о присвоении мне звания генерала армии.
РЕШЕНИЕ о присвоении воинского звания Маршал Советского Союза т. Л. И. Брежневу принимается единодушно.
3. О присвоении воинского звания т. Устинову Д. Ф.
БРЕЖНЕВ. Очевидно, нужно решить вопрос нам о присвоении воинского звания т. Устинову в связи с утверждением его министром обороны СССР.
ПОДГОРНЫЙ. Какое воинское звание сейчас имеет т. Устинов?
УСТИНОВ. Я имею воинское звание генерал-полковника.
ПОДГОРНЫЙ, СУСЛОВ говорят, что, может быть, сейчас присвоить т. Устинову воинское звание генерала армии.
БРЕЖНЕВ. Но через некоторое время нужно будет вернуться к вопросу о присвоении т. Устинову Д. Ф. звания Маршал Советского Союза.
Члены Политбюро, кандидаты в члены Политбюро говорят о том, что к этому вопросу можно было бы вернуться через некоторое время.
БРЕЖНЕВ. Когда объявить о присвоении т. Устинову звания генерала армии, очевидно, на заседании коллегии.
ВСЕ. Правильно, на заседании коллегии представить его как министра обороны и сообщить о присвоении воинского звания генерала армии.
Решение принимается».
Брежнев после заседания отвел в сторону Устинова и, стараясь поймать его взгляд за очками, сказал:
– Митя, да сними же ты очки! Я хочу вот что сказать, – они так и стояли в стороне от всех, – ты понимаешь, Форд уже заявил, что отказывается употреблять слово «разрядка», а будет теперь говорить «мир на основе силы». Кумекаешь, к чему это ведет? Что же это такое! Чем больше силы, тем больше мира? – Он вглядывался в глаза Устинову, стараясь понять, как тот понимает его. – Разрядку похерили, переговоры заткнулись, договоренности не работают. Надо что-то делать! Нам нечем урезонить их, нечем припереть к стенке.
Устинов сорвал очки и, промахиваясь мимо нагрудного кармана, пытался засунуть их, лицо побагровело, и он начал что-то невнятно произносить, но генсек продолжил уже совсем другим тоном, отчего тот стал вдруг бледнеть.
– Сделай такое, чтобы они обхезались там у себя, на месте, покажи им, что-то такое! – Брежнев взмахнул левой рукой, правой продолжая удерживать маршала за локоть. – Неужели ничего нет у тебя?
– Леонид Ильич! – нервно пробормотал новоиспеченный маршал. – Ты ведь знаешь, многое делается!
Он развернулся лицом к Леониду Ильичу и заговорил, горячо и быстро:
– Вот, Совет конструкторов вышел с предложением снова развернуть работы по сверхдальним крылатым ракетам. Ты помнишь, у нас раньше было несколько проектов, «Буран», «Буря», но их свернули, когда МБР[21] пошли… – Видя, что Брежнев поскучнел, заговорил напористо и веско: – Конструкторы уже обсудили с руководством ВМФ и ВВС и начали предварительные работы по определению технического облика ракетного комплекса с крылатой ракетой «Болид». Есть большая заинтересованность…
– С кем обсудили? – перебив маршала, заострил вопрос Брежнев, который предпочитал обсуждать организационные и политические вопросы, избегая глубоких технических проработок.
– С Горшковым, Кетовым, Кутаховым, Мишуком! Все готовы принять на вооружение такое супероружие. Сейчас настало время как раз для таких изделий.
– «Болид»… – задумчиво произнес Брежнев. – Название хорошее, звучное, а что может сделать этот «Болид» с их ПРО[22]?
– Это как торпеда со сверхзвуковой скоростью на высоте двадцати пяти километров, которую почти нельзя запеленговать, отвести, уничтожить в полете. Малозаметная ракета. Она протыкает ПРО, как иголка мешковину, и точно идет на цель с боевой частью! Там будет или термоядерный АА-19 с зарядом «910», мощность почти 300 килотонн, или ядерный АА-81, это уже до 500! – понижая голос, со значением проговорил маршал.
– Так в чем же дело, где он, этот «Болид»? – Брежнев выразительно приподнял брови, что означало его крайнюю заинтересованность темой.
– Руководство ВМФ[23] усложнило проектирование из-за габаритов ракеты морского базирования в предстартовом положении. У меня набросан план, а в ноябре-декабре выйдет постановление Совета Министров. Мы поставим этот комплекс на вооружение! – уверенно заявил маршал. – Контроль на Секретаре ЦК КПСС по оборонным вопросам Рябове и начальнике Оборонного отдела ЦК КПСС Сербине, но и я буду курировать этот проект.
– Только сам контролируй! Решение Совмина по крылатым ракетам сильно не закрывай. Надо выдавить наружу часть информации, чтобы об этом оружии знали! – Он несколько раз для убедительности крутанул кистью руки влево-вправо и со значением посмотрел на Устинова, строго и требовательно: – Ты понял? Рябов не владеет материалом, он только приступил. – Брежнев улыбнулся, потер ладонь о ладонь, усмехнулся. – Иван Дмитриевич Сербин, да, «Иван Грозный», тебе поможет! Он все матом кроет всех?
– Ну, как всегда, зато дело движется. Сейчас особенно. Прогорели три миллиарда рублей на проекте РЛС «Программа-2»[24], теперь он сильно осторожничает и принимает только взвешенные решения.
– А твой сынок, Николай? Так его величать? Забрал лучших физиков-лазерщиков у академика Басова, братьев Проценко, привязал их к своему проекту, а толку нет. Вырастили ему рубины размером с два кулака по цене, как город построить в тундре, а где достижения? Где эти «лучи смерти»? Что, теперь ждет рубин под 30 кэгэ для самоходной гаубицы «Мста-С». Знаю, читал отчет.
Не дождавшись ответа от громко засопевшего носом новоиспеченного маршала, генсек примирительно улыбнулся.
– Про эти твои летающие торпеды я уже слышал. Недавно ко мне приезжал один из авторов. Он, правда, как-то затоптал в этой теме сроки. – Леонид Ильич выслушал тогда доклад ученого, принял к сведению и не забыл особенно скользкий момент в докладе о времени завершения разработки этого «изделия»[25].
Я вот что скажу тебе, Митя, для меня важны только две задачи хлеб для народа и безопасность страны! Товарищи выдвинули тебя на большое дело! Оборона страны, – вытер платком рот и продолжал: – Ты все хочешь делать сам, но все охватить нельзя! – Посмотрел прямо в глаза и совсем другим, суховатым тоном, закончил: – Этот проект за тобой, и только ты за него отвечаешь передо мной! Ни Рябов, он человек новый, ни Смирнов из комиссии, а ты и Сербин! Я это себе помечу, позже вернемся к этому вопросу.
Через семь месяцев, в декабре 1976 года, вышло Постановление Совета Министров СССР о разработке универсальной стратегической сверхзвуковой крылатой ракеты с дальностью полета более 5000 км.
Леонид Ильич посмотрел на смирно сидевшего Черненко, открыл блокнот с записями для памяти, перечитал: «4 января 1977 г. Говорил с Я. П. Рябовым о Ту-144. Говорил по ВЧ с Абросимовым П. Л. (о деньгах). Принимал тов. Агаркова Николай Васильев. – на начальника Генштаба. Подписал список литературы № 1 – книжная экспедиция».
«Рябов! Уралец, дери его! Ни слова о нашем новом супероружии, ни полслова о «Болиде», как будто его и вовсе нет! И это так называемый новый Секретарь ЦК КПСС по обороне! – раздраженно подумал генсек. – Молчит, как будто воды в рот набрал. Вещает только про наш «Конкорд»! Ну да, первый раз в большой политике и не знает, что решает в ней не то, что уже есть где-то в мире, и мы опрометью догоняем, а то, чего нет у них, и еще долго не будет как по геополитическим, так и по экономическим неувязкам – это и есть главная составляющая. А он мне все Ту-144, Ту-144! – Мысли опять вернулись к больной теме: – Что американцы закручивают?! Выложили другой расклад, выводят за рамки договора соглашения по крылатым ракетам. Не боятся или просто не знают?»
Записал в тетрадь для черновиков: «Тов. Устинов Д. Ф. должен лично разобраться с ракетой «Болид» и доложить в ЦК. Я помню, он обещал, что там «зашевелятся!», но даже дело не в этом. Главное, что это будет означать для Договора, что из этого получится, никто не знает. Пока не знают!»
Из года в год, просиживая часами, углубленно изучая аналитические доклады, отчеты, разведдонесения, оперативное состояние в экономике народного хозяйства, Леонид Ильич вмещал в своей голове колоссальное количество политических и экономических факторов высшей категории. Опираясь на такой базис, он принимал решения, значительно отличавшиеся от выводов большой группы узких советников и специалистов. Никто, кроме него, не имел такой полноты знаний о процессах мирового развития и положения СССР как супердержавы на этой арене.
Когда Брежнев понял, что в письме президента США есть «щель», которую те или недосмотрели, или оставили для себя, пока непонятно для какой цели, решение высветилось как-то быстро и уверенно: «Если появится полная информация по нашей крылатой ракете на Западе, то переговоры по ОСВ-2 не только сдвинутся с намертво застывшей точки, а будут подписаны в ускоренном темпе».
Надежда была на это изделие. В мире подобного пока еще ни у кого не было. Это он хорошо помнил из сводного обзора академика Келдыша, президента Академии наук СССР и аналитического отчета КГБ СССР.
Неприятная мысль заставила его поморщиться, и он записал в блокноте: «О КГБ – просит помочь: ушли разведчики за границу. Многое знают, стоит вопрос: может быть, отозвать разведку из-за границы. Разобраться и посоветоваться, что делать. Ушли в Вену, в Бейруте, есть в Канаде». Брежнев не понимал этого, искал причины ухода на Запад высокопоставленных офицеров разведки. Был бы один факт, тогда можно было понять как слабость этого одного конкретного человека, но когда их несколько, вот тут он, словно перед пропастью, со своими ответами, останавливался, не решаясь сделать последний шаг. Ответы расплывчато кружились рядом, а соединить в один, решающий, не удавалось. Получалось такое, в чем он не мог до конца признаться даже себе.
«Так что с «Болидом»? – снова остро вернулась мысль. – Задача решается просто, они не знают, следовательно, надо сделать так, чтобы они узнали, а если все же знают, но не верят, значит, доказать обратное всеми возможными способами этот факт».
Он вспомнил, как накануне своего дня рождения, 19 декабря, все наперебой трещали: «День рождения нашего всеми любимого и глубокоуважаемого Леонида Ильича Брежнева!»
«Зачем нам омрачать такие хорошие праздники мелкими неприятностями?» – сказал тогда Устинов, хотя за три дня до этого уже имел на руках из донесения ГРУ[26] мнение аристократа Жискар д'Эстена, президента Франции. Тот в конфиденциальном заявлении на заседании бюро сказал и попросил закрепить в декларации оборонной стратегии, что «независимость Франции – это вовсе не нейтралитет. Соединенные Штаты были нашими союзниками, и в случае возникновения конфликта мы, конечно, выступим на их стороне, как об этом дал понять де Голль во время кубинского «ракетного кризиса».
Игнорировать теперь, после закрепленного оборонного факта, стратегические ракеты Франции нельзя, но более значительной была совершенно секретная информация, добытая начальником научно-технической разведки резидентуры ПГУ[27] во Франции полковником Д.Г. Каштан, о начале создания концерном Zenith Aviation сверхзвуковой стратегической крылатой ракеты с четырьмя управляемыми программами полета. Брежнев внимательно прочитал тогда это небольшое, необязательное к просмотру приложение к обзору разведдонесений и запомнил фамилию полковника, который сообщал, что весной будет подписано формальное соглашение о совместной разработке новой СКР Францией, Великобританией, Нидерландами, Норвегией, Соединенными Штатами и ФРГ[28].
Ограниченная и густозаселенная территория Франции исключала возможность скрытного строительства и размещения защищенных шахт баллистических ракет наземного базирования. Поэтому правительство республики решило развивать морскую составляющую стратегических сил ядерного сдерживания и создание крылатых ракет большой дальности полета. Вот в этом пункте позиции двух стран, Франции и СССР, пересекались.
Выход Франции из НАТО в феврале 1966 года произошел, когда за год до этого генералу де Голлю, президенту Франции, во время его визита в СССР, на ракетном полигоне показали главные мишени удара МБР «Сатана»[29]. Генерал сильно испугался! Первым номером стоял Главный штаб НАТО, размещавшийся в те годы в Париже, и, как следствие, де Голль, обеспокоенный таким разворотом событий, принял решение о выходе из Североатлантического союза и удалении штаба из Парижа. После такого крупномасштабного политического действия Франция лишилась помощи от Северной Америки в получении современных технологий и оборудования. «Мне жизнь французов дороже всего североамериканского потенциала! – сказал он тогда и, гордо подняв голову, отрезал: – Французы всегда были впереди. Делайте, господа, без наших бывших союзников. Франция – вперед!»
Проектирование и строительство французских высотных крылатых сверхзвуковых ракет и в особенности создание интеллекта для полета и наведения у них, как и в СССР, шло с большими трудностями. Разведка Франции «SDECE»[30], как самая эффективная в мире, которую возглавлял граф Александр де Маранш, массированно охотилась за военными технологиями американского военно-промышленного комплекса, где в то время шла разработка крылатой ракеты «Томагавк»[31], однако она была дозвуковая, что не устраивало Францию. В «Советской Империи», так называли СССР в SDECE, о разработках сверхдальних сверхзвуковых ракет знали немного, в силу того что СССР не был в зоне особого внимания службы разведки Франции.
Северная Америка еще меньше внимания уделяли этому виду вооружения, не испытывая надобности в нем по многим объективным причинам. Руководство военно-морских сил США, предложив военно-промышленному комплексу в 1971 году работу по изучению возможности создания СКР с подводным запуском, получило два проекта крылатых ракет.
Отклонив первый вариант, с тяжелой крылатой ракетой подводного старта и дальностью полета до 5500 км, которые планировалось размещать на борту пяти атомных подводных лодок типа «Джордж Вашингтон» и пяти типа «Этен Аллен», в пусковых установках «UGM-27» для баллистических ракет «Поларис», снимаемых с вооружения, ВМС США остановились на втором, «легком» проекте.
В ноябре 1972 года промышленности были выданы контракты на разработку SLCM «Submarine-Launched Cruise Missile» – крылатой ракеты со стартом на подводных лодках из торпедных аппаратов. Позже от офицеров флота, курировавших проект, она получила свое словесное название «Томагавк».
Такая ситуация в области оборонно-наступательного баланса вооруженных до зубов главных мировых стран создавала уникальную возможность вернуть военный баланс и привести в равновесие силы, поставив на вооружение в СССР комплекс «Болид». Для начала необходимо было заслать на Запад мощный информационный заряд о создании и запуске в производство этого супероружия.
Леонид Ильич поднял глаза на тихо сидевшего Черненко, снова вздохнул и сделал движение кистью руки, мол, давай дальше. Константин Устинович слегка дернул головой с седой кудрявой шевелюрой, кашлянул.
– Мы подготовили ответ вместе с Международным отделом, и все твои пожелания выполнены, может быть, даже немного превышают планку, что мы сейчас и исправим. – Черненко протянул ему текст и дождался, пока генсек прочитает его, а когда Брежнев закончил и откинулся в кресло, то сам, вытянувшись на стуле, в кресло садиться он не любил, встревоженно спросил: – Что-то не так?
– Пока все так. – Брежневу понравился дерзкий текст ответного письма. – Надо добавить мысль, что мы надеемся, что его разворот от прежних заявлений вызваны обращениями и переговорами с союзниками, как-то так… – покрутил рукой примиренчески, – давай оставим ему возможность, чтобы он мог хоть этим объяснить свои новые предложения. Ты же смотрел?
Брежнев вспомнил, как ему зачитали отрывок из инаугурационной речи Джимми Картера, который вселял определенные надежды: «Мы твердо намерены проявлять настойчивость и мудрость в своем стремлении к ограничению арсеналов оружия на Земле теми пределами, которые необходимы для обеспечения собственной безопасности каждой страны. Соединенные Штаты в одиночку не могут избавить мир от ужасного призрака ядерного уничтожения, но мы можем и будем сотрудничать в этом с другими».
– Да, он предложил, во-первых, накатить уже в этом, а не в следующем договоре «существенные сокращения» стратегических вооружений. – Черненко весь подобрался: он, как опытный «толкатель» бумаг, хорошо понимал скрытую суть, повторяя строчки официального письма. – Это же сколько времени мы будем считать и обговаривать, торговаться, пока не найдем компромисс. Пройдут годы! – Он обреченно взмахнул рукой. – Во-вторых, оставить за рамками Договора ОСВ-2 вопрос о наших бомбардировщиках Ту-26, как они его называют, «Бэкфайр» и крылатые ракеты большой дальности, для последующих переговоров, то есть, по сути дела, вопреки владивостокским договоренностям, Америка хочет развязать себе руки для гонки стратегических вооружений на новом направлении.
– Первое, запомни, Костя, «Бэкфайр» – это их условно придуманный тормоз, заковыка, а вот вторая позиция меня занимает больше всего. На этом мы сильно отыграем свои позиции!
– Не знаю, Леня, что в этом такого? Просто вынести за рамки и договориться в будущем, тем более по такому незначительному виду вооружения.
– Не понимаешь ты, Костя, потому что это как раз то самое, что сможет подтолкнуть и ускорить подписание договора. Крылатые ракеты – наше супероружие. Ладно, не ломай голову, они не твоего ума дело! Этот второй пункт их позиции сейчас меня более всего интересует. Ты же помнишь заседание политбюро, когда мы утверждали Устинова министром? Вот тогда, после этого заседания, я с Митей и говорил про эти самые крылатые ракеты, и он мне клятвенно обещал, несмотря на свое новое назначение, лично контролировать их. От Рябова тогда толку было мало. Год прошел, а я ничего не слышу про этот снаряд. Все молчат. Может, и дела никакого нет? – закончил он, адресуя все накопившееся раздражение своему давнему доверенному соратнику.
– Дадим поручение Устинову от Секретариата ЦК сделать сообщение по этому вопросу. Заслушаем и примем меры. Я теперь вспоминаю. В прошлом году, в декабре, было постановление Совмина по этим крылатым ракетам. – Черненко скромно посмотрел на генсека.
Брежнев не ответил, напряженно думая о чем-то, потом встал и прошелся по кабинету, остановившись перед окном, заледеневшим от мороза на улице.
– Вот что мы сделаем. Текст письма меня устраивает, только пусть оно пока полежит, отправим немного позже. – Вернулся за письменный стол, поднял телефон и сказал: – Передай поручение Рябову подготовить справку о состоянии дел по «Болиду». Прямо сейчас. – Сделал паузу, размышляя, потом решительно приказал: – Согласуйте встречу на 16 часов с Андроповым! – Он обернулся к Черненко: – А теперь перейдем к повестке политбюро.
Ответное, твердое и местами резкое письмо Л. И. Брежнева было направлено 25 февраля, а по горячей линии, предназначенной для использования в чрезвычайных ситуациях, через неделю, 4 марта, пришел ответ.
На московском пункте этой линии, в подвальных помещениях Кремля, дежурившие офицеры КГБ, недостаточно квалифицированные в дипломатическом лексиконе переводчики, которые не владели тонкостями языка политеса, сделали поверхностный перевод телетайпов, который привел к нервному стрессу генсека и сильно осложнил ситуацию.
После обмена письмами последовал в марте визит Сайруса Вэнса в Москву с пакетом новых предложений и инициатив, но стороны даже не смогли начать переговоры. СССР решительно и твердо отклонил новые позиции. Американцы получили дипломатической «мокрой тряпкой» по лицу.
Вслед за этим на заседании Политбюро ЦК КПСС «Об итогах переговоров с госсекретарем США С. Вэнсом» Брежнев выступил по этому вопросу: «Из выписки протокола заседания Политбюро: «резко негативно высказался по поводу антисоветских высказываний Дж. Картера о нарушении прав человека в СССР и о важности завершения работы по новому соглашению об ОСВ на базе владивостокской договоренности».
Теперь, после рекламной шумихи по всему миру, которая сопровождала эту мартовскую инициативу Картера, возвращаться во «владивостокскую колею» для него, по соображениям международного престижа и политического расклада сил, выглядело бы как поражение и отступление. Это опрометчивое решение Картера в феврале 1977 года было романтическим порывом фермера с юга, который неожиданно, волей судьбы, стал президентом США, а его искренние стремления к более быстрым и радикальным шагам в области разоружения привели к обратному результату: напряжение в мире стало нарастать, а переговоры окончательно остановились.
Февраль 1977 года. Москва. Кремль. Председателю КГБ СССР Ю. В. Андропову из канцелярии Генерального секретаря ЦК КПСС сообщили, что Брежнев приглашает его приехать к 16 часам.
В назначенное время Юрий Владимирович, обеспокоенный этим внеплановым вызовом, вошел в кабинет генсека, сразу отметив, что тот находится в хорошем расположении духа.
– Здравствуй, Юра! – привычно начал генсек. – Ну, что там, у наших чекистов?
– Добрый день, Леонид Ильич! У меня несколько предложений по личному составу, информация о ходе переговоров по ОСВ-2 по нашим каналам и записка, отчет о работе Комитета госбезопасности за 1976 год. – Андропов расстегнул молнию на папке и достал документы.
– По личному составу и записку ты можешь оставить, я почитаю, а вот информацию по переговорам даже смотреть не буду. Громыко каждую неделю мне дает свои отчеты, да только толку мало от них. Заглохли переговоры, и неизвестно, когда все сдвинется. – Брежнев вопросительно посмотрел на Председателя КГБ СССР. – Ну, вот сам скажи, что там такого нового в твоих разведческих информациях?
Слегка задетый тоном генсека в адресованном ему вопросе, с подначкой на слове «разведческих», Андропов тем не менее еще более мягче начал докладывать:
– Из наших американских источников абсолютно ясно, что новая администрация запустила на весь мир пропагандистский блеф о своем стремлении увеличить потолок уровня сокращения арсеналов на переговорах. Эта позиция не имеет ничего общего с владивостокскими договоренностями и затягивает надолго в болото обсуждений и отдаляет подписание на неопределенный срок. – Председатель КГБ СССР несколько часов изучал последние материалы ПГУ и хорошо знал положение вещей.
– Во вчерашнем письме от президента Картера определенно сказано, что он хочет. – Брежнев досадливо поморщился.
– Знаю об этом, – подтвердил Андропов, – профессор сталкивает его вправо, мотивацию мы знаем. Я имею в виду Бжезинского.
Брежнев перебил его, махнув рукой, дескать, это все известно.
– Мы смотрели с Костей этот пункт для политбюро. Я расцениваю письмо Картера как оскорбительное. Сегодня вообще не мог заснуть, да еще вечером рука разболелась. – Брежнев замолчал, придавая значение своим словам. – Мы пошлем их куда подальше с их новыми предложениями. Мое ответное письмо подготовили. – Он потянулся и дотронулся до красной папки и, внезапно изменив тон, сказал: – В его послании меня заинтересовало вот что, – достал текст письма и нашел нужное место, – они вывели за рамки договора обсуждение вопроса по крылатым ракетам. Это что же, они и в мыслях не держат, какое оружие мы можем поставить на вооружение? – Леонид Ильич сделал упор на слове «какое».
– Нам пока нечего противопоставить им, кроме ракет средней дальности РСД-10 «Пионер»[32], сейчас у нас пока 18 пусковых устройств, но через два года их будет более 100. Их называют на западе «Гроза Европы», «SS-20 mod.1 Saber». Первым эту опасность понял канцлер Коль и поднял волну. Однако американцы не обращают внимания на протесты в Европе и продолжают гнуть свою линию на переговорном процессе.
Юрий Владимирович остановился, пристально глядя на генсека, и продолжил, развивая свою мысль:
– Их устраивает театр военных действия в Европе, за океаном, подальше от себя. Наши «Пионеры» не сделали погоды на переговорах. Мне понятна их позиция по этому вопросу, с их баз «Першинги» нас достают, а мы можем лишь Европку пощекотать. Не везти же наши изделия на Камчатку, чтобы американцы зашевелились.
– Вот-вот! Это я уже где-то слышал. Едкое замечание! – Брежнев задумался и неожиданно спросил: – Юра, а почему тишина о нашем новом изделии, о «Болиде»? Рябов зациклился на Ту-144. Устинов от меня лично в прошлом году получил указание запустить и курировать этот проект, но тоже молчит. Как будто нет и в помине. Знают ли о нем там, на Западе? – Леонид Ильич сделал паузу и, как бы отвечая себе, сделал предположение: – Если судить по вчерашним предложениям, то они крылатые ракеты большой дальности хотят обсуждать за рамками ОСВ-2, во вторую очередь, а это означает, что их не беспокоит такое положение вещей.
Андропов воспользовался этими длинными риторическими вопросами, чтобы собраться с ответом, который был широк, а отвечать генсеку надо было собранно и коротко:
– По информации ПГУ, американцы знают, что мы знаем о них, и не менее хорошо знают, что делается у нас в плане оборонных разработок. Однако по нашему изделию «Болид» у них полной информации нет. Наши аналитики делают вывод, что это связано с тем, что они не ведут свои собственные разработки по данному типу, соответственно и нет интереса к такому виду вооружения. Да им это и не нужно, они обложили нас базами и достать могут даже простыми, более дешевыми дозвуковыми ракетами. В этом направлении работают только французы.
После этих слов Леонид Ильич встал и прошелся по кабинету, поглядывая на прихваченные морозом окна.
– Работают только французы! – повторил он слова Андропова. – А наши? Работают или нет? Вот Рябов подготовил справку по этому изделию, – он вернулся к столу и взял сколотые листы бумаги, – пишет, что проект подходит к завершению, однако в связи с новизной испытывают сверхтрудности. Некоторые компоненты для нее еще даже не придуманы и не существуют в природе!
Брежнев снова уселся в кресло и повторил свои последние слова:
– Не придуманы и не существуют в природе! Ты видишь, как поворачивается дело? Митя год назад сказал, что скоро запустит их в производство, а этот пишет, что еще нет в природе!
Андропов хотел было возразить генсеку, но передумал, он понимал, что даже легкие негативные упоминания об Устинове могут иметь далеко идущие последствия.
– Только в США недавно начали производить нужные нам полупроводники, – Брежнев снова заглянул в бумагу на столе, – ага, вот, они называются операционные микросхемы, необходимые для «Болида», и вот еще целый список необходимых вещей. Я помню, в твоем отчете было написано, что нам удалось закупить целую производственно-технологическую линию с запасом сырья по этим микросхемам. Это так? Это точно или что-то опять не так?
Андропов последнее время постоянно ожидал этого вопроса и, как смог, давно подготовился к нему. Его самый лучший агент, «шлюзовик»[33], Мюллер сделал невероятное, смог выкупить эту суперсовременную линию и получить разрешение на вывоз, минуя КОКОМ[34], однако ситуация сложилась напряженно-опасная, агенты ФБР[35] почти вплотную подошли к нему, и Мюллеру пришлось стремительно покинуть Северную Америку.
Все дела он передал присланному сотруднику ПГУ КГБ, молодому офицеру, которого сам Андропов не знал, но дал свое разрешение «подхватить» все наработки Мюллера под влиянием уговоров со стороны высокопоставленного партийного руководителя. Не секретом было, что этот молодой сотрудник был его сыном, и он зубами вцепился в это «плевое» дело, которое предвещало досрочное присуждение очередного воинского звания и карьерный рост.
Дело-то было действительно простое. Добросовестно отработать подготовленные Мюллером связи, контакты с поставщиками, продемонстрировать волю, контролировать и проверять точность отгрузки на корабль именно этой, запрещенной к экспортированию производственной линии с запасом силиконового сырья и, как следует попотев и не дав себя «развести», вернуться в Москву получать награды. Все получилось до безобразия на оборот. Сын партийного чиновника, новоиспеченный «вышкой»[36] лейтенант, приехавший завершить эту крупную сделку Мюллера, «загулял» на загнивающем Западе, благо, в фирме Мюллера были большие деньги, и провалил задание. Попросту, его обвели вокруг пальца, надули, подсунули первую, давно устаревшую производственную линию «Mk Z», которая даже и не числилась в списках КОКОМ, вместо «пробитой» Мюллером «Mk XL High», работающей исключительно на армейскую электронную комплектацию.
В Москве, когда подмена была обнаружена, разгоравшийся скандал был с трудом потушен, деньги списали, устаревшее оборудование срочно вывезли в провинцию, с глаз долой, на завод полупроводниковых приборов, а молодой сотрудник, как и было ему обещано, получил внеочередное звание и карьерный рост.
Теперь вот предстояло держать ответ перед первым лицом государства за этот возмутительный факт в работе всей его организации.
– Линия устарела к моменту прибытия и длительного монтажа. Недавно только удалось получить первые образцы.
Леонид Ильич знал, что у Андропова произошел крупный провал с этой операцией по поставке, об этом вопиющем инциденте у него лежала докладная записка из Академии наук, ревизионные заключения Госплана и детальное мнение Совмина СССР. Хорошо зная, что причиной «облома» была профнепригодность того самого молодого сотрудника, сына его старого знакомого по партийной работе, однако, задавая этот вопрос, он хотел расшатать позиции главного человека в государственной безопасности страны и подготовить тем самым почву для квалифицированного вброса своей темы.
Леонид Ильич, уже вторые сутки обдумывающий план решения проблемы с американцами, был уверен, что, отдав этот приказ, он получит желаемое действие и максимальный результат, только исходя из характера и системы мышления Юрия Владимировича Андропова.
– Это так записали! – тихо сказал генсек.
– Сказать более точно пока невозможно, но меры по модернизации принимаются. Может быть, обсудить этот вопрос на секретариате или в рамках отдела ЦК с приглашением ответственных лиц? Только что это даст, в практическом смысле этого слова? – Андропов остановился, видя, что генсек хоть и продолжает его слушать, однако едва уловимые сарказм и пренебрежение, промелькнувшие на лице, заставили сделать вывод о том, что он знает все подробности этого дела.
Андропов выпрямился в кресле и немного поводил плечами, показывая, как он сильно устал от всего. Продолжил, пытаясь отвлечь от этой скользкой темы, другим тоном:
– Из министерств постоянно идут заявки в Государственную комиссию по военно-промышленным вопросам, все хотят получить новейшие западные разработки, технологии, машины, механизмы, комплектующие. Мы, исходя из этих заявок, каждый год составляем разведывательный план. Реализацией занимается управление «Т» (научно-техническая разведка) Первого Главного Управления КГБ. Ежегодный бюджет госкомиссии составляет 12 миллиардов французских франков. Такие большие деньги позволяют нам успешно получать необходимую информацию… – Андропов достал свой блокнот и зачитывал оттуда цифры.
Краем глаза он заметил, что генсек открыл ящик стола и достал блокнот для поручений.
– Нет! Хорош! – вдруг неожиданно и резко перебил его Леонид Ильич. – Надо сделать так, чтобы они знали, и знали на полную катушку, вот тогда-то они присядут подписать договор! – И приготовился пометить в своем блокноте для поручений.
Юрий Владимирович понял сразу, что хочет сказать этой фразой Брежнев, но признаться себе в этом он отказывался. Волна тяжелого страха прошлась по всему телу, сверху вниз, и засела в копчике, отчего он дернулся и изменил позу на стуле.
– Кто должен знать? – быстро, почти скороговоркой, хриплым шепотом выдохнул он, наперед зная, что конкретного ответа не будет.
Брежнев закрыл блокнот, сделав запись, и, положив его в ящик письменного стола, поднял на председателя глаза.
– Сам знаешь, кто и каким манером! Чего спрашиваешь, если все знаешь сам! – недовольным, слегка брюзжащим голосом отозвался генсек.
Андропов, чувствуя, как его начинает колотить мелкая дрожь, постарался сконцентрироваться, лихорадочно соображая, как оттянуть конкретный приказ от первого лица державы. «Нет, эта днепропетровская глыба не прошибаема! Его не своротить! Если принял решение, то прет трактором!»
– Леонид Ильич, тут надо хорошо подумать. Какого рода и какой степени информацию им дать? Как обставить все это? Рябов недавно стал секретарем по этим вопросам, не вполне владеет материалом и, что немаловажно, молодой еще в таких делах. Главное, как воспримет это Устинов, он же встанет на дыбы! – Андропов начал старательно проверять границы желаний Брежнева, стараясь понять для себя, где кроется опасность в этом, как он хорошо понял, уже окончательно утвердившемся у генсека, принятом решении.
Он помнил, как у Брежнева несколько лет назад возникла идея передать Индии техническую документацию и технологию производства атомной бомбы. Тогда это был громадный риск. Сегодня у власти Индира Ганди с дружественной СССР политикой, а кто знает, какое будет руководство завтра и какую политику будет проводить? А главное, как отреагирует мировое сообщество на грубое нарушение Москвой Договора о нераспространении ядерного оружия. Не говоря уж о неизбежном обострении в этом случае отношений с Китаем. Эти и другие аналогичные аргументы не раз приводились Леониду Ильичу. Вскоре дело это затихло, Брежнев к этому вопросу больше не возвращался, но к Индии относился как к главной опоре советской политики в Азии. Это у него не менялось. Часто доставал амулет от буддийских монахов, полученный им во время визита, вертел в руках и с сожалением бросал в ящик стола.
Сейчас, как начинал понимать Андропов, у него снова возникла аналогичная идея, которая, правда, не грозила серьезными последствиями. По информации его аналитиков, эти дальние крылатые ракеты будут настоящим супероружием не скоро, многое сделано, однако важные компоненты действительно даже еще не придуманы.
– Ты что, Юра! Я знаю, что мне предложат! Записать поручение ЦК товарищу Устинову отчитаться по проделанной работе в этом проекте! – сказал с неприкрытой иронией Брежнев и изучающе посмотрел на Председателя КГБ СССР.
– Это правильное решение! – словно не замечая иронии, схватился за это предложение председатель. – Он запустил этот проект, он и должен отчитаться, не считаясь с Рябовым, что он, правда, всегда и делает со всеми. Информация должна попасть в газеты, на радио и телевидение. – Андропов с ходу согласился, но они оба понимали, что сейчас надо переходить к обсуждению деликатного решения Брежнева.
– Когда я сидел на оборонке в пятидесятых, мы только провезли по Красной площади макеты комплекса противоракетной обороны, которые так и не пошли в серию. Тогда даже этого хватило! Они там, на Западе, притихли! Мы же страшно отставали от них, и надо было что-то показывать, хоть чем-то пугать! Даже 406-миллиметровую САУ «Конденсатор»[37] и 420-миллиметровый миномет «Ока»[38] на параде в 57 году провезли.
Брежнев замолчал, вспоминая, потом продолжил:
– Эти колоссы, которые забрасывают противника полутонными ядерными снарядами! Запад ужаснулся тогда! Этим мы пытались компенсировать наше отставание. Тогда же протащили нашу первую межконтинентальную ракету Р-5М[39]. Макеты и бумажные тигры заставили их учитывать и наши условия игры. Мы несколько лет возили по Красной площади те противоракетные комплексы, которые потом ставили в старые конюшни на хранение до следующего парада, рядом с сеном и навозом, но это работало. Запад был предупрежден и всерьез опасался нас! – огорченно добавил: – Пока твои ребята, предав страну, не рассказали им всю правду! – Он, заметив, как захлестнулось лицо у председателя, понял, что еще одна подсечка прошла в цель и спросил: – А что сейчас? – Он остановил взгляд на Юрии Владимировиче, словно тот сейчас скажет то самое сокровенное, о чем думал и на что хотел получить ответы генсек.
Андропов поежился под натиском воспоминаний первого лица государства, спросил, как бы отстраненно:
– Однако мне бы хотелось более точно понять решение, которое только что прозвучало. Эта точность мне необходима, чтобы правильно поставить задачи для комитета госбезопасности.
– Именно госбезопасности, – с мягкой издевкой схватился за эту фразу генсек, – вот для этой самой безопасности страны и надо сделать все. Уже в центре Москвы, около твоей приемной, рвут бомбы, а самое страшное – в вагонах метро с людьми! Такого у нас еще не было!
События по взрывам в столице, несмотря на отчаянные попытки любыми способами приглушить, отвлечь, продолжали будоражить не только москвичей, но уже всю страну. Андропов, оскорбленный и униженный в своем нынешнем положении, этими взрывами и многочисленными жертвами мирного населения сейчас был особенно уязвим.
Брежнев понимал состояние Андропова, обеспечивающего безопасность страны, и говорил с ним жестко, не в своей обычной, смягчающей углы манере. Эта прямота, или, как мысленно называл он, партийная принципиальность, позволяла ему дальше говорить то, что было запрещено даже ему.
– Ловить у себя в «огороде» и высылать инакомыслящих просто! А вот создавать у них, там, на Западе, нужное нам представление о нашей силе, формировать соответствующее настроение сложно и трудно! У тебя полмиллиона бойцов и несчитаная армия добровольных осведомителей! Какие народные деньги идут на тебя! – Он махнул рукой. – Ты, Юра, уже давно перестал разделять два понятия, политика и госбезопасность, поэтому хорошо понимаешь, что такое государственная необходимость! Это не детские шалости, а жестокая реальность! – Брежнев опустил ладонь на крышку стола и сурово закончил: – Отдавай им весь комплекс! Делайте там, у себя, все, чтобы решить этот вопрос, и информируй меня отдельно по нему. И еще, – он сделал паузу, – ты хочешь получить права государственного комитета и преобразоваться в центральный орган из ведомства при Косыгине? Не удивляйся, у меня тоже разведка работает! Моя, партийная! Проведешь эту операцию, и в следующем году, не позже весны, преобразуем.
Андропов проигнорировал этот пассаж в адрес своего ведомства и решил снова заостриться на решении генсека. Он никак не мог определить для себя границы дозволенного.
– Леонид Ильич, такого рода информация должна быть добыта ими кровью и потом, это должен быть достоверный материал, а еще лучше – из разных источников. Вот тогда это сработает.
– Ну, и в чем дело? – небрежно, но с вызовом спросил Брежнев, пристально глядя на председателя.
– Здесь, в Москве и Подмосковье, на наших оборонных «ящиках» стоят такие контрразведывательные заслоны контроля, только танков не хватает. Происходят небольшие утечки, большей частью малосущественные, общего характера. Пьяная болтовня на приемах! Мы активно контролируем, здесь все перекрыто плотным строем в несколько рядов, так что их агентуре не пробиться к информации.
– То есть у тебя патовая позиция, как в бильярде?
Увидев, что Андропов как-то неопределенно кивнул, Брежнев, зная, что тот не игрок в бильярд, снисходительно пояснил:
– Это если каждый из игроков три раза подряд, по очереди нарушает правила, и они не стремятся к победе в партии, так как это может привести к неминуемому поражению, то игра считается патовой. После этого переходят на другой стол, шары расставляют заново, и партия переигрывается. Переходи на новый стол, расставляй шары и переигрывай партию! Вот так, Юра!
Тот встал, подхватив кожаную папку, как бы готовясь уходить. Это был отработанный ход, он хорошо знал, что главное произносится у порога, перед уходом. На этот раз ничего более сказано не было.
– Сегодня же начинай эту работу! Докладывать еженедельно! – генсек сказал это обычным деловым тоном, словно ничего не произошло только что, и махнул на прощание рукой.
Андропов повернулся и вышел, мысленно повторяя слова Брежнева о «пате». В его понятии, на его лексиконе, это был цугцванг[40]! Он начинал вертеть задачу, которую поставил перед ним генсек.
Стараясь последнее время упрощать свою жизнь, которая мертвым, огромным грузом уже сильно придавила его, он сразу же определил главные ходы. Первым и основным исполнителем будет его доверенный человек, его помощник, который за десятилетия совместной работы еще ни разу не подвел его. «Да, только он! С его хваткой и целеустремленностью!»
В приемной столкнулся с Черненко, тот, как всегда, бесстрастно поздоровался с ним. В ответ Андропов, уже начиная разыгрывать партию, как бы вспомнив, дружески спросил:
– Здравствуй, Костя, хорошо, что встретил тебя! Наши документы на увеличение зарплаты нашим сотрудникам в ГДР слегка застряли, секретариат держит?
– Здравствуй, Юра! Не может быть, наш отдел всегда быстро и четко работает по всем представлениям из комитета. Там взяло паузу 1 управление Госбанка, сверстать не успевают, но сегодня мы все получим. Завтра на заседании Секретариата ЦК КПСС будет проведено! – уверенно проговорил Черненко и заторопился в сторону дверей кабинета.
Февраль 1977 года. Москва. Старая площадь. ЦК КПСС. Начальник Отдела оборонной промышленности ЦК КПСС Иван Дмитриевич Сербин в начале рабочего дня вошел в свой кабинет на Старой площади, где, подойдя к столу, мизинцем сдвинул бумаги, которые лежали в папке с почтой, пока наконец не выудил нужную, взял ее и несколько раз прочитал.
«Заключение по эскизному проекту на систему «Болид»
Универсальная крылатая ракета с преодолением (М=2,5–3,0) разрабатывалась в соответствии с Постановлением ЦК КПСС и Совета Министров СССР. Гиперзвуковая крылатая ракета такого класса является сильным инструментом сдерживания в мировой гонке вооружений и предназначена для массового поражения объектов, находящихся за пределами 5000 км. КР запускается с наземных пусковых установок, атомных подводных лодок пр. 667А и стратегических бомбардировщиков Ту-95.
Это изделие имеет уникальную, единственную в мире разработку радиолокационной системой коррекции по считываемому рельефу местности для управления полетом в цифро-аналитическом исполнении. При создании ракеты было найдено много оригинальных технических решений, обеспечивающих длительный полет КР на высоте более 20 км со скоростью более 3500 км/ч. Ракета имеет комплекс преодоления ПРО. Большие размеры определяли значительную ЭПР, но защитой КР должны были стать не только скорость и высота, но и специальная аппаратура, создающая за самолетом-снарядом длинный шлейф ионизированного воздуха, препятствующий точному наведению зенитных ракет (плазменные стелс-технологии). Для этого используется генератор пучка электронов. Конструктивно ракета выполнена по схеме «утка». Маршевая ступень имеет треугольное складывающееся крыло и складное вертикальное оперение. Оснащена турбореактивным двигателем разработки Конструкторским Бюро Уфимского моторостроительного объединения.
Стартовая ступень морского и наземного вариантов ракеты «Метеорит» имеют два жидкостных реактивных двигателя с суммарной тягой 24 т с управляемыми поворотными соплами и временем работы двигателей около 32 секунд. Они созданы на базе первой ступени межконтинентальной баллистической ракеты 15А20 (УР-100К).
Дальность стрельбы ракеты «Болид» составляла более 5000 км. Высота маршевого полета – 22–24 км при скорости около 3000 км/ч. Вооружение составляет атомный заряд повышенной мощности, защита имеет трехстороннюю систему…»
– «Болид» с утра бодрит, да так, что голова болит! – пробормотал начальник отдела фразу, которую запустил один из разработчиков проекта, и вышел с этим «заключением» к своему заместителю.
«Это и есть наш эффективный ответ в направлении создания востребованного и очень своевременного вооружения. Эффективный ответ!» – повторял он про себя, открывая дверь кабинета замзавотделом и прикидывая в уме последнюю информацию по «изделию».
Аналитики из Главного штаба Военно-Морского Флота впервые подняли тему сверхдальней ракеты еще в октябре 1976 года, в предложенной концепции сверхзвуковой высотной малозаметной стратегической крылатой ракеты «Болид», унифицированной по носителям, способам базирования и универсальной по поражаемым целям.
Подмосковные предприятия получили задания на разработку этого «изделия» как одного из главных средств сохранения баланса стратегических ядерных сил. Оснащенная уникальным «интеллектом», позволяющим совершать любые маневры на траектории полета, с точным выходом на заданную цель, эта ракета была бы практически неуязвима для противоракетной обороны.
Подготовка совместного тактико-технического задания по решению Сербина, как начальника Оборонного отдела ЦК КПСС, проходила в рабочем порядке, что заметно сократило время его написания и согласования. Параллельно на предприятии выпустили первые эскизные и технологические проекты по всем модификациям.
Постановлением ЦК КПСС и СМ СССР в декабре 1976 года этому «изделию» был обозначен государственный приоритет. Одно из подмосковных предприятий стало головной организацией по созданию комплексов «Болид» и бортовой системы управления ракетой с привязкой базирования на атомных подводных лодках и тяжелых бомбардировщиках.
Сербин вошел в кабинет заместителя, поздоровался кивком и положил на стол бумагу с заключением:
– Дайте для Севмашпредприятия разрешение использовать вместо АПКРРК[41] пр. 949, там у них ничего не вмещается, подводную лодку проекта 667А. Переоснастить и подготовить ее для изделия «Болид». Во-вторых, для отработки этого комплекса в авиационном варианте базирования, – такое же задание Таганрогскому авиазаводу на базе ракетоносца Ту-95МС переделать в специальный самолет-носитель того же изделия и присвоить ему обозначение Ту-95МА.
Немного поколебавшись, хитровато улыбнулся, и добавил:
– Готовьте все материалы в развернутом виде, со сносками и уточнениями. Наш с вами новый Секретарь ЦК по обороне читает материалы только с полной расшифровкой терминов и понятий! С подробностями! – прищелкнул пальцами и вышел.
Замзавотделом поддернул очки на носу и долго смотрел, как выходит из его просторного кабинета начальник. Поднял трубку телефона и позвонил инструкторам:
– «Иван Грозный» сегодня, на удивление, в хорошем настроении, не иначе как ждать беды!
Ивана Дмитриевича Сербина чаще в разговорах или так, про себя, называли Иваном Грозным. Такое громкое прозвище он получил за жесткость в принятии решений и контроль за их исполнением. Интеллектуал, выпускник с красным дипломом МГУ им. Ломоносова, доктор физико-математических наук, он иногда позволял себе в работе и общении переходить на упрощенный, но понятный язык мата.
– Да уж куда более! Скинул мне вчера для «уральца» готовить сводный отчет! – ответил инструктор. «Уральцем» между собой называли назначенного и недавно утвержденного нового Секретаря ЦК КПСС по оборонной промышленности, бывшего Первого секретаря Свердловского областного Комитета КПСС Якова Рябова.
Весь отдел с большим интересом отсматривал многосерийный фильм под названием: «Дмитрий Федорович Устинов, секретарь по оборонке, подбирает преемника на свое место». Серии были увлекательные, и после каждой шло тихое закулисное обсуждение. Все знали нрав Устинова и его отношения с первым лицом государства, поэтому кандидаты на это место проскакивали мимо, как пули из кривого ружья, пока наконец Леонид Ильич Брежнев не решил этот вопрос самостоятельно, без рекомендаций со стороны. Как в человеке он, как всегда, не ошибся, выбрав этого свердловчанина, партийца с не менее крутым характером, чем устиновский, да и опытом работы по военной тематике. Свердловская область была одной из главных «кузниц» всего оборонного комплекса страны.
В такое непростое организационное время появился на свет проект комплекса морского и авиационного базирования универсальной малозаметной стратегической крылатой ракеты, и начались первые пробные обкатки нового изделия на стендах и полигонах.
Февраль 1977 года. Старая площадь. Сектор оборонной промышленности ЦК КПСС. Секретарь ЦК КПСС по оборонной промышленности Я. Рябов перелистывал, просматривая накопившиеся бумаги в двух папках, лежащих перед ним на столе, когда пронзительно затрезвонил телефон из канцелярии генсека. Услышав голос секретаря, немного успокоился и послушно записал на страничке еженедельника: «Срочно! До 14 часов подготовить обзорную справку по изделию «Болид» для Л. И.»
Положил трубку телефона, придвинул к себе еженедельник и лихорадочно пролистал его. Помнил, что это изделие упоминалось за эти полгода однажды, недоумевая: «Был же у Леонида Ильича десять дней назад. Доложил ему про наши красавцы ТУ-144, а что этот «Болид»! Что это за интерес к этому проблемному изделию! Там только, как я помню, одни прогрессивные задачки, не по времени!»
Не понимая причины такого интереса Брежнева и не найдя ничего у себя, он, в нервном напряжении, набрал номер телефона ВЧ начальника отдела Сербина, его второй номер на даче, которого тот не без труда добился. «Кремлевку»[42] ему поставили в спальне, когда он еще «сидел под Устиновым», а тот имел привычку звонить хоть посреди ночи, хоть под утро и спрашивать ровным, требовательным голосом о состоянии дел. Сербин, подброшенный пронзительным звонком телефона ВЧ, мигом снимал трубку и отвечал: «Ну что вы, Дмитрий Федорович, конечно, не разбудили. Работаю», матерясь про себя семиэтажным матом, отголоски которого срывались с его рта в трубку, на что Устинов переспрашивал: «Не понял, что вы сказали?!»
Набирая номер телефона, Рябов сообразил, что сегодня не воскресенье, как ему в ажиотажном нервном напряжении почудилось, бросил трубку ВЧ и набрал внутренний, цековский номер начальника оборонного отдела.
– Иван Дмитриевич, срочно зайдите ко мне, – прерывисто проговорил он в трубку, думая, что вот, не успел еще как следует охватить все дела, как появилась эта невероятная удача на его пути: сам генсек заинтересовался этим изделием, и если правильно попасть в струю при докладе и уловить его желания, то это будет значить многое. Очень многое!
«И как знать, – думал он, – может быть, на этом я и сделаю тебя, Митя Устинов! Хоть и стал маршалом, министром обороны, но так и не вылез из этого кресла, все руководишь моим новым хозяйством! Как не хотел никого на свое место, так и получилось, ни нам, ни вам! – Рябов встал и заходил по кабинету, а тут при этой мысли непроизвольно глянул на кресло за письменным столом. – Во всем упирается, смотрит мимо! Я же знаю, как он по каждой кандидатуре на свой бывший пост Секретаря ЦК КПСС по оборонке бегал к другу своему Лене Брежневу и всякий раз отговаривал. Он, как и раньше, все держит в своих руках, так и не отпустил ничего! Ну, как тут можно так работать!»
В дверь тихо стукнули, и вошел Сербин, с порога внимательно приглядываясь к своему начальнику и стараясь понять по выражению лица, в чем причина вызова.
– Что с нашим изделием «Болид»? – напряженно глядя на него, спросил Секретарь ЦК, когда завотделом присел за приставной столик.
– Как это «что»? – удивился тот не вопросу своего нового шефа, а тону, которым был задан. – Это изделие делается, создается. Я вам пока не даю полную справку по нему, потому что они не продвинулись, поэтому состояние дел соответствует тому отчету, который у вас лежит три месяца.
– Ну да, вроде бы я читал, не помню. Я ведь утверждался тогда, в октябре, не до справок было. Так, значит, на сегодня никаких подвижек нет? – задумчиво переспросил, пожевал губами и решительно сказал: – Приготовьте справку по этому изделию сейчас, я прочитаю и подпишу.
Через полтора часа, отправив справку в канцелярию Генерального секретаря ЦК КПСС, Рябов просидел до вечера как на иголках, ожидая вызова для обстоятельного доклада к генсеку, но ничего не произошло, и он, потухший, снова взялся за текущие дела.
На следующий день, когда в телефонной трубке прозвучала первая фраза Л. И. Брежнева, Рябов привстал с кресла.
– Товарищ Рябов, подготовьте вопрос на секретариате по изделию «Болид». Сегодня!
– Леонид Ильич, все понял! Подготовлю! Будем закрывать проблемную разработку?
– Ты что, Рябов! – загрохотал в трубке бас генсека. – Подготовить полную информацию по нашему перспективному оружию, доложить и принять соответствующее постановление! – Пошли гудки отбоя. Полуприподнявшись, выслушав этот короткий, убийственный для себя диалог, Рябов тяжело уселся, так и не успев ничего сказать в ответ. Достал платок и вытер вспотевший лоб. Тренированный партийный бонза вдруг почувствовал свою полную беспомощность. Он не угадал желание генсека и вылез со своим предложением не по делу! Провалился, как мальчишка!
Дрожа от прокола, позвонил Сербину, попросил принести все материалы по изделию «Болид» и начал внимательно просматривать страницу за страницей. Помощник несколько раз вызванивал ему, но тот не брал трубку, а когда осторожно заглядывал в кабинет, то Рябов свирепо махал рукой – не мешай!
Привыкший сам у себя в области, высокомерно приподняв правую бровь, раздавать подобного рода авральные задания, он теперь сам получил, как мелкий инструктор отдела, которому нет необходимости объяснять что-либо, такой вот, небрежный приказ. Самым тревожным для него было то, что этот приказ он получил за два часа до заседания Секретариата ЦК КПСС, да еще от самого Брежнева! Подготовить, заслушать и, мало того, еще и принять соответствующее постановление! Ошибись он еще раз в правильной трактовке мыслей и желаний генсека, жди завершения своей, так хорошо идущей вверх карьеры и перевода на хозяйственную работу, а то и куда похуже.
Юрий Владимирович Андропов прибыл лично на заседание Секретариата ЦК КПСС, где последним пунктом был вопрос об увеличении зарплаты сотрудникам его ведомства в ГДР, но не это привело его сюда, вторым вопросом стоял Секретарь ЦК КПСС Я. П. Рябов с сообщением о выполнении работ по СКР «Болид». Этот пункт заседания успел за утро впихнуть Черненко после указания Леонида Ильича Брежнева немедленно поднять этот вопрос, да еще добавил, что сам поставит в известность Рябова.
– Ты, Костя, скажи там своим машинисткам, чтобы вбили этот вопрос в распечатку повестки, а я сам свистну Рябову, как и что надо готовить! Давай, иди! – Генсек тяжело глянул на Черненко, махнул рукой.
Позже, просматривая материалы заседания, Рябов вдруг поймал себя на мысли, снова и снова проворачивая в голове события этого заседания, что никак не может понять, в каком месте его участие было как бы на короткое время вычеркнуто из общего действия. Факт и принятие решения по нему было не его решением, а словно уже состоялось без его участия.
Он испытывал все то же чувство неполноты в своих суждениях, от которого никак не мог избавиться как сразу же после заседания секретариата, так и потом, получив распечатку документов по вопросу его оборонного сектора ЦК КПСС.
Выпадали из общей картины факт, неофициальное мнение, но по логике развития заседания было заметно, как было тихо и жестко перенаправлено развитие на принятие другого решения. Начали с серьезных позиций, которые он сам лично и докладывал, а закончили принятием двусмысленного решения, смотреть, но не брать, изучать, но не трогать…
«Во время обсуждений и принятие решений! – подумал он, вот тогда и произошло то, чего не мог понять. Нервничая, он вспомнил: – Меня вызвали в соседнюю комнату под предлогом срочного телефонного разговора, и я вышел из зала заседаний, а когда вернулся, озадаченный непонятным телефонным разговором с экспедицией неизвестно с кем, не сразу понял, что решение уже принято!» На заседании он это пропустил, не придал значения и вот теперь, вспоминая, не мог точно определить, кто и как все это провернул.
– Яков Петрович, как вам на новой, высокой должности трудится? – неожиданно подойдя к нему, спросил Андропов после заседания, когда они выходили из зала.
Рябов дернулся и, обернувшись, остановился как вкопанный. Юрий Владимирович заметил нервный тик над его левым глазом. Эти новые секретари из глубинки были до неприличия похожи друг на друга. Пуганые все.
– Вы не возражаете, если мы переговорим? – спросил медленно, основательно, с непонятным смыслом для Рябова Председатель КГБ СССР.
Определенно видя, что он еще находится в нервном возбуждении от только что сделанного отчета на секретариате, но больше от его обращения к нему, усмехнулся и добавил:
– Ко мне на Лубянку далековато, может быть, у вас?
– Конечно, Юрий Владимирович! – Рябов своим развитым чутьем аппаратчика понял: появление Андропова на секретариате по такому пустяковому вопросу и это неожиданное предложение после окончания значили очень многое. – Давайте в моем кабинете!
– Согласен! Пройдемте! – сдержанно улыбнулся Андропов.
Едва прикрылась дверь за Андроповым после состоявшегося разговора, как Яков Петрович Рябов дал волю чувствам. Недавно назначенный на должность Секретаря ЦК КПСС по военно-промышленному комплексу, он еще не до конца овладел всей махиной материала, которая села на плечи, примяла его и с каждым днем давила на него все сильнее и сильнее. Он с грустью вспоминал, как все было просто у себя дома, в Свердловской области, где он был полный хозяин: хотел, вешал на себя, если можно было победно рапортовать, или сбрасывал на других, если не ладилось и не было перспективы заработать партийные очки.
Выпускал свои танки с Уралмаша, боролся за принятие их на вооружение в армии в неравной схватке с тем же Устиновым, который, оттесняя областного секретаря, проталкивал танки из Харькова. К счастью, схватки не произошло: генсек решил эту проблему по-соломоновски, дал команду внедрять и те, и другие.
Там, у себя в Свердловской области, поднимал жизненный уровень жителей, строил дома, следил за надоями молока, регулярно ездил в Москву на промывку мозгов. Теперь вот его из целого списка кандидатов вдруг назначили Секретарем ЦК КПСС по оборонной промышленности. Он понимал, что это выдвижение идет только от генсека, которому он «приглянулся». Это была высокая ступень и значительное повышение в партийной карьере, но он был одинок в столице. В любые времена долго на высокой должности не проживешь, не имея ни друзей, ни товарищей, без подпорок и поддержки.
Подарком судьбы был начальник Отдела оборонной промышленности Иван Дмитриевич Сербин, который с пятидесятых годов сидел на этом месте, еще в бытность Л. И. Брежнева, когда он в те годы был Секретарем ЦК КПСС по оборонной промышленности.
Разногласия с Устиновым, который в течение многих лет до него поднимал и жестко курировал ВПК, с первого дня стали напряженными. Не имея никаких средств, в том числе и своих людей в столице, чтобы противостоять громадному авторитету и силе характера министра обороны, он расценивал происшедший разговор с Председателем КГБ СССР и то, что он теперь как бы в одном деле с ним, как ниспосланный шанс укрепить свои позиции на Старой площади.
Проводив Андропова, Рябов чувствовал большое воодушевление как от его присутствия здесь, в кабинете, после дружеской, даже доверительной беседы, так и от той, которая выпала на его пути, в связи с небывалым интересом таких больших людей к этому изделию.
– Так что там с нашим «Болидом»? – продолжил он беседу с Сербиным. Чутьем опытного аппаратчика он понял, что слух о его приватной беседе с Юрием Владимировичем Андроповым уже пошел гулять по всем кабинетам здания на Старой площади.
– Да, нет подвижек! Остаются сложными многие участки. Пока приостановили стендовые испытания, но работа идет, правда, на предприятии сейчас вводятся еще три новых изделия, в том числе вагонные дела, Устиновым в минобороны они признаны первоочередными.
– Многовато он подмял под себя! – раздраженно проговорился Рябов, он каждый день попадал в такое положение, когда был не в курсе тех или иных дел. – Надо бы разгрузить их и вывести часть изделий на другие предприятия.
Сербин встрепенулся и с интересом посмотрел на Рябова: впервые за четыре месяца на своем новом посту он проявил себя, да еще с такой заявкой.
– Не понял вас, Яков Петрович? – выпрямился на стуле Сербин.
Рябов молча перебирал бумаги на столе, не зная, как приступить к разговору, потом, отчетливо понимая, что без Сербина он ничего не сможет сделать, передал ему основные положения своего разговора с Андроповым.
– Признаюсь, такого у меня за все мои годы работы в оборонке не было. И что намерены предпринять?
– Вот поэтому мы здесь и сейчас сидим, а к вечеру надо будет выдать готовое решение.
Иван Дмитриевич изобразил на лице гримасу, призадумался, потом глубокомысленно, но с хитрецой, как всегда, когда общался с вышестоящими начальниками, сказал:
– Само собой, конфликтовать с госбезопасностью нам не в жилу, да и не стоит оно того, а вот задать себе вопрос, что с нами будет, – надо! Тут только его просить, в смысле обеспечения. Они это любят. Они любят, когда просят, вежливо, не напоминая, что это они хотят выпустить наружу информацию, которая гостайна. – Сербин говорил медленно, осторожно подбирая слова, чтобы не сорваться на мат.
– Ладно, свои условия мы поставим, ведь не мы к ним, а они к нам пришли! Но что же делать-то нам? – Рябов сказал это и вдруг подумал, если Юрий Владимирович Андропов его, как не справившегося с заданием от самого генсека, просто отошьет, унижение останется надолго и прочно закрепится за ним. Уж кто-кто, а он хорошо знал эти аппаратные, закулисные или, как говорят на Западе, подковерные игры.
– Ну, как что! – вальяжно растянул слова Сербин. – Сматываться! И как можно скорее! Делать то, что они заказывают. Надо передать изделие на другое предприятие – передадим, надо переместить – переместим! – Он приостановился и значительно произнес: – Это изделие на контроле у Брежнева и Устинова, а это очень серьезно! За это дело так спросят, что можно и не уцелеть, голову снимут! – ухмыльнулся Сербин, про себя проговаривая матерную конструкцию. Это была новая конструкция и появилась она внезапно, чем он был доволен и несколько раз проговорил ее в уме, чтобы не забыть.
– Как это сматываться? – слегка растерялся Рябов, уже начиная понимать смысл предложения начальника отдела.
– Да так, просто. Как-то давно, было это при Устинове, изделие уже наполовину готово, но данные по нему, в этом незаконченном виде, вдруг всплыли там, на Западе! – Он сделал выразительный жест. – Надо было срочно принимать меры. Чекисты, как всегда, только рыли и потели где-то далеко, не по делу! И Дмитрий Константинович закрыл эту разработку там, где она была, а все перебросил другому предприятию, на окраину страны. Была проблема, которую он с блеском решил, обойдя госплан и министерство финансов: ни фондов, ни цехов, ни материально-технического обеспечения там не было, даже испытательных стендов, правда, был хороший полигон. Так он решил это гениально: за месяц были построены склады и гаражи при этом предприятии, на склады завезли станки и оборудование в счет будущих поставок. Из этих складов получились цехи, а в гаражах поставили испытательные стенды, через восемь месяцев изделие было готово и до сих пор стоит на вооружении. Это и есть первый прием самбо – вовремя и быстро смыться.
– Да уж! Неплохо бы, – протянул Рябов. – А куда и кому передать?
– Это изделие готовится кооперативно, всей страной, наши подмосковные «ящики» считаются главными формально. Движки готовит наш самый лучший и самый засекреченный КБ в Краевом центре, там же ведется разработка систем радиолокации и наведения, атомные заряды для боевой части производят рядом, в области, а что главное для нашей утки? Движок, голова и заряд…. – начал было Сербин, но его перебил Секретарь ЦК.
– Какой еще такой утки?
– Утка – это компоновка нашего крылатого «Болида», – снисходительно пояснил Сербин, – по идее, надо все сбросить туда, там же помимо мощного «КБхимпром» со своим механическим заводом, в этом Краевом центре, делают боевые и гражданские самолеты, радиотехническую начинку, полупроводниковый завод получил медаль за транзистор «Титан». Они не откажутся от такого орденоносного проекта. Это престижно!
– Ну, так давайте готовить проект постановления, соберем военно-промышленную комиссию и примем решение.
– Не так все просто, надо еще вертеть и вертеть этот проект, переброска особо важного правительственного задания в такие сроки сложная задача. Москвичи будут упираться, хотя втайне будут рады, потому что зашли в тупик, а ребята из Краевого центра захотят дополнительных привилегий, если они забирают весь проект. Выбирая из двух зол, пессимист выберет оба. Вот и надо эти два зла и выбрать.
Раздался звонок телефона, и Сербин понял, что это звонит Андропов.
– Да, Юрий Владимирович, мы подготовили решение с начальником Отдела оборонной промышленности. Примем постановление ЦК, проведем заседание военно-промышленной комиссии, где будет решение снять с наших подмосковных предприятий непомерную нагрузку и передать это изделие в Краевой центр.
Он замолчал, вслушиваясь в голос в трубке, потом покрутил головой и сказал:
– Да, мы считаем, что этот Краевой центр лучше всего подходит!
В телефонной трубке опять прозудела фраза. Рябов привстал и с нажимом ответил:
– Там производится больше половины комплектации, у них даже маршевый двигатель есть на замену, и, как говорит начальник отдела, получше будет. У предприятия будут свежие мысли, там вообще чистое поле, еще конь не валялся…. Какая мотивировка? Подведем к тому, что заказывать велосипед на паровозостроительном заводе нецелесообразно, получим в лучшем случае дрезину, а вот в «КБхимпром» разместить окончательную проектировку и выпуск, где уже было несколько легких проектов, я имею в виду, не по сложности, а по весу изделия, вещь перспективная. – Он напряженно выслушал ответ и положил трубку, оглянувшись на Сербина, тот удовлетворительно закивал головой.
– Готовьте проект постановления. От него позвонят и назначат встречу с его помощником, который будет вести это дело. Вам будет необходимо встретиться с ним. Там уже и скорректируйте все детали. Работайте! – Рябов отпустил его и облегченно вздохнул. Всегда есть выход. Оставался только Суслов, будучи «выпускающим» решения политбюро и секретариата после их голосования «по кругу», который в ряде случаев позволял себе поправлять их, особенно когда речь шла о кадровых, наградных и тому подобных вопросах, иногда передокладывая Брежневу, а иногда и нет.
Сербин вышел от Рябова в бешенстве. Он насквозь видел своего шефа, который полностью переложил на него это дело под двойным контролем: Генерального секретаря ЦК КПСС и Председателя КГБ СССР, а сам ушел в кусты, чтобы только внимательно следить за ходом и в нужный момент пихнуть на амбразуру пулеметчиков тело Сербина и вовремя выскочить для получения награды.
Такого в секторе ЦК КПСС оборонной промышленности с ним не вытворяли ни при Устинове, а еще раньше при Брежневе. Сербин уважал и того и другого, многому научившись у них, но никогда у него не было такого отчаянного положения, как сейчас.
Открыл прошнурованный блокнот для секретных черновиков, нашел нужную страницу и еще раз перечитал свой короткий отчет о последней встрече с группой разработчиков универсальной стратегической сверхзвуковой крылатой ракеты «Болид».
После утверждения эскизного проекта работы замедлились, а по некоторым направлениям вообще приостановились, что и вызывало тревогу. Обнадеживало только то обстоятельство, что в странах Североатлантического блока, за исключением Франции, такие разработки аналогичного изделия не велись. «Ну, их понять можно, – подумал Иван Дмитриевич, – у них иные принципы построения стратегического превосходства. Они, вон, обложили нас базами вокруг границы, дальность простых крылаток достаточная, вот и сидят себе и в ус не дуют: географическое положение нашей страны и возможность защиты территории средствами ПВО, ПРО и ПЛО не в нашу пользу, слишком незащищенное. Подобное нашему проекту у них умерло в виде предложения еще в 1972 году, а у нас иного выхода нет, только эти «торпедоракеты» смогут их пронять! Вот только бы решить проблему с нашим главным поставщиком эксклюзивных приборов, машин и компонентов».
Преодолением, обходом бетонных рамок запрета КОКОМ занималось больше сотни западных бизнесменов, как их называли в соответствующем отделе КГБ – «шлюзовики».
«Да, сейчас нужно исполнить большой заказ! – Иван Дмитриевич Сербин просматривал список, составленный исключительно для СКР «Болид». – Как же он, наш главный поставщик, справится-то с такими делами! Все труднее и труднее обходить КОКОМ, все более претенциозные машины, механизмы и компьютеры появляются в этом списке! Да и где он сейчас? – Самым результативным был Рихард Мюллер. Сербин как-то случайно услышал эту фамилию и теперь постоянно в мыслях адресовался к этому «шлюзовику». Обернулся на карту мира, присвистнул, помотал головой: – Знамо дело, посадил бы его перед собой и «причесал» бы его по всему списку. Они, эти «связники», ведь ни черта не знают, что важнее, что можно пропустить, а что-то чем-то можно и заменить! Ладно, выдвигаю по степени важности на главную позицию. Что сможет добыть немец, то и будет». Иван Дмитриевич не знал, что Мюллер уже как два года был «в бегах», с тех пор как в Северной Америке[43] в 1975 году на него было открыто уголовное дело, он спешно покинул страну, ускользнув от обвинения в незаконной продаже Советскому Союзу партии компьютеров фирмы «Ханиуэлл».
Иван Дмитриевич перелистал несколько страничек и вновь углубился в чтение. Телефонный звонок отвлек его, он поднял трубку, молча выслушал и повесил. Это был звонок шефа о том, что необходимые подготовительные мероприятия со стороны КГБ сделаны. Сербин усмехнулся про себя этой наивной информации: «Подготовительные мероприятия! Это вам, дорогие товарищи чекисты, не передвижение заводов и заказов, перенаправление финансовых потоков и материально-технического снабжения. Там одни взвоют, другие притырят, третьи затаят обиду! У них все легко и просто! Шпионщики! Перпердовый отряд партии!»
Иван Дмитриевич подумал, что надо бы еще раз уточнить готовность своего аппарата к стремительной переброске производственного задания, вызвал замзавотделом, предложил ему проанализировать всю документацию и внести дополнительные предложения, так, на всякий случай, вдруг что-то новое вылезет.
Просматривая с ним все варианты, Иван Дмитриевич не мог отделаться от мысли, что мотивировка подготовленного Постановления об изменении размещения оборонного заказа на исследования и изготовление экспериментальных образцов недостаточно объективна. Они еще раз прошлись по тексту постановления, скрупулезно взвешивая каждое предложение, однако все выглядело достаточно весомо и убедительно. Отложив само постановление, вновь просмотрели два варианта изменения производственного задания.
– Ну, и что ты скажешь? – Иван Дмитриевич откинулся на спинку кресла, в упор глядя на своего замзавотделом.
– Два варианта вполне готовы, каждый по-своему хорош, вот только не могу понять, зачем мы это все делаем? – Он снял очки, протер их и одел. – Первоначальное размещение заказа уже принесло свои плоды. Работа движется, ну, может быть, не всегда план выполняется, но мы же понимаем, что это совершенно новое изделие, такого ни мы, да и вообще никто в мире, еще не делал. Ну да, возникают трудности, которые тормозят, но проблемы решаются. На данный момент мы значительно отстали от намеченных сроков, однако исполнители уверенно говорят о том, что скоро будет прорыв и дело пойдет быстрее. Вот поэтому я не понимаю цели этих изменений.
– Да цель-то проста: прошло больше года, как мы передали им это производственное задание, которое просто-напросто «замылилось» там и буксует на одном и том же месте. Все, почти все разработчики остановились. А мы отдадим в другие руки, другие мозги, другой взгляд на все проблемы и трудности, о которых ты говорил. Дмитрий Федорович Устинов как-то мне сказал, что вот американцы, когда отдали заказ на малолитражный автомобиль в руки монополистов по производству типичных американских многотонных машин, получили урода слегка облегченного, но достаточно весомого, тогда они разместили заказ у самолетостроителей и получили вполне приличный микроавтомобиль на восемьсот кило. Вот и здесь так. – Иван Дмитриевич весело рассмеялся.
Заместитель недоверчиво посмотрел на Ивана Дмитриевича, но ничего не сказал. Он уже знал, неофициально, как это происходит в аппарате, что предстоит совещание, на котором будут очень высокие лица, и материалы, которые он держит в руках, будут подробно обсуждаться. Зная об этом, он не понимал конечных целей, а также причину, почему его начальник молчит об этом, а все поворачивает так, как будто только они вдвоем здесь и сейчас обсудили и приняли решение.
– Хорошо, Иван Дмитриевич, я еще раз просмотрю все материалы и через часик принесу полностью отредактированный вариант! – Заместитель уверенно начал собирать бумаги со стола: он проверялся, будут ли эти материалы использованы сегодня на предстоящем совещании у «верхних», или совещание будет по другому вопросу.
Иван Дмитриевич протянул руку, забрал у заместителя папку, куда он уложил все документы, и коротко сказал:
– Не надо, я сам отработаю эти варианты и постановление, ты и так хорошо потрудился, а я просто пройдусь еще раз, и когда будет готово – тогда и будет готово. Все, свободен!
Заместитель вышел из кабинета, теперь полностью уверенный, что через двадцать минут на предстоящем совещании материалы, подготовленные им, будут приняты и одобрены. Матерый аппаратчик, он знал прохождение бумаг и систему принятия решений, вот только не мог знать, даже предполагать, что же на самом деле готовилось и какое истинное решение будет принято. Это как в чехарде: он подставил спину, «Иван Грозный» оттолкнулся и перепрыгнул через него, и дальше сам подставил спину для следующего, более высокого участника, а тот… следующему и так далее.
Февраль 1977 года. Москва. Площадь Дзержинского, 2, КГБ СССР. Ближе к вечеру Андропов, прикинув по времени, что там, на Старой площади, этот новый секретарь по оборонке уже готов вести диалог, открыл записную книжку с тисненым переплетом на последней записи, где размашистым, малопонятным почерком было набросано «Ряб. – мнение Л. И. о крылатых ракетах», наклонился к селектору и попросил соединить его с Рябовым.
Звякнул телефон, Юрий Владимирович снял трубку, из которой, не дожидаясь его ответа, послышался голос Рябова, который уверенно заявил, что они вместе с начальником оборонного отдела уже подготовили предложения. Андропов отметил про себя, как изменились его тон и манера говорить после его встречи с ним. Теперь этот секретарь с Урала держался уверенно и веско. Юрий Владимирович усмехнулся и придвинул к себе лист бумаги, где тем же размашистым почерком записал предложения Якова Петровича. Случайно или не случайно, записывая главные составляющие предложения о переносе производственного задания, он вслед за Рябовым так и записал себе: «… чистое поле, конь не валялся!» Несколько раз перечитав, он задумался, рисуя на листе бумаге замысловатые фигуры, потом вызвал в кабинет помощника, и они больше часа обсуждали варианты будущей операции.
– Подготовьте вместе с товарищем Крючковым окончательный план, никого больше не подключайте, я бы хотел через два часа посмотреть. – Андропов не отпускал помощника, призадумавшись, потом, словно что-то для себя решив, добавил: – Не выходит у меня из головы одна фраза Рябова, может, в ней-то все дело.
Эта фраза Рябова в телефонном разговоре, прозвучавшая без подтекста, без подготовки, а выскочившая как-то самопроизвольно, когда тот начал говорить о возможностях Краевого «КБхимпром» принять и подготовить изделие. Он сказал: «… там словно чистое поле, конь не валялся…». Эта фраза не выходила у него из головы, подготавливая пока еще не совсем внятную комбинацию.
Через два часа дверь открылась, вошли Владимир Александрович Крючков и помощник Андропова. Они присели к столу, помощник положил перед Юрием Владимировичем расписанные план и мероприятия по нему, который тот долго и внимательно, пункт за пунктом читал, делая пометки на полях.
– Вот так решили, значит? Хорошо! Товарищи, не забывайте, что эта операция имеет свойства «особенно деликатного и конспиративного характера». Кто проведет все эти меры? Какими силами? – спросил он после прочтения, переводя взгляд с одного на другого.
Помощник сделал движение в сторону Крючкова, тот достал свои бумаги, разложил перед собой.
– Для обеспечения руководством операции я предлагаю человека из моего управления, пятого отдела ПГУ. И уже подготовлена шифротелеграмма с поручением резиденту КГБ в Париже полковнику Николаю Николаевичу Четверикову откомандировать полковника управления «Т» Каштан Д. Г. сюда, в Москву.
– Мне фамилия знакома, это же дочь наших нелегалов во Франции, в прошлом, – на минуту задумавшись, вспомнил Юрий Владимирович. – Что скажете о ней, только коротко.
– Если коротко, то она работает, как кувалда в умелых руках. Смотрится со стороны как бы легко и даже изящно, но припечатывает так, что мокрого места не остается, – с удовольствием дал характеристику Крючков, оглянувшись на помощника.
– Да, Юрий Владимирович, характеристика яркая! – подтвердил тот. – В высшей степени образованная, с мощным интеллектом.
– Что вы вкладываете в эту характеристику: «по интеллекту»? – настойчиво спросил председатель.
– Ну, как! Бывает умный человек, но без яркого интеллекта, а бывает…
– Что, не умный, но с ярким интеллектом? – едко спросил председатель. – Или как?
– Юрий Владимирович, я не хочу жонглировать словами, но в моем понятии это так, как я сказал!
Андропов слегка улыбнулся, сделал примирительное движение ладонью.
– Нет, отзывайте по линии МИДа, через посла, на два дня для консультации. А там посмотрим, – продолжил Андропов, – но вначале обеспечьте качественную утечку там, во Франции, об этом изделии, да так, чтобы возник интерес. Нам живой, активный интерес нужен!
– Четвериков в Париже обещает, что подготовленная информация, которую мы сегодня после вашей визы перешлем в режиме «чрезвычайно срочно», в тот же день попадет, куда следует. И это будет означать начало операции, я предлагаю назвать ее «Тор».
Он протянул папку, однако Юрий Владимирович отодвинул ее в сторону со словами:
– Почему решили назвать «Тор»?
– Тор – геометрическая фигура, поверхность вращения в форме бублика. Тор также в германо-скандинавской мифологии один из Асов, бог грома и молнии. Вот этот бублик с громом и молниями мы и будем раскручивать, а кто что получит – сам бублик или дырку от бублика – это в наших руках.
Юрий Владимирович улыбнулся своему старому и верному товарищу, дескать, ценю твой юмор.
– С личным делом полковника ознакомлюсь позднее. Сейчас надо решить текущий вопрос: сегодня ставить в известность о начале наших мероприятиях самого или пока повременить? Я уже доложил ему соображения по этому вопросу, и он знает, что мы вплотную начинаем работать по этой теме, правда, только в общем, без уточнения главных деталей, у него и у меня записан тезис по этой теме, мы имеем право работать с чрезвычайными полномочиями. Вот это нам и надо.
– Силами ВГУ[44] проводить не будем, – продолжил Крючков, – они готовы к ловле таких мышей, но не к той игре, которую Инстанция[45] задумала с ними. Будем привлекать группу оперативного обеспечения из офицеров резидентуры во Франции. Их там достаточно много, и если заберем пять человек, большого урона не будет. Офицеры знают материал, в курсе работы их структуры, опыт работы с ними большой, провалов не было, а только, скажем, небольшие несовпадения по характеру поведения, так сказать, мальчишеское соперничество. Вы, простите, хотите что-то спросить? – перебил себя Крючков, увидев нетерпеливый жест рукой председателя.
– Наши весьма подготовленные и знающие сотрудники, которых вы наметили для обеспечения прикрытия, – это хорошо! Однако подумайте над тем, что там, в Крае, чистое поле и конь не валялся! – Юрий Владимирович повторил слова Рябова. – Французы не имеют своей агентуры у нас, ну, может, только «спящая», да и то в какой-то степени. Что будут делать их агенты там, в чистом поле?
– Будут работать, искать. Понимаю, что им будет трудно. Я даже думаю о том, что там у них может ничего не получиться. – Владимир Александрович отвечал на вопрос, уже подготовив продолжение.
– Они там будут как слепые, там, где даже конь не валялся! Надо дать им поводыря, иначе наша операция пройдет вхолостую.
Крючков и помощник переглянулись, решая, кто будет говорить. Начал помощник:
– Этот аспект мы тоже продумали. Подведем к французам нашего человека, после того как Четвериков сделает внос информационного события, и мы получим подтверждение, что сработало.
Юрий Владимирович долго смотрел то на одного, то на другого, а потом неожиданно спросил:
– И уже есть кандидатура?
– Готовим! Вопрос очень тонкий.
Андропов усмехнулся, он понимал, что такая конструкция ввода агентов в дело не была подготовлена и его соратники подстраиваются под его базовую мысль.
– Ладно! Понимаю, что этот момент еще сыроват у вас. Давайте подумаем, какими внешними и внутренними признаками должен обладать наш кандидат.
– Прежде всего это должен быть молодой парень, имеющий широкий круг знакомств на месте, он должен скептически относиться к окружающей обстановке, проявлять в полной мере критическую оценку происходящего, то есть быть готовым материалом для влияния и последующей вербовки. – Крючков выпалил эту вводную, сам не понимая, что загоняет себя в ловушку.
– Ну, и есть такой кадр? – небрежно спросил председатель, начав перебирать бумаги на столе.
– Есть! – Крючков не мог поверить сам себе, когда у него в памяти неожиданно всплыло недавнее совещание, где рассматривали кадровый вопрос, и он торопливо, захлебываясь, радостно сообщил: – Есть такой человек! Два года, как окончил художественный институт им. Сурикова, а сейчас у нас на выпуске в «вышке». Родился, вырос, учился в школе там, в Крае.
– Интересная кандидатура! Непризнанный художник! – сказал помощник, напрягая свою память, чтобы выдать и свою кандидатуру. – У меня на примете один кандидат, сейчас готовится его назначение.
– Пожалуй, художник более подходит для нашей цели. Ну а круг общения его? Художники не обладают большой коммуникабельностью, что будем с этим делать? Тут бы лучше всего подошел спекулянт модными тряпками, техникой.
– Сделаем из него фарцовщика[46]. Не проблема! – уверенно заявил Крючков. – Подтянем его на это дело.
– Хорошо. Пробуем эти кандидатуры. Делать будем спокойно. Время пока есть, только началась переброска производства в Край. Перспективный вариант.
– Французы вплотную наступают нам на пятки по этому изделию, им надо то же самое, что и нам, политическое решение этого вопроса! – вдруг внятно и как-то проникновенно сказал Крючков.
При этих словах Андропов встрепенулся и подумал: невозможно, чтобы главную мысль его недавней беседы с генсеком мог узнать кто-то еще! Он отогнал от себя дикие мысли о микрофонах у первого лица государства, но эта секундная оторопь проявилась, на что помощник дернулся и подтвердил эту мысль Крючкова.
– Да, мы считаем, что это в большей степени политический, чем технический вопрос.
– Именно, политическое решение в вопросе оборонных инициатив! – не обращая внимания на слова помощника, продолжил председатель, как бы подхватив мысль своего заместителя. – Поэтому идем на политическое решение. Режим секретности проведения мероприятий будем обеспечивать по линии «оборонки» ЦК, связь через них, по партийной спецсвязи, но проведение всего комплекса оперативной работы – только за нами.
Вдруг зазвенел прямой телефон внутреннего селектора начальника Секретариата КГБ. Это был сигнал прямой связи с генсеком. Перед совещанием со своим помощником и заместителем Юрий Владимирович дал указание не отвлекать его и переключить все телефоны на приемную, а этот звонок был из ряда вон: не так давно лично был у Брежнева, потом, часа два назад, докладывал ему по телефону о ходе подготовки операции, и вдруг!
– Что там такое? Что происходит? – Андропов решительно поднял трубку. Услышав объяснения, на секунду опустил трубку, зажав микрофон рукой, потом уверенно проговорил:
– Слушаю, Леонид Ильич! Нет, рано еще нам спать. Да, все помню и уже в деле! – Присутствующие слышали только ответы, но прекрасно догадывались о вопросах. – Подготовлены все необходимые… – он оборвал себя на полуфразе, – а в чем дело? Так, так… Нет, думаю, что мои офицеры на «горячей линии» недостаточно владеют политической и дипломатической лексикой при переводе, мы сделаем скрупулезный перевод сегодня же и предоставим вам полный и более приближенный к оригиналу текст! – Он положил трубку и поочередно оглядел одного и другого.
– Леонид Ильич после письма нового президента Америки находится в психологическом шоке, а тут пришло сообщение по «горячей линии»[47], где наши офицеры-переводчики, которые сидят на приеме, преподнесли такой перевод, что генсеку стало плохо. В чем там дело? – Он повернулся к помощнику.
– Я проинструктировал персонал, в какой тональности работать, на чем делать акцент, а что замазывать. Словом, все в русле операции, – нимало не смутившись, ответил помощник, – но там все в рамках оригинала. Никаких импровизаций и вольностей.
– Знаю, хорошо знаю, как даются и как выполняются такие рекомендации. Немедленно пригласить наших переводчиков из МИДа, перевести, распечатать и отправить срочной фельдъегерской службой на дачу к Леониду Ильичу. И мне экземпляр на стол. Все на сегодня.
Андропову вдруг вспомнились похищение в Западной Германии ракеты «Сайдуиндер» и переброска ее в Восточную зону. В часы, когда проходила эта операция, также напряженно сидели на линии связи, ждали подвоха со стороны банды взломщиков, которые за большие деньги вывозили снаряд из армейского склада контингента североамериканской армии в Западной Германии (ФРГ), и нервы были на пределе.
Февраль 1977 года. Москва. Старая площадь. ЦК КПСС. На следующий день была назначена встреча Сербина с помощником Председателя КГБ СССР.
Состоялась она не в кабинете Секретаря ЦК КПСС по оборонным вопросам Л. П. Рябова, ни на Лубянке, а на конспиративной квартире в районе улицы Сретенка, у станции метро «Колхозная»[48], но все это выяснилось значительно позже.
Эту встречу за утро неоднократно переносили и начальник Оборонного отдела ЦК КПСС И. Д. Сербин, отложив все мероприятия с директорами военных заводов, генеральными конструкторами оборонных НИИ, учеными и разработчиками, занимался только текущими делами, которые не могли ждать. После третьего переноса этой встречи Иван Дмитриевич крепко выругался пятиэтажным матом, захлопнул папку с названием «Письма», лежавшую перед ним, и забросил ее в нижний ящик письменного стола. Ну сколько можно ждать!
Рябов позвонил Ивану Дмитриевичу в начале четвертого и сообщил, встреча состоится в шестнадцать часов на конспиративной квартире. Будет помощник председателя, как главный куратор операции, в этой связи, добавил он, едете на встречу только вы сами, а потом мне доложите по итогам. Сербин положил трубку, запустил семиэтажный мат, «паны все спустили на холопов, у них чубы покрепче», достал документы, положил их в портфель и вышел из здания, где у машины ждала группа мужчин сопровождения.
Около двери конспиративной квартиры завотделом слегка остановился, обернувшись, и шагнул внутрь. Он прошел по коридору вглубь и попал в большой, хорошо обставленный зал, навстречу ему двинулся крепкий, с грубоватыми чертами лица мужчина в хорошо сшитом костюме.
– Здравствуйте, товарищ Сербин, Юрий Владимирович уполномочил меня провести нашу встречу, да и в дальнейшем мы с вами, и только мы будем проводить в жизнь решение этой задачи. Прошу присаживаться.
– Приветствую! Атрибутику закатили, мама не горюй! И что за переносы такие? Полдня потерял! – досадливо сказал Сербин, прикидывая, куда сесть так, чтобы помощник тянулся к нему в общении.
– Иван Дмитриевич, приношу свои извинения! Не было полной ясности в одном вопросе, и мы перенесли, чтобы получить чистоту решения! – поспешно начал оправдываться помощник, передвигая кресло, чтобы не тянуться к завотделом. Он понял и «обнулил» задумку цекашника.
– Так что я проинформирую вас по нашей части вопроса? – Иван Дмитриевич сказал эту фразу слегка небрежно, но тоном человека, который выше по положению, достал папку и открыл ее на первой странице, где лежали текст постановления и планы мероприятий.
– Нет, товарищ Сербин, информировать не надо. – Мужчина поднял правую руку, сделал отрицательный жест и мягким, дружелюбным тоном объяснил: – Мы в теме! Тексты прочел лично, и моя оценка вашей оперативности очень высокая!
Иван Дмитриевич слегка удивился про себя: «Вот шустряки! Рвут подметки на ходу! Не успел сдать материалы в канцелярию, а они, видите ли, уже ознакомились! Надо бы заняться, кто так стремительно сливает у меня на хозяйстве!»
Помощник Председателя КГБ СССР внимательно посмотрел на Сербина, в глазах мелькнула лукавая искорка.
– Хорошо понимаю задачу и со своей стороны подготовил для конкретной работы в операции человека, проверенного и надежного, с умом, как бритва, опытного разведчика, который последние несколько лет занимался научно-техническим направлением, и не где-нибудь, а именно во Франции, достижения которой по аналогичному нашему объекту вы так высоко оцениваете. С Крючковым вопрос согласован, и полковника отзывают в Москву, завтра утром рейсом «Аэрофлота» будет здесь, в Москве, у вас. Пока приглашаем только для консультации. Вы, Иван Дмитриевич, и я должны посмотреть, поговорить и решить о соответствии данной кандидатуры для проведения нашей операции.
– Ага, вот и хорошо! Если полковник умеет потрошить чужие сейфы, значит, сможет дать дельные предложения, как нам привлечь внимание противника к этим сейфам.
– Не сомневаюсь, вы получите ценные предложения, а главное, проверите компетентность нашего сотрудника в этом деле. Двух дней, на которые мы отзываем полковника из Франции, вам хватит?
– Посмотрим, – буркнул Сербин, недовольный таким разворотом событий, помощник не то чтобы шел вровень с ним, а даже слегка опережал, – ну а что потом?
– А далее операция будет продолжаться в соответствии вот с этим планом. Прошу вас ознакомиться! – Помощник протянул бордовую папку с вытисненным символом КГБ.
Иван Дмитриевич углубился в чтение, иногда хмыкая и бурча себе под нос. Помощник спокойно взирал на него, нимало не смущаясь этим внешним проявлением.
– А здорово написано! – сказал, закончив чтение Сербин. – Вот только про буераки не упомянули!
Помощник понимающе улыбнулся Сербину, но на это замечание не отреагировал.
– Наш приказ по комитету будет в одном экземпляре, и, кроме Юрия Владимировича, Крючкова и меня, от Комитета государственной безопасности больше никто не будет посвящен, – помощник бесстрастно забрал бордовую папку и положил в металлический кейс. Достал оттуда два сколотых листа бумаги: – Вот подписка о неразглашении! Ознакомьтесь и распишитесь.
– Да вы что там в своем уме?! Начальник отдела оборонки Инстанции должен подписывать что-то там о каком-то неразглашении! Забылись, готовя свои мероприятия, ваш уровень секретности и мой! Такого еще не бывало!
– Тем не менее Юрий Владимирович просил вас лично подписать это, потому что там стоят уже три подписи – Андропова, Крючкова и моя. Не хватает только вашей. Все в деле, значит, и вы должны подтвердить подписью, как главный куратор!
Иван Дмитриевич погрузился в чтение, но уже без социальных звуков, потом достал из внутреннего кармана перьевой «Паркер» и длинно, с витиеватыми переходами от буквы к букве расписался.
– Так, теперь по нашему исполнителю: как только прибудут к нам в страну агенты, на полковника будет гласный приказ о переподготовке и временном выводе его в ОДР[49], а далее вся группа поступает в наше полное распоряжение. Мы должны обезопаситься от случайной утечки, поэтому вся организация, средства связи и корректировка будут проходить только по вашей партийной линии оборонного сектора. Из двух вариантов передислокации производственного задания я бы выбрал Краевой центр.
– Откуда знаете? – разочарованно воскликнул Сербин и подумал, что на кой черт торопился, подчищал постановление, вот привез, а помощник в курсе. Рябов, догадался Иван Дмитриевич, Рябов и Андропов! А от него и этот чекист-руководитель вызнал.
– Там хорошие кадры, в Краевом управлении КГБ, – не смутившись, продолжал помощник, он понял ход мыслей Сербина. – Там служит бывалый генерал, с качественным опытом работы, умеет самостоятельно думать и принимать решения. Я бы посоветовал вам обратить на это обстоятельство внимание. Ну а в целом смотрите и решайте сами, я в производственные вопросы не лезу и мешать не хочу. Вот мой прямой телефон. Завтра, после разговора со мной, полковник из Франции будет у вас. После, как проработаете с ним, позвоните мне, я подъеду, мы уточним детали, если они появятся, и я заберу полковника на продолжение.
Помощник закончил говорить, положил все документы в металлический кейс и поднялся.
– Ну, вот, все. С нашей стороны подготовка проведена, на стороне противника уже вовсю идет накрутка, так что начинаем проводить операцию! – Он встал, протянул руку.
– Подождите, а как же… – начал было Сербин.
– Все в рабочем порядке. Завтра прибудет полковник, и мы у вас в кабинете проработаем детали. Мне бы не хотелось сейчас обсуждать без главного исполнителя. Мы – это мы, а исполнитель на передней линии, и ему будет нелегко. Завтра, все завтра! – И крепко пожал руку Ивану Дмитриевичу.
Сербин вернулся к себе и прошел сразу же к Рябову, тот всполошился, увидев лицо Ивана Дмитриевича.
– И это что, все! Совещание закончено! – пробормотал Иван Дмитриевич, сидя в кабинете у Рябова. – Это как же, етить твою мать, он просто сбросил на нас все! И мое факсимиле не забыл прихватить!
Сербин хотел было добавить про полковника из Франции, но ступорно остановился, вспомнив о подписке неразглашения.
– Ты что, Иван Дмитриевич? – внимательно посмотрел на него Рябов, заметив эту внезапную остановку своего подчиненного.
– Я не шпион, я диспетчер Центрального комитета по оборонной промышленности, хоть и доктор физико-математических наук, гори оно все синим пламенем! – начал размазывать свою остановку в повествовании Иван Дмитриевич. – Чувствую себя брошенным на прорыв, крайним для падения на амбразуру. Нам как-то не так все это нужно сорганизовать?
– Ничего не надо специально организовывать! Перевел в другое место разработку и изготовление изделия, и все, дальше уже будет работать их структура. Все! Твое дело, как и мое, только обеспечить производственный цикл этого изделия. Остальное не наша епархия. – Рябов старательно выговаривал Сербину, потом спросил: – Так как они там спланировали?
Иван Дмитриевич насуплено помолчал, затем встал, собрал бумаги и сказал:
– Не могу ничего сказать конкретного! Дал подписку! Моя подписуля чуть выше стоит, чем факсимиле Председателя КГБ! – Помолчал и партийным тоном сказал: – Постановление сегодня распечатаем и подпишем. Сегодня же дам устную команду туда, в Краевой центр, секретарю по оборонным предприятиям Тарасу Предыбайло. Одно хоть радует, на Тараса можно положиться. А что касается этих местных чекистов, то здесь вы правы, и я умываю руки. Обрадую одних и буду отбиваться от других, или наоборот. Я уже не знаю сам.
Когда «Иван Грозный» вышел, Рябов снял трубку красного телефона, набрал номер и как-то неожиданно для себя тихим голосом сказал:
– Юрий Владимирович, можно доложить Генеральному секретарю, что по теме о «крылатках» и с нашей стороны работа началась.
На другом конце провода Председатель КГБ СССР молча положил трубку и теперь уже окончательно решил, что больше инициативных контактов с его стороны с этим человеком не будет. Он, этот «уралец», теперь очевидно понял Андропов, временный человек на этом посту.
Февраль 1977 года. Москва. Кремль. Дмитрий Константинович Устинов тяжело прошагал расстояние от дверей до письменного стола Генерального секретаря ЦК КПСС, положил на край свой отчет для Центрального Комитета.
– Здравствуй Дмитрий, принес? – Леонид Ильич ответил на приветствие, взял в руки тонкую папку, быстро проглядел, потом начал медленно читать. Надолго остановился на тексте телеграммы, пробормотав про себя, но так, чтобы Устинов услышал: «Телеграмма адресована мне! А принесли ее только сейчас! Что же так почта работает!»
«Шифротелеграмма №… от… декабря 19… года. Секретно, особой важности.
Моск. время… ч…. мин.
Москва, Политбюро ЦК КПСС, тов. Брежневу Л. И.
Докладываем, что… 19… года в… часов… минут по московскому времени в район полигона «А» (точка прицеливания Т-2) с Государственного центрального полигона Минобороны была запущена крылатая баллистическая ракета «Болид», оснащенная вместо штатной боевой части ее весовым макетом в виде стальной плиты весом 500 кг. Цель запуска – проверка преодоления комплекса средств ПРО (система «А»), Средствами системы «А» цель была обнаружена на дальности 2500 км после выхода ее над радиогоризонтом. По данным радиолокатора «Дунай-2» центральная вычислительная машина не смогла построить и непрерывно уточнять траекторию цели, указания цели радиолокаторам точного наведения выданы не были, расчет, и выдача на пусковые установки углы предстартовых разворотов машина рассчитать не смогла, кроме зафиксированного момента пуска. Таким образом, впервые в отечественной и мировой практике продемонстрировано преодоление средств ПРО головной части крылатой баллистической ракеты на всей траектории ее полета. Это подтверждает преодоление аналогичной американской системы ПРО «Найк-Зевс».
Оснащенная уникальным «интеллектом», позволяющим совершать любые маневры на траектории с точным выходом на заданную цель, ракета практически неуязвима для средств ПВО
В ходе испытаний при пусках на полную дальность из-за нехватки длины трассы полигона Капустин Яр на траектории полета от Волги до Балхаша (трасса Грошево-Тургай-Терехта-Макат-Сагиз-Эмба) проводился маневр разворота на 180 град., что весьма необычно для КР…
– Значит, все-таки добил эту штуку? Помнишь, ты мне сказал, что там, – он махнул рукой в сторону окна, – теперь «зашевелятся!»? – Он посмотрел на Устинова, у которого лицо, шея были влажными, а сверху катились небольшие капельки пота. – Что это льет с тебя, вроде не жарко?
– Аспирин принял, – махнув рукой, устало сказал маршал.
Брежнев сосредоточенно и быстро прочитал его отчет, подолгу не задерживаясь, а только проставляя одному ему понятные знаки.
– Так это что, «Болид» протыкает оборону и идет на цель? По цифровым картам с точностью до метров. Так, Митя?
– Совершенно верно, Леонид Ильич, по радиолокационным цифровым картам рельефа местности бортовая счетно-решающая система прокладывает курс и наведение на цель, обеспечивает точку попадания.
– От нас до Вашингтона, если мне не изменяет память, 7700 км, а вот тут определена дальность 5000 км, это что, они в океан будут падать, не долетев?
– 5000 км достаточное расстояние, чтобы производить запуск вне зоны радиолокационного зондирования американцами. Ну а пусковые испытания были проведены только с возможностью пролета всего боевого расстояния. У нас не хватило места для этого…
Увидев, как поползли брови вверх от недоуменного вопроса, он спохватился и уточнил:
– Леонид Ильич, ты же знаешь, еще по тем временам, что испытания проводятся исключительно на полигонах, поэтому мы использовали два, с одного был произведен пуск, а второй был в запасе на случай подрыва, если вдруг ЧП. СКР долетела до запасного полигона, там мы ее развернули, и она вернулась на полигон запуска, где и была успешно подорвана, пролетев те самые 5000 км. Теперь весь вопрос в модернизации двигателей или замене на новые, которые недавно были разработаны в КБ, усовершенствование системы наведения и прочее. Двигатели уже готовы и прошли все испытания. Их разрабатывал человек, чья фамилия никогда не звучала и еще долго не прозвучит.
Устинов поправил очки и пояснил, видя, что генсек снова нахмурился и вопросительно посмотрел на него, откинувшись на спинку кресла.
– В мире знают Челомея, Глушко, Янгеля, а вот фамилия этого нашего конструктора строго засекречена. Был главным конструктором, – добавил осторожно маршал, – сейчас руководит и продолжает все разработки его сподвижник. Это они создали ряд двигателей, в том числе и гиперзвуковой воздушно-реактивный двигатель, который запланирован на установку в этих самых крылатых ракетах.
Устинов хотел было добавить, что этот конструктор погиб в странной автомобильной аварии, но промолчал, подумав, к чему лишние разговоры, да еще о том, что неясно до сих пор.
– Значит, дело сделано, и у нас есть то самое супероружие, которое может быть козырем в переговорах по ОСВ-2. Это очень хорошие новости, надо бы наградить за это выдающееся дело. Всех!
– Рано еще, Леонид Ильич, еще только испытания. Мнения некоторых ученых о достаточно быстром создании этих снарядов было завышено, пришлось проводить много незапланированных научно-исследовательских опытных работ. Там много трудностей! – Устинов остановился, но, видя, что Брежнев его внимательно слушает, продолжил:
– Мы не стали слепо повторять то, что уже сделано американцами и французами в области дозвуковых крылатых ракет. Это был бы тупик для нашей сверхзвуковой ракеты, ну, и в результате мы с этой крылаткой забежали намного вперед, как и с тем нашим комплексом обороны. – Дмитрий Устинов остановился, увидев, что генсек понял, на какой комплексе «ПРО» намекает, подождал секунду и, видя, что вопросов не поступает, продолжил: – Остались прорехи, которые надо заделывать, а заделывать пока нечем. Мы просто даже не знаем чем и как. Но работа продолжается, главное, там, на Западе, уже хорошо знают, что мы почти у цели. – Он выразительно посмотрел на генсека, словно уже знал о его тайном приказе, Брежнева даже на секунду захлестнуло от этого. – А еще через какое-то время у них будет полная картина «маслом». Еще одно небольшое усилие. Все работы передали на другое КБ. Они дожмут.
– Тогда вот что, Митя, – удовлетворенно сказал генсек, – мы заслушаем твой отчет в рабочем порядке, дадим разрешение на публикацию расширенной информации об этом заседании. Пусть это прозвучит, это будет хорошим пинком нашим забуксовавшим переговорам с американцами. Время идет, а мы все топчемся на месте. Что скажешь?
Устинов пожал плечами, взял со стола газету и начал обмахивать лицо, потом бросил ее и нервно сказал:
– У нас нет убедительных аргументов! Пока! – Он поднял палец и потряс им. – Американцам наплевать на наши «Пионеры» или «SS-20», как они их обозвали, пусть стоят, они считают, до них-то не долетают, и все дела. Канцлер Коль, который первым очухался, уже начал трубить, правда, пока истерики нет, но дрогнули ряды, а если мы добьем это наше изделие, – он кивнул на папку, лежащую на столе у Брежнева, – вот тогда-то все и пойдет, покатится. По моим предположениям, а я базируюсь на информации от нашей группы, летом-осенью начнутся события. Сейчас все начинает развиваться стремительно, и важно удержать контроль, не съехать в сторону.
Брежнев внимательно выслушал тираду маршала, поджал губы и тихо сказал, как бы обращаясь к своим мыслям:
– У меня сегодня встреча с Юрой, мы обсудим этот вопрос, тем более что от него поступают сигналы о сложной ситуации в его аппарате, да еще это противоборство-соперничество с МВД. Я говорил с ними и подчеркивал, они забыли, что служат народу, и по должности одни ловят воров, а вторые шпионов, и не суть меряться! – сказал он Устинову на прощание и, когда тот вышел, подвинул к себе папку с его отчетом и углубился в чтение.
Фраза генсека «информируй меня отдельно», произнесенная им в завершении приказа на выполнение деликатного и особо конспиративного задания, заставляла Юрия Владимировича Андропова постоянно ступать на этот совершенно неконтролируемый мостик между властью первого лица государства и властью его тайного аппарата специальных служб. Мостик был зыбким, но другого инструмента не было. И хотя он доверил своему ближайшему помощнику негласную подготовку и проведение всей операции, опираясь на всю мощь аппарата, тем не менее еженедельно, докладывая Брежневу о ходе дел, он старательно избегал эмоциональных проявлений, но в одиночестве давал волю чувствам, ненавидя ситуацию, в которой оказался.
Андропов, впервые информируя генсека о подготовке к выполнению его приказа и уже внутренне готовый подвести к главному вопросу, сказал, пристально вглядываясь и пытаясь разгадать мысли и чувства Брежнева:
– Мы проводим, используя офицеров из резидентуры на Западе. На нашей операции исполнителем является полковник Каштан. – Андропов понимал, что пора уже вводить в разговор с генсеком небольшую конкретику.
– Каштан? Эту фамилию я помню! Весьма компетентный товарищ! Читал его добытую информацию и выводы в приложении к твоей справке из ПГУ. – Брежнев откинулся на спинку кресла и достал пачку сигарет «Новость», изготовленных на особой линии ростовской табачной фабрики. Они набивались смесью «свар», редкого сорта малазийского табака в качестве небольшой добавки к основной массе вирджинского, где использовались листья только со средней части растения, имеющие более высокую сахаристость. Именно благодаря присутствию сахара табак «Вирджиния» при выдержанном хранении приобретал еще более изысканный вкус – чуть сладковатый и пряный.
– Помню, тут себе пометил, – генсек открыл ящик стола, достал блокнот и открыл его, – он сделал хороший прогноз о международной Группе по стандартизированной европейской крылатой ракете «ASEM – Anti— Ship EuroMissile». Весной этого года, как дает информацию твой сотрудник, на базе промышленной группы Франции «ZA» будет подписано соглашение с Великобританией, Нидерландами, Норвегией, Соединенными Штатами и ФРГ о совместном производстве этого изделия.
– Это она, Леонид Ильич! Дора Георгиевна Каштан, полковник ПГУ КГБ, работает в резидентуре Франции, будет отозвана на проведение операции. Весьма знающий товарищ, я бы сказал, талантливый оперативник и отличный офицер.
Он посмотрел, как Брежнев, ничуть не удивившись, открыл свой блокнот и что-то записал.
– Леонид Ильич, осторожней с записями, ну хотя бы не прямым текстом, ведь операции присвоен высочайший гриф секретности.
– Ты меня знаешь, Юра, я ничего такого писать не стал бы, а в своей манере пометил только! Хорошую кандидатуру ты подтянул к этому делу! – Брежнев отложил блокнот, встал из-за стола, тяжеловато прошелся по кабинету.
Андропов хорошо помнил по личному делу основные этапы работы полковника Каштан по СКР во Франции. Она сумела выудить частный заказ Греции во Франции с концерном «ZA» на поставку разработанных в инициативном порядке с августа 1968 года крылатых ракет. Факт частной сделки подтолкнул министерство обороны Франции подписать контракт на создание КР подводного старта, получившей обозначение «Экзосет» «Exocet», «Летучая рыба».
Леонид Ильич вернулся к столу, взял в руки блокнот, хитровато улыбнулся, перевернул страничку, прочитал что-то там и сказал:
– В середине семидесятых годов концерн «ZA» выиграл конкурс министерства обороны Франции и получил огромные государственные фонды, миллиарды! Новая ракета будет превосходить «Экзосет» по дальности действия, сверхзвуковой скоростью на маршевом участке траектории и возможностью программировать полет с разными тактическими заданиями. Вот что смогла эта Каштан, как ты говоришь, полковница, добыть! Эту информацию ты знаешь?
Андропов пропустил осенью 1976 года этот важный узловой момент, как не представляющий особой важности на тот период развития событий, а сейчас именно эта, как он хорошо знал, с большими трудностями добытая информация становилась серьезной составляющей в операции «Тор», которую проводили его сотрудники. Брежнев уловил это короткое смятение и продолжил с чувством превосходства:
– Так вот, довожу до твоего сведения, что прогноз твоего полковника звучит так, что формальное соглашение о совместной разработке новой СКР будет подписан Францией с Великобританией, Нидерландами, Норвегией, Соединенными Штатами и ФРГ в апреле 1977 года. Через два месяца. И они начнут готовить производственный запуск в серию. А мы можем потерять приоритет.
– Леонид Ильич, ты не пропускаешь ничего! – Андропов покачал головой. – Словно предвидишь события!
Брежнев снисходительно улыбнулся, удовлетворенный тем, что «обскакал» главного по госбезопасности страны. Андропов, ругаясь внутри на самого себя за этот промах, решился подступить к главному вопросу. Начал он издалека, пока даже не надеясь на успех:
– Будущее теперь принадлежит тем, кто владеет системами обработки информации. Раньше над проектом работала группа конструкторов и армия расчетчиков с механическими счетными машинками «Феликс» и логарифмическими линейками. Сейчас все это проделывает одна небольшая железная тумбочка, притом армия математиков считает месяц, а эта тумбочка не более часа. Вот по этим всплывшим вопросам, новым подробностям, которые хоть из другой сферы, но напрямую касаются будущего нашего супероружия… – Юрий Владимирович с тревогой сообщил, что, по его данным, полный ввод в систему вооружения страны на этом этапе зависит полностью от американцев.
– Это ты про что? – Леонид Ильич напряженно застыл.
Увидев недоуменное лицо генсека, постарался своими словами объяснить создавшееся положение.
– Раньше, если у конструкторов что-то менялось, большой отряд расчетчиков начинал все пересчитывать с первой цифры, а эта тумбочка – суперАРМ, которая называется ВАКС 11\780 «Звезда»[50], в своих расчетах предоставляет все возможные и самые лучшие варианты. Мы уже начали готовить инженеров, которые будут владеть языком диалога с машиной высокого уровня, типа ПАСКАЛЬ, БЕЙСИК, ФОРТРАН, АЛГОЛ[51], чтобы работать на них. – Андропов сделал паузу и выдохнул. – Но их надо купить у американцев, а они нам не продают, и, мало того, эти машины у них целенаправленно идут только в армию.
– А что же наши машины, я слышал, что они ничем не хуже, минские товарищи стараются… – Брежнев закурил новую сигарету.
Глаза Андропова за стеклами очков еле заметно блеснули, он проследил за ним взглядом и решил продолжить, делая небольшое отступление перед сложным вопросом, который хотел завершить сегодня, заручившись согласием первого лица.
– Да, они не хуже по некоторым производимым операциям, но они не в состоянии вести диалог с программистом или аналитиком, они только считают, да и то, когда были представлены первые образцы этих электронных машин, в министерстве ответили своеобразно, с душевной простотой:
«Мы затратим такие деньги на эти машины, они нам быстро все посчитают, а потом их куда девать? На свалку?» – и отказали на долгие годы в развитии отрасли. Это было при Хрущеве. – Андропов приостановил свое повествование, оценивая эффект. Он ожидал, что генсек прервет его в своей манере и скажет, мол, я не по этой части, и ты не нагружай меня техническими вопросами, однако Брежнев слушал с интересом и даже не делал попытки остановить. Андропов слегка удивился такому обстоятельству, потом вспомнил недавний закрытый отчет, где отмечалось, с каким интересом Брежнев изучает тему о тенденциях в экономике и влияния стремительно развивающейся сферы информатики в мире.
Тихо кашлянув, он продолжил:
– Главное преимущество машины – в тысячу раз и более увеличить скорость проработки проекта, она может быть укомплектована более чем 400 компонентами, каждый из которых имеет до восьми модификаций.
– Не дави на меня! Я же не специалист в этом! Хотя… – появившиеся нотки раздражения говорили, что Брежнев уже начал уставать, – изучал этот вопрос тоже. И хочу тебе сказать, что мы вошли в новую временную эпоху. Теперь все будет складываться иначе, совсем иначе. Плохо это или хорошо, пока могу сказать только одно: для нас это плохо. Отстали мы сильно! Не готовы мы к такому резкому повороту, занесет нашу машину!
Настроение генсека после этих слов сильно ухудшилось. Андропов примирительно, как бы успокаивающе продолжил:
– А я и рассказываю это, чтобы вы знали и понимали, от чего мы зависим. – Андропов поднял глаза от бумаг и внимательно посмотрел на генсека. – Вот такой пример, полный перебор всех возможных конфигураций, даже при двух модификациях каждого компонента, потребовал бы посмотреть более чем 10 120 вариантов проекта системы, а для сравнения число атомов во Вселенной равно 1080.
Юрий Владимирович вновь остановился, чтобы усилить свое следующее утверждение.
– Только экспертная система в состоянии выбрать оптимальный вариант. Она имеет базу знаний из 850 продукционных правил вида «Если нужно разместить в стойке А узел В типа С и при этом необходимо удовлетворить требованиям Г, то следует проверить…». В результате экспертная система позволяет выбрать такую конфигурацию вычислительной системы, которая наиболее полно удовлетворит требованиям заказчика, определит жизнеспособность полученной конфигурации и выдаст схемы взаимосвязей компонентов системы. – Он отложил лист бумаги, с которого зачитывал эти характеристики. – Словом, будут у нас эти машинки – мы далеко продвинемся вперед, не будут – тогда сильно отстанем.
– Юра, я же понимаю, что ты сейчас делаешь обоснование для того, чтобы получить немалые деньги для твоих коммерсантов там, на Западе? – досадливо спросил генсек, который уже порядком устал.
– Мы их называем «шлюзовики»! Они-то есть, да мало тех, кто сможет такое.
– Ну, это как водится! Как и везде! Так кто у тебя самые лучшие? – согласился с председателем Брежнев и, сейчас, спрашивая конкретно о людях, знал, что пройдет время и эти знания ему пригодятся.
– Только два наших агента могут провести такую сделку. Это дортмундский инженер Вернер Юрген Бруххаузен и Рихард Мюллер из Естебурга. Герр Мюллер! Вот он-то и будет их добывать, но это будет очень дорого нам стоить. Надо получить разрешение на такой объем закупки. – Андропов достал еще лист бумаги и показал Брежневу. – Вот это изделие надо любыми способами заполучить. Французы пытались добыть, но получили отказ. Без этих экспертных систем они надолго завязнут с теми крылатыми стратегическими ракетами.
Леонид Ильич взял заявку, положил отдельно, а в блокноте пометил: «Ю. В. Анд. – выделить требуемую сумму!»
Март 1977 года. Португалия – ФРГ. Помощник Ю. В. Андропова уже знал, что несколько минут назад председатель вернулся из Кремля, поэтому сидел в готовности немедленно по вызову зайти в кабинет.
Так оно и случилось. Андропов сжато рассказал о беседе с генсеком и усталым голосом дал распоряжение «поднимать связь» и готовить встречу куратора с Рихардом Мюллером для непосредственной передачи особо важного задания.
Помощник вернулся к себе в кабинет и набрал номер телефона полковника Никитенко. В его засекреченном секторе «вели» Мюллера, и он имел на связи куратора, который знал места его тайных убежищ, где он периодически отсиживался после проведения очередных крупномасштабных сделок. Завсектором не мог точно знать, в какой стране именно сейчас находится Рихард Мюллер. Куратору шифротелеграммой спустили приказ готовить встречу и передачу задания. Центр требовал немедленно привести в действие все его наработанные связи и любыми мерами, за любые деньги вытащить из Северной Америки партию изделий. В приложении указывались подробное технико-эксплуатационное применение, фирма-изготовитель и позиция в списке КОКОМ.
Куратор герра Мюллера присвистнул, прочитав это приложение, да еще дополнительное указание, что на встречу, которую он должен незамедлительно подготовить, прибудет представитель военно-промышленной комиссии для подтверждения особой важности и уточнения деталей задания.
Он выдвинул ящик стола и достал коробку, в которой лежали почтовые открытки с видами Лиссабона. Перебрал их, пока не нашел нужную. Это был вид на Замок Святого Георгия, написал адрес и несколько фраз, сверяясь в блокноте, который достал из сейфа, накинул пиджак и вышел за ворота нового здания посольства СССР в Португалии. Весеннее утро в Лиссабоне еще было прохладным, но это была приятная свежесть, и он решил пройтись пешком до почтового отделения Chronopost на Avenida Infante Dom Henrique 10, благо это было почти рядом, через несколько кварталов от комплекса зданий посольства на Rua Visconde de Santarem, 59.
Опустить открытку в щель почтового ящика было не просто. Он хотел обставить так, чтобы наблюдатель из Службы информации и безопасности (SIS) местной контрразведки не смог определить, сколько и именно какого вида корреспонденцию отправляют. Для этого он достал заранее подготовленные конверты, открытки, вместе с которыми и упала на дно ящика та самая открытка. Время было рассчитано по секундам, не успел выйти из Chronopost, как служащий почты, вставив откалиброванный мешок, вытащил всю корреспонденцию. Первая часть многоходового вызова герра Мюллера на встречу была проделана.
Открытка полетела в Великобританию, там ей присвоили новый адрес, сверившись с адресной книгой клиентов, и она снова вернулась на континент, прошла еще две страны, пока не достигла небольшого городка в ФРГ, где и получил ее в руки господин Рихард Мюллер. Увидев, что изображено на открытке, он вернулся в дом, чтобы накинуть пальто (весна хоть и наступила, но с утра в Западной Германии подмораживало), быстрым шагом направился к почте, где заказал телефонный разговор с Лиссабоном.
Предварительный этап подготовки встречи с самым ценным агентом военно-промышленного комплекса СССР был закончен. Куратор получил после звонка герра Мюллера в Лиссабон на конспиративный номер телефона подтверждение готовности выйти на точные координаты и время встречи. Из Москвы в этот же день вылетел представитель ВПК, от мысли о котором у куратора сводило зубы, к сожалению, такое нарушение протокола работы с агентом было завизировано на самом верху.
Рихард Мюллер вышел из номера своей гостиницы за несколько часов до встречи. Надо было проверить, не ведут ли его, а если ведут, то сколько групп. По приезде в Германию, где-то на третий или четвертый день, он понял, что вновь находится под наблюдением, а в полученном сообщении от куратора было сказано, что о нем, как о человеке, проводящем подозрительные сделки, американские власти проинформировали спецслужбы ФРГ. Сообщение куратора было туманным и расплывчатым, вероятно, сведения об этом были получены через вторых, а то и третьих лиц. Рихард Мюллер оценивал ситуацию объективно и был доволен, что смог провести ФБР и во время покинуть США, тем не менее даже здесь, в тихой и спокойной обстановке родной земли, старался просчитывать свои шаги до мельчайших деталей.
Дело на Мюллера было открыто в 1975 году по обвинению в незаконной продаже Советскому Союзу компьютеров фирмы корпорации Honeywell Internationa. Сыскари из агентства по контролю за вооружениями и разоружению и коллегии по контролю над экспортом вооружений Arms Export Control Board, при содействии ФБР устроили настоящую охоту за ним и, не получив его в свои руки, обратились в Интерпол.
Когда он всплыл в Западной Германии, то в связи его крупной сделкой по закупке нескольких десятков единиц компьютеров и отправкой их через Румынию в СССР привлек внимание местной контрразведки. В Германии Рихард обосновался недалеко от Гамбурга, где тихо занимался скромным бизнесом в электронике и масштабно крутил тайную работу через несколько своих подставных фирм, а их было у него порядка 60 по всему миру.
Через год он наткнется на интересную позицию: просматривая бюллетени торгово-промышленной палаты, он обратит внимание на продажу завода по изготовлению музыкальных инструментов. Внимательно изучив финансы этой фирмы и ее местоположение, он придет к выводу, что лучшего варианта в его деятельности быть не может. Завод располагался рядом с границей Восточной Германии, достаточно было проехать всего несколько километров, что же касается ликвидности, то фирма находилась на грани банкротства.
Выехав на место, Рихард исколесил десятки километров вокруг, изучил дороги подъезда и подходов, системы коммуникаций и понял, что это жемчужина в его деле. Он перекупит этот заводик через свой швейцарский филиал «Дэн-контрол» и в подробном докладе куратору изложит вариант работы по нему. Очень скоро он получит ответ. Встреча будет происходить в Гамбурге, на торговом судне, которое придет из Амстердама за его очередной партией товаров высокой технологии из Северной Америки.
Пустынная местность позволит тщательно оценить обстановку и убедиться в том, что наблюдение за ними не ведется. Куратор на словах, поглядывая в небольшой листок бумаги, который достанет из внутреннего кармана пиджака, изложит точку зрения Центра на предложение Рихарда, где ставилась задача немедленно приступить к реализации этого плана, переоборудовав и расширив транспортный цех, сделать несколько терминалов для разгрузочно-погрузочных работ. Автомобили из Чехословакии, Венгрии, Румынии, Восточной Германии будут загружаться на его фирме и уходить в свои страны, чтобы потом, минуя все границы стран Варшавского Договора, мчатся в СССР.
Рихард оценит реакцию Центра на его предложение, и эта фирма станет главной перевалочной базой по доставке товаров в страны восточного блока. Трудности могли возникнуть только с персоналом. Мюллер будет сам проводить отбор грузчиков, экспедиторов и разнорабочих в свой транспортный цех. Он, как опытный предприниматель, хорошо понимал, что деятельность фирмы будет вызывать любопытство и происходить на глазах людей, и неизвестно, не побежит ли кто-нибудь закладывать его в полицию.
Проведя просмотр кандидатов, Рихард через своего помощника, который постоянно находился в Германии и возглавлял одну из его фирм и который имел достаточные связи в полиции, получит материалы по тем конкретным отобранным людям. Внимательно изучив их дела, биографию, он остановится на восьми, которые, по его мнению, справятся на первых порах с объемом грузооборота. Товары будут прибывать из разных стран, на фирме будут перемаркировываться, укладываться в новые ящики и готовиться к погрузке на прибывающие автомобили. Его доверенный человек на фирме будет постоянно, но ненавязчиво говорить окружающим о гениальности Рихарда в экспортно-импортных операциях, которые приносят хорошие дивиденды, и подчеркивать, что оплата, которую получают работники фирмы, превышает все стандарты ФРГ. Необходимость легендирования при круглосуточной работе будет стоять очень остро.
Ну а пока, сегодня, герр Мюллер оценивал этот вызов куратора как чрезвычайный, вне графика. «Случилось экстренное, или пошло не так!» – думал Рихард. Он уже второй час колесил по городу, пока не сбросил «хвост», что было привычным для него делом, да и «наружка» была подготовлена не совсем профессионально в отличие от североамериканских «гончих», которые постоянно и умело висели, как репей в конском хвосте.
Наконец убедившись, что все чисто, и посмотрев на часы, он прошел несколько кварталов и нырнул в небольшое кафе, где его должен был ожидать куратор. Присел за столик, куратор тихо проговорил название гостиницы и номер, расплатился за пиво, встал и пошел медленной, расслабленной походкой. Мюллер, допивая свой бокал пива, опытным взглядом заметил его сопровождение и группу по контрнаблюдению: сегодня были проведены расширенные меры по безопасности, это он сразу про себя отметил, так и есть, случилось что-то экстренное.
Мюллер расплатился за пиво, встал и, пройдя два квартала, повернул в обратную сторону, внимательно приглядываясь ко всем встречным, однако на улице пешеходов было мало, движения не было никакого, и уже через несколько минут он раскрыл двери номера, где за столиком сидели куратор и рядом незнакомый ему человека. «Ничего себе! – подумал Рихард. – Куратор идет на явные нарушения, он привел человека, что делать по протоколу категорически нельзя. Значит, случилось из ряда вон, такое, что нарушает все протоколы». Он сел напротив куратора, который, не называя имени незнакомца, назвал его важным гостем, сделал знак, и тот достал из портфеля несколько листков бумаги:
– Посмотрите, товарищ Мюллер, вот на это изделие. Что скажете о проекте?
Рихард быстро просмотрел две страницы под общим названием: «DEC's Meeting of Shareholders. The VAX-11 / 780, code-named «Star».
Отложил, задумчиво закрыл глаза, потом, глядя мимо собеседников, сказал:
– Вы что, не понимаете, что это особое изделие фирмы «Диджитал эквипмент и Ко», оно значится в числе первых в запретном списке парижского КОКОМ, так как используется вплоть до системы боевого наведения атомных ракет, не считая корпоративно-производственного, и поставляется только для армии США. Это же совершенно новый тип компьютера, он имеет два процессора, большую оперативную память, у него огромный пакет протоколов, у него чудовищное быстродействие. Презентация только-только состоялась, а вы уже хотите это иметь и, вероятно, не в одном экземпляре, а несколько?
Куратор и гость переглянулись, пожали плечами. Рихард, чтобы усилить сложность задачи, добавил:
– И готовится к выпуску «Суперзвезды», еще более мощной машины.
– Ну, это все понятно, – сказал куратор. – Мы знаем, что это за машина, поэтому сегодняшняя встреча посвящена возможности добыть партию этих машин для подготовки нашего оборонного проекта. Эти счетные машины помогут нам здорово!
– Ради бога, не называйте интеллектуальные машины счетными машинами, это вам не советский арифмометр «Феликс». Добыть такую машину можно только за очень большие деньги. – Мюллер помолчал и добавил: – И с очень большими связями. Мне пока нечего сказать по этому вопросу. Но вы, право, замахнулись! – Он покрутил головой.
– Да, задача трудная, нам крайне нужны эти машины, эти «звезды» должны быть у нас во что бы то ни стало! – Куратор посмотрел на спутника, тот кашлянул и сказал:
– К этому изделию большое внимание первого лица нашей страны, санкции на эту операцию подтвердил лично председатель.
Мюллер немного подумал, потом достал из внутреннего кармана пиджака смятые бумажки, перебрал и вытянул одну.
– Если так обстоят дела, как говорит наш гость, тогда самый вероятный путь к этим машинам проходит через Африканский континент. – Видя недоумение, которое отразилось на лицах собеседников, Рихард улыбнулся и пояснил: – Не так давно войска ЮАР, за которыми стоит ЦРУ и Пентагон, были позорно изгнаны с территории Анголы кубинскими добровольцами. Этот двойной щелчок по носу ЦРУ и Пентагона, которые пожмотничали, дали старую военную технику, и ЮАР, армия которой на этой старой телеге не смогла ничего сделать путного, с поражением ушла из нескольких провинций! Разгорелся и продолжается конфликт между ними. США готовы пойти на любые действия, чтобы восстановить прежние теплые отношения. Если мы получим официальный запрос из министерства обороны ЮАР на поставку «звезд», то, думаю, можно будет справиться с этой задачей. Пентагон и ЦРУ отдадут даже маму родную, чтобы замять конфликт.
Куратор и его гость замолчали, осмысливая приведенные аргументы.
– Мне придется реанимировать спящую фирму в Южно-Африканской Республике и проводить всю операцию, находясь там, – продолжил Мюллер, – сейчас нужно через Центр подготовить мне выход на минобороны ЮАР, Центробанку СССР готовить транши в Люксембург на мой счет. Пусть это будет длинная трансакция, надо очень хорошо спрятать наши уши, чтобы министерство финансов США при совершении сделки не смогло выявить истинный источник финансирования. Может быть, я еще подумаю над этим, мы проведем резервные операции, обозначенные у нас в протоколе, что будет значительно безопаснее, но, правда, более длительно.
Рихард задумался, проворачивая в голове всевозможные комбинации, которые всплывали перед ним, поочередно глядя на куратора и важного гостя, потом продолжил:
– Вы, конечно, помните о том, как мне удалось купить для вас производственную линию новейших, высокопроизводительных чипов. Это была головокружительная операция. Я задействовал все ресурсы, все связи, все возможности, для того чтобы выкупить ее и, минуя КОКОМ, получить разрешение на вывоз. Так все было по бумагам, договорам, по накладным, по банковским акцептам – все было сделано отлично, но, к сожалению, начала гореть земля под ногами, и мне пришлось вынужденно покинуть Америку. Я попросил прислать человека, который смог бы все это довести до конца, собственно, там и делать было нечего, только проконтролировать, показать характер, жесткость и целеустремленность. Что получилось в результате? В результате вам «подсунули» производственную линию для изготовления малопродуктивных, устаревших, бытовых «чипов» для электрочайников и стиральных машин.
Куратор и Вагнер переглянулись, не понимая, куда клонит Мюллер.
– Человек, которого вы прислали, оказался малокомпетентным. Он проводил время в развлечениях, которые, как с неба упали на него за деньги моей фирмы. Кабаки, казино, отдых на островах. Шлялся по магазинам, тратил мои деньги на шмотки, жил в президентских номерах, жрал самые дорогие блюда, пил самые дорогие напитки. На его содержание ушла половина годового бюджета моей фирмы. Мало того, он оказался просто дураком, когда ему подсунули эту дешевую производственную линию вместо настоящей, суперсовременной, которую я с таким большим трудом организовал! Ну и что, какое наказание понес этот человек?
– Рихард, здесь нет вашей вины. Этот человек – сын высокопоставленного чиновника в партийном аппарате. У нас хватает таких. К сожалению, он не понес никакого наказания, мало того, получил внеочередное звание за эту операцию и продвижение по службе.
– Вот этого я и опасаюсь последнее время, работая с вами! – Он тяжело вздохнул, перевел взгляд на куратора и жестко заявил: – Считайте, что принципиально у меня уже нарисовалась схема работы по «Звезде». Готовьте закупочный запрос от министерства обороны и военных ветеранов ЮАР на партию «звезд», а дальше в Северной Америке я знаю, с кем и как работать. Выеду туда сразу же после подготовки документов из ЮАР.
– Опасно! ФБР охотится за вами! – Куратор понимал, что там, в Северной Америке, нужно присутствие Мюллера, чтобы задействовать все контакты, но произнес предостережение.
– Знаю! – Мюллер слегка улыбнулся. – Выпасли меня они хорошо и теперь в полной уверенности, что я не сунусь туда. Но мне надо быть, чтобы определить прохождение запроса на покупку «звезд».
– Какие нам предпринять меры для этого? – Куратор покосился на представителя из Москвы.
Мюллер уловил этот короткий взгляд, понимающе кивнул и коротко ответил:
– Вы обеспечили меня всем необходимым, так что ничего не надо. Все сделаю сам, от моей ловкости зависит моя жизнь, так что буду стараться.
– Мы подготовили для вас убежище в Венгрии, документы, план эвакуации, словом, все, что необходимо. – Куратор встал и прошелся по номеру, остановился перед выходом и добавил: – Однако все это будет приведено в действие только после закупки и отправки всей партии «звезд». Через два дня мы проведем встречу и проясним ситуацию по ЮАР.
Только на пятый день встреча состоялась и, учитывая сложности в Москве по отработке позиции в ЮАР, была воодушевляющей.
– Есть подход, который можете использовать. В министерстве у нас человек, капитан 1-го ранга Д. Герпард, в прошлом офицер ВМФ ЮАР, а сейчас занимает важный пост в министерстве обороны. Наш человек по связи уже второй день находится в ЮАР и сегодня дал положительный ответ на ту задачу, которую вы, дорогой герр Мюллер, поставили. У вас будут необходимые бумаги.
В ЮАР пошла активная подготовительная работа по приобретению «Звезды». Еще через месяц первые прибывшие из США несколько штук были перегружены в порту и пошли из Кейптауна в Голландию, а оттуда прямым рейсом в Ленинград.
Сербин, получив это сообщение, был немало удивлен, в глубине души он не верил, что такое возможно.
Февраль 1977 года. Москва. Старая площадь. ЦК КПСС. В конце февраля 1977 года Дора Георгиевна была вызвана через МИД на ряд консультаций для Торгово-промышленной палаты СССР в Москву. Прилетев утром рейсом 504 «Аэрофлота» из Парижа, она уже через два часа была в приемной начальника своего V отдела ПГУ. Не успел дежурный по телефону доложить генералу о прибытии полковника Каштан, как дверь кабинета резко распахнулась и появился генерал.
– Здравия желаю, товарищ генерал! – бодро приветствовала она его, встав со стула в приемной.
– Дора Георгиевна! Рад видеть вас! Здравствуйте! – С широкой улыбкой генерал сделал шаг к ней: – Вот что, посидите здесь минутку, а потом мы с вами поговорим, вот только сделаю звоночек насчет вас.
Из кабинета вышли двое, искоса поглядывая на Каштан, они поняли, что их выпроводили из-за нее. Вскоре появился генерал, который знаком показал ей следовать за ним, и они пошли по коридору.
– Дора Георгиевна, там внизу моя машина, поезжайте, вас ждут в Большом Доме. Мне вам сказать нечего, кроме благодарности за службу и качественную работу. Все! Давайте там сами!
Озадаченная таким поворотом событий, Дора Георгиевна ехала в Центр, стараясь понять последнюю фразу, вероятно неожиданно вырвавшуюся у начальника.
Внизу, в вестибюле здания КГБ СССР, у проходной, ее уже дожидалась женщина средних лет, которая уточняюще сверилась со своими бумагами в тонкой, мышиного цвета папочке, кивнула, и они поднялись в кабинет помощника Председателя КГБ СССР. Там, передав папку дежурному при входе в кабинет, ушла, невыразительно попрощавшись. Через минуту Каштан уже сидела в кабинете, приглядываясь к помощнику Юрия Владимировича Андропова.
– Здравствуйте, товарищ полковник! Мне необходимо было с вами увидеться до того, как будете консультировать по просьбе Инстанции один из видов вооружения. После беседы я доложу товарищу Сербину, начальнику Отдела оборонной промышленности ЦК КПСС, о нашей готовности, и тогда поступите в его полное распоряжение.
– Не совсем понятна ситуация. Я оперативник, а не специалист по вооружению и мало чем могу помочь, тем более в таком «знающем» отделе ЦК.
– А от вас, Дора Георгиевна, и не требуется техническая консультация. У Сербина толпа технических консультантов, он фигура значительная на Старой площади. Там нужно проработать вопрос о «засветке» на Западе, в частности во Франции, одного нашего изделия.
Помощник остановился, вглядываясь в Дору Георгиевну, пытаясь понять, какие мысли появились у нее после его слов. Каштан улыбнулась, достала пачку сигарет «Житан», спросила глазами, можно ли закурить. Помощник кивнул, хотя сам не курил и запрещал всем раскуривать в его кабинете.
– Это меняет дело, – сказала Каштан, – это даже интересно!
Она поняла, что здесь затевается что-то такое и ее участие было спланировано на самом верху. Стала понятна фраза генерала «Давайте там сами!», значит, ее отозвали для проведения этой комбинации. И дело вовсе не в ее советах, советчиков много и без нее, а им нужна она.
– Да уж, вас на мякине не проведешь! – потер ладонью затылок помощник, когда Каштан напрямую сказала об этом.
Теперь она хорошо понимала расстановку, это были «смотрины» для Инстанции, где только после одобрения ее кандидатуры начальником отдела оборонной промышленности ей слегка приоткроют занавес и дадут возможность пока только одним глазком взглянуть пока еще только на часть декорации.
– Когда мне предстать перед товарищем Сербиным? – спросила она, готовясь понять, животрепещущая эта тема или так, все идет пока шатковалко!
– Мы рассчитывали сегодня же приступить… – начал помощник, потом оборвал себя, глянул на свой швейцарский хронометр на руке и решительно сказал: – Ладно, пора, давайте не будем рассусоливать, а прямо сейчас вы пройдете к нему. Вызвать машину?
– Да что тут идти! Два шага, и я на месте! – ответила Каштан, понимая, что тема «горячая», сосредоточенно пытаясь понять по тону, по комбинации фраз, что же на самом деле происходит. Ее размышления привлекло слово «рассусоливать», вырвавшееся у помощника. Она поняла, отталкиваясь семантически от этой случайно вырвавшейся, просторечной синонимичной оговорки, которая прошла, минуя всякую фильтрацию, что главная тема пока еще крутится в голове у этого человека, и он пока не принял решение, говорить сейчас или позже.
– Тогда я сейчас ему позвоню и предупрежу, что вы на подходе. Подождите там, в приемной! – выпроводил он ее с каким-то облегчением, и она поняла, что не он главный во всем этом деле. Он такой же исполнитель, как и она, только рангом выше.
Дора Георгиевна подсела к столику дежурного офицера, тот лукаво, с нескрываемым любопытством поглядел на нее.
– Хотите чай или кофе? Я закажу! – спросил он, а Каштан подумала: «И где же это так ему голос «поставили», не иначе из «театралки» вытащили в ГБ! Любят наши начальнички блеснуть своими ординарцами!»
– Я не знаю, сколько времени мне отвел он, – она большим пальцем показал на двери кабинета, – а так я бы с удовольствием выпила кофе!
– Сей момент! – Дежурный поднял трубку и заказал кофе, прикрыл трубку ладонью и уточнил: – Вам какой?
– Если можно, двойной эспрессо!
Через несколько минут внесли поднос с чашкой дымящегося кофе. В этот момент дверь кабинета распахнулась и появился помощник.
– Не буду мешать, пейте кофе, и вот вам, – он протянул узкий листок бумаги, вырванный из перекидного ежедневника, – через сорок минут! Не прощаюсь, после собеседования увидимся! – Помощник понял, что зря брякнул совсем неподходящее слово «собеседование», увидев, как диковато блеснули глаза у этой красивой, с большим апломбом, как он это хорошо понял, женщины.
За Политехническим музеем Каштан перешла по подземному переходу, свернула налево и очутилась на Старой площади, перед зданием ЦК КПСС. Только подойдя к подъезду, она вдруг неожиданно поняла, что находится в Москве, в СССР. Как-то за все время с прилета она даже не думала о своем географическом положении, и вот только сейчас до нее дошло!
«Вот черт! Подери его черт! – подумала она, удивляясь себе. Никогда еще не было с ней такого, чтобы она не фиксировала свое местоположение и среду, в которой находилась. – Это все неожиданный вызов, сборы за два часа, вылет среди ночи, проезды, переезды! Или просто старею! – вздохнула она, как-то сразу и не просчитав, сколько же лет ей сегодня. – Ну, ты даешь, мать! Потеряла себя в этой пэгэушной жизни на одной ноге! Вторая здесь, а первая – там! Так и живешь, враскоряку! Бедная, забитая всеми Дорочка-дурочка!» – ехидно пожалела она себя и решительно зашла в подъезд.
Пропуск был выписан и лежал на столе у милиционера, который аккуратно, по линейке, оторвал половинку и вернул оставшуюся часть. За его столом, около лестницы, пританцовывал пожилой, толстый аппаратчик с лысой головой и большими черными глазами навыкате, в сером костюме, с кожаной папкой в руке.
– Встречаю вас! Пойдемте, Дора Георгиевна. Иван Дмитриевич ждет. Я как-то упустил из виду проинформировать, что вы женщина, и не сообщил об этом ему, так что готовьтесь предстать! – И он чему-то затаенно улыбнулся.
«Они тут резвятся, эти аппаратчики, для них только дай безопасный повод, так могут такую оперетту сбацать! – подумала Каштан. – Решили разыграть формальную кадровую карту, вдавить меня в кабинет к этому партийному бонзе, чтобы тот был, как я понимаю их схему, слегка ошарашен тем, что придется вести дело с дамой, а не с мужиком – Д. Г. Каштан, а сами, спрятавшись по углам, будут помирать со смеху от своих шуточек. Они все тут трусоваты, за место трясутся и начальству нос утереть желают».
Она помнила в недавнем прошлом свой визит сюда, в Административный отдел ЦК КПСС, по доносу. Ей тогда повезло! Отбилась, зная все обстоятельства, от кого пошла «телега», хорошо подготовилась, так что партийный чиновник только облизнулся! Беседа с тем болезным, бледным инструктором, которого шатало, не понятно от чего, то ли от болезни, то ли от физиологической злобы, с которой он встретил ее на пороге, оказалась короткой, но воспоминания были свежи.
– Ну так где они? – спросил этот инструктор, и она явственно увидела, как он завибрировал, заходил ходуном, сидя на своем канцелярском стульчике.
– Уточните, пожалуйста, суть вопроса, – отозвалась Каштан, уже понимая, что ее предположения оказались верными.
– Деньги, деньги! – после долгой паузы назвал предмет разговора. – Сто пятьдесят тысяч долларов, народных денег, выданных вам для оперативной игры в Бельгии.
– Ах, вот вы о чем! – Каштан, не торопясь, открыла кейс, достала пачку сколотых бумаг и бросила на стол перед инструктором. – Вот эта полторашка!
– И что это? – высокомерно спросил инструктор.
– Банковские проводки, которые я добыла, может быть, даже засветив этого нашего ценного агента, о чем уже лежит рапорт на имя Председателя КГБ СССР. Здесь очень понятно написано, что деньги были получены и переправлены. Примите по протоколу эти банковские проводки!
На этом дело против нее было закрыто, однако извинений не последовало, словно все это было, само собой разумеется, обычной рутинной ошибкой.
Но что сейчас затевает «Инстанция» со своим передовым отрядом, да еще под таким соусом? «Ладно, были б кости целы, а мясо нарастет», – приговаривала она, пока торопливо шла по алым дорожкам коридоров и лестниц за этим полным мужчиной, который с удивительной для его комплекции стремительностью поднимался по лестницам и еще быстрее продвигался по ковровым дорожкам.
Кто такой этот Иван Дмитриевич, она не знала, но помнила слова, что он большой партийный начальник и ей, вполне возможно, светит утомительная беседа с дилетантами в разведке, которые будут навешивать ей задачи, настолько далекие от действительности и возможностей резидентуры, что даже возразить аргументированно будет трудно, а может…
Теперь она точно поняла, что персональное поисковое задание, которое она неделю назад получила там, в Париже, было от Инстанции, и имеет прямое отношение к сегодняшним событиям.
Она тогда взяла в работу отвергнутые аналитиками резидентуры, скрупулезные бухгалтерские отчеты концерна Zenith Aviation, добытые агентом из контрольно-ревизионной французской финансовой службы «Суд счетов». По мнению Каштан, ошибочно было недооценивать эти скучные сводки. В них кроме потраченных сумм подробно описывались причины расходов и их обоснование. Именно там она и нашла упоминания и подробные расшифровки, которые позволили ей близко подобраться к филиалу ZA Франции где-то в горах, на Лазурном Берегу.
Они подошли к двери приемной, где было написано: «Заведующий отделом ЦК КПСС по оборонной промышленности Иван Дмитриевич Сербин», вошли внутрь.
Кабинет завотделом был открыт и в дверном проеме стоял спиной к ним невысокий, плотно сбитый человек в темно-синем костюме и ожесточенно выговаривал секретарю.
Секретарь округлил глаза, увидев вошедших Каштан и сопровождающего аппаратчика, завотделом слегка обернулся.
– Так вот ты где! И что ты здесь бродишь, тебе встречать было велено!
Дора Георгиевна упредила аппаратчика и шагнула вперед.
– Каштан прибыла! Все в порядке, Иван Дмитриевич!
Тот удивленно повернулся к ней, смерил глазами с головы до ног, чему-то усмехнулся и простер руку в сторону кабинета.
– Входите, товарищ Каштан, Иван Дмитриевич вас ждет! Какая приятная неожиданность! – И посторонился, пропуская Дору Георгиевну.
Дора Георгиевна медленно прошла к центру кабинета и остановилась. Сербин провел рукой по густым волосам на голове, закрыл за собой дверь.
– Так это вы, Каштан?! Ну, здравствуйте товарищ полковник!
Сербин, как заметила Каштан, уже отделался от первого удивления.
– Добрый день, Иван Дмитриевич! Хотела по всей форме представиться! – теперь она оглядела его.
– Ладно! Познакомились! – сказал он, садясь за стол и приглашая к нему Каштан. – Мы вас пригласили, чтобы определиться по нескольким вопросам, – он поднял на нее глаза, – вы опытный сотрудник, хорошо знаете материал, работаете по Франции, а это наши главные конкуренты по стратегической малозаметной гиперзвуковой крылатой ракете. Назвали ее «Болид», а экспортный вариант будет «Коник». – Он немного помолчал, давая возможность осмыслить сказанное, а затем продолжил другим, каким-то извиняющимся тоном: – Признаться, не ожидал, что полковник Каштан, женщина! Как-то так непонятно было написано в справке для меня. – Он снова внимательно посмотрел на Каштан, словно оценивая, и задал вопрос: – Как сделать так, чтобы намертво привлечь внимание Запада к этому изделию? Какие мероприятия нужно провести?
– То есть как оповестить их службы через открытые источники информации, которые детально и подробно вычитываются в их аналитическом центре? Рекомендую задействовать местную и центральную молодежные газеты, орган ВЛКСМ, потому как только там возможна мотивированная утечка, к молодежной прессе меньше спроса у Главлит[52]. Думаю, нужно серию фотографий разработчика у доски с главными формулами проекта. Это будет как бы промашка нашей цензуры, как бы недоперли цензоры, что на фото секретные формулы и расчеты.
Сербин остановился напротив и, прищурившись, посмотрел на Каштан.
– Оригинально вы мыслите. Я, как доктор физико-математических наук, понимаю ваше предложение.
– Правильно, ну не в лоб же! Автор готовит тематическую рубрику в газете, например, «Известные люди нашего города», там будут очерки о представителях всех профессий, допустим, архитектор, врач, водитель троллейбуса, строитель, инженер и ученый. Вот в этом-то очерке про ученого журналист косвенно указывает на то, что там началось, как он будет писать, – она монотонным голосом проговорила, – «создание стратегического щита Родины». Большая статья об одном из разработчиков, где патриотически прозвучит: «…ответственное задание получили наши лучшие проектные институты и предприятия города, самый совершенный образец оборонного оружия предложено создать в наших лабораториях и цехах, где трудятся…», ну и так далее. «Voi la!» Вуаля! – она по инерции сказала по-французски, на что Сербин, внимательно слушавший ее, слегка встрепенулся. – В Москве сейчас работает журналист, – она подбирала слова, – ему пришлось раньше срока вернуться домой. Предложите ему сделать материал!
Сербин внимательно слушал, делая пометки в рабочей тетради, потом оторвался и спросил:
– Мы дали вам задание во Франции: запустить там у них информацию о переносе из Подмосковья всего объема производства на ряд предприятий Краевого центра. Я читал отчет из Парижа. Заинтересованные лица и организации, как вы пишите, получили эту информацию?
– Я лично этим не занималась. Мои источники информировали меня об этом, но скудно. Они там, у себя, сразу же после этой нашей «утечки» наложили высший уровень доступа по этой теме, – она огорченно посмотрела на Сербина, пожав плечами, и продолжила развивать тему: – После статьи в газете хорошо бы провести телевизионную встречу с учеными из КБ. Создать небольшой телевизионный фильм, а чуть позже надо дать кое-что об испытаниях, добавить прямые указания на запуски и полеты! – Каштан поняла, что ее выдернули из Парижа и привезли сюда, в самую цитадель «оборонки» СССР, конечно же не для этих рекомендаций по «засветке». «Такие рекомендации, да еще более квалифицированные, можно было получить, пройдя два квартала до Лубянки, или, на худой конец, сбросить шифровку в Париж и получить то же самое в тот же день. Нет, тут другое намерение начальников! Тут я им действительно вживую нужна, чтобы увидеть, пощупать, поговорить! Да уж это точно, как выразился помощник, собеседование!» – прикидывала Каштан, продолжая нанизывать мероприятия по «засветке».
– Не беспокойтесь, мы уже подготовили две информации о первых запусках и испытательных полетах. – Сербин порылся в папке, лежащей перед ним, и вытащил сколотые листы бумаги.
– Полюбуйтесь! – он протянул их ей. – Вот что пройдет вскоре в газетах, на телевидении и радио! Так, в какой газете работает ваш журналист и как его фамилия? Мы подумаем, как лучше использовать! – По тому, как слегка приподнялась левая бровь Каштан, он поставил у себя маленький знак вопроса, рядом с фамилией и данными журналиста.
Сербин вспомнил, пока она вычитывала тексты, недавний аврал с переносом производства изделия «Болид» в Край. Министр финансов и председатель Госплана формально не подчиняются решениям ВПК, распоряжаться распределением материальных средств и бюджетными ассигнованиями Военно-промышленная комиссия не могла, и чтобы получить средства из бюджета, фонды на материалы и оборудование или валюту, требовалось постановление ЦК КПСС или личное распоряжение Председателя Совмина. Другой власти Министерство финансов, Госплан и Госснаб не признавали. Срочно было подготовлено постановление ЦК, которое «протащили» накануне заседания ВПК, где и было принято решение о передаче в Краевой центр на «КБхимпром» эту приоритетную разработку со всеми имеющимися и дополнительными фондами.
Решалось все тогда, в холодное февральское утро, когда в Овальном зале здания Совета Министров за длинным столом, стоящим по большой оси, уже сидели члены ВПК на заранее закрепленных за каждым местах, остальные, вызванные и приглашенные, рассаживались двумя группами по обе стороны центрального стола в креслах за откидными пюпитрами. По правую руку от председателя ВПК Смирнова сидели министры авиационной промышленности, судостроительной промышленности, оборонной промышленности, общего машиностроения, электронной промышленности и министр связи.
Три-четыре стула в этом правом ряду за столом обычно оставляли свободными на случай экстренного вызова других министров. В левом ряду за столом, тоже в постоянной последовательности, размещались: заместители председателя ВПК, президент Академии наук СССР, министры среднего машиностроения, радиопромышленности, председатель научно-технического Совета ВПК, затем главнокомандующие четырьмя родами войск, обычно их представляли заместители, но сегодня сели за стол только первые лица.
Быстро прошлись по повестке заседания и остановились на последнем пункте: «О разработке сверхдальней крылатой ракеты «Болид». Докладчиком был назначен заместитель председателя ВПК, который старательно зачитал главные позиции по разработке этого изделия и остановился после последней фразы:
– …произвел фундаментальные исследования, подготовил и защитил эскизные проекты… однако сложилась крайне напряженная обстановка с отработкой систем коррекции по радиоконтрастному РЛ-изображению местности, происходят отказы системы плазмообразования комплекса защиты СКР от радиолокационного обнаружения, и, главное, не удалось реализовать сверхзвуковой запуск маршевого двигателя ракеты при старте СКР…
Заместитель председателя ВПК остановился и бросил тревожный взгляд на Смирнова, который сидел с отсутствующим видом, сам, изредка поглядывая на главное лицо всего заседания, Секретаря ЦК КПСС по оборонной промышленности Я. П. Рябова, словно пытаясь поймать самые последние установки Инстанции. Рябов сидел спокойно и, равнодушно оглядывая членов ВПК, предоставил полную свободу действий в рамках предварительной установки для председательствующего. Смирнов кашлянул и заместитель, поймав этот сигнал, продолжил:
– Эти обстоятельства являются нетерпимыми и в целях ускорения разработки и производства требуют кардинального изменения решений, а именно: передачи проекта на базе имеющихся наработок в «КБхимпром» с вытекающими отсюда изменениями плана реализации. Проект постановления был внесен в ЦК КПСС Я.П. Рябовым 17 февраля 1977 года, после проработки в Отделе оборонной промышленности ЦК КПСС 18 февраля 1977 года и 24 февраля был направлен для рассмотрения в Политбюро ЦК КПСС. Решение об утверждении проекта постановления принято на заседании Политбюро ЦК КПСС 25 февраля 1977 года.
Эта фраза повисла в тишине, зампред ВПК обвел всех взглядом, остановившись на академике Келдыше, который хотел было что-то сказать, но махнул рукой и опустил голову в бумаги перед собой. Генеральные конструкторы подмосковных предприятий, приглашенные в силу заинтересованности, сидели молча, не поднимая голов от пюпитров. Хотя все ожидали какого-то мало-мальски гневного протеста или даже возмущения от них, тем не менее они так и просидели, не издав ни звука, пока голосовали и утверждали итоги решения.
Никто так ничего и не понял из всего происшедшего на этом заседании. И у всех, кто был и голосовал, так и осталось впечатление, что их просто «развели», одурачили, использовали, как марионеток, чтобы «пробить» этот перенос производства из Москвы в Краевой центр.
«Но мы сделали этот маневр, в марте информация о новом месте производства уже будет на Западе. Расчистили место для последующих событий. Конечно, этой шпионской шпане там будет полегче пробиться к изделию, чем, тут, в Москве. И я понимаю эту мысль председателя. Круто мыслит! Сейчас мы уже «по уши» в этой операции!» – внутренне, уже в который раз, переосмысливал Сербин. Не удержавшись, глядя на полковника из Франции, сказал вслух, сам того не ожидая, от себя:
– Полный ажур или как у вас там во Франции говорят?
– Что вы говорите, простите? – Каштан подняла голову от бумаг.
– Мы реализовались. Теперь начинается самая важная стадия! – Ему хотелось продолжить и рассказать этой, как ему сообщил помощник Андропова, матерой шпионке свои мысли о том, что между НАТО и Варшавским Договором закончился паритет. Создание в США систем космического базирования для обнаружения и уничтожения наших баллистических ракет и широкомасштабное развертывание дозвуковых стратегических крылатых ракет привело к изменению соотношения ударных потенциалов не в нашу сторону, и этот стратегический конфликт может решить только постановка на вооружение малозаметных гиперзвуковых крылатых ракет большой дальности. Однако, подумав, он лишь сказал:
– Я, как вы понимаете, достаточно осведомлен о том, что делается у нас и что делают они. Вы владеете этим материалом давно, во Франции продвинулись в этом сегменте, они плодотворно работают, особенно по средствам управления полетом и наведения на цели, так информирует меня ваша линия «Х». Они смогли заложить четыре программы полета своей крылатки, а мы одну программу дубасим и ни фига сделать не можем!
– Иван Дмитриевич, – подала голос Дора Георгиевна, понимая, что надо отдалиться хотя бы на словах от этого, как она выразилась мысленно про себя, «трю муар», «черной дыры», – вот только не совсем понятна моя роль в этом вашем оборонном комплексе. Как вы знаете, я оперативник[53] ПГУ КГБ, специалист по Франции, добытчик научно-технической информации, и не более того. В чем моя роль? – Дора Георгиевна пыталась заранее понять, чего хочет от нее этот властный и напористый партийный деятель, заручившийся поддержкой самого председателя, а может, и кого повыше.
«Меня поэтому-то и всадили в эту игру! Потому что знают! – Она понимала, что Андропов, возможно, и имел представление о том, что есть некая Каштан, которая почти двадцать лет без провалов, тонко и целеустремленно трудится не в самой престижной, по меркам ПГУ, стране, но ее результаты, а она это хорошо знала, всегда высоко оценивались в Большом Доме. – Шила в мешке не утаишь! Вот и начинает вылезать оно!»
– Иван Дмитриевич, так в чем моя роль? Чем могу быть полезна здесь, в самом центре «оборонной кузницы»? – переспросила, расширив вопрос, Каштан.
– Я вам скажу так, наведение в этих наших ракетах работает непрерывно, до точки встречи, как на отслеживаемую, а не на пролонгированную цель. Примерно такую задачу мы хотим поставить перед вами. – Он сказал эту фразу, примеряясь к ней, это был пробный шар. Оттого, как она поймет и ответит, он и решил строить свою беседу.
– Для этого нужны статистические алгоритмы расчетно-практических испытаний, или… – Она остановилась, увидев усмешку Ивана Дмитриевича.
– Вижу, волокете в нашем деле! – Сербин оценил ответ, но скептически спросил: – Образование где получили?
– Политехническая школа, по-французски Ecole Polytechnique, ее называют еще «Х», это инженерно-математическое образование, и еще Парижский Университет Сорбонна Universite de Paris, это гуманитарное.
– Хорошая подготовка! – удивленно, даже с восхищением заметил Сербин. – Ну, ладно, вижу, что знаете нашу кухню. Крылатые ракеты. Что скажете, исходя из своих наработок?
Каштан кивнула головой, эту тему, как и многие другие, она вела в резидентуре и, когда завотделом остановился, вписалась в разговор:
– Я два раза почти вплотную подошла к разработкам филиала Zenith Aviation на Лазурном Берегу. Результат наших усилий привел к тому, что Главный конструктор – это какая-то мистическая фигура, и все наши попытки найти его и пробить окончились ничем. Можно с уверенностью сказать, что среди разработчиков Фернан Хассманн присутствует, не говоря уже о его доминировании среди группы проектирования. По сути, конечно, он-то есть, но мы его достать не можем. Даже не знаем, какой он, как выглядит, где живет, с кем, – торопливо сказала Каштан и, понимая, что этого мало, добавила: – Генеральный подрядчик компания Zenith Aviation! – она перебирала в памяти все, что знала по этому вопросу, – у них группа разработчиков, проектировщиков, большинство испытаний проводят в Тихом океане.
– Знаю все эти дела. Плановое задание по заявке Государственной комиссии по военно-промышленным вопросам было спущено полгода назад, и ничего, никакого продвижения. Они там, на Западе, может быть, заделывают третье поколение, а вы там у себя ни ухом ни рылом. Мы стоим на месте, у нас провалы, когда летает, а когда и не летает, а если и выходит из пусковой, то летит неизвестно куда, на подрыв. Миллиарды профукали на эти истории с комплексами «Даль», «Памир», РЛС «Программа-2»… Вы, полковник, только принесли нам проектное название их гиперке – ASMP-A (Air-Sol Moyenne Portee), а уже создается ASN4G. У него уже четыре «g»[54]! Мать моя женщина, уже стихами заговорил! А мы свои три «же» не можем получить!
Иван Дмитриевич встал и прошелся по кабинету, потом присел напротив и сказал:
– Давно эта тема у нас, еще в середине пятидесятых мы разрабатывали две СКР. «Буря» от Лавочкина и «Буран» от Мясищева.
Он снова поймал себя на мысли, что хочет рассказать ей, как «Буря» прошла все подготовительные испытания, показала себя превосходным изделием, а на последнем и предпоследнем пусках достигнута дальность 6,5 тысячи километров. СКР покрывала расстояние от берегов Волги до Камчатки, при этом отклонение от заданной траектории не превышало 4–7 километров.
Такие разработки, создание, испытание и приемка Государственной комиссией столь сложного изделия вместе со стартовыми позициями, другими наземными службами сегодня кажутся фантастическими, но они были! Потом, после предательства старшего офицера третьего управления ГРУ Д. Ф. Полякова (оперативный псевдоним в ФБР «Топхэт»), который хотел избежать натиска хрущевской военной и внешнеполитической доктрины, как он мотивировал свою измену, и старшего офицера специального отдела третьего научно-технического управления ГРУ О. В. Пеньковского, работавшего на ЦРУ и МИ-6, поступило распоряжение: «Работы прекратить, материалы уничтожить!»
К этому времени МБР «Сатана» Королева и Янгеля прошли все испытания и были утверждены Государственной комиссией, как еще один принципиальный фактор закрытия темы крылатых ракет.
Эта Каштан, хоть и весьма подготовленный офицер, не знает о тех прорывах, которые совершили ученые под его руководством. Трудно создавалось это изделие, например, С. А. Лавочкин и его коллеги опровергли известный в авиационной технике постулат: «В новом изделии не должно быть слишком много новых научных и технических решений, иначе на их доводку уйдет так много времени, что эти решения устареют».
СКР «Буря» С. А. Лавочкина была революционна по назначению и большинству решений. Там был применен впервые ПВРД – прямоточный воздушно-реактивный двигатель «РД12У» с тягой на крейсерском режиме 7750 килограммов, до сих пор еще никто в мире не создал аналогичный, да еще с такой тягой. Регулируемый, сверхзвуковой воздухозаборник, автономная система астронавигации И. М. Лисовича, совершенная система управления и выведения, новая аэродинамическая схема системы «СКР+ускорители», система расцепки с ускорителями и сами ускорители, сложнейший стартовый комплекс, использование титановых сплавов, отработка технологии и производства. Все это позволило создать межконтинентальную крылатую ракету с уникальными свойствами. Она превосходила по скорости и по высоте существующие в то время средства обороны. В ЦАГИ продули 26 моделей «Бури», пока не нашли совершенную аэродинамическую схему.
Все проблемы аэродинамики, механики, баллистики, проектирования и технологии были решены без применения ЭВМ, расчеты проводили вручную, с помощью арифмометров, десятки техников-расчетчиков. Если ученые-разработчики находили ошибку в своих формулах, приходилось все пересчитывать, а ведь это не часы на ЭВМ, а сутки тяжелой человеческой работы. И вот получились такие феномены, как «Буран» и «Буря». Многие научные открытия были совершены за шесть лет работы над этими проектами, и жаль было уничтожать все эти наработки.
Сербин достал блокнот из сейфа, полистал и, найдя нужную страницу, сказал:
– У нас есть, чего нет у них, и вряд ли скоро появится!
Каштан слушала завотделом, не понимая, для чего он все это говорит ей, и, когда он остановился, спросила, настойчиво пытаясь поймать причину ее вызова из Парижа.
– Моя работа проходит на Западе. То, что делается здесь, мы не знаем, даже имя заказчика на ту или иную западную разработку мы не получаем. Каждый год нам только увеличивают плановые задания. Не могу понять, в чем моя роль здесь и сейчас?
Сербин, будто и не слышал ее, продолжал говорить, потом вдруг остановился, словно его осенило, и заявил:
– Как ни странно, но вам все карты в руки, да и имечко у вас, Дора, весьма подходящее для этой операции. Дора! – Он весело глянул на нее: – Знаете расшифровку этой аббревиатуры? Долговременная отказоустойчивая радиационно-стойкая аппаратура! ДОРА! По технологии НИИ «Аргон».
– Довольно лестно для меня услышать такое техническое толкование моего имени. Вообще-то я знаю иное и как-то привыкла е нему. Феодора, Исидора и Доротея, а также Дора Владимировна (Вульфовна) Бриллиант, русская революционерка, член партии социалистов-революционеров (эсеров) и их боевой организации, участница организации покушений на министра внутренних дел Вячеслава Плеве и великого князя Сергея Александровича. Дора Федоровна Степурина, советская актриса. Дора Шварцберг, при рождении Исидора Шварцберг, – скрипачка и музыкальный педагог. Эмигрировала в Израиль в 1973 году, после замужества переехала в Нью-Йорк. Ну и еще одна тезка: Айседора Дункан.
– Слышали, слышали про Дункан… – механически отозвался завотделом и махнул рукой. – Так вот, засветить там наше изделие, это только часть работы. Ну, примут к сведению, почешут затылки, потом скажут, да кто их, этих русских, знает, может, врут! Стращают! – Он помолчал, потом едко добавил: – Они там за последнее время совсем сели нам на голову, думают, что нихера нет у нас, чем отбиваться или ответить! Обнаглели, думают, если нам нечем дать им по зубам, значит, они могут диктовать нам условия! Надо сделать так, чтобы они получили все в натуре, в документах, пусть оценят и обхежутся! – Сербин с трудом выговорил последнее слово, вовремя себя одернув, чтобы не сказать более грубо.
Он посмотрел в ее глаза и увидел, как они потемнели, зрачки расширились, брови пошли вверх. «Кажется, она начала понимать меня. Во всяком случае, можно сказать, что намек она приняла. Теперь она ждет подтверждения этой крамолы. Ну, уж нет, не от меня вы, дорогая Дора Георгиевна, наш матерый шпион, получите эти последние слова!» – пронеслось в голове. Он потер кончиками пальцев лоб и, усмехнувшись, скороговоркой сказал:
– Королев работает на ТАСС, Янгель работает на нас, Челомей – на унитаз… Вот такая прибаутка ходит у нас. Но, правда, есть и те, о ком молчат. Вот ему-то, в Край, мы и передали этот проект. Теперь дело за вами, товарищ Каштан. Нам поручено, на самом верху, провести такую вот операцию… – он подошел к сейфу, вытащил бардовую папку и прочитал: – Операция «Тор», руководителем операции я буду рекомендовать вас, полковника Каштан Дору Георгиевну. Вот, так и определимся! Теперь осталось только вам лично, увидев и оценив ситуацию, провести акцию.
– Вы меня простите, но я не совсем поняла вашу фразу о возможности увидеть, оценить и провести акцию? Это как? Что провести? Какую акцию?
Начальник Оборонного отдела ЦК КПСС неодобрительно оглядел Дору Георгиевну:
– Ну, это так, просто фраза из «рукава»! Агента или группу агентов надо вычислить, максимально не привлекая внимания, проследить, выявить все контакты, объем и качество полученной ими информации. Потом вы получите дополнительные инструкции. Мы и у себя, тут, пустили «гулять» решение о переносе задания в Край. Теперь с нашей подачи здесь, в Союзе, и с вашей там, на Западе, уже хорошо знают это. – Иван Дмитриевич сурово посмотрел на Каштан, ожидая ответа.
Дора Георгиевна хотела было задать вопрос о дополнительных инструкциях, которые резанули ее слух и заставили насторожиться, но поняла, что сейчас ответа она не получит, поэтому достала темно-зеленый блокнот из крокодиловой кожи, открыла его, перелистывая страницы, пока не нашла нужную. Она посмотрела на Сербина и сообщила ему ту самую последнюю информацию, которую получила от профсоюзного босса в Париже.
– У меня есть самая последняя, еще только вчера там, на месте, полученная от моего источника, достоверная информация, что повышенный интерес к нашему изделию проявляет концерн Zenith Aviation, где, как я уже писала в своих отчетах, проводится разработка аналогичного изделия. Это не считая закрытого решения секретариата президента Франции предоставить им в самое ближайшее время самую полную информацию.
– Вот даже как! О президентском решении я знаю, а вот то, что производственники зашевелились, это слышу впервые. Значит, и ВПК Франции подключился к этому. – Иван Дмитриевич снова встал из-за стола и сделал круг по кабинету: – Есть решение Секретариата ЦК доложить о ходе работ по нашей сверхдальней крылатой ракете на политбюро и опубликовать короткое сообщение по этому поводу. Это предложено сделать секретарю ЦК КПСС оборонного комплекса товарищу Рябову. Но тут возникла коллизия: генсек, неизвестно с подачи кого, предложил сделать отчет самому Устинову, вероятно, эта реакция на зависание наших переговоров по ОСВ-2.
Каштан отвлеклась от своих прикидок и непонимающе помотала головой, делая волнообразный жест рукой, что по французским меркам определяло предложение объяснить то, что стало непонятным.
– Это что за жест? – недоуменно спросил Сербин.
Дора Георгиевна смутилась, выпрямилась в кресле и сказала:
– Простите, во Франции это означает растолковать произнесенную информацию, объяснить физическое действие или расширить уже сказанное до значимых понятий, еще раз простите, но продолжайте, вы сказали отчет делать Устинову? Как это меняет дело?
– Придает больший вес данной информации для всего мирового сообщества. В центральной газете сам министр обороны делает сообщение на Политбюро ЦК КПСС. Устинов – это Устинов, и его возможности шире. После этого, я подчеркиваю, только после этого мы определимся по дальнейшим действиям. Я понимаю и уважаю специфику вашей работы, но сейчас я излагаю порядок и количество ваших действий в соответствии с принятым решением. Скажу больше: проведение операции одобрено генсеком. – Сербин мгновенно при этих словах о генсеке стал каким-то агрессивным и раздраженным. Сделав второй круг по кабинету, остановился перед ней, раздражение передавалось Доре Георгиевне. – Скоро вас отзовут из ДЗК, и будет поручено выехать в Краевой центр развернуть операцию. Мало дать свои рекомендации, надо еще их и воплотить.
Сербин остановился посреди кабинета, оценивая реакцию полковника, после упоминания о первом лице государства и оставшись довольным ее бесстрастным выражением лица, доверительно продолжил:
– Вы, Дора Георгиевна, должны хорошо понимать, какими полномочиями мы вас наделяем! Задаете себе вопрос, почему вы? – Он со значением посмотрел на нее и продолжил, как бы размышляя вслух: – Там будут подготовленные люди, шпионы с Запада, а чтобы понять их мысли, реакции, поведение, нужен другой шпион, такой, как вы. Если дело касается защиты государства, мы можем задействовать всю нашу структуру, но пока мы ставим задачу только вам, товарищ полковник. Позже, если будет такая необходимость, можем подключить весь аппарат КГБ и ГРУ. Мы принимаем ваши предложения по «засветке» изделия, которые я полностью одобряю. Затравка будет сделана квалифицированно.
– Иван Дмитриевич, я могу только догадываться о цели операции и, что самое тревожное, о нюансах ее, этой цели, – слегка небрежно ответила Каштан, ее задел намек Сербина на ее шпионскую сущность, поэтому она и решилась запустить эту свою мысль с недомолвкой.
Сербин как-то странно посмотрел на нее, отвел взгляд, словно понял то, что она хотела сказать, и продолжил, но уже сухим, деловитым тоном:
– Позже у вас будут новые установки, а пока возвращайтесь в Париж, через недели две, после переноса производства, КБ заработает на полную мощность, все устаканится, сделаем «засветку», посмотрим на реакцию. Позже, когда будет ожидаемый посыл, мы вас отзовем и зашлем в Край. Еще будет второй этап операции. Сделаете дело – вернетесь генералом, с триумфом! – Многозначительно поднял палец кверху и сказал, понижая голос: – Сам генсек знает о вас, как мне передали! – Сербин снова уселся за свой письменный стол и уже издалека посмотрел на Каштан. – На этом мы сейчас закончим, но продолжим при следующей встрече.
– Иван Дмитриевич, вы сказали, «на первом этапе операции». Что же будет на втором? – спросила Дора Георгиевна, для которой хоть и начала проясняться общая картина, тем не менее многое оставалось непонятным. – Все это может быть исполнено местными силами контрразведки. Зачем там нужна моя персона? Внешней контрразведкой я не занимаюсь, а уж тем более внутренней, я простой организатор разведывательной деятельности, оперативник.
Сербин начал что-то искать на столе, заваленном бумагами, перекладывая и отбрасывая в сторону, потом выпрямился и ответил:
– А кто я, по-вашему? Я тоже простой организатор производственной деятельности, диспетчер! Партия поручила мне, вам, помощнику Андропова это дело, вот и будем выполнять. Несмотря ни на что!
Дора Георгиевна выслушала эту пламенную тираду, пожала плечами и спокойным голосом, который контрастировал со сказанным на высоких тонах заявлением Сербина, произнесла, вероятно, то, что ждал от нее этот высокопоставленный партийный бонза:
– Все! Достаточно ясно! Иван Дмитриевич, мне не привыкать выполнять любые задачи. Выполним и эту! В своей стране я никогда не работала, вся моя жизнь прошла на территории Франции. Вот там я, как вы выразились, и работала шпионом.
Завотделом вскинул на нее взгляд, губы растянулись в улыбке, и он уверенно заявил:
– Вот это качество нам и нужно. Мы не можем информировать о цели операции все Краевое управление КГБ, не имеем такого права. Даже вас пригласили издалека, из-за границы, чтобы сузить круг, в Москве знают об этом три человека из высшего руководства, задание дано, как вы уже слышали, от Генерального секретаря КПСС, поэтому будьте терпеливы, вас еще поставят в известность.
– Не зная конечной цели, как я могу планировать и выполнять? – Каштан начала злиться, видя нерешительность Сербина. – Оставим в покое великие и громкие слова, кажется, я начинаю понимать, что вы задумали.
– Если поняли – хорошо! Кое-какие детали вам доскажет помощник Юрия Владимировича Андропова, но чуть позже. Это ваше руководство, и ему отдавать приказ, а мне нужно было познакомиться, посмотреть, вас и принять решение о продолжении работы с вами или нет. Сейчас я наберу помощнику и скажу, что мы с вами завершили знакомство. Он подъедет и скажет все остальное.
– Я могу идти? – спросила, поднимаясь со стула, Каштан.
– Да, сейчас мой парень проводит вас в столовую, и вы перекусите, ну а мы с вами, как уже сказал, продолжим сразу же после того, как получим известие о шпионах в Краевом центре.
– А если их не будет там? – слегка огрызнулась Дора Георгиевна.
– Будут, не беспокойтесь! Обязательно примчатся! Такое дело! – пробормотал Иван Дмитриевич, уже отключаясь от нее, – такое дело….
Каштан повернулась и вышла из кабинета в приемную, где сидел в уголке аппаратчик. При ее появлении он вскочил и, приблизившись, тихо сказал, будто присутствовал в кабинете на последних словах своего шефа:
– У нас хорошая столовая, лучше, чем в Совмине или Госплане. Пойдемте, я провожу вас, а потом выйду к подъезду и, как только подъедут за вами, тут же прилечу! – Он провел ее кратчайшим путем в цековскую столовую, усадил и даже посоветовал, что лучше всего взять. Потом умчался в приемную к шефу и дождался, пока тот вышел, и кивнул ему.
– Там выехали, иди, поднимай нашу гостью к подъезду. Как она тебе, кстати? – Сербин усмехнулся, зная, что этот его инструктор отдела, которого он держал на подхвате, как огня чурался женщин, вызывая порой некоторые недвусмысленные выводы у окружающих.
– Ну что я могу сказать, Иван Дмитриевич, я же с ней не беседовал, как вы, а так, весьма видная женщина и с характером. По всему это видно! Так она что, из ПГУ?
– Ты с чего это взял, паря! Откуда здесь ПГУ? С ними работает Административный отдел ЦК, а нам-то что они, сбоку припека! Откуда это у тебя?
– Справка-объективка, которую я вам передал, пришла от них! – Он большим пальцем показал в сторону площади Дзержинского. – А одета она так, словно только что из Лондона. Наши так не одеваются. Вот я и подумал, что она оттуда!
– Забудь эту хрень! Она по культурке большей частью работает, наукой занимается, ездит по заграницам. А ты что, знаешь, какие товарищи работают в ПГУ? Вот так! Не знаешь, значит, молчи! Иди, тащи ее на выход!
Инструктор стремглав понесся в столовую, где полковник Каштан сидела, допивая кофе и дожидаясь его за прибранным столом.
– Там вас уже ждут. У подъезда. Торопитесь! – И в том же быстром темпе вывел на улицу.
Февраль 1977 года. Москва. Старая площадь. Напротив подъезда здания ЦК КПСС, у сквера, одна из «Волг», стоявших плотным рядом, мигнула фарами, и Каштан подошла к ней, заглянув, наклонившись, в стекло. Там сидел помощник, который делал ей знаки присесть в машину.
– Ну как, поговорили? Матом сильно ругался? – с усмешкой спросил помощник. – Его не зря зовут «Иван Грозный», матерится он мастерски, и это при его докторской диссертации по физмату да красном дипломе университета на Ленинских горах.
– Нет, только в приемной, слегка крыл своих подчиненных. А так, только после некоторых фраз губами про себя что-то проговаривал. Скорее всего, это и было, ну, такая форма построения фраз у нас, у русских, иногда бывает! А какие поразительные возможности в общении и понимании создает эта матерщинная завеса, недомолвок, намеков, подсознательных решений, которые так бы и остались сидеть в глубинах, если бы не этот стиль общения. Вместо «меканья», «эканья» просто проговаривают матерную фразу, чтобы собрать мысли в пучок.
– Да будет вам! Он говорить может часами, даже без этих конструкций, – добродушно защитил Сербина помощник, – главное, он положительно воспринял вас, Дора Георгиевна, и рекомендует на проведение операции. Вот так!
Немного помолчав, он достал сигареты и протянул пачку Каштан, но та отрицательно махнула рукой и достала свои, крепкие, без фильтра, желтые, из маисовой бумаги, «Житан».
– Ну, и что он вам сказал? Цель ясна, задачи определены. За работу, товарищи! Как говаривал Никита Хрущев.
– Хрущев был идеалистом в одежде грубого, махрового материалиста, и он мог себе позволить эту заключительную фразу на XXII съезде, а этот нахрапистый партийный бонза, как говорят у нас в Париже…
Помощник дернулся и резко повернулся к ней, еще даже не прикурив свою сигарету, а только разминая в пальцах.
– У нас!
– Да, у нас в Париже, во Франции, где я работаю на таких вот… – зло и почти с вызовом резко ответила Каштан, кивнув на здание, из которого только что вышла. – Там говорят тонкие намеки на толстые обстоятельства, вот это он, «donner un squeak», слегка…
– Что это за слово? – переспросил помощник.
– Ну, в нашем варианте, слегка вякнул, пискнул, квакнул.
– Ах, вот так, значит, он распорядился! Простыми и ясными словами не получилось у него. Да это и понятно при его положении. Остальное, грубое и грязное, как говорится, остается делать мне!
Каштан поняла, что теперь она попала в большие жернова и выскочить не получится ни при каких обстоятельствах. Система потребовала ее работы на новом участке, который она пока еще не могла понять до конца и назвать простыми словами, а лишь только слабо осознать. Дора Георгиевна чувствовала сильный эмоциональный подъем, или драйв, как говорили там, где жила и работала, относительно этого нового дела, тем не менее во много раз сильнее был мощный, по силе воздействия на психику, страх, и преодолеть его она не могла.
– Что теперь? – спросила она, как бы не придав значения словам помощника.
– Теперь, после дачи рекомендаций, ваш вызов закончен, и вы возвращаетесь по месту службы. Через какое-то время, может, через месяц, может, через три, мы вас отзовем из ДЗК, и вы продолжите службу в Краевом центре в качестве уполномоченного наблюдателя из Москвы. Теперь все зависит от расторопности наших французских коллег из SDECE. Там уже наметилось движение. По нашим данным, у них началась подготовка. Так что подождем.
Помощник отвернулся к окну, побарабанил пальцами по спинке переднего сиденья, повернулся к ней снова:
– Мы знаем, что у французов практически нет агентуры у нас. Не работают они здесь, может быть, и есть несколько спящих, да и то не факт. Оперативникам из французской службы разведки будет практически невозможно выйти хоть на что-то мало-мальски приближенное к заданию. – Помощник вздохнул и словно нехотя продолжил: – Подобрали одного очень перспективного парня, постараемся сделать так, чтобы на него попал фокус от SDECE. Постараемся провести внедрение[55]. На днях он приступит к выполнению задания.
– Задача почти неосуществимая! Я знаю французов. Завоевать их доверие не так-то просто! – она с горькой улыбкой посмотрела на помощника, немного помолчала. Помощник напряженно ждал. Ему важно было мнение этой опытной оперативницы, чья жизнь прошла во Франции. – Хотя в нашем случае, – она на минутку призадумалась и уверенно сказала: – они возьмут его. Сейчас для них важно иметь агента-информатора! Даже больше подходит слово: коммуникатора.
– Да, именно так! Они будут в чистом поле, без ничего и без кого бы то ни было! Без такого агента у них не будет никаких шансов! – отозвался помощник, потушив сигарету в пепельнице.
– Кто сейчас готовит его? Тут важны некоторые национальные нюансы французов и особенно то, что будет думать и как думать сам господин Александр! Я имею в виду графа, директора SDECE. Это очень и очень сложный человек. Пробить его недоверие и подозрительность – значит совершить невероятное.
– С кандидатом работают опытные сотрудники и консультанты, и, по их мнению, получается хороший образ. Из всего оперативного состава действующих, а также курсантов смогли подобрать только двух. Один из Приморья, а другой, как ни странно сложились обстоятельств, как раз из Края, вот и остановились на этой кандидатуре. Он у нас профессиональный художник, диплом Суриковки[56], но главное, житель Края. Там родился, школу окончил и уехал в Москву учиться на художника. Здесь мы и обратили на него внимание. Но посмотрим! В случае удачной разработки он будет работать автономно, но вы знаете с этой минуты о нем и в дальнейшем сможете рассчитывать на получение информации от него. Не часто и предельно осторожно. Легенда[57] выполнена безукоризненно, и также безукоризненно ее надо выполнять! Правда имеет минимальное расхождение с ложью!
Каштан кивнула головой и спросила о самом главном, что не давало ей покоя все это время.
– Сербин не договаривает мне окончательные цели всей операции, а на своих догадках я не могу работать. Мне нужна ясность.
– Всем нужна ясность! – отозвался помощник. – Тут все сложнее.
– Так говорят, когда не хотят называть вещи своими именами!
– Вы правы, Дора Георгиевна, иногда очень трудно назвать вещи своими именами, вернее, подобрать слова для некоторых объяснений.
– И что?
– Надо знать, какими этическими нормами, кто и как оперирует.
– Вы уходите так просто от ответа, ничего не оставляя мне? – Каштан поняла, что больше она ничего не услышит.
– Давайте подбросьте меня на Лубянку, а потом вас отвезут в аэропорт, билет уже заказан. – Помощник повернулся к ней и тихо добавил: – Приглашения разосланы, карточный столик готов, но мы не знаем, во что будем играть. Может, в очко резаться будем, а может, разложим преферанс, но, скорее всего, будет покер, вы уж извините меня за карточный жаргон.
Каштан молча слушала, к картам была равнодушна, хотя об играх знала много. Любила шахматы, но времени не хватало заниматься всерьез, да и не было настроя залезать глубоко.
– Меня заботит эндшпиль, а не бура[58] с «Москвой», «малой Москвой»! А если сразу при сдаче будут комбинации у всех? Партия ведь не пересдается!
– Эко вы, Дора Георгиевна, раскатали! Сразиться бы мне с вами, да давненько не брал я в руки карты, боюсь, проиграю! – весело отозвался помощник.
– Я должна получить полномочия непосредственно!
– Это что еще такое!
– Да вот такое! Отыметь меня будет нелегко.
– Вам что, не хватает полномочий, которые дает вам Сербин?
– Сербин сам получает распоряжения сверху. Так вот я хочу получить непосредственно указание, распоряжение, приказ на такое дело только от первого лица. Я не самоубийца. Это мясорубка, из которой выбраться можно только имея мандат.
Она увидела, как мгновенно изменилось лицо помощника, и решила отпустить этот напряженный момент.
– Ладно, вижу не время пока еще! Но, когда оно придет, мне нужно иметь то, о чем я сказала! – совершенно не примирительно, а с вызовом заявила Дора Георгиевна, когда они подъехали к дому № 2 на площади им. Дзержинского. Помощник вышел, многозначительно кивнув головой, а она покатила в аэропорт и ночью уже была в Париже.
13
Рассчитывается на определенную среднюю скорость; между рядом светофоров устанавливается связь, обеспечивающая включение зеленых сигналов к моментам подхода компактных групп транспортных средств. На всех перекрестках магистрали, скоординированных по принципу «зеленая волна», задается один и тот же цикл, как правило, в пределах 45–80 с. Зеленый свет по направлению координируемой магистрали на разных перекрестках включается не одновременно, а с заранее определенным сдвигом. Это позволяет применять «зеленую волну» при любых расстояниях между перекрестками.
14
Девятое управление КГБ СССР – охрана руководителей ЦК КПСС и Правительства СССР (создано 18 марта 1954 года). В состав главка входили: Управление коменданта Московского Кремля (с 18 марта 1954 года по 25 июня 1959 года – Десятое управление КГБ); Комендатура по охране зданий ЦК КПСС.
15
39-й президент США (1977–1981) от Демократической партии.
16
ОСВ – Договор об ограничении стратегических вооружений.
17
8 января 1977 года в Москве была осуществлена серия террористических актов. Первая бомба взорвалась в 17:33 в вагоне Московского метро на перегоне между станциями «Измайловская» и «Первомайская». Второй взрыв прогремел в 18:05 в торговом зале продуктового магазина № 15 на улице Дзержинского (ныне Большая Лубянка), неподалеку от зданий КГБ СССР. Третья бомба взорвалась в 18:10 у продовольственного магазина № 5 на улице 25 Октября (ныне Никольская). В результате погибли 7 человек (все – при первом взрыве в метро), 37 были ранены.
18
Стратегическая крылатая ракета большой дальности полета, со сверхзвуковой скоростью, оснащенная «интеллектом», автономным управляющим полетом и наведением на цель.
19
Советский государственный деятель, первый заместитель Председателя КГБ СССР (1967–1982), генерал армии. Цвигун, так же как К. У. Черненко и С. П. Трапезников, работал в Молдавской ССР одновременно с Брежневым. По мнению известного исследователя советской номенклатуры М. С. Восленского, именно этим обстоятельством объясняется его назначение на высокий пост в руководстве КГБ СССР с приходом Брежнева на пост Генерального секретаря ЦК КПСС. По утверждению Леонида Млечина, супруга Цвигуна являлась любовницей Брежнева.
20
Из отечественных автомобилей Брежнев предпочитал ЗИЛы и «Чайки», причем нередко сам садился за руль этих величественных правительственных членовозов. Самую первую машину ГАЗ-14, вишневого цвета, собрали (ручная сборка на Горьковском автомобильном заводе) в качестве «трудового подарка» еще в конце 1976 года, по случаю дня рождения Л. И. Брежнева (отмечался 19 декабря).
21
Межконтинентальная баллистическая ракета.
22
Противоракетная оборона.
23
Военно-морской флот.
24
Радиолокационные станции дальнего обнаружения для второй системы противоракетной обороны «Заслон».
25
Единица промышленной продукции, количество которой может исчисляться в штуках или экземплярах; во множественном числе словом «изделия» называют производимую продукцию или специальные виды продукции оборонной промышленности либо кустарного производства, отдельных мастеров.
26
Главное разведывательное управление Генерального штаба Вооруженных Сил СССР.
27
Первое Главное управление (КГБ СССР), ответственное за внешнюю разведку, потому как в СССР, единственной стране в мире, была и внутренняя разведка.
28
Федеративная Республика Германии.
29
Межконтинентальная баллистическая ракета. Ракеты этого типа являются самыми мощными из всех межконтинентальных баллистических ракет.
30
Служба внешней документации и контрразведки (фр. Service de documentation exterieure et de contre-espionnage, SDECE) – внешняя разведка Франции с 1946 по 1982 год.
31
Семейство многоцелевых высокоточных дозвуковых крылатых ракет большой дальности стратегического и тактического назначения подводного, надводного, сухопутного и воздушного базирования.
32
Советский подвижный грунтовый ракетный комплекс (ПГРК, по классификации МО США и НАТО SS-20 mod. 1 Saber, рус. Сабля) с твердотопливной двухступенчатой баллистической ракетой средней дальности.
33
Условное название специализации агента экономического направления, делающего поставки продукции и технологий в обход экспортного контроля, прогоняя через другие страны-шлюзы.
34
Координационный комитет по экспортному контролю (англ. Coordinating Committee for Multilateral Export Controls, CoCom).
35
Орган внутренней разведки и одновременно федеральная правоохранительная структура Соединенных Штатов (англ. Federal Bureau of Investigation, FBI, ФБР).
36
Упрощенное название Краснознаменного института имени Ю. В. Андропова КГБ СССР. Находится в подчинении Первого Главного управления.
37
Советская опытная самоходная артиллерийская установка особой мощности.
38
Советская самоходная 420-миллиметровая минометная установка.
39
Советская жидкостная одноступенчатая баллистическая ракета средней дальности (БРСД) наземного базирования (англ. SS-3 Shyster).
40
Положение в шашках и шахматах, в котором любой ход игрока ведет к ухудшению его позиции. Однако сам смысл понятия «цугцванг» в шахматах значительно шире. Разговор идет о таких позициях, в которых любой ход, который делает игрок, приведет к ухудшению положения. Перефразировав, можно сказать, что цугцванг в шахматах – это принуждение к ходу, который вызывает ухудшение позиции. Термин «цугцванг» был официально принят в 90-х годах XIX века, но им пользовались очень давно (нем. Zugzwang «принуждение к ходу»).
41
Атомные подводные лодки (крейсера) с крылатыми ракетами.
42
Высокочастотная телефонная правительственная связь, спецсвязь, телефон с гербом (еще название «вертушка»).
43
США, Соединенные Штаты Америки.
44
Второе Главное управление (КГБ СССР), контрразведка.
45
Оперативный жаргон, называющий ЦК КПСС в обращении внутри и между спецслужбами СССР.
46
Сленговое название запрещенной в СССР подпольной покупки/перепродажи (спекуляции) труднодоступных или недоступных рядовому советскому обывателю дефицитных импортных товаров. Подавляющим большинством предметами предложения и спроса фарцовки выступали одежда и аксессуары. Также популярными были звуконосители (виниловые пластинки, аудиокассеты, бобины), косметика, предметы быта, книги и т. д. Лица, занимающиеся фарцовкой, назывались фарцовщиками (самоназвания: «утюг», «бомбила/о», «фарца», «фарец», «маклак», «деловар», «штальман»). Фарцовщиками были в основном молодые люди (студенты), а также лица, по роду своей деятельности имеющие возможность тесно общаться с иностранцами: гиды, переводчики, таксисты, проститутки и т. д. Предметы фарцовки или само явление вообще называлось «фарца». Подавляющим большинством покупателей на рынке сбыта товара, добытого фарцовщиками (в 50–60-е годы), были т. н. стиляги. Позже, в 1970–1980-е годы, все, кто имел деньги и желал оригинально одеться, приобрести импортный ширпотреб или технику, книги или импортные музыкальные записи, прибегали к услугам фарцовщиков. В эти годы сменились и источники фарцовки, и само понятие приобрело более широкое значение. Теперь основное занятие большинства из тех, кого называли фарцовщиками, заключалось в покупке через знакомых, имеющих блат или возможность выезжать за рубеж, дефицитных товаров и пищевых продуктов.
47
Линия прямой связи между президентом США и руководством СССР. Была создана в 1963 году после Карибского кризиса для экстренной связи между соперничающими в ходе холодной войны двумя потенциально опасными державами тех времен, СССР и США. Во время Карибского кризиса американцам понадобилось целых 12 часов на дешифровку послания Н. Хрущева – Дж. Кеннеди из 3000 слов. В связи с этим 20 июня 1963 года в Женеве был подписан меморандум о взаимопонимании, предусматривающий создание прямой линии связи между руководителями сверхдержав.
48
В настоящее время станция метро «Сухаревская».
49
Офицер действующего резерва (с 1998 года применяют термин АПС – аппарат прикомандированных сотрудников).
50
«DEC'. The VAX-11 / 780, code-named «Star».
51
Формальный язык, предназначенный для записи компьютерных программ. Язык программирования определяет набор лексических, синтаксических и семантических правил, определяющих внешний вид программы и действия, которые выполнит исполнитель (обычно ЭВМ) под ее управлением.
52
Главное управление по делам литературы и издательств, орган государственного управления, осуществлявший цензуру печатных произведений и защиту государственных секретов в средствах массовой информации.
53
Оперативный сотрудник «легальной» резидентуры в ДЗК (длительная заграничная командировка) в развитой стране западного мира, работающий «в поле» по линии научно-технической разведки («Икс», «X») или внешней контрразведки («КР»), или оперативный сотрудник действующего резерва КГБ «под крышей» в учреждении в СССР на подготовке к ДЗК по этой линии.
54
Отношение абсолютной величины линейного ускорения, вызванного негравитационными силами, к ускорению свободного падения на поверхности Земли. Будучи отношением двух сил, перегрузка является безразмерной величиной, однако часто перегрузка указывается в единицах ускорения свободного падения g.
55
Внедрение агента органов государственной безопасности – способ агентурного проникновения в разведывательные и иные специальные службы противника, их агентурную сеть, в зарубежные антисоветские организации, а также в антисоветские группы внутри страны и в среду разрабатываемых лиц. Суть внедрения состоит в том, что агент по заданию органов КГБ становится сотрудником (агентом) разведки противника, участником зарубежной антисоветской организации, антисоветской группы внутри страны или близкой связью разрабатываемого. Достигается это тем, что органы КГБ совместно с агентом создают условия, позволяющие ему вступить в контакт с сотрудниками (агентами) капиталистической разведки, участниками зарубежной антисоветской организации и т. д. непосредственно или через их связи, по рекомендации последних. Затем, развивая сложившиеся отношения, агент завоевывает доверие противника, приобретает в лагере врага положение, которое обеспечивает ему доступ к скрытым источникам информации, позволяет выявлять некоторые тайны и замыслы противника, оказывать на него выгодное органам КГБ влияние. Обстоятельством, облегчающим осуществление внедрения агентов, является стремление противника расширить свои разведывательные возможности, стягивать в сферу подрывной деятельности новых лиц, приобретать агентуру для работы против СССР и других социалистических стран, стремление антисоветских центров и групп расширять свой состав путем привлечения новых членов. Для успешного проведения мероприятий по внедрению необходимо знать контингент, из которого противник комплектует штаты своих специальных служб, принципы, в соответствии с которыми происходят набор сотрудников и вербовка агентов, круг лиц, на который ориентируются зарубежные антисоветские организации и антисоветские элементы внутри страны. Разновидностями внедрения агентов являются ввод агента и подстава агента.
56
Художественный институт им. В. И. Сурикова.
57
Специально подготовленные разведкой или контрразведкой внешне правдоподобные сведения, предназначенные для введения противника в заблуждение. Легенда широко применяется в разведывательной и контрразведывательной деятельности, особенно для маскировки разведчиков и агентов и их действий при выполнении заданий, а также для зашифровки оборонных объектов. Агенты и разведчики, засылаемые в разведываемую страну, обычно снабжаются легендой прикрытия, называемой также защитной легендой, легендой-биографией. Этой легендой они пользуются, чтобы объяснить обстоятельства и цели прибытия в страну, причины нахождения в определенном районе, мотивы тех или иных поступков и т. д. и тем самым скрыть принадлежность к разведке и оправдать свои разведывательные действия. Иногда агент или разведчик снабжается не одной, а несколькими легендами или различными вариантами одной и той же легенды. Сотрудники контрразведки часто пользуются легендой при вступлении в контакт с иностранцами, при вводе агентов в разработку или выводе из нее, при зашифровке особо важных объектов, при ведении оперативных игр с противником и т. п. Легенда может быть основной и запасной. На основную легенду оперативный работник (агент) опирается при выполнении заданий, a запасную, иногда называемую «легендой в легенде», использует в случае раскрытия основной легенды и при других чрезвычайных обстоятельствах. Закрепление легенды, то есть подтверждение ее правдоподобности, достигается путем включения в нее правдивых сведений, снабжения агента или разведчика соответствующими документами и предметами экипировки, а также посредством специально проводимых дезинформационных мероприятий, преследующих цель довести до сведения противника данные, которые бы подтверждали легенду. Уязвимость легендой, то есть объективная возможность ее раскрытия в процессе проверки, зависит от наличия в ней вымышленных сведений, противоречащих истинному положению вещей, ее «отставания» от действительности (из-за невозможности при насыщении легенды правдивыми сведениями учесть все изменения обстановки), а так же от ошибок, допущенных при ее составлении, закреплении и использовании. В целях уменьшения уязвимости легенды она по возможности насыщается фактами, которые трудно или невозможно проверить.
58
Бура (тридцать одно) – карточная игра (также называется и комбинация трех козырей при игре в буру). Также в буру можно играть, сдавая по пять карт, играют двое, игра длится до конца колоды, в конце подсчитываются очки взяток игроков, выиграл тот, кто набрал больше 60 очков, так как в колоде 120 очков. Если набрали по 60 очков, значит, ничья. Остальные правила не отличаются от игры по три карты. Есть только одна масть, которую нельзя сбить козырной картой, – это пики, они бьются пиковой картой по старшинству.