Читать книгу Вера и рыцарь ее сердца. Книга вторая. Блажен кто смолоду был молод - Владимир Де Ланге - Страница 2

После истории с фотографиями голых женщин, позирующих в обуви на высоких каблуках, Светлана Васильевна решила пересадить Веру на новое место, за вторую парту в среднем ряду. Теперь Вера сидела с самым противным в классе второгодником, которого звали Юрой Дурасовым. Никто в классе не смеялся над его прямоговорящей фамилией, потому что Верин сосед был настоящим бандитом, плечистым и высоким. Может быть, он был еще и красивым, но Вера ничего не понимала в мальчишеской красоте. Ей нравились его шальное поведение, его независимость, и его авторитет среди одноклассников.

Никто из одноклассниц не соглашался сесть с Юрой за одну парту, но от Веры согласия не требовалось, ее подсадили к Дурасову и весь сказ. Второгодник Юра не подозревал, что к его новой соседке нельзя было прикасаться. После истерического припадка в Барнауле, когда мама вновь попыталась обвинить Веру в том, что она не делала, девочка впадала в настоящую панику, если кто-либо к ней прикасался или хотя бы пытался это сделать. Как только Дурасову взбредало в голову обидеть соседку, стукнуть или дернуть за косичку, то, в тот же час, с Верой происходили странные вещи. Она не била мальчика кулаком, а хватала первое, что попадалось ей на глаза и немедленно шла в атаку. Девочка лупила своего соседа с такой отчаянной силой и смелостью, что репутация Юры, знаменитого драчуна, вдруг оказалась под угрозой. Дурасов признал соседку по парте сумасшедшей, но всегда был готов к контратаке.

Как-то раз, когда Вера перешла в оборону, закрываясь от кулаков Дурасова толстым учебником по литературе, то случайно увидела себя и Юру, как бы со стороны. Весь класс похохатывал над ними, и даже Светлана Васильевна, стоя у своего учительского стола, с интересом наблюдала, как «бандит» Дурасов колотит классную «толстуху». Именно этот азарт во взгляде учительницы, стал для Веры отрезвляющим ушатом холодной воды. Не желая больше быть посмешищем, она отложила учебник по литературы в сторону, сложила руки крестом на груди и подставила свое тело под удары соседа. Было очень больно, но девочка не сопротивлялась. Ей так хотелось, чтобы все вокруг, наконец-то, увидели, что она в беде и совершенно не умеет драться, а дерется от отчаяния…

Непредсказуемое бездействие прежде боевой соседки самому Юре Дурасову не понравилось, и его воинственный пыл быстро остыл. То, что произошло дальше, удивило каждого в классе. Вместо того чтобы воспользоваться выигрышной ситуацией, мальчик разжал свои кулаки и осторожно развернул побитую им Веру к доске. Потом он положил перед ней учебник и собрал разбросанные тетрадки в стопочки. Когда на парте был наведен порядок, он тоже смирно уставился на классную доску, где мелком был написан пример по арифметике. Верины руки, до сих пор судорожно прижатые к груди, расслабились и осторожно легли на парту, как обычно это делают послушные первоклассницы. Драчуны смирно сидели за партой, и класс притих. Не в силах до конца осознать истинной подоплеки произошедшего, Светлана Васильевна продолжила урок.

С той поры Юра и Вера перестали быть врагами, и их перемирие почему-то злило одноклассников, особенно девочек. Они в знак протеста объявили Юре «молчанку», но Дурасов этой «молчанки» не замечал и, по-прежнему, вел себя грубо, как с девочками, так и с мальчиками. Незаметно, каким-то чудным образом, между Верой и второгодником Юрой зародилась дружба, а, может быть, и первая детская влюбленность. Впрочем, влюбленность это была или нет, было для них неважно. Просто, Вера стала заботиться о своем соседе, и это ей нравилось. Она приносила для него в школу завтраки и помогала отвечать на уроках, а Дурасов своим авторитетом грубияна защищал ее от насмешек одноклассников. Вскоре выяснилось, что второгодник Дурасов не был безнадежно плохим учеником. Настоящий успех пришел к нему на уроке казахского языка. Ученикам предстояло за неделю выучить наизусть и рассказать у доски стих на казахском языке, состоящий из трех куплетов.

Вере очень плохо давалась иностранная речь. У нее был толстый язык, который, вдобавок, имел еще и «саночный» рубец, поэтому она не смогла выполнить это задание, впрочем, как и весь класс. Зато Юра Дурасов стих выучил назубок, и на глазах у притихших ребят протараторил все три куплета из стихотворения на замечательном казахском языке!

«Кора торгай жаксы эды!

Бос аукутта айнауга …»

Это триумф Дурасова оценила учительница казахского языка, Юра за стихотворение получил годовую пятерку и восхищение своих одноклассников. К концу года и Вера вызубрила это стихотворение, хотя из-за ее русского произношения даже казахам было трудно понять, что в стихотворении говорилось о птичке.

– Юра, не спи, учитель смотрит! – предупреждала она соседа по парте, когда того одолевал сон. Это было не удивительно, ведь домой Юра приходил поздно, уставший от драк и разбоев.

– Юра, на следующем уроке тебя непременно спросят по истории, прочитай эту главу. Прочитай ее прямо сейчас, на этой перемене, перед уроком.

Со временем мальчик стал доверять Вере: он просыпался, когда та его просила, читал на перемене заданную тему по учебнику, а на уроке пересказывал прочитанное слово в слово. Юра обладал феноменальной памятью, но его оценки в классном журнале Веру не радовали. Они были не просто плохими, а очень плохими.

– Это так несправедливо! Юра рассказал всё, что было написано в учебнике! Я сама сверяла по тексту его ответ, – жаловалась Вера своей маме, когда училась мыть посуду.

Ранее Римма не учила дочь убирать квартиру и мыть посуду, у нее не было на это времени, а за чистотой в доме следила Тамара, но по окончания учебы на фармацевта уехала по распределению, зато у Риммы появилось время учить дочь домашнему труду. Эту возможность дала женщине инвалидность.

Когда Вера перешла в четвертый класс, Римму с воспалением легких положили в больницу, и она очень переживала больше всего за дочь, которую надо держать под контролем, она не догадывалась, как ее дочь обрадовалась наступившей свободе от этого контроля.

– Ура! Я свободна! Пока мама лечится в больнице я могу делать дома, что хочу! – распевала ее душа. Кому приятно жить дома на незримом поводке, пусть даже, если поводком управляет собственная мама? В мамином присутствии не то, что делать, а даже думать о чем-то своем было невозможно?!

Только Вера затихала где-нибудь в комнатах, так тут же ее мама била тревогу и кричала из кухни, где проводила большую часть времени.

– Вера, где ты засела и что делаешь?

– Мама, я в зале убирала и присела на диван. Я нуждаюсь в отдыхе! – всякий раз пыталась оправдаться Вера, наблюдая через открытое балконное окно за величественным шествием кучевых облаков по небу. Причудливые облачные фигуры менялись на глазах, чтобы показать людям что-то очень важное, но это что-то важное невозможно было разгадать тем, кто находился на земле. Облака уплывали неизвестно куда, и никто не мог им помешать. Сердце девочки щемило от причастности к небесной тайне, которая ей открывалась через открытое окно.

«В заоблачной вышине, куда нельзя смотреть из-за яркого солнца, царствует седоволосый повелитель туч, чародей молний и грома. Он парит над землей, как Дед Мороз на новогодних открытках, только его кони – это сверкающих облаков, и над всей землей развивается его звездный шлейф. Может быть, на горных вершинах, находится его ледяной замок, откуда раздувает он ветры по всей земле, и его небесное царство-государство блистает в вышине переливами радуг и самоцветов, которые люди видят только за полярным кругом.»

В какой-то момент своих фантазий Вера прижала ладошки к пылающим щекам, она разгадала тайну великого Чародея!

«Однажды, давным-давно, он отправил своих воинов на поиски любимой внучки, которая прежде радовала его своим смехом и веселыми историями о снежинках и звездочках, но потом пропала в кромешной тьме. И воины в облачных мантиях отправились по всему свету и пути им указывали ветры, но найти внучку чародея не могли. Безутешен чародей, он плачет дождями, стонет вьюгами, но надеется найти свою любимицу, поэтому передает ей на землю облачные приветы, которые может услышать и прочитать только его внучка».

Верочка прислушалась, вместо волшебных приветов, она слышала, как на кухне шипело на сковородке мясо и слышались мамины охи да вздохи. Надо сказать, что девочка в тайне надеялась, что именно ее ищет небесное воинство и не может найти, потому что она забыла свое истинное имя, которым звалась в заоблачном царстве, поэтому Вере ничего другого не оставалось, как сочинять самой свою историю.

«Меня обманула ночная злая фея, пообещав на земле любовь родителей и верную подружку, но об этом никто не знает. Облака без устали бродят по небу, с надеждой заглядывая в окна, и гонят их ветры к высоким горам, где тоскует по ней ее любимый дедушка, повелитель туч, чародей молний грома. Как хотелось Вере самой плыть по небу небесной тучкой, воочию увидеть высокие горы их снежные вершины, но тут обычно звенел голос мамы, который возвращал девочку в реальность, в ее детское рабство.

– Вера, как долго ты собираешься бездельничать?

– Мама, дай мне поразмышлять!

– Не понимаю, о чем можно размышлять, ничего не делая?

Мама не любила безделья даже в мыслях, поэтому Вере приходилось тут же приниматься за дело, мечтая лишь о том, чтобы мама не сердилась. Как Вере в жизни не хватало свободы мечтать и бездельничать! Когда же больную маму увезли в больницу, желанная свобода и безделье Вере показалось странным! Свобода читать, лежать, есть и думать обо всем на свете у нее была, но это-то и настораживало.

«Вера, ты хочешь читать книжку, лежа на диване с ирисками или за столом на кухне с колбаской на хлебе?» – задавалась она вопросом, ответ на который находился сразу: «Хочу читать за столом на кухне! Хочу хлеб с маслом и колбасой, а кулек с ирисками оставлю на потом». Да, без маминого присутствия Вера могла что-то хотеть и что-то не хотеть. Из истории древнего мира девочка хорошо усвоила, что, когда в какой-нибудь древней стране погибал тиран, народ ликовал, но почему-то ее сердце не ликовало, когда рядом не было ее властной мамы. Уже к концу недели, после того, как маму увезли в больницу, Вере стало тоскливо, и к тому же она увидела, как страдал без мамы ее папа…

***

Воспаление легких было Риммой незапланированной «наградой» за ее усердие на работе. Горячая пора годовых отчетов проходила во время эпидемии гриппа. Все предновогодние дни Римма, как главный специалист, составляла областной отчет по обслуживанию детского населения области, она не позволяла себе расслабиться. Как очень ответственный человек, Верина мама не сорвала подготовку к отчету, а переболела гриппом, оставаясь на рабочем месте.

– Только бы сдать отчет вовремя, а выздороветь я всегда успею, – решила Римма, не расставаясь со своим носовым платочком, пахнувшим духами «Красная Москва». Но грипп принял затяжное течение, Римма пила таблетки и надеялась на скорое улучшение. Из-за своей занятости она не сразу заметила прожилки крови в откашливающейся мокроте, а когда заметила, то ей стало совсем плохо. Отчет был составлен в срок, и в день его отправления в министерство республики Римма потеряла сознание и ее на машине «Скорой помощи» увезли в больницу. Очнувшись на больничной койке, женщина сначала никак не могла понять, почему она находится в больничной палате и почему вокруг нее поднялся такой переполох. Врачи, медсестры бегали вокруг, туда-сюда, мешали ей спать, да, еще странно поглядывали на нее, словно в чем-то подозревали, но, когда на лицо одели кислородную маску, женщина поняла, что дела ее плохи.

Володя навещал Римму каждый день, но ее состояние не радовало врачей. Теперь он остался в семье один за главного и растерялся. Воспитание детей и наведение порядка в доме казалось ему шахматной игрой без ферзей. Володя успешно руководил большим предприятием, но дома руководить было не кем. Без Риммы домашнее хозяйство, можно без преувеличения сказать, пугало его своим многообразием. Каждый день он приходил в больницу навещать больную жену, рядом с ней ему всегда становилось спокойнее, он был готов исполнять любые ее прихоти, лишь бы она скорее поправилась. Но Римме от соков и апельсинов не становилось лучше, а, наоборот, с каждым днем она слабела на глазах. Однажды, Володю вызвали в кабинет заведующего легочным отделением.

– Владимир Степанович, я вынужден вам сообщить тревожную новость. Ваша супруга была осмотрена городскими специалистами, и врачебный консилиум пришел к выводу, что воспаление легких у Риммы Иосифовны осложнилось инфекционным миокардитом. У нее настолько ослабло сердце, что каждое резкое или неудачное движение может стать для нее последним.

Слишком серьезным был доктор, седой высокий мужчина в белом халате, чтобы ему не поверить. Доктор, немного помолчав, продолжил:

– Сердечная мышца вашей жены стала тонкой, как бумага, которая в любой момент может порваться. Только строгий постельный режим может продлить ее дни.

Рука доктора сочувственно опустилась на плечо мужчины, но Володя не хотел сочувствия. Да, на фронте ему не раз приходилось выполнять иногда даже безрассудные приказы, но их выполнял, потому что выполнение приказа вышестоящего командира диктовалось военным временем. Приказы обжалованию не подлежали: если приказано идти в атаку за Родину, значит – за Родину, если – ложиться под пулеметные очереди за Сталина, значит, за Сталина. Таков был путь в Победе! Но, теперь, в мирной жизни, медицинский прогноз городских специалистов являлся тоже приказом, приказом готовиться к смерти жены, и этот приказ он, Володя, отказывался принимать к исполнению.

Оглушенным неутешительной новостью, вошел Володя в палату. Его любимая женщина, его единственная любовь, умирала на больничной койке и в ее темно-синих глазах стоял страх. Даже в покое его жене не хватало воздуха, она задыхалась, пытаясь что-то утешительное ему сказать.

– Римма, ничего не говори, береги силы. Доктор сказал, что твое выздоровление зависит от строгого соблюдения постельного режима. Это очень важно, дать сердцу время окрепнуть. Лежи смирно, и верь, что будет праздник и на нашей улице! Это мой тебе приказ! … Милая моя, не сердись, я ведь тоже могу приказывать…

Потом они молчали в единстве и согласии. Володя сидел на табуретке рядом с кроватью Риммы и крепко держал ее бледную отечную руку в своей руке. Золотое обручальное колечко жены, немой свидетель их веселой студенческой свадьбы, лежало в выдвижном ящике больничной тумбочки вместе с ее отрезанной русой косой.

– Завтра я пошлю машину за моей мамой. Она будет вести дом, и присматривать за детьми. Ты согласна?

Римма слегка кивнула в ответ.

– Всё, что нужно для лечения, будет сделано. Мы тебя переведем в отделение партактива, там тоже неплохие специалисты, а тебе остается только хорошо кушать и не нарушать режима передвижения. Это все, что от тебя требуется. Обещаешь?

Римма опять слегка кивнула. Во взгляде ее синих глаз в этот момент тоненькой ниточкой блеснула надежда.

– Что тебе принести вечером?

– Томатный сок, – прошептали ее посиневшие губы, и по ним проскользнула чуть заметная улыбка.

– Завтра я сварю для тебя бульон из курицы, и принесу томатный сок. Будем надеяться на божью милость.

Поцеловав Римму на прощение, Володя ушел домой, но теперь он оставлял жену, не как будущий вдовец, а как человек еще не сказавший своего последнего слова. Римма эту перемену в настроении мужа почувствовала сердцем, оно болело в груди, но теперь билось с надеждой, что его хозяйка будет бороться всеми силами за свою жизнь, будет строго соблюдать постельный режим, пить соки и куриным бульон.

Приезд бабушки был необходим для Веры, потому что от своей безграничной свободы ей стало уже тошно. Никто не радовался ее хорошим оценкам в школе, и никто не огорчался тому, что она не умела прыгать через барьер, как бы не заставлял ее учитель по физкультуре. Без мамы дом был пуст. Посуда не мылась и не убиралась в кухонный шкаф, она накапливалась в раковине и начинала сохнуть. Вера пыталась ее мыть, но посуды было слишком много, и у девочки опускались руки. Приезд бабушки сулил вкусный запах блинов и наваристого супа, чистоту в комнатах и порядок в шкафах.

Когда долгожданная бабушка появилась в квартире, то в доме стали происходить чудеса: еда готовилась и дом убирался, как по щучьему велению, по бабушкиному хотению. Если мама всегда что-то делала до самого вечера, когда приходила пора ложиться спать, то бабушка любила после домашних дел, посидеть вечерами на диване или на подоконнике в зале. У нее всегда находилось время послушать Верины рассказы. Иногда бабушка крестилась, крестила она и Веру, и ее брата, и даже еду. Каждый вечер она шептала молитвы, поглядывая на потолок.

– Я молюсь Господу, который живет на небесах

Молящихся людей в своей жизни девочка еще не встречала. Нет, по фильмам Вера знала, что верующие люди были очень глупы и очень несчастны, но теперь рядом с ней жила настоящая верующая, и этой верующей была ее родная бабушка.

– Бабушка, может быть, тебе лучше выйти на улицу, чтобы твои молитвы не упирались в потолок, и тогда, твой Господь, что на небе живет, их лучше услышит.

На этот совет внучки бабушка только улыбалась и по-прежнему продолжала молиться у окна. Как-то раз, после урока, посвящённого полету Гагарина в космос, Вере поняла, что она обязана рассказать своей бабушке правду, чтобы помочь ей справиться с религиозными предрассудками.

– Бабушка, ты молишься впустую. Бога нет. Религия – это очень страшный опиум для народа. Гагарин был на небе, он кроме солнца, звезд и луны там никого не увидел. Я понимаю, что ты уже старенькая, в школу не ходила, и того, что бога нет, не знала.

Вера в утешение обняла бабушку, и та нежно погладила ее по голове и опять перекрестила.

Проходили месяцы, а Римме не становилось лучше, но Володю радовало уже то, что ее состояние жены не ухудшалось. Летом бабушка уехала к дедушке в деревню, а Веру папа отправил к далекой маминой родне за город. Жить у озера, в маленьком поселке было просто великолепно. Солнце, воздух и вода! Все три месяца каникул Вера нисколечко не скучала по своему городскому дому. Она рыбачила и ела жареную плотву в летней кухне, в центре мушиного роя, падала в обморок от банного жара по субботам, сидела на спор в воде до посинения, и постоянно теряла хозяйственное мыло, когда стирала свои трусики и косынки в озере, за что ей очень попадало от хозяйки дома, зато хозяин Веру никогда не ругал, он работал охранником в лагере для врагов народа и был очень добр к девочке. Перед началом учебного года Володя папа привез дочь обратно в Караганду, и в день приезда повел ее к маме в больницу. Вера уже давно тосковала по своей родной маме, которая неожиданно стала доброй, любимой и желанной.

– Мама, ты такая бледная и такая неживая, как мертвая! – испуганно воскликнула правдивая Вера, увидев бледное отечное тело мамы, вяло лежавшее на застиранных серых больничных простынях. Вдобавок, мамины глаза потеряли цвет. Короткая стрижка делала ее похожей на «бродягу с большой дороги». «Бродягой с большой дороги» мама раньше называла Веру, когда та выглядела неопрятно и не ухожено. Поначалу, когда Вера с мороженым в руке вошла в палату, Римма не признала в ней свою дочь. Жизнь в деревне пошла девочке явно на пользу: Вера вытянулась, загорела, и ее черные глаза светились радостью жизни. Однако, чистосердечные признание дочери относительно того, что она похожа на мертвяка, сильно разозлили женщину, потому что оно было преждевременным, ибо Римма чувствовала себя больше живой, чем мертвой. Пусть она была еще бледна, но никому не дано право, сравнивать ее с мертвой! Чтобы доказать свою правоту дочери, мужу и всему миру, больная женщина начинала действовать и в первую очередь отчитала дочь за упавшее на платье мороженое, потом отругала Володю за плохое воспитание детей. Это у Риммы получилось отменно, и Володя обрадовался: жена пошла на поправку. Он и Вера сразу вспомнили, кто в доме настоящий хозяин! С этого дня здоровье Риммы пошло на поправку.

***

Когда после многомесячной госпитализации Римма покинула больницу, то целиком посвятила себя обустройству дома и воспитанию дочери. Впрочем, Саше тоже пришлось вкусить плоды маминого воспитательного порыва: он был оторван от «банды» соседских подростков и переведен в одну из лучших школ города, знаменитую своим преподаванием физики.

Возвращение домой «тирана» в мамином платье недолго радовало Веру, которой теперь весь день напролет приходилось быть послушной девочкой, кушать после школы горячие обеды, учиться мыть посуду, жарить яичницу и штопать носки. Времени на чтение книг, на поджаривание масла и мечтания о далеком рыцаре у нее уже не оставалось.

Сначала мама никак не реагировала на то, что в рассказах дочери часто встречается имя Юры Дурасова, потом стала задавать ей сначала простые вопросы, потом наводящие вопросы, а потом выдвинула Вере ультиматум: «либо я, твоя мама, или твой Юра Дурасов, второгодник». Вера выбрала покорность. Теперь о Юре никто в доме не слышал. Девочка поняла, что о сердечных делах не надо делиться ни с кем, тем более с мамой. Ее мама имела преимущества сильнейшего, и поэтому, попрекать Веру дружбой с «бандитом», она имела право, хотя Юра был бандитом, но у него имелось доброе сердце!

Юра Дурасов удивлял Веру своей заботой о пьющей матери и о его непослушной сестре. Он учился в престижном классе и сидел рядом с Верой, потому что его мама работала школьным ночным сторожем. На скучных уроках или на переменах Юра рассказывал соседке о том, что происходило у него дома. Для девочки эти истории из жизни бедной семьи Дурасовых были взятыми из другой жизни, неизвестной ей. Не знавший доброго слова, мальчик открывал свое сердце Вере, которая, умея драться, не дралась и, умея быть очень послушной, оставалась независимой от мнения большинства, а главное, она умела слушать, доверчиво подперев голову ладошкой, словно в этот момент разделяла с Юрой его непростую жизнь.

Дурасов не доучился до конца учебного года, его исключили из школы за плохое поведение. Слухи о том, что Юра был убит в лагере для несовершеннолетних преступников до Веры так и не дошли. Этот мальчик навсегда остался в жизни девочки ее персональным героем, героем ее школьных лет.

После того, как Юру Дурасова выгнали из школы, Веру пересадили за заднюю парту среднего ряда. Теперь она сидела с очень примерным мальчиком, которого звали Алеша Равный. Этот мальчишка ничем не удивлял ее, зато часто сопливил, вытирая свой покрасневший нос тыльной стороной указательного пальца правой руки. Платочка у него не было. У Веры платочка тоже не было, потому что она не болела.

С окончанием зимы Вера опять стала ходить домой пешком, наслаждаясь сводной и весной. По дороге домой у нее появилось время подумать обо всем на свете. Настало время и для Веры разобраться в собственном понимании справедливости мира и определиться со своим предназначением на земле. Иногда, ей так хотелось поделиться хоть с кем-нибудь своими надумками, но рядом с ней никого не было.

Одним прекрасным солнечным днем, когда на прогалинках появились первые травинки и сморщенные сугробики спасались от солнца в кустах вдоль тротуара, у нее появилась попутчица. Ее звали Лиля Хаим, которая тоже жила на улице Ленина, но была в отличии от Веры, худа и изящна. Черные гладкие волосы девочки были перехвачены бантиком, и лицом Лиля походила на ту прекрасную «Незнакомку», портрет, который всегда очаровывал Веру своей изысканной аристократичностью. Лиля Хаим отличалась от детей в классе своей тихостью и неприметностью. Учеба давалась ей нелегко, девочка отставала от своих сверстников по всем предметам и в особенности по математике.

– Лиля, а давай, я помогу тебе сделать домашнее задание по алгебре, – предложила как-то Вера. У Веры выдался тогда час свободного времени, потому что девочек пораньше отпустили с уроков, а мама об этом не знала. Лиля от помощи не отказалась, ведь ей самой порядком надоело получать двойки по контрольным работам. Занимались алгеброй девочки в доме Хаим. Когда домашняя работа была сделана, Вера с удовольствием стала рассматривать семейный альбом одноклассницы, и определила для себя, что родители Лили были, не иначе как, потомками знатного греческого рода, так как они своими гордыми позами, изящной одеждой и строгим выражением на удлиненных лицах напоминали ей богов Древней Греции. Конечно, Вере очень хотелось как можно больше узнать о Лилиных предках, но времени на это не осталось, потому что с работы пришла Лилина мама и без особых церемоний выставила Веру за дверь.

С того времени девочки часто шли вместе домой после уроков, так как жили на одной улице. Лиля Хаим мечтала стать то художницей, то учительницей, то пианисткой, хотя рисовала она не лучше Веры, стоя у доски, боялась собственного голоса, и играла на пианино растопыренными пальцами.

Вера тоже училась музыке, но не при Дворце культуры, а в настоящей музыкальной школе, но не потому, что у нее был музыкальный талант. Музыкальная школа была воспитательной находкой ее мамы, единственной целью которой было отнять у дочери последнюю капельку свободного времени, потому что при наличии свободного времени детям происходили на ум «всякие глупости».

Однажды, Вера поделилась с Лилей своей идеей о цели жизни, но Лиля ее не одобрила.

– Лиля, как ты не понимаешь? Смотри, что получается, почти все наши одноклассники хотят стать инженерами, врачами или учителями? Но, если все будут с высшим образованием, то кто будет выполнять в стране остальную работу, строить, варить, растить хлеба? Это же проблема!

Героями почти всех виденных Верой фильмов были простые труженики, которые строили заводы, работали у станка и собирали урожай, а мешали им трудиться интеллигенты с дипломами, которые обычно всего боялись и всегда сомневались. Это давало девочке уверенность в своей правоте.

– Понимаешь, Лиля, все нормальные инженеры и нормальные врачи живут в нормальных домах, а кто будет строить дома для будущих нормальных врачей, пианистов и учителей, если все будут нормальными людьми с высшим образованием? Кто будет работать лопатой и киркой? … Не знаешь, а я знаю. Я после школы буду копать траншеи или стану сажать деревья.

Впрочем, переубедить свою попутчицу Вера не смогла, Лиля Хутим так и не разделила Вериной тревоги за будущее всего человечества, хотя, эта тревога, скорее всего, была только личной проблемой самой Веры, которую мама активно пыталась наставить на нормальный человеческий путь, в основе которого лежал диплом о высшем образовании. После маминой воспитательной атаки девочка никак не могла для себя решить, чему верить: фильмам и книгам или, все-таки, собственной маме. Разговор с подругой давал хоть какую-то надежду найти правильный подход к этому вопросу, но разговор по душах с Лилей только еще больше запутал девочку.

Жизнь не стоит на месте. Наступили летние каникулы, их начало ознаменовалось покупкой семьей Шевченко дачи, чтобы укрепить здоровье мамы на свежем воздухе. Впрочем, за красивым названием «дача» скрывался участок распаханной степи, где единственными орудиями производства по ее возделыванию были лопата, железный лом и старые ведра. Вера мечтала копать траншеи, но слишком рано ее мечта осуществилась, чтобы оставаться мечтой.

Все летние месяцы семья пропадала на даче, которая находилась в трех километрах от города. И пусть рядом с дачей пыхтел асфальтный завод, зато ветер чаще всего дул со стороны дикой степи, и вся семья Шевченко полной грудью вдыхала терпкий воздух, несущий запах прожжённый солнцем полыни. Один лишь Саша пытался игнорировать здоровый образ жизни на даче, отстаивая независимость городского подростка.

После дачных работ Вера вернулась в школу другим человеком. Она вытянулась и похудела, что никак не сказалось на отношении к ней одноклассников. Девочка продолжала сидеть за одной партой с Алешей Равным, который теперь не сопливил, а скучал и, слушая учителя, аппетитно покусывал ногти. Вера на уроках не скучала, если ей было не интересно, то она вспоминала героев из прочитанных книг и придумывала для них интересные истории, о которых не писалось в книгах, иногда, эти истории получались забавными, на ее губах появлялась улыбка, которая очень смущала ее соседа.

Случилось так, что у Веры появилась подружка.

Эту девочку звали Лариса, для Веры она была эталоном аккуратности и серьезного отношения к жизни. Ларису Канарину уважали в классе, хотя держалась она всегда обособлено от класса.

Лариса уже давно с интересом приглядывалась к Вере Шевченко, ни к кому из класса она не испытывала такой симпатии, таких добрых чувств, как к этой наивной, но умной девочке. Хотя, ее одежда не выглядела так опрятно, как это должно было бы быть, но вела она себя с одноклассниками и учителями с достоинством, но порой непредсказуемо. Лариса замечала, что Вера сторонилась шумных игр и классных диспутов, но прислушивалась к мнению других. Иногда, ее светло коричневые глаза улыбались, иногда загадочно блестели, а, когда в них появлялась глубокая печаль, то Ларисе хотелось почему-то ее утешать, как ребенка. Лицо Веры было по детски милым и добродушным, и слегка курносый нос говорил о веселом характере его владелицы.

Когда Веру посадили за соседнюю с Ларисой парту, то Ларисе пришлось запасаться двойным набором карандашей, ручек и тетрадей, потому что не проходило и дня, чтобы ее новая соседка не забыла дома что-нибудь из школьных принадлежностей.

***

Семья Ларисы Канариной жила в большом доме с садом, который стоял на окраине Нового города. От летнего зноя и зимних буранов крышу дома укрывал раскидистый тополь в палисаднике, а в огороде красовалась стройная плодоносная яблоня, вокруг которой по осени медленно поспевали крупные бордовые помидоры. Летом Лариса просыпалась от пения соловья, а вечером ее убаюкивал деревенская тишина. Ее детство протекало спокойно и счастливо. До школы девочка добиралась пешком, потому что автобусы на окраину города не ходили. Лариса давно мечтала о подруге, с которой можно было бы поговорить по душам, но на подруг времени у нее не оставалось, потому что она помогала родителям воспитывать младшего брата. Ее брат Николенька был назван в честь главы семейства и имел сносный для позднего ребенка характер. Канарин младший был на семь лет младше своей сестры, которой ничего другого не оставалась, как быть у него в няньках.

Надо сказать, что Лариса приглашала к себе домой одноклассниц, но те, побывав один раз в гостеприимном доме Канариных, во второй раз туда не возвращались. Это очень огорчало девочку, и в своем большом родительском доме она чувствовала себя одиноко.

То, что Вера Шевченко согласилась прийти к ней в гости и ее не испугало ресторанное убранство стола обрадовало Ларису несказанно. Видеть, с каким аппетитом Вера ест из сервизных изящных приборов угощение, доставляло ей истинное удовольствие, гости за столом в ее доме обычно вели себя гораздо скромнее.

В гостях у Ларисы Вера не раздумывала, какой ложечкой или какой вилочкой брать то или иное яство, она быстро сориентировалась и использовала те приборы, которыми было ей удобнее подносить кушанья ко рту. Мизинчики ее пухлых рук, державших невесомую фарфоровую чашечку с прозрачно-коричневым чаем, оттопыривались в стороны, и пухлые губки непроизвольно растягивались в счастливой улыбке. Вера чувствовала себя в гостях у Канариных настоящей «принцессой на горошине», приглашенной на пир в ее честь. В конце застолья Лариса обнаружила, что Веры съела в один присест все, что было приготовлено мамой на ужин для всей семьи. Насытившись, Вера в знак благодарности решила помочь своей новой подружке подмести пол и вытереть с мебели пыль, но ее смутило отсутствие ссора на полу и пыли на шкафах.

– Лариса, скажи мне, как можно убирать то, чего нет и в помине? – удивленно спросила Вера она, размахивая веником.

– Подметать и вытирать пыль нужно каждый день, тогда ее не будет вовсе.

В тот день вся пыль, которую пыталась Вера вымести из гостеприимного дома, весело танцевала в солнечных лучах, проникавших внутрь через окна, сияющие небесной чистотой. Да, мести полы Вера не умела, зато она умела воспитывать маленького Коленьку, играя с ним в кубики и рассказывая ему разные истории. Выйди из гостей она бежала по проселочной дороге в город, от счастья распевая громким голосом революционные песни, потому что на улицах никого не было, кроме собак и чирикающих воробышек. Наконец-то у нее появилась очень красивая, и очень голубоглазая подружка!

Девочки быстро подружились. Как две сестры, они доверяли друг другу свои секреты, вместе читали интересные книжки, учились танцевать, занимались гимнастикой на коврике в зале Ларисиного дома и вместе мечтали о настоящей любви.

Лариса часто болела. И это было хорошим поводом для того, чтобы Вера могла ее навещать среди недели. Надо признаться, что Вере тоже очень хотелось разболеться, полежать в постели и быть окруженной заботой родителей, но она никогда не болела. Как-то раз, Верочка мужественно съела все яблоки из компота, одно из которых вызывало у Ларисы ужасное несварение желудка. Однако, на Верин здоровый организм яблочный яд совершенно не действовал, а на Ларису действовал уже с одного яблочка, потому, что Лариса была настоящей аристократкой!

Лариса Канарина была внучкой богатого русского аристократа, бежавшего от революции в Китай. В Китае у него родился сын Николай, которому не суждено было стать наследником крупной текстильной фабрики. Женившись на обедневшей донской казачке Степаниде, Николаю пришлось срочно увозить свою молодую семью из революционного Китая в республику Казахстан и забыть про наследство. Ларисе посчастливилось родиться на свет уже после пересечения границы Китая с Советским Союзом. С семьей Николая в Казахстан приехала и его мачеха, которая в Китае имела славу знатной поварихи.

Оказалось, что и у Канариных прижился секрет Вериной соседки, тети Лизы, они тоже красили яйца и пекли пасхи, чтобы в одно прекрасное воскресенья празднично встречать воскресение Христа, а воскресал Христос каждый год весной, когда вся природа обновлялась, и начинался дачный сезон. В дачный сезон у Веры появлялось много свободного времени, потому что родители занимались дачей и приходили домой даже в выходные дни поздно вечером, благодаря их занятости дачей девочка часто гостила у Ларисы.

Быстро пролетели два года со дня первой встречи Веры и Ларисы. Девочки дружили, и, казалось, ничего не могло помешать их трогательной девичьей дружбе, как вдруг, Лариса перестала обращать на Веру внимание и после школы отправилась домой одна, а на другой день все опять повторилось и на третий тоже.

– Почему Лариса, вдруг переменилась ко мне? … Если она, такая красивая и такая чистая девочка, отказалась от дружбы со мной, значит меня точно прокляла цыганка, – решила Вера на последнем уроке после трёхдневной размолвки с Ларисой.

Вера припомнила цыганку, которой не дала десять копеек по дороге в школу, потому она спешила и желания отдавать деньги, на которые можно купить в столовой стакан березового сока, у нее не было. Рассерженная цыганка жгучим взглядом обожгла девочку и что-то злобное крикнула ей во след, но только теперь, после того, как от нее отвернулась подружка, девочка поверила, что проклята.

– Я проклята. Цыганка увидела проницательным взглядом ясновидящей, что со мной что-то неладное происходит. Я поддалась тому недостойному чувству, которое не имеют хорошие девочки. О, горе мне, горе мне!

В то время в руки Веры попали книги Мопассана, где простыми словами описывались постыдные отношения между мужчиной и женщиной. Девочка очень стыдилась внезапного жара внизу живота, когда читала рассказы про любовь взрослых людей, от этого жара сохло во рту, а тело сводило непонятная сладкая судорога, которая оставляла после себя противное чувство вины. Впрочем, об этом Вера никому не говорила, потому что с такими нехорошими мыслями и чувствами она должна была справиться сама. Откуда же цыганка про это тайное узнала?

И на следующий день поведение Ларисы не изменилось и вела себя так, будто Веры вообще не существовало на свете, и это было очень обидно.

В конце недели, после занятий в школе Вера догнала спешившую домой Ларису и забежала вперед, встав у нее на пути.

– Я тебя обидела? – спросила она подругу.

Лариса помотала головой и, обойдя Веру стороной, ускорила свой шаг в направлении дома, тогда Вера стала громко говорить ей вслед то, что лежало у нее на сердце.

– Почему ты так жестока со мной? Я не смогу отплатить тебе за доброту, за доброту твоих родителей. Скажи мне только причину, почему ты сейчас меня избегаешь? Я ведь не дура, я все пойму. Я сумею перенести самую горькую правду. От того, что я не знаю, что произошло между нами, я очень страдаю. Ты от меня бежишь, как будто я больна проказой, но на моей шее не весит колокольчик прокаженных! Ты скажи мне, но скажи только правду, чтобы мне тебя забыть! Я забуду тебя и твой дом! Я…

Внезапно Лариса остановилась, и обернулась к еще говорившей Вере, стоявшей посредине лужи. В городе только что прошел обильный послеполуденный дождь.

– Вера, не ходи за мной. Моя мама сказала, что ты нехорошая девочка. Твоя мама сказала моей маме, что ты была в нехорошей связи с нехорошими мальчишками, и поэтому тебя насильно перевели в другую школу. Ты пришла к наш в класс, чтобы исправиться, и ты мне ничего не рассказывала об этом! Это нечестно! Я думаю, что… что … – Лариса запнулась.

Лицо Веры исказилось горем и ее стало колотить, как при высокой температуре. Она села на корточках у края тротуара и закрыла лицо ладонями, потом беззвучные рыдания сотрясали ее опущенные плечи.

– О, остановись мое дыхание, остановись навеки, – про себя взмолилось она, теперь смерть становилась для нее единственным утешением в жизни, но смерть оказалась глуха к зовущим ее. В могилах умерших нет прошлого, как нет и будущего, там нет боли, как и нет радости, и там Веру не ждали.

– Наверное, чтобы умереть, нужно выстоять очередь, как в Барнауле за маслом.

Эта печальная истина не утешала несчастную девочку. Горькие мысли, ядовитыми стрелами, пронзали ее сознание и пронзали насквозь, чтобы Вера погибла от этих пагубных мыслей, ведь, если нет на нее смерти, то как жить ей дальше?

– Если мама рассказывает обо мне, как об испорченной девочке, значит она сама продолжает думать обо мне плохо! Мама делает вид, что забыла ту жуткую ночь, и она до сих пор уверена в своей правоте. Нет на всем белом свете такой силы, чтобы убедить маму в обратном, так и незачем мне переубеждать Ларису в том, что я не виновата. Я обречена на бесчестие! … Может быть, мама мстит мне за то, что Саша ее ненавидит? Да, мама мстит мне, думая, что из-за меня брат уходит из дома. … Она всю жизнь решила держать меня в страхе, не спуская поводок. … И вот, теперь от меня отвернулась очень хорошая девочка, моя единственная подруга.

Эта последняя мысль была так мучительна, что Вера залилась слезами. Проклятие цыганки жило в ее жизни, еще до встречи с цыганкой, и оно, как тень, преследовало ее по пятам. Опять, как когда-то, сердце девочки страдало от отвращения к себе самой, и безнадёжность кувалдой стучало в висках. Все ее робкие попытки радоваться, беспечно, по-детски, как радовались другие девочки и мальчики, приносили ей только горечь и боль.

– Я уйду из дома, чтобы никогда больше не ходить в школу.

Как только это решение было принято, случилось непредвиденное…

***

Прошло три дня, после того, как Ларисе открылась страшная тайна Веры, но только сейчас, когда она стояла над плачущей подругой, ей стало жутко от того, что что ей предстояло совершить.

Еще совсем недавно, в конце марта, счастливая Вера подарила Ларисе на День рождения завернутую в газету книжку про девочку-разведчицу. За праздничным столом подруги сидели вместе, и Вера нахваливала каждое блюдо, приготовленное по китайским рецептам. Потом девочки оставили гостей, сидеть за столом и вести взрослые разговоры, а сами отправились гулять по улице. Они, как малыши, радовались весеннему теплу и плаванью проворных корабликов, которые пускал Коленька по ручейкам. К вечеру их позвали на чай с именинным тортом. Эти Ларисины именины были всем именинам именины!

В тот день, Вере разрешила мама ночевать в доме у Канариных. Всю ночь девочки прошептались, делясь самими сокровенными мечтами, а утром проснулись от звонкого пения птиц. Как им было хорошо вместе! Это было в марте, а в конце апреля, Лариса растерялась, когда мама по секрету рассказала ей, что произошло с ее подругой много лет назад, и девочка растерялась. Она дружила с Верой уже столько лет, они знали все-все друг о друге, и вдруг оказалась, что это не так!

– Пусть лучше гром грянет среди ясного неба, чем я поверю в то, что Вера – испорченная мальчиками девочка! – категорически заявила Лариса, но ее мама только покачала в ответ головой. Потом ночью девочка долго не спала, она отчаянно не хотела признавать новость о подруге за правду, любая новость может быть наговором, но зачем Вериной маме говорить о своей дочери неправду? К рассвету в ее сердце прокрались сомнения, и вопрос «а что, если …» сделал свое дело. Лариса поверила в то, что Вера только притворяется хорошей девочкой, и что с ней дружить не надо, но как хотелось ей оправдать свою подругу.

– А что, если над Верой в действительности надругались взрослые ребята? … Или заставляли делать постыдные вещи под страхом смерти? … Почему же Вера молчала столько лет? … Почему не обратилась в милицию? … Почему Верина мама не защитила свою дочку?

Лариса уже давно познакомилась с Вериной мамой, которая была совсем не похожа на ее строгую, но веселую маму. Если честно сказать, девочка всегда испытывала неподдельное облегчение, когда Верина мама оставляла подружек в покое и уезжала на дачу, потому что вопросы, которые она задавала, очень утомляли её. Иногда, Ларисе казалось, что Верина мама хотела выведать у нее больше, чем знала сама Лариса о себе и своей семье. В таких ситуациях девочка чувствовала себя не подругой Веры, а юной разведчицей из подаренной ей книге про войну. Обида девочки на Веру не зависела от того, какой характер имела Верина мама, а в том, что Вера скрыла эту историю своего позора, хотя Лариса всегда доверяла ей свои самые сокровенные тайны.

***

Теперь, когда неприглядное прошлое подруги раскрылось, Лариса со спокойной совестью могла оставить Веру плакать у дороги и пойти домой, как любая порядочная пионерка, но… она не смогла этого сделать.

Вера сидела на корточках, закрыв руками голову, словно ждала удара, и ее длинные тонкие косички печально свисали до самой земли. Какая-то непереносимая жалость к подруге вдруг охватила сердце Ларисы. Неподдельное горе подруги не могли затмить ни яркий солнечный свет, ни нежная зелень весенней травы. Лариса одернула свою школьную форму, привычно поправила черный фартук на плечах, потом заботливо обняла бедную девочку и помогла ей подняться на ноги.

Вера, судорожно всхлипывая, что-то горестно бормотала себе под нос, а ее слезы уже мочили отутюженный рукав школьной формы Ларисы, которая утешала ее, как смертельно больного ребенка. Внезапно Лариса поняла, что ее совершенно не интересует та жуткая правда, которая может причинять такие страдания, и она не позволит этой «правде» разрушить ее дружбу с Верой, которая что-то говорила и говорила себе под нос.

– Я н-н-не… Мне так… больно… Это не м-м-может… нет, мм-мама… я … не могу.

Лариса не стала слушать подругу дальше. Она приложила свой палец к шевелящимся губам Веры, аккуратным движением руки вытащила из бокового кармана фартука сложенный вчетверо носовой платочек. Этим чистеньким платочком Лариса заботливо промокнула глаза и нос подружки, и, глубоко вздохнув, крепко прижала ее к себе. В тот день Вера узнала, что такое настоящая дружба.

Незаметно пролетали школьные будни, каникулы, экзамены. Вера и Лариса сохранили свою дружбу, но с каждым годом подружки всё больше отдалялись от своих сверстников, как в понимании мира, так и в понимании дружбы и любви. Неразлучные подруги, Вера и Лариса, горели нетерпением осуществить свои надежды. Им так хотелось верить, что именно для этого и существует мир.

Прозвучал для выпускников последний школьный звонок, сданы выпускные экзамены, и получены аттестаты зрелости. О расставании ни Вера, ни Лариса не думали. После выпускного вечера Вера решила подать документы в медицинский институт, а Лариса – в университет, на химический факультет.