Читать книгу Кодекс имиджмейкера - Владимир Цимбалистов - Страница 1

Писем я не жду, газет не выписываю и поэтому в почтовый ящик заглядываю крайне редко. Те же, кто хочет порадовать меня своими эпистолами, давным-давно переселились в Интернет и шлют мне на мыло всякую белиберду. Сообщения эти я удаляю, не читая, жалуюсь на спам, но они всё равно шлют. И зачем только столько времени и сил тратят?

Сегодня был как раз тот самый редкий случай, когда я заглянул в почтовый ящик, освобождая его для новой порции яблочных огрызков, пустых сигаретных пачек, семечковой шелухи, стёклышек, палочек и другого мусора, натасканного неутомимыми соседями и их детьми. В пепле рекламного сора, сожженного накануне почтовыми санитарами – добрыми пироманами, на пол парадной выпал неброский казённый конверт. Внутри – угрюмая бумага, повестка с лиловым штампом в левом верхнем углу и скучным текстом: мол, уважаемый гражданин М.И. Профатилов, вам надлежит явиться в такой-то кабинет к дознавателю такому-то. В случае неявки вы можете быть доставлены принудительно. «Принудительно – это как?» – задумался я. – «Буду упираться ногами в дверные косяки, цепляться за портьеры, хватать руками лестничные ограждения, обдирая ногти, а меня будут волочь, охаживая сапогами по ребрам? Вываляют в грязи, бросят бесчувственным кулем в грузовик, усядутся сверху, прижмут задами к занозистым доскам кузова и увезут в непроглядную ночь? Произошла нелепая ошибка, иначе какого им от М.И. Профатилова, надо?»

Телефон дознавателя оказался общим. И поговорить с самим, выяснить причину вызова на дознание, никак не удавалось: то он вышел, то на совещании, то на задании, то позвоните завтра. А завтра трубку брал другой человек и объяснения начинались сначала – замкнутый круг, разорвать который, видимо, могло только моё личное появление у дознавателя. А дата явки неукоснительно приближается. И вот уже завтра. И хотя выползать из дома на летний солнцепёк не было ни малейшего желания, придётся ехать.

Ладно уж, с утра по холодку мотнусь, выясню, в чём дело.

Дознаватель оказался молодым здоровенным детиной – косая сажень в плечах. Румян, светел и радостно лучист от молодых лет своих и наполняющей силы.

– Василий, – представился он, и быстро поправился, залившись юношеским румянцем от щеки к щеке, – Василий Николаевич Рябоконь.

Карьерная скачка начинала в этом прокуренном сослуживцами обшарпанном кабинете призовой забег, и он намерен в нём участвовать. Там, далеко в конце, за финишной чертой, сияли большие звёзды на шитых золотом погонах, мерцали рядами ордена, бронзовели под муаром медали на суконной груди. Там ждали его просторные полутёмные начальственные кабинеты, большие и быстрые командирские автомобили со спецсигналами, хорошие зарплаты и уютное жильё. И много чего ещё, что и не разглядишь пока в голубой дали этого завтра.

Жизнь даёт каждому свой шанс, и мало того, что шанс этот нельзя проглядеть, проспать – вот он, бери! – его надо ещё суметь реализовать. А иначе так и простоишь, ссутулясь, скукожась, вглядываясь из под старческой пергаментной руки в коричневых пятнышках слезящимися глазами в беспросветную безнадёгу.

Начинающий дознаватель решил чуть-чуть подтолкнуть судьбу в дряблые ягодицы – чего ждать? Эта жизнь принадлежит молодым! Из под вороха пустых и гиблых дел, которые на него, свежеиспеченного красно-дипломного выпускника спихнули старшие товарищи, он выдернул одно – о подмётной листовке на выборах мэра приморского города Свободно. Походя в никчемной бумажонке зацепили известных и уважаемых людей, чьи имена слышны от столицы до окраин. И, задав делу правильный политический вектор, румянощёкий Василий Николаевич решил, что это он и есть – его шанс. С этого момента пустяковую бумажную канитель, не стоящую и выеденного яйца, он рьяно попытался завинтить в круто сваренное дело.

Спустя время после окончания избирательной кампании сосущая душу черная досада от поражения никак не давала проигравшим покоя – мы, такие классные, сильные, умные, богатые и замечательные во всём, чего не коснись, и вдруг проиграли. Почему? Кто в этом виноват, кто возместит немереные затраты? И хотя пересматривать результаты выборов никто не намерен, упаси Боже, и победившему мэру поклялись служить верой и правдой – в доказательство чего готовы хоть землю жрать, но… осадочек остался. Ведь кто-то же всё-таки виноват. И если не мы, так кто же? А так выходит – сами дураки. Но это же не так. Скорее всего, виноваты вороватые штабисты, растащившие потными, липкими ручонками по карманам-мешкам кандидатские денежки. А ещё ленивые агитаторы, сваливавшие агитки прямиком в помойку вместо того, чтобы нести их по домам. И, конечно же, виноваты беспринципные черные пиарщики – подонки без чести и совести, вывалявшие их, таких непорочных, в дерьме – не отмыться. А честное имя – единственное, что у них осталось, и марать его никому не позволено, а посему требуем сатисфакции. Уж больно хочется за свой позор кому-нибудь по мордасам нахлестать.

Рвение молодого дознавателя проигравшие выборы фигуранты заметили и недвусмысленно намекнули, что готовы замолвить словечко о нём там, наверху, чуть ли не в самих лазурных небесах, после успешного завершения здесь, на земле, этого скандального дела. Негодяев надо найти и наказать!

Но от сказанного до сделанного – большой шаг. Как не тужился дознаватель, подонки не находились. Перепуганные бабки-агитаторши на негодяек явно не тянули. Штабистами у кандидатов, как выяснилось, были люди свои – родственники да подчинённые – тоже не то. Пиар-команды и пиар-специалисты растаяли после выборов мэра, как утренний туман, рассеялись бусинами по стране – поди собери. И хотя избирательная кампания мэра Свободно отдавала криминальным душком, выкатить лошадиные предъявы абсолютно некому.

Дознаватель усадил Профатилова в самый дальний угол за расшатанный стол, сам сел напротив и потянул из серой папки бланк протокола.

– Хочу поговорить с вами, Михаил Иосифович, о вашей недавней работе в городе Свободно.

Вместе с бумагой, как бы невзначай, вывалилась пачка фотографий, рассыпалась веером по столу, не увидеть изображения нельзя. Жуткие снимки трупов.

– Узнаёте кого? – спросил Рябоконь. – Тут и ваши хорошие знакомые есть. Вот, например, – он радостно ткнул пальцем в какую-то скрюченную чёрную головешку, сфотографированную на белой простыне, – ваш друг Звонарёв.

Таким Серёгу Михаил не видел никогда – хоронили его в закрытом гробу. Профатилов отпрянул назад, сбросив фото на пол, вскочил из-за стола.

– Ну-ну, Михаил Иосифович, спокойней! – прикрикнул Василий Николаевич. – Шагаете по трупам, господин имиджмейкер? – то ли спросил, то ли констатировал дознаватель, собирая рассыпавшиеся по полу фотографии.

– Что?

– Многовато покойников для одной избирательной кампании. Кошмары по ночам не мучают?

– Да как вы…

– И мальчики кровавые в глазах?

– Что вы несете? – ступор от неожиданного ментовского наезда смыла волна накатившего бешенства. Голос Профатилова звенел от негодования. – Да что вы себе позволяете, товарищ?

– Ну-ну! Не кипятитесь, – дознаватель широкой улыбкой отодвинул румяные щеки к ушам, поднял руки вверх, словно капитулируя под натиском Михаила Иосифовича. – Я же пошутил. Без протокола. Пока.