Читать книгу Гипноз как жизнь. Как саудовский шейх охотился в дальневосточной тайге. Дед Игнат (сборник) - Владимир Думский - Страница 8

Чтобы стать грамотным, надо много читать, – знают все – именно с 6 до 10 лет. Но этого мало. Чтение обеспечивает грамотность, если ты, читая, попадаешь в ИСС (изменённое состояние сознания). Происходит то же самое, что и в изучении иностранного языка во сне, – в подсознание записывается и кодируется необходимое знание, а при чтении – правописание, так как в художественной литературе ошибок нет!

Что же это за ИСС при чтении? Это чтение «запоем», когда ты живёшь жизнью героев книги, забывая время и место, где ты читаешь. Мы в детстве так и читали, у нас не было дома книг в 50-х годах, мы уходили в читальные залы библиотек, я ходил в библиотеку им А. Гайдара Петроградского района Ленинграда, она и в блокаду работала!

Мне повезло – я научился читать ещё до 6 лет своих. За два месяца до войны мы уехали в деревню бабушки в Калининскую область. Немец не дошёл до нас 20-30 км. В первый день войны, когда мы ещё не знали, что она началась, мы (бабуся, я и сестра) пошли зачем-то фотографироваться. Шли через какое-то поле, я это помню – поле было колючее – после косьбы, вероятно, мы собирали цветы и подошли к фотографу с букетами.

Обратной дороги не помню, обиделся, наверно, что обещанная птичка не вылетела из фотоаппарата. Но теперь, когда я смотрел фильм «Зеркало» А. Тарковского, – я был потрясён: шли в поле трое – я, бабуся и сестра! Спасибо, Тарковский! Один к одному!

Ещё кадр: мальчик на горке, и к нему на голову садится птичка! Я помню эту горку в той полувоенной деревне, зимний воздух, а птичка – так я её не заметил бы, т. к. находился в ИСС – уж если помню! Мы, вероятно, и помним-то лишь ИСС-состояния…

Вот в этой деревне, мне ещё и 6 не было, сестра пошла в школу, мама и бабуся работали в колхозе, – и отправили меня в школу вместе с сестрой к великолепной учительнице – Т.М. Зарубо, которая также приехала на лето с сыном – со мной одногодком, мы с ним за одной партой и сидели. После войны, уже в Ленинграде, мы всегда дружили, и мне пришлось потом хоронить мою первую замечательную учительницу, ставшую после войны заслуженной учительницей СССР.

В Ленинграде после войны мне в 91-ю школу было ещё рано, но я уже хорошо читал всё, что попадалось под руку. Потом круглые пятёрки в первом классе, и грамота за 1-й класс с портретами обоих вождей, которая мне очень нравилась.

Сказки? Это была книга Господарёва, без единой иллюстрации, толстая и синяя, насквозь зачитанная! (Почему-то Господарёва потом «забраковали» для школы). Но именно то, что для этих сказок иллюстраций не было, сказки и развивали воображение. Теперешние иллюстрации в книгах сказок мало помогают детям в развитии воображения, памяти, при обучении чтению, вообще – желанию читать, лишь мешают увлечься текстом.

Теперь читают снисходительно, и вообще – мало читают, больше рассматривают картинки и приходят к безграмотности и к… играм на компьютере в те же «ожившие» картинки, да ещё и деньги родителей на это тратят. Надо бы издать сказки Господарёва, по образцу 50-х, без картинок! Доходное мероприятие будет!

Удивительны бывают и литературные «недосказы». И необъяснимы!

Например, романс «Вечерний звон» закодирован уже более ста лет как народная песня. В последние годы пишут правду, но редко в каком песеннике всю правду, при этом в специальной литературе наоборот – даже диссертации были по исследованию творчества автора текста романса – Т. Мура, ирландского поэта. Но до сих пор неясно, чья же музыка, кто автор, превративший стихи Т. Мура в песню? В 1986 г. была издана книга «Избранное» ирландских писателей, где в главе «Мелодии разных народов» есть на стр. 243 примечание – якобы фраза Т. Мура: «Встретившись с красивым напевом, который поэт ещё не снабдил достойным жилищем, мы позволили его счесть бесхозным лебедем и одарили стихами бедняжку».

В 2007 году в «Антологии русского романса» даны фамилии русских композиторов, обработки которых исполнялись. Это Алябьев – 1828, Сабуров – 1834, Рахманинов – 1840, Гречининов – 1898, Золаторёв – 1905, Свешников – середина ХХ века. Но мало кто знает русского автора текста, вероятно, потому, что при исполнении романса объявляли как народную песню. Имя его – Иван Козлов, современник А.С. Пушкина, который чуть ли не первый обратил внимание на стихи И. Козлова после получения от него рукописи поэмы «Чернец» и посвятил И. Козлову стихотворение с высокой оценкой стихов. Это была первая в русской поэзии поэма о герое-одиночке, «Кавказский пленник» и «Мцыри» стали продолжением темы.

«Чернец» в рукописях расходилась с таким же успехом, как и «Горе от ума», и 1-я глава «Евгения Онегина». «Чернец» заучивали наизусть и читали в залах. Поэт И. Козлов ослеп в 1821 г. От роду 42 года. Но не пал духом и стал поэтом, почитаемым в 20-е годы XIX века. Не случайно он интересовался духовной борьбой ирландского народа за свою независимость и перевёл много стихов Т. Мура и др. ирландских поэтов. «Вечерний звон» в переводе И. Козлова имеет 18 строк, мы поём не всё. Белинский, Гоголь, Введенский восхищались поэзией И. Козлова, его поэмой «Чернец».

Пока католики и православные утверждают свои приоритеты, православный Иван Козлов через «Вечерний звон» «побратался» с неправославным Томасом Муром, и наши народы вместе с ними.

В ХХ веке автора текста гениальной песни «Тёмная ночь» не вспоминают, а песенники чаще приписывают текст композитору, то же и с текстом песни «Шаланды полные кефали». Имя автора этих текстов песен – Владимир Агатов.

В Публичной библиотеке СПб нашлась только одна тоненькая книжечка Владимира Агатова – «Зеркала» 1923 г. И он в ней совсем не похож на автора будущих своих шедевров-песен, скорее он напоминает А. Блока, и неизвестно, кто на кого похож, в самом деле, кто первый обнаружил в себе этот таинственный стиль, – в кино он появился недавно, когда каждый кадр кажется магическим.

Прочитай стихи В. Агатова среди любителей поэзии, и все скажут – это Блок. А Блок и Агатов ходили по одним улицам СПб в одни времена великих перемен и, возможно, сиживали в одном ресторане за одним столиком, и уважали друг друга, а мы одного из них забыли.

Чем-то В. Агатов очень обидел Власть, если даже после отбытия «срока» в сталинских лагерях и последующей реабилитации в 1956 г. не упоминают о нём?.. А ведь пора простить!

Доходит до неясности: по ТВ идёт прекрасный концерт военной песни и первой песней исполняется «Тёмная ночь» без титров авторов, все остальные – с подписями авторства.

Известный журналист В. Молчанов в передаче на радио «Орфей» полчаса рассказывал о гениальной музыке к «Тёмной ночи» Н. Богословского, о гениальном исполнении Бернесом этого романса, и ни разу не назвал имя автора текста В. Агатова, словно гениальные романсы бывают без гениальных текстов. А я бы даже сказал, что тексты Агатова (и «Шаланды…») гениальнее музыки и исполнение «Тёмной ночи» Бернесом – тоже. Бернес настолько проник глубоко в текст, что музыка для него заключалась в «мелодии текста» самого!

Пел «Одесскую блатную» В. Агатова также В. Высоцкий, но навряд ли упоминал, чей текст песни, ибо если бы назвал Агатова, то все бы запомнили это и знали бы, кто автор и «Темной ночи» тоже. А даже сейчас спроси у любого встречного… и не знает… «Одесская блатная», можно сказать, «исполнена» в стиле В. Высоцкого, но задолго до него… Первенство стиля?!

Не верится, что кроме песен, ничего В. Агатов не оставил. И что это было за «анти» В. Агатова, если после фильма «Два бойца» он загремел в лагеря. Впрочем, И. Сталин оправданья редко признавал… но любил, видимо, доносы изучать…

Схожесть стилей раннего Агатова и Блока не единична в литературе, когда оба автора достигли высоты и признания при жизни. Такой пример: Дмитрий Петровский и Борис Пастернак. Похожих и внешне, их ставил рядом ещё В. Маяковский, предисловие в 1957 г. для книги Д. Петровского «Избранное» написал сам В. Шкловский, и кто из них – Петровский или Пастернак – поднял тему Шмидта, не выяснить!

Удивительно: 20-е годы XIX века – мы мало знакомы с творчеством И. Козлова.

20-е годы ХХ века – мы не знаем творчества В. Агатова, а вслед за ним и мало знакомы с творчеством Д. Петровского о Гражданской войне 20-го века! Уверен, – издание этих авторов (именно в одной книжке) раскупят мгновенно! Ещё раз вспомню сер. 90-х, когда, рискуя доходами, издательства, поймав момент, «дарили» нам книги!

Гипноз литературы живее нашей памяти! Видно, к искусствам слова и музыки «влечёт» не грамотность, а внутренняя потребность, от Бога или от семьи… В этой главе хочется ещё раз восхититься гениями поэзии русской: А.С. Пушкина («француза») и от английского языка – М.Ю. Лермонтова.

«Повести Белкина» стилистически больше напоминают современные нерифмованные стихи. Так мелодична эта проза. Её даже нетрудно «записать» как верлибр – по несколько предложений, и тогда верлибр изобрёл А. Пушкин, не подозревая об этом, всё же ранее У. Уитмена лет на 30…

Кто-то ворчливо ещё в XIX веке, кажется, заметил, что мы не знаем стихи А. Пушкина на французском языке, а это – нечто! Теперь, вспомнив сию привязку, видимо, объявили, что рана у поэта на дуэли была пустяковая, мол, поэт не умирал, а уехал во Францию и стал… Дюма. Во-первых, А. Пушкина выдали бы его невысокий рост и цвет кожи. Во-вторых, А. Дюма был в России два раза в гостях у Панаевой, о чём она с восхищеньем написала в своей книге. Если же речь идёт об «астральном» переселении, то сие ещё большая чушь: Пушкин никогда не интересовался всерьёз идеями Блаватской, не был с ней знаком и не летал во сне, да и во Франции ни разу не был – дороги туда не знал…

Но вот кто «переживал» всерьёз астральные полёты, так это М. Лермонтов, который блестяще рассказал об этом в нескольких стихах. Возможно, поэтому он не боялся смерти, что «налетался там» во сне. Есть люди, легко «выделяющие» свой астрал, что М. Лермонтов доказывает в стихе «Смерть» (стр. 256 изд. ОГИЗ, 1947 г., т. 1), в котором поэт в 18 лет даёт лучшее, наверное, в литературе описание полётов во сне: «…Как? Мне лететь опять на эту землю…?» – восклицает он. Знаменитое же «Выхожу один я на дорогу…» будто бы говорит о полёте в космосе: «И звезда с звездою говорит…», а строка «Чтоб в груди дремали жизни силы…» есть точное описание состояния, когда астральное тело (по своей серебряной нити) «улетело», а здесь человек во сне (летаргическом, скорее) и не очень-то хочет возврата своего астрала…

Удивительны две последние строчки: «…Надо мной чтоб, вечно зеленея, тёмный дуб склонялся и шумел…» – суть чистая есенинщина, мне кажется. Интересно, любил С. Есенин стихи М. Лермонтова с его шотландскими «корнями» и русской лирикой?..