Читать книгу Куминские рассказы - Владимир Циканов - Страница 4

Кума. Охота на току. Цикановы 1968 год

Сергей Липаткин

Это всё происходило 1968 году.

Отец купил мне ружьё, 32 (тридцать второго) калибра. За этим ружьём я поехал один в райцентр, город Тавду. Это был населённый пункт, также, как и наш посёлок Куминский, в котором мы проживали всей семьёй, затерянный в самой гуще глухой тайги. Но, в общем, в отличии от нашего, представлял из себя небольшой, провинциальный городишко, на границе Свердловской и Тюменской областей.

Продавец ружья жил в своём доме, недалеко от ж/д вокзала. Я много раз бывал в гостях в семье у этих, замечательных с виду, очень простых внутри людей, знакомых моих родителей. Глава семейства и его супруга работали вместе с моими родителями в одной организации, которая обслуживала железную дорогу, одну единственную ветку, проходившую через весь город и связывающую его с областным центром – Свердловском.

Приехал я, а дело было летом, когда взрослых дома не было. В квартире, одиноко скучающе, ждал меня их отпрыск – сын, прыщавый пацан по имени Колька, мой одногодок. Встретив меня радостными возгласами, вылетающими вместе с брызгами слюны из его уст, он понёсся куда-то в другую комнату со словами: «Сейчас тебе твою игрушку принесу!» Принёс «моё», уже оплаченное к тому времени моим отцом, ружьё, патроны к нему и патронташ. Стоим на кухне. С раскрытыми широко глазами удивлённо смотрю, как он ловко «переламывает» ружьё, вставляет патрон в патронник… Вдруг, наставляет ствол в направлении на меня и произносит: «Оно стреляет без осечек».

– Ты что – дурак? – испугано ему в ответ.

Быстро подхожу вплотную к нему, отвожу своей рукой ствол вверх и говорю:

– Никогда не наводи ружьё на человека! Так меня учил отец. Запомнил на всю жизнь. И ты запомни!

Этому правилу я верен до сих пор и сына своего приучил.

А он, Колька, тогда мне – в ответ:

– Да там только – пистон. Один капсюль в патроне без порохового заряда!..

В замкнутом пространстве выстрел прогремел как взрыв!.. С потолка посыпалась штукатурка, комната наполнилась едким, своеобразно пахнущим, дымом… От страха оба присели, смотрим в потолок. А там – выщерблина небольшая от дроби!

Ну он и давай реветь. А я его успокаиваю: «Не реви, я же живой!» А он, всхлипывая: «Да я совсем не о тебе… Мне за потолок от родителей попадёт!»

Вот, думаю: «Негодяй! Видимо, ещё не дошло в его мозгу, что могло произойти на самом деле…»

Нашли в сенях, стоящее там, ведро с извёсткой, замазали руками полутвёрдой массой следы от дроби, а всё остальное прикрасили аккуратно кистью, уже разведённой в воде известью. Открыли окна, двери. Проветрили кухню. Порох был дымный. Разложили ружьё: ствол, приклад, цевьё. Завернули аккуратно всё это в покрывало. И отправился я с этим свёртком на вокзал уезжать в свой родной посёлок Кума, который находился дальше Тавды, вглубь тайги на север, на целых сто километров.

Только в поезде в полной мере до меня дошло, пришло осознание того, что могла произойти непоправимая трагедия. Сижу тихонько на своём месте, весь съёжился и трясусь от страха, как ягнёнок.

Через какой-то промежуток времени я вновь увиделся со своим другом Колькой, вручившим мне мою покупку, почитай, по сути дела – подарок моего отца. Спрашивал его, что да как сказали родители? Рассказывал: «К приходу родителей потолок высох, и они ничего не заметили. Да и кто на потолок-то смотрит?.. А вот запах пороха они унюхали, учуяли! Сказал им, что пистонами постреляли из ружья немного… Поверили!..» Ну, в общем, все как-то обошлось.

А я потом не раз в своей жизни замечал, что в минуты надвигающейся опасности или какой-то возникшей внезапно экстренной и неординарной ситуации, всегда как будто бы кто-то внутри меня мне подсказывал: «Всегда соблюдай «революционное спокойствие! Иначе – смерть!» А сам страх и его чувство во всём теле уже приходили намного позже.

Для удобства из-за низкого по своему возрасту моего роста в то время, отец подрезал (укоротил) у «нового» ружья приклад. Какая же была радость – иметь своё ружьё!!!

Отец учил, как правильно с ним обращаться, в какой последовательности заряжать гильзы, чтобы они, эти гильзы, превращались в настоящие охотничьи патроны.

И вот она – долгожданная осень! Открытие охоты! Мы с отцом, каждый – со своим ружьём! У папы – двуствольное, «ТОЗовка», а у меня – берданка.

У нас было две собаки. Шарик – чистокровная лайка. Красавец, ушки торчат, хвост – на два кольца. И – Тобик, хвост трубой, уши на половину висят. Обе охотничьи. А кто из них был лучше, определить было трудно. Шарику покажи ружьё, и он пойдёт (просто побежит с огромной радостью!) в тайгу даже с чужим человеком. А вот Тобик с чужим не ходил, только со мной или отцом.

Идём как-то все вместе по тайге, добыли несколько белок. Отец их тут же обдирал, а тушки делил и скармливал собачкам в награду за совместную охоту. Выходим на поляну, стоит одинокая сосна. Высоченная! До самой кроны ни одного сучка нет. Ствол гладкий, высоко уходит в небо. Собаки заливаются лаем! И бегают кругом дерева, и по стволу когтями царапают. А мы тоже вокруг топчемся, пытаемся рассмотреть да разглядеть что там и как наверху. Видим лишь какое-то чёрное пятно изредка мелькает, а крона густая. Сквозь неё то появляется это пятнышко, то исчезает. Понять никак не можем, что там? Отец задумчиво шепчет: «Странно, собаки никогда на пушного зверя ствол не царапают и вокруг дерева не бегают». Дальше продолжаем ходить да рассуждать над поведением собак… Когда собаки лают на белку, они стоят на той стороне, где белка прячется. Так ходили-ходили мы и решили, что это – соболь, а стрелять-то его в это время нельзя: шкурка не созрела. Но и не стрелять нельзя – собак расстроим. Ну, в общем решили – стреляем. Папаня мой машет, знаками подаёт – стреляй, мол.

Прицелился я в черное пятно и выстрелил. Какое же было наше удивление, когда на нас начал падать с громадным звуком и шорохом, ломая ветки деревьев под тяжестью своего веса, глухарь.

В последствии, я ещё добывал такие трофеи (глухарей), но этот был первый! Когда его в рюкзаке до дома нёс, а он весил около четырёх кг (это приличная ноша для пацана), тяжести абсолютно никакой не чувствовал! Меня разбирала радость и гордость за нас всех: и за себя с отцом, и за наших верных друзей – собак. Глухарь – птица осторожная! Реликтовая! И удивительно, что тут мы ходили, разговаривали, а он сидел себе спокойненько, совсем безбоязненно… Я, когда потом рассказывал про этот случай бывалым нашим сибирским охотникам, они говорили: «Все правильно, когда собака грамотно глухаря облаивает, то он забывает про опасность, не замечает охотника и даже сам начинает дразнить собак, цокать клювом и фырчать». Тут было всё серьёзно.

А вот – второй мой глухарь: и смех, и грех. А вообще-то, признаюсь честно, на моей совести и памяти их – всего-то два. Может, ещё были, но этих двух помню отчётливо. Ещё попадались копалы (самка глухаря). И не одна… Но их стрелять не интересно. Глупые «курицы», человека с ружьём совсем не боятся, подпускают близко. Особой гордости за такой добытый трофей не вызывало, но азарт всё равно брал своё наперёд.

Владимир Циканов. Свидетельство о публикации №375693 Дата публикации: 04.06.2018