Читать книгу Вера и рыцарь ее сердца. Книга первая. Все мы родом из детства - Владимир Де Ланге - Страница 5

Софа была кроткой и доброй. Верины рассказы Софа слушала с удовольствием. В ее больших и удивительно выразительных глазах Верины истории оживали. Такого замечательного слушателя у Веры еще не было.

– Софа, тебе страшно? – с удивлением спросила Вера подругу, видя, как та трясется от ее рассказа о пирожках, в начинке которых был обнаружен детский ноготок.

Этот рассказ Вера впервые услышала от мамы и не на шутку испугалась. Время было вечернее и за окном стояли густые сумерки. Мамин вкрадчивый голос рисовал в воображении девочки ужасную историю похищения маленького мальчика и жуткую картину расправы над ним. От таких вечерних рассказов страх холодил сердце Веры и становился ночным реальным ужасом. Вечером всегда страшные истории кажутся страшнее, чем днем, когда светит солнце и поют птички, но маме хотелось пугать дочь именно вечером, когда весь мир медленно погружался в ночной кошмар.

Однажды, мама после очередного рассказа о убийстве маленькой девочки отправила дочь ее в темный зал, принести стул для папы, потому что настало время ужина. В темном зале оживали истории насилия над маленькими детьми. Ватными ногами входила девочка в темную комнату, словно в гости к Кощею Бессмертному. Кощей выжидал момент, чтобы схватить ее мертвой хваткой и вырвать из груди ее бьющееся от страха сердце, а потом разорвать Веру на кусочки и оставить на память родителям только ее маленькие ноготочки. Прежде всего у девочки пропал голос, потом она перевоплощалась в того мальчика из маминой истории, которого никогда уже не позовут на ужин, потому что мертвым есть уже не хочется.

– Зажги свет! – донесся до нее заботливый голос брата из кухни. Дрожащими руками Вера нашла выключатель, и нажала на кнопочку. Комната тут же озарилась светом от люстры под потолком. Кощея не было. Вера схватила стул и бегом умчалась на кухню.

– В зале был настоящий злодей. Я его боялась, значит, он был. Но я зажгла свет, и он пропал. Может, он сам боится света? – думала Вера позже, когда в ночной пижаме лежала в своей пружинистой кровати.

– Сейчас я его не боюсь, хотя и темно. Значит, сейчас его в комнате нет.

Она посмотрела на кровать, что стояла напротив, где ворочался брат Саша, потому что ему было совсем не страшно.

– Но может быть, этот злодей спрятался под моей кроватью?

Но смотреть под собственную кровать ей сразу расхотелось, и старалась быстрее уснуть, но страх перед бандитами не оставлял девочку в покое. Он возвращался к ней по вечерам, а иногда мучил ее и во сне. Зато днем Вера была смелой, как и в этот солнечный день, когда своими рассказами пугало трусиху Софу! Стояла жара, вокруг шумно играли дети. Пусть они не играли с Верой и с Софой, но они бегали вокруг и смеялись, отпугивая всех злодеев в округе.

– Софа, сейчас бояться не надо, ведь сейчас ты со мной, – успокаивала подружку Вера и добавляла маминым назидательным голосом: – Бойся чужих дядей и тетей, пытающихся с тобой ласково говорить и предлагать различные конфетки. С ними говорить не надо, а надо сразу убегать и кричать.

– А что кричать? – тихо спросила Софа, глядя на Веру удивительно преданными глазами, в которых помимо страха читалась преданность и покорность. Что нужно кричать, Вера сама еще не знала, но, чтобы как-то отвлечь подругу от вездесущих бандитов, она стала рассказывать Софе более веселые истории, уже из своей жизни. Это был зимний рассказ, приятно летом вспомнить морозную зиму.

Однажды, зимним вечером тепло одетые дети во дворе катались на санках с ледяной горки. Было весело и радостно. От света звездочек на небе, тонкого желтого месяца и уличного фонаря двор светился особым голубым сиянием. В холодном воздухе звенели веселые голоса детей, катающиеся на ледяной горке.

Никто не заметил, как Вера случайно прикоснулась языком к железному ободку санок соседского мальчика. Девочка сама не поняла, что произошло, почему она вдруг накрепко прилипла к санкам, а санки к ней. Теперь Вера стояла, как дворняжка на четырех лапках с высунутым языком, и лизала санки соседского мальчика. Она не могла даже позвать маму, потому что каждое ее движение языка сопровождалось нестерпимой болью. Вокруг стояли дети, завороженные этой чудной картиной. Никто не смеялся, все давали советы по освобождению Веры от санок или санок от Веры. Соседского мальчика уже звала домой мама, но он не хотел идти домой с прилепившейся к его санкам девочкой-соседкой. Вера тоже хотела домой к маме, но скованный морозом язык не отлеплялся от железного ободка злосчастных санок. Она даже попробовала пойти домой с санками в зубах, придерживая их руками, но санки оказались очень тяжелыми.

Булат, ее старший друг, живший в соседнем доме, имел большой авторитет среди дворовых мальчишек. Он принес из дома горячую воду и по каплям стал поливать ее язык.

– Теперь терпи, я буду рвать санки, а ты отрывай от них свой язык, – почти приказал ей Булат.

Сопротивляться было бесполезно. Верино мычание, означавшее: «Подожди! Подожди! Я еще не готова!» – никто не понял. Оставалось одно, подчиниться Булату, которого во дворе все уважали. Всё произошло больно, но быстро. Часть ее языка осталась висеть на санках, но остальной язык был свободен, и Вера, истекая кровью, отправилась поскорее домой, к маме.

Софа с восторгом смотрела на свою мужественную подругу и внимательно изучила ее язык с глубокой щелью посередине.

Другая история, которая должна была придать смелости ее подруге, была о грозе. Это случилось в прошлом году, когда Вера захотела посмотреть грозу изнутри, потому что с грозой, сидя дома, не познакомишься. Успеху рассказа способствовало то, что Софа сама ужасно боялась грома и молнии.

Из окна Вериного дома было видно, что на улице происходит что-то грандиозное, но через окошко это грандиозное трудно было разглядеть.

– А не пойти ли мне в гости к Булату? В грозу он наверняка будет дома, и мы вдвоем посмотрим грозу на улице.

Вера не стала долго раздумывать и, убедившись, что все в семье заняты своими делами, отправилась к верному другу в самую грозу. Время было позднее. На улице тускло горел фонарь, а окна домов приветливо светились цветными занавесками. Вера прошла в темноте всего несколько шагов, как потух уличный фонарь, стало очень темно и она остановилась в замешательстве, чтобы сориентироваться, где остался ее дом и куда надо идти, как, вдруг, в кромешную тьму ворвалась ослепительно яркая молния и вонзилась в землю прямо перед ее ногами. Земля вздрогнула и наполнился терпким запахом, от которого закружилась голова, а грома ноги девочки подкосились. Потом наступило затишье, страшная тишина и тьма, хоть глаз выколи, но ненадолго. Каждый раз, когда молния освещала двор, и грохотал гром, Вера приседала от страха, а потом трусливо бежала перебежка к дому, где жил Булат.

Деревянные сарайчики за домами этой ночью казались девочке нагромождения, где таились безобразные чудовища. Разбуженные грозой, эти черные чудовища следили за каждым движением Веры, и ждали момента, чтобы схватить ее и утащить в подземелье. И им бы это бы удалось, если бы не огненные стрелы молний, от которых даже сарайные страшилища дрожали и трепетали.

Шаг за шагом приближалась девочка к цели, побеждая дрожь во всем теле. Когда она добралась до соседнего дома, Булат не поверил своим глазам. Он не сразу узнал Веру. Ему всегда нравилась эта веселая маленькая соседка. Она часто смешила его своими придумками и покоряла мальчика преданностью в дружбе. Но теперь перед была не соседская смешливая девочка, а перед ним дрожал какой-то мокрый зайчонок, чем-то похожий на нее.

– Булатик, я до тебя дошла! Я не думала, что гроза такая злая. Отведи меня домой, … я хочу к маме, … я боюсь одна идти домой, – шептала Вера побледневшими губами. В ее круглых черных глазах слабо отражались вспышки уходившей грозы. Начинался дождь, девочку бил озноб то ли от холода, то ли от страха. Ее коленки стали подгибаться, и Вера села на ступеньку крыльца, прижала руки к груди и закрыла глаза. Вот этого Булат совсем не ожидал.

Булат был старше Веры на три года. У него еще не было опыта по спасению убежавших из дома девочек. В растерянности он развел руками. С неба полил дождь. Во дворе не было ни души, только Вера продолжала сидеть на ступеньке его дома, положив голову себе на коленки и дрожала. Когда не знаешь, что делать, надо делать то, что первым приходит в голову.

Мальчик укутал девочку в свою старенькую мягкую курточку и осторожно взял ее на руки. В момент, когда Верина доверчивая рука обняла его за шею, когда ее дрожащее тельце прижалось к его груди, он впервые почувствовал себя мужчиной. Его уже не страшила грозовая ночь. Пусть дождь стучал по его плечам, стекая ручейком между лопатками, и руки слабели, немея под тяжестью ноши, но он твердо знал, что отнесет Веру к ее маме, потому он, Булат, взял ее под свою защиту. И мальчик мужественно нес свое подружку до соседнего дома, на пороге которого стояла, взволнованная пропажей дочери ее мама.

В тот вечер мама, папа и брат были по-особому добры к Вере. Мама укрывала ее одеялом, папа готовил для нее чай с малиновым вареньем, а брат похлопывал ее по укутанной в одеяло коленке. Хотя за окном опять громыхал гром и дождь бился в окно, но Веру уже не тянуло на улицу. Она лежала в кроватке и слушала сказку о царе Салтане.

Конечно, Верин рассказ прозвучал более победоносно, чем это случилось на самом деле, но для Софы, которой никогда не приходила в голову даже идея прогуляться в грозу, этого Вериного опыта было достаточно, чтобы никогда этого не делать.

– Вера, какая ты смелая! – воскликнула Софа по окончании Вериной грозовой истории, – Ты не боишься грозы! – добавила она с восхищением.

Под ее доверчивым и восторженным взглядом Вере сразу расхотелось хитрить.

– Боюсь, это гроза даже страшнее, чем я думала. Поэтому в грозу лучше бояться дома, рядом с мамой и папой, – честно призналась она подруге. Девочки задумались, и каждая из них думала о своем. Над их скамейкой летний жаркий ветер мирно перешептывался с листвой клена, и никто так и не узнал, о чем был этот шепот. Прогулка подходила к концу, и дети собирались расходиться по группам. Вера повернулась к Софе, обняла ее за плечи и тихо сказала: «Я люблю тебя и буду любить всегда!»

Тут девочек позвали строиться на обед.