Читать книгу Вера и рыцарь ее сердца. Книга вторая. Блажен кто смолоду был молод - Владимир Де Ланге - Страница 3
Часть 1
Глава 3
Оглавление– Хоть ночь могла бы быть ко мне поприветливее, ведь не всегда в полночь по городу гуляют одинокие выпускницы.
Вера говорила вслух, и обида звучала в ее голосе. Она разряженная в белое выпускное плате, спешила домой, не соло нахлебавшись! Родной город убаюканный ночью спал, но девушке он казался глухонемым другом, ибо она очень нуждалась хоть в каком-нибудь участии с чьей-либо стороны. Если рядом нет рядом товарища, то товарища надо выдумать, все будет легче переносить одиночество. Ночная тишина, темные силуэты домов и осторожный свет уличных фонарей располагали к разговору тет-а-тет, и город прислушивался к сетованию Веры и сочувственно молчал.
– Хоть бы случилось чудо, чтобы я не трусливо бежала домой, а спешила у всего мира на глазах стать «человеком с большой буквы». Если бы вот сейчас упала звезда к моим ногам, сгорая для меня?
Вера задрала голову к небу, на котором ленивые звезды не спешили исполнять глупые просьбы людей.
– Тогда, пусть разом потухнут все ночные фонари на улицах, и пусть в довершении моего позора пузатая луна в хороводе ярких звезд всласть потешиться над моим глупейшим бальным видом, а я, между прочим, хоть и не имею кавалера, зато имею аттестат зрелости.
Вера, хотя сама прекрасно знала, что всё, что называется в биологии флорой и фауной, как и вся обширная вселенная, глубоко равнодушны к тем, кто по ночам шляется по городу и нарушает тишину стуком каблуков, но она говорила с луной и звездами, не как с небесными светилами, а как с живыми представителями небесного мира, а поговорить по душам ей было необходимо.
– Одиночество есть одиночество, один ли ты или затерялся в толпе людей. Одиночество не обмануть, даже, если громко беседовать с самим с собою.
Тут Вера улыбнулась приходу новых мыслей, и, чуть напевая, оглянулась по сторонам. Ни души!
– Ну, и шла бы я домой с попутчиком, ну, и что бы изменилось? Разве может мою боль почувствовать кто-то другой, кроме меня? Другой человек, если он мой друг, способен только на сопереживание, и это в лучшем случае. Что человеку делать, если он безнадежно одинок и страдает, даже умирает, а солнце, как светило, так и светит? Если человек нуждается в друге, а луна беззвучно катится себе по небу, как ни в чем не бывало? Это разве справедливо? Вера даже притопнула ногой от такого несовершенного мироустройства, и от этого ей, как ни странно, стало легче. Она не виновата, что так устроен мир, что встречать рассвет своей зрелости ей предстоит по дороге домой, одной – одинёшенькой. Приподняв рукой подол своего длинного белого платья, девушка подбодрилась и ускорила шаг.
– Если бы природа не была бы так равнодушна к человеку, то не было бы нужды иметь друзей, одиноких людей укрывала бы степь, для них бы пели птицы, а люди не чувствовали бы себя такими одинокими, разгадывая облачные кроссворды и от скуки пытаясь перекричать водопады, но разве дождешься от луны понимания, а от дождя слезу сочувствия? Вот, если бы объявился сейчас шагал бы мне навстречу ночной рыцарь, как «дежурный по апрелю», то я бы помахала ему вслед рукой и на сердце у меня бы осталась его песня.
О «дежурном по апрелю» пел под гитару Булат Окуджава, но его «дежурный по апрелю» проживал в Москве, и он не мог быть ее рыцарем. Девушка опять погрустнела, но это не отразилась на темпе ее шага.
– Скорее всего, мой рыцарь, где-то геройски погиб, сражаясь за честь другой дамы, а мне остается только одно: дойти скорее до дома.
Вера глубоко вздохнула. Желание оказаться дома, снять это ненавистное белое платье, расчесать всклоченную парикмахером прическу было очень велико, но до дома было еще далеко. Девушке казалось, что как только она перейдет порог дома, то забудет школу и все, что было с ней связано, потому что и школа без всякого сожаления вычеркнет ее из списка своих учениц, и ее место займет другая девочка, но у Веры было еще время напоследок подытожить свои школьные годы.
***
Праздник для выпускников начинался с вручения аттестата, а в аттестате у Веры стояла тройка по литературе, поэтому бальное настроение у нее было заранее испорчено обидой на главную героиню пьесы Островского. Обидно было то, что к написанию этого сочинения девушка так хорошо подготовилась, что отведенного времени для написания сочинения, ей не хватило, чтобы полностью раскрыть тему бунта Катерины из пьесы «Гроза». По мнению Веры, трагедия главной героини в этой пьесе заключалась в том, что в детстве Катерина росла своенравной девочкой и в детстве жила слишком припеваючи, чтобы стать сильной во взрослой жизни. Свободолюбивый характер у Катерины проявился с опозданием, иначе бы она не вышла замуж за нелюбимого человека. В итоге, ее трагическая смерть может вызывать у читателей только жалость. Потому что, и тени свободы в том исходе, который выбрала Катерина, не имелось, так как не она выбрала смерть, а смерть выбрала ее.
От огорчения за свой литературный провал Вера после экзамена пришла домой, как ненадёжно падший человек. Она закрылась в своей комнате и проплакала весь оставшийся день, уткнувшись носом в подушку. Оплакивать свое будущее ей помогало осознание того, что с тройкой по сочинению дорога в институт для нее закрыта. Поступать в медицинский институт Вера решила без протекции и строго предупредила маму, что если вскроется ее участие в решении приемной комиссии, то она пойдет работать дворником.
Узнав о тройке, полученной дочерью по сочинению, Римма вместо дачи после работы прибежала домой. Зареванный вид Веры, лежащей пластом на диване, был по истине ужасен, и такое положение вещей в доме требовало ее немедленного вмешательства.
– Ты почему не отвечаешь на звонки телефона, и целый день воешь в подушку, как белуга? – спросила Римма дочь, как можно мягче. Женщине даже захотелось обнять Веру, но она не позволила себе этого жеста. Дети не должны знать о любви матери к ним: это портит их характер и дает им повод «вить из матерей веревки».
– Вера, повторяю, что случилось? Ты будешь отвечать или надо щипцами слово из тебя вытягивать?
Несчастная девушка приподняла голову от подушки и, сдерживая рыдания, проговорила: – Мама, ты ведь сама знаешь о моей тройке по сочинению! Я провалила экзамен! После тройки есть только двойка. Прости меня, пожалуйста, я заслуженно страдаю. Оставь меня, пожалуйста, одну.
Выговорившись, Вера опять уткнулась носом в подушку, а сама подумала про себя: «Так мне и надо! Мой удел погибнуть в печали, как неполноценной личности! И пусть голод будет мне расплатой! … Но за что?»
– Слезами, Вера, тройку не исправить. Тебе предстоит еще четыре экзамена сдавать. Так, будь добра, не оплошай еще раз! А теперь утри слезы, приведи себя в божеский вид, так как скоро будем ужинать!
Римма не собиралась жалеть свою несчастную «троечницу», она отправилась на кухню печь блины. Блины выпекались на двух маленьких чугунных сковородках. Все члены семьи любили кушать блины, с пылу с жару, с расстановкой, кто с маслом, а кто со сметаной. Вера сидела за столом с кислым выражением лица, но уплетала блины с не меньшим удовольствием, чем ее папа и брат Саша. После ужина плакать Вере почему-то расхотелось. Она поблагодарила всех сидевших за столом и тихо добавила:
– Без блинов мне было бы ничуть не легче, чем Катерине в «Грозе». Теперь из-за ее строптивого характера я окончу школу с позором!
– Не кисни раньше времени! Главное, чтобы ты не опозорилась с физикой,
Сашино утешение сестра пропустила мимо ушей, так как ценность человека он определял по его отношению к физике и по знанию ее царственных законов, а Вера к физике относилась не с распростертой душой, ее пугала холодная расчётливость ее законов.
– Из любого положения всегда есть достойный выход, – успокоил дочь Володя, очень довольный прожитым днем, вкусным ужином и возможностью посмотреть новости, потому что на даче новости не вещались.
– Перестань хныкать и не трать время понапрасну! Иди, умойся и заодно помой банки. Они стоят в ванной под умывальником. Я думаю, что это будет неплохая терапия для страдающей троечницы, а мне – помощь по хозяйству.
Так умно, не столько словами, сколько уверенной интонацией голоса, подбодрила дочь Римма.
***
Остальные выпускные экзамены Вера сдала на «отлично», и вот теперь, ночью, плетется домой одна, и ей очень хотелось прийти домой еще до рассвета. Она стеснялась своего бального платья, сшитого из дорогой белой шерсти знаменитой портнихой. Самым ужасным в этом бальном наряде была перелина, пришитая к вороту, которая делала ее похожей на Пьеро из сказки про Золотой ключик, и то, что подол платья постоянно путался между ногами.
Шагая по ночному городу, у Веры было достаточно время, чтобы вспомнить свои школьные годы, хотя вспоминать в принципе было нечего. Девушка не любила школу, и скучать по ней не собиралась. Да, и как она могла полюбить школу и ее преподавателей, если сама не знала, что такое есть любовь. Конечно, в детстве она любила родителей, любила брата, любила соседа Булата, но по окончании школы, любви в сердце девушки уже не осталось. Ее сердце о влюбленности знала только по книжкам, но кому нужен был этот книжный опыт, когда даже на выпускном бале у нее не было достойного кавалера, чтобы был у Веры хотя бы объект для любви.
Вера с Ларисой пришли на вечер выпускников, с мечтой встретить рассвет, как это писалось в советских романах, но для того, чтобы встретить рассвет новой взрослой жизни надо было переждать ночь в доме их одноклассника, Славы Тихого, так в тот год, застолья выпускников в школах не разрешалось.
Лариса первой ушла домой, потому что жила недалеко, в Вера присела на стул у темного окна, за которым не было видно ничего, кроме кривого отражения танцующих в комнате пар. Девушка смотрела перед собой и думала о чем-то грустном. Может быть, поэтому Алеша пригласил ее на медленный танец. Вера с недоверием подняла на него глаза, и увидела в них приветливую улыбку, может быть, чуть пьяную, согласилась на танец. Осторожно положив свою руку на его крепкое плечо, она благодарно улыбнулась Алеше
***
Алеша Равный чувствовал себя провинившимся человеком. Он никогда не знал, как ему нужно вести себя с Верой, зато он точно знал, что сегодня из-за его дурацкого поведения она убежала с выпускного вечера, а вернее, покинула его навсегда.
Когда-то, еще в начальных классах ее улыбка обладала силой короткого замыкания, и теперь от улыбки Вере, покорно танцующей с ним в паре, его первая влюбленность вновь овладела сердцем. Алеша держал талию девушки и чувствовал сладкую истому, знакомую ему с детства, и скулы сводило от желания прижать ее к груди, целовать ее детские губы, сделать ее своей. О, как бы он хотел открыться ей прямо здесь и сейчас, ведь только она одна могла сделать его самым счастливым мужчиной на свете. Мелодия песни о любви медленно подходила к концу, а Алеша молчал.
– Прости, – тихо произнес юноша, когда вместо танго зазвучали бодренький твист. Вера вновь сидела на полюбившемся ей стуле у окна и очень хотела провалиться сквозь землю и провалиться вместе со стулом. Какое-то время она пребывала в позе Роденовского «Мыслителя», а потом резко поднялась со стула, поправила сползшую набок перелину и решительно зашагала к выходу. Вера ушла с выпускного бала, который оказался увеселительной вечеринкой, ни с кем не попрощавшись.
Алеша вышел на крыльцо, ему хотелось курить. В этот момент он напоминал сам себе Иванушку – дурачка, из рук которого только что вырвалась Жар-птица, и в этот раз она вырвалась, чтобы улететь навсегда. Конечно, Алеша мог бы догнать Веру, взять ее под руку и проводить домой, но у него не хватило смелости даже окликнуть ее. Стоя на крыльце одноклассника, Славы Тихого, юноша вглядывался в темноту улицы, чтобы не потерять из виду летящее белое платье его любимой девочки. В облаке сигаретного дыма ему представилось, как бандиты преследуют Веру, угрожают ей, и как он встает на защиту своей любимой, и, может быть, тогда она бы смогла увидеть в Алеше Равном своего верного рыцаря, рыцаря со школьной скамьи.
Когда в начальной школе Веру Шевченко пересадили к нему за парту, Алеша перестал быть самим собой. Он не обращал внимания на сочувственные насмешки одноклассников из-за участи сидеть за одной партой с толстухой, ведь они не знали, что Алеша в тайне был влюблен в эту странную девочку.
Как только Вера робко села по правую от него руку, то тут же стала его королевой. Конечно, она не носила корону и не отдавала приказы, но она властно вошла в его жизнь и заняла собою все пространство за школьной партой. В ее присутствии сердце мальчика наполнялось прекрасным чувственным желанием, желанием ей принадлежать. В младших классах, Алеша Равный был худым и неприметным учеником, поэтому никто не заметил того, как Верочка взволновала его мальчишескую суть, которая состояла из влюбленного сердца, чувственной души и уверенности в том, что завоевать сердце этой прекрасной девочки Веры ему не удастся никогда. Когда она обращалась к нему с вопросом, то Алеша терял дар речи, и его нос начинал отчаянно сопливить.
Вера не обращала ровно никакого внимания на старания соседа по парте ей понравиться. Она была довольна тем, что Алешка был робким мальчиком, вел себя «тише воды и ниже травы», и от него не исходило никакой угрозы. Девочка не догадывалась, что даже ее умение быстро создавать беспорядок на парте, в парте и под партой восхищало Алешу, которому казалось волшебством то, что она всегда находила нужные ей учебные принадлежности в портфеле, в котором наверняка хранились остатки прошлогодних завтраков.
Даже своей маме правдивый Алеша не рассказал, как ему нравилась Вера, которая сидела рядом с ним за партой. Эта девочка сначала отдубасила самого Юрку Дурасова, а потом кормила этого дурака завтраками, а теперь Алеша сам был рад-радешенек носить для нее печенья, ириски, яблочки, чтобы вновь увидеть благодарный огонек в ее глазах.
Карие глаза девочки могли говорить! Они могли искриться радостью, как сосульки под весенним солнцем, могли печалиться, как небо перед грозой, и даже менять цвет, подобно листьям в осеннюю пору.
Однажды, Алеша написал Вере записку с тремя словами: «Я тебя люблю!». Алеша и сам не знал, что его подтолкнуло это написать, но это трехсловное признания в любви он подбросил в Верин портфель, ибо сказать о своей любви девочке он не решался – мешала его врожденная скромность.
– «Тюхтя-матюхтя», – ласково называла мама маленького Алешу, нежно приглаживая его белокурые кудри. Алеша никогда не понимал, что означало это мамино прозвище, он всегда был послушным мальчиком, в драки не лез и никого не обижал, значит, он, Алеша, был маминым «тюхтей-матюхтей». День, когда Алешина записка очутилась в Верином портфеле, стал для него днем гибели его мальчишеского счастья. На следующий день Вера пришла в школу сама не своя, она настороженно оглядывалась по сторонам, и в ее потемневших глазах затаился испуг. Девочка сидела за партой, как разведчик в засаде. Иногда она бросала взгляд то на одного, то на другого одноклассника и, краснея, опускала глаза.
– Она боится насмешек! Вера думает, что кто-то из мальчишек над ней подшутил! Я сейчас же повернусь к ней и успокою ее. Я скажу сам эти три слова! – решил про себя мальчик, но в следующий момент передумал и взял себя в руки. – А вдруг она сама надо мной посмеется?»
Это «а вдруг?..» победило тогда его решимость открыто заявить ей о своей любви, Алеша молча ждал часа своего позора, и на последнем уроке Вера его вычислила. Она повернулась к нему всем своим туловищем, затянутым в коричневую школьную форму, и посмотрела на мальчика таким разочарованным взглядом, что его первая влюбленность тут же перешла в дикую душевную боль, а со временем эта боль переросла в чувство вины, а потом в сознание своей неполноценности.
Алеша испытал облегчение, когда Вера в старших классах пересела от него за другую парту, к Ларисе Канариной. Теперь он мог смотреть на свою бывшую соседку со стороны и не краснеть от ее близости, он мог слушать ее рассказы у доски и в тайне ею восхищаться. Вера отвечала урок по истории или по географии, словно сама только что вернулась из кругосветного путешествия. Однажды, Вера сочинила целую поэму о Жанне Д’Арк, и Алеше показалось, что перед классом стоит не его одноклассница, а соратница легендарной француженки. Когда Вера садилась за парту, то вновь становилась тихой и верной подружкой Ларисы Канариной.
Вера и Лариса жили обособленной от класса жизнью. Девочки не ходили на классные вечера, где опьяневшие мальчики и девочки дарили друг другу запретные ласки, и в общественной жизни класса участвовали только по принуждению. Они игнорировали всякое ухаживание, и среди ребят прослыли несусветными гордячками.
Как-то раз, уже в старших классах, на уроке физкультуры, к Алеше обратился Славка Тихий.
– Лёшка, посмотри, какая аппетитная модель делает пируэты на бревне! Твоя бывшая соседка по парте возбуждает прямо на расстоянии. Это совсем не то, что тебе предлагает тощая Наташка, которая виснет на твоей шее, как кишка перетянутая. Брось ты ее на время, твоя Наташка от тебя никуда не убежит.
Слава говорил это шепотом, с перерывами, не отводя взгляда от Веры Шевченко, старательно выполняющей гимнастические упражнения на бревне. На уроке физкультуры девочки занимались гимнастикой, а ребята играли в волейбол. Слава Тихий и Алеша Равный сидели на запасной скамейке и следили за стараниями Веры удержаться на бревне, гимнастические упражнения ей давалась значительно легче, чем игра в волейбол. В прошлой четверти Вера бегала по всей волейбольной площадке не к мячу, а от мяча, который каждый раз догонял свою «жертву» и бил ее, то по голове, то по пятке.
– А эта полненькая Шевчиха свежа, как сдобная булочка с начинкой. Алешка, ты, как ее бывший сосед, имеешь шанс пригласить ее в кино … А-а-а!
Вскрикнув от боли, низкорослый и упитанный, Слава ухватился двумя руками за нос. Да, Алеша знал, что его правая рука бьет сильно, но недостаточно сильно, чтобы дать выход противному чувству потери.
Воспоминания, как сигаретный дым: вот они есть, а вот – их уже нет. Юноша докурил папиросу и повернулся к входной двери, за которой зазвучала новая пластинка группы «АББА». Внезапно дверь распахнулась, и высокая Наташка в коротеньком платьице кинулась к нему на шею.
– Пойдем, потанцуем! Скоро рассвет. А у меня есть для тебя сюрприз! – зашептала девушка, прижимаясь грудью к высокому красивому парню и добавила едва слышно, – Алешенька, любимый, моя мама ушла ночевать к соседке!
Нежные объятья девушки помогли парню вновь обрести покой в сердце. Он с силой прижал к груди свою длинноногую подружку. С ней ему всегда было просто и понятно. Алеша всегда знал, что она от него хочет, и то, что она хочет, он мог дать девушке с лихвой. На небе звезды уже теряли свой блеск. Именно с Наташей предстояло Алексею встретить рассвет своей зрелости…
***
Вера продолжала свой путь домой в гордом одиночестве. Девушка шла по самой середине проезжей части улицы, освещенной ночными фонарями. Небо на востоке просветлело, зарождался рассвет. Не о таком выпускном вечере мечтала Вера. Среди выпускников никто не говорил о грандиозных планах на будущее, о заветных мечтах. Вся романтика заключалась в еде, выпивки и танцах между закусками. Танцевать Вера очень любила, но последний танец с Алешей Равным был ей неприятен. Да, ее бывший сосед по парте вырос ладным парнем, но это не давало ему никакого права прижимать к себе Веру так властно.
Ночь была лунной и безветренной. Стук каблуков Вериных выпускных туфель тревожил тишину дремавших улиц. Белое платье мешало перейти с ходьбы на бег, а Вера спешила. Впрочем, она уже подходила к городской площади, откуда начиналась улица Ленина, ведущая домой. Центральные улицы были освещены лучше, чем на окраине, и девушка перестала выискивать взглядом потенциальных убийц и ночных насильников.
– Завра, я уже переступлю порог взрослой жизни. Чтобы такое интересное запомнить о школе, а было ли что-то интересное?
Интересным оказалось то, что хороших воспоминаний было гораздо меньше, чем плохих, но и те можно было пересчитать по пальцам.
Первое приятное воспоминание. Светлана Васильевна выбрала именно Веру, провести урок в своем первом классе. С высоко задранной головой она вышла из класса, оставив своих одноклассников писать скучное сочинение по литературе. Это был ее звездный час. Впрочем, непочтительное отношение первоклассников к Вере, как к самозванке, быстро разрушило все иллюзии ее звездного часа. Уставшая от детского гама, потерявшая интерес к примерам по арифметике и к правилам правописания, девочка не сдалась на радость малышей, а принялась рассказывать им захватывающую историю из книги о приключениях.
Светлана Васильевна не на шутку испугалась, когда не увидела своих первоклассников в коридоре на перемене, она ворвалась в закрытый класс, и развела руки в стороны. Никто из ребят на нее внимания не обратил, ибо рассказ по полярников подходил к самому интригующему моменту. После своего педагогического успеха, Вера частенько замещала свою классную руководительницу за учительским столом, а через три года силами ее подопечных четвероклассников Вера поставила на школьной сцене настоящий новогодний спектакль. Это был ее второй звездный час.
Спектакль был показан на сцене огромного школьного зала и прошел блестяще, под бурные аплодисменты учеников, одетых в новогодние костюмы. Вера, как режиссер-постановщик, могла быть очень довольна собой, если бы у нее не разболелась голова и ныло сердце от жалости к маленькой «снежинке». По случайному стечению обстоятельств, жертва ее спектакля, маленькая «снежинка» сидела на первом ряду, а перед ней на сцене стоял столик, и на столике – бутылка с настоящим кефиром.
Вера была сторонницей всамделишных декораций, но она не планировала то, что случилось с прыгучим мячиком во время представления. Красный мячик по сценарию должен был быть только игровым элементом, но он оказался злодеем, который прыгал, прыгал и опрокинул бутылку на столе и кефир из бутылки вылился на девочку, которая хотела быть снежинкой, а стала кисломолочной феей.
Третье и последнее приятное Верино воспоминание о школе не имело хорошего конца. Как-то раз, Вера, единственная из класса, нашла решение задачу по геометрии, над которой ученики корпели уже целую неделю, она постеснялась показать решение учителю, и за нее это сделали другие умные ребята, которые красиво оформили решение задачи на доске, и девочка профукала свой третий звездный час.
Это все, что Вера запомнит о школьных годах, но только с годами, когда придет истинная зрелость, сможет она оценит всю ценность того багажа знаний, который вложили в нее учителя, вспомнит она и свою нелюбимую Светлану Васильевну, но уже с благодарностью, именно она на уроках литературы учила ее думать над прочитанными книгами, а как педагог – отстаивать свое мнение в жизни.
***
Фонари на улицах города погасли, наступало утро нового дня. Вдали уже показались очертания Вериного трехэтажного дома, и тут случилось то, что должно было случиться с непутевыми девушками, по ночам гуляющими по городу. Кто-то, большой и страшный, выпрыгнул из-за кустов и грубо дернул Веру за пелерину. У девушки от страха подкосились коленки, глаза заморгали сами по себе, и она встала, как вкопанная, ожидая продолжение насилия.
– Ты, коза безрогая, совсем с ума спятила? Я покажу тебе кузькину мать, дура загулявшая!
Страх исчез. Эх, хорошо на свете жить, ожидаешь нападения преступника, а получаешь ругань родного брата. Девушка с радостью повернулась к Саше и хотела кинуться к нему на шею, но выставленная вперед рука брата опередила ее сестринский порыв.
– Ты пришел меня проводить? – просияла Вера, не избалованная вниманием брата.
– Саша, чем меня пугать, лучше поздравь с аттестатом зрелости, как это делают все нормальные братья. Некоторые из них даже дарят своим сестрам подарки. Ты бы мог поинтересоваться, как прошел мой первый в жизни выпускной бал!
Вера хотела еще что-то сказать хорошее, но сердитый Саши уже широко шагал в сторону дома. Пришлось быстро снять туфли на каблуках и пуститься за ним бегом. Придерживая руками подол платья, Вера быстро догнала брата, но ее очередь говорить уже прошла.
– Во-первых, коза, хорошо, что этот бал был у тебя первым, потому что он будет и последним. Во-вторых, я могу тебя, дура, поздравить, что тебя не убили бандиты! А, в-третьих, чукча, скажи мне четко, как звучит закон Фарадея.
Всё! Тут остатки бального настроения пропали окончательно, и будущее предстало перед Верой в образе недовольного английского ученого, закон которого ей всё равно не выучить так, как этого хотел ее брат, отвечающий перед родителями за Верин вступительный экзамен по физике.
***
Да, Саша очень сердился и на Веру, и на родителей, которые разрешили сестре пойти после школьного бала на вечеринку выпускников к какому-то Славе, живущему у черта на куличках. Он чуть морду этому Славке не набил, за то, что тот не знал, куда подевалась Верка. Потом Саша оббежал весь город и догнал сестру, когда та подходила к дому. О, какую радость он испытал при виде шагавшей по посередине улицы Веры. Она выглядела белой монашкой, спешившей с рассветом на молитву, а главное, что она была живой! Саша умел скрывать свои чувства от других, как радостные, так и тревожные. Этому его никто не учил, этому он научился сам, научился очень давно, когда его с позором отправили на Алтай, на родину отца. Он любил свою сестру, по-своему, но любил, но ничего не поделаешь, ибо та кошмарная ночь, убившая в его сердце радость быть сыном своего отца, навсегда останется между ним и Верой. Он не мог простить себе, что поставил под сомнение невинность сестры, из-за которой в семью пришли несчастья.
Страшные подозрения родителей в испорченности семилетней Веры и их убежденность в виновности Саши, сломали уверенность мальчика в самом себе и надломился его характер победителя. В отместку, Саша после приезда из деревни домой отравлял жизнь себе, маме и своей сестре, как имеющей на то право. Мама злилась, проигрывая, а сестра молча сносила его жестокое обращение, но продолжала его боготворить. Как раздражала взрослеющего юношу эта сестринская покорность! Вера могла часами сидеть закрытой в ванне, только потому, что он, ее брат, этого хотел, и никогда не ябедничала родителям, когда он учил ее уму разуму. Вера его жалела!!! Сестра не догадывалась, что ее жалость делала его еще злее, чем он был на самом деле.
Простить отца Саша тоже не смог, даже, когда тот извинялся со слезами на глазах. Память оказалась слишком злой, чтобы позволить юноше прощать обидчика, даже, если им был его папа, поэтому он часто уходил из семьи к своим друзьям.
Три года назад у Саши был тоже выпускной вечер, но он провел его не со своими одноклассниками, а в доме его друга детства, Володи Коваленко. В этом маленьком домике на окраине отмечали получение аттестат зрелости его бывшие одноклассники по начальной школе, где он учился до того, как мама его перевела в престижную школу в центре города.
С Володей Коваленко Саша дружил еще с первого класса, и не только дружил, но и завидовал ему белой завистью. Судьба подарила Володе очень добрую и покладистую маму. О такой маме и о таком уютном деревенском доме, что стоял на окраине города, Саша мог только мечтать. Своего отца Володя не знал, не знал он и силы отцовского ремня. Володя воспитывался на улице, и уличное братство давало ему уверенность в себе, а у Саши такой защиты не было, поэтому несмотря на протесты мамы дружба между Сашей и Володей, сыном одинокой больной женщины с окарины города, с годами только крепла.
Получив аттестат зрелости, Саша пришел к Володе праздновать получения аттестата зрелости, когда веселье было в самом разгаре. В тот год распитие алкогольных напитков выпускников на школьном балу запрещалось, а на квартире запреты министра образования не действовали, спиртное лилось рекой, шампанское сменялось вином, вино – водкой. Приход Саши был встречен с ликованием! И ему сразу налили штрафной стакан «кровавой Мэри», после которого тот почувствовал себя человеком свободным от прошлого и будущего, эдаким молодцом – удальцом, но танцевать в кругу подвыпивших выпускниц отказался. Магнитофон крутил песни запрещенной группы «Битлз», и выпускники были очень пьяны, очень веселы и очень счастливы
Когда Володя позвал его в мамину спальню, Сашу уже начинало клонить ко сну. Ночь приближалась к рассвету, в зале играл магнитофон с приставкой, брызгающей светом по потолкам и стенам зальной комнатки, а в спальне было по-особому тихо. Свет давала только настольная лампа, что стояла на тумбочке у кровати и ее свет падал на постель, на которой лежала рыжая Любка. Саша знал эту девчонку еще по начальной школе, но тогда она была костлявой хохотушкой, а сейчас она возлежала, как барыня. Выпускное платье не скрывало ее высокую грудь и широкие бедра еле помещались на узенькой кровати Володиной мамы. Люба спала, пьяно улыбаясь во сне. «Она в отключке», – пошептал на ухо Саше один из парней, которые обступили кровать и с вожделением смотрели на девушку, как на пирог с маком.
– Сашка, хочешь первый попробовать эту дурочку? Она сегодня так огорчалась, что до сих пор в девственницах ходит. Смотри, как она лыбиться, … мужика хочет! Хочешь начать свою взрослую жизнь с Любкой? – жарко зашептал Саше на ухо Володя.
Саша пьяно потряс головой и уселся на потертое кресло, которое стояло в углу комнаты у окна, задернутого цветными шторками. Рядом с креслом находился столик, покрытый белоснежной скатеркой, на котором стояла икона с изображением девы Марии с младенцем на руках. Над иконой возвышалась хрустальная ваза с букетом сирени. Изображенная на иконе Дева Мария равнодушно глядела перед собой, крепко держа младенца у груди. Своим отрешенным видом она показывала безразличие к тому, что происходило в комнате. Это задело Сашу за живое, словно богородица была обязана помешать тому, что собирался сделать с Любой один из парней, но не хотела вмешиваться. В какое-то мгновение икона на столе ожила, и богородица вдруг понимающе подмигнула юноше, намекая на то, что она знает о его желании сделать рыжую Любку своей первой женщиной, но он боится опростоволоситься перед парнями в этом мужском деле. Потом, вдруг, богородица стала внимательно всматриваться в его глаза, словно в них увидела что-то очень постыдное, что Саша скрывал от других, и это постыдное было связано с его детством. Как это случилось, что он вновь ощутил себя ребенком, которого истязает родной отец, юноша не мог понять, он был пьян и несчастен. Воспоминания падающего на его голову окровавленного ремня, полные ужаса глаза сестры и судорожные крики мамы неожиданно стали реальным кошмаром. У юноши уже не от водки, а от жутких картин из детства закружилась голова. … Нет, только не это…
Саша резко толкнул икону от себя. Падая, деревянная икона столкнула со столика хрустальную вазу, и та с грохотом упала на пол. Ваза при падении взорвалась на мелкие кристаллики, и эти осколки вазы были необычно красивыми. От внезапного звона разбитой вазы Любочка очнулась, широко открыла глаза и тупо осмотрелась по сторонам. Увидев над собой пьяные лица бывших одноклассников, она неловко одернула юбку, вскочила на ноги и выбежала из спальни, оставив на кровати свои белые трусики. Ее никто не стал догонять, потому что прежде всего предстояло разобраться с нарушителем несостоявшегося группового интима. Как на медведя, парни двинулись на Сашу, а тот, быстро вскочив с кресла, встал в стойку дзюдоиста.
– Ты, сопля в тесте, ты что вазами разбрасываешься! Сам слаб, девку трахнуть, и корешам кайф сорвал! Мы тебя сейчас убивать будем, чтоб ты по чужим компаниям не шатал! – это было последнее, что слышал Саша, потому что гнев затмил его разум, и он приготовился умереть, убивая. Только холодная вода, выплеснутая ему в лицо, привела его в чувство. Сначала юноша не понял, что произошло и где он находиться. Он какое-то время бессмысленно рассматривал кровь на своих руках, стонущих ребят у него под ногами. Перед ним стоял Володя и поливал на его голову холодную воду из алюминиевого ковшика, вытирая полотенцем подтеки крови на лице друга.
За эту «водную процедуру» Саша был благодарен Володе всю жизнь. Его единственный друг не дал ему озвереть окончательно. Холодная вода вернула разум, и юноша пришел к твердому убеждению, что водка может превращать и хорошего человека в убийцу. После той вечеринки никакая сила на свете больше не заставила Сашу выпить хоть каплю алкоголя. Не пить спиртного стало его жизненным кредо, его персональным решением, а до остальных ему дела нет.
– Кому надо, пусть теряют разум от этой водки, а я не буду! – так решил для себя юноша на своем выпускном вечере и свое слово держал.
В тот же год он с успехом поступил в академию города Новосибирска, но учиться его отправили в Красноярск. Красноярский университет славился на всю страну своими исследованиями в области физики и электромагнетизма. Именно, в Красноярске Саше предстояло осуществить свою мечту, стать ученым – физиком, но в Красноярск он приехал с опозданием, потому что сначала он съездил в Ильинку, к дедушке и бабушке на их золотую свадьбу. Его пугала жизнь в незнакомом городе, тем более, что мест в общежитии мест уже не было, а искать съёмную квартиру он не стали вернулся в родную Караганду, вернулся в отчий дом, не с мечом и не на мече, а с белым флагом в руках. Посоветовавшись друг с другом, Римма и Володя не стали вмешиваться в дальнейшую судьбу взрослого сына, ибо время его воспитания прошло.
Вместе со своим верным другом, Володей Коваленко, Саша поступил в политехнический институт. Вернее, Сашу приняли в институт без экзаменов, как абитуриента Новосибирской академии, и он по дружбе сдал вступительные экзамены за Володю Коваленко, которому всегда трудно давались математика и физика.
***
С тех пор прошло три года, теперь и Вера получила аттестат зрелости, а то, что она благополучно сбежала с выпускного вечера, Саша мог только одобрить. Как уберечь ее от зла, он не знал. Саша вел Веру домой и был счастлив слушать ее несусветный лепет о законе Фарадея и об электромагнитных полях. Он был счастлив, потому что с ним Вера была в безопасности. Если честно признаться, Саша совсем не хотел, чтобы его сестра взрослела. Ему нравились ее девичья наивность, преданность своим идеалам и невероятная доброта.