Читать книгу Экономика КОММУНИЗМА - Владимир Емельянович Чабанов, Владимир Чабанов - Страница 7

– I —

Общины представляют собой древнейшую форму самоорганизации общества. Они характеризуются коллективным владением средствами производства (всеми или некоторыми) и полным или частичным самоуправлением. Известны общины родовая, семейная, домовая, сельская и соседская. И для каждой из них были характерны такие качества, как коллективизм, разделение труда по половому и по возрастному признакам, стремление к соблюдению правды и справедливости, отсутствие любого неравенства за исключением статусного.

Общинный характер производственных и бытовых отношений в прежние времена был характерен для многих стран мира. Так, к XI – XII в. сельские общины в Западной Европе составляли господствующий тип землевладения. Во Франции они выступали как mazades, в Бельгии – masuirs, во Фландрии – amborgers и т. д. В них сообща содержались как пашни, так и угодья, делился только урожай. В английской общине Malmesbur’y все члены входили в «сотни» или группы, в которых земля разделялась на пропорциональное их численности количество кусков, а куски – на участки, раздававшиеся по жребию. В Италии подобной системы переделов собственности раз в 20 лет держались partecipanze di Cento е Pieve и др.

Существование общин являлось особенностью социального устройства Древнего Востока, многие его государства фактически состояли из объединений большого количества сельских общин, имевших самостоятельную организацию. Как правило, древневосточные общины имели родовой строй, хотя и не всегда следовали ему. Но постепенно общины утрачивали родственную общность и превращались в содружество соседей, которых связывала совместная территория, права и обязанности по отношению друг к другу и к государству.

В Индии древнейшей формой землевладения являлась родовая община, члены которой жили в нераздельности, обрабатывали землю сообща и удовлетворяли свои потребности из общих доходов. Существовавшая вначале кровная связь между членами общины постепенно ослабевала, в результате чего у отдельных ветвей рода появлялось стремление к отпадению. И тогда большая община распадалось на ряд малых. В последующем в них опять происходило дробление, пока не появились определяемые наследственными правами неравные земляные наделы.

В Алжире как у берберов, так и у арабов община первоначально была господствующим типом землевладения. Однако после присоединения его к Франции началось изменение имущественных отношений, в результате которых с 1873 г. установилась частная собственность на землю. И примерно то же самое с той или иной последовательностью происходило в других странах.

Так, уже начиная с XV в. формы поземельной общины, существовавшие в Средние века, постепенно подверглись изменению и разложению, из-за чего общинные порядки землевладения стали ослабевать и исчезать. В этом отношении характерна история раздела земель в долине Baretous. В ней отмену прежних порядков, основанных на семейно-общинных началах, потребовали члены общин, разбогатевшие с помощью торговли.

Стремление выделиться из общины, превратить землю в собственность со стороны более зажиточной части общинников было заметно и в других местах. И этому способствовали не только внутренние, но и внешние обстоятельства, сопутствующие распространению профессионального разделения труда, возникновению товарно-рыночных отношений и росту конкуренции. Не всегда и не во всех странах действовали они одновременно и с одинаковой интенсивностью, но везде приводили к разложению и уничтожению поземельной общины либо путём экспроприации, либо посредством раздела общинных земель между общинниками, либо корыстными устремлениями земельных феодалов.

С другой стороны, падению общин способствовало также изменение экономических воззрений на природу богатства и на роль земледелия, начавшееся в XVI в. и достигшее апогея в экономической литературе XVIII века. Наконец, к этим двум агентам разложения присоединилось и государство, с XVIII века решительно выступившее против общин в пользу раздела общинных земель, поскольку ему удобнее было иметь дело с незащищёнными одиночками, чем с организованными их сообществами. И так зарождались основы нового класса земельной буржуазии и капиталистического государства, юридически и фактически закрепляющие право эксплуатации одних людей другими на основе частной собственности, капитала и различных форм ренты.

– II —

Русская община возникла в незапамятные времена. Она пережила и татарское иго, и феодализм, и абсолютизм монархии, и наступление капитализма. Многоземелье и относительно небольшие размеры русских деревень способствовали использованию в них коллективных форм труда и взаимопомощи. В отличие от древнегерманской марки, в которой крестьянин имел свой надел и мог его продать или сдать в аренду, в русской общине такое не допускалось. Земля была общинной собственностью и крестьянин не мог ни продать, ни заложить свой надел.

В области самоуправления русская община (волость) имела намного большие прав, чем в других государствах. Они осуществляли распределение земель, регулировали их использование, раскладку «тягла», избрание сельских властей (старост, а впоследствии волостных старшин), сбор средств на мирские нужды, организовывали взаимопомощь, решали гражданские и мелкие уголовные дела. При этом волость, наряду с феодальными поместьями и вотчинами, являлась территориально-административной единицей, частью государственного организма. В связи с этим выборные волостные власти выступали представителями государственной администрации в низовом звене и одновременно – защитниками прав жителей волостей. Причём особенностью русской общины было не ослабление, а напротив, её укрепление в поздний период.

В условиях крепостного права отношения между помещиками и крестьянами строились на признании общины и её выборных представителей как органа, регулирующего хозяйственную и бытовую жизнь деревни. И если обычно помещики изымали из ведения общины функции суда и расправы, то у государственных крестьян они в значительной мере сохранялись. За общиной закреплялось также хозяйственное распоряжение надельными землями, организация производства в крестьянских хозяйствах, регулирование внутридеревенских гражданских и семейных отношений ^[54].

Всё это позволяло русским общинам не только существовать, но и укрепляться со временем. Привело к тому, что «… историческое положение русской „сельской общины“ не имеет себе подобных! В Европе она одна сохранилась не в виде рассеянных обломков, наподобие тех редких явлений и мелких курьёзов, обломков первобытного типа, которые ещё недавно встречались на Западе, но как чуть ли не господствующая форма народной жизни на протяжении огромной империи» (К. Маркс ^[56]). И это создавало уникальные возможности для русского государства.

Неслучайно поэтому в последнее десятилетие своей жизни Маркс обращал свой взор на Россию и даже начинал учить русский язык, поскольку именно здесь со второй половины ХIХ века наблюдалось движение к народническому («русскому», общинному) социализму. При этом народники видели в русской общине сохранившуюся с ведических времён почти готовую ячейку коммунизма, развитие которой способно было обеспечить России особый, отличный от Западной Европы, некапиталистический путь исторического развития. А также избавить крестьянство от мук «вываривания в фабричном котле капитализма» – пролетаризации и обнищания ^[58].

При этом русская община не жила изолированно от современного ей мира. С одной стороны, общая земельная собственность давала ей возможность не только существовать, но и превращать индивидуальное землепользование в коллективное. А с другой – такая форма производственных отношений не являлась для них чуждой, непривычной, не отвечающей народным обычаям и чаяниям. Поэтому «в России, благодаря исключительному стечению обстоятельств, сельская община, ещё существующая в национальном масштабе, может постепенно освободиться от своих первобытных черт и развиваться непосредственно как элемент коллективного производства в национальном масштабе» (К. Маркс ^[56]). А поскольку рабочий класс в основном формировался выходцами из села, они обеспечили в среде городских рабочих господство общинного крестьянского мировоззрения, общинной самоорганизации и солидарности.

Таким образом, культура, менталитет, восприятие мира, практика, обычаи и нравственность, присутствующие в русской цивилизации, в наибольшей степени оказались приспособленными для построения справедливой жизни и реализации коммунистических идеалов. В самом деле, уже в «Письмах из деревни» А. Н. Энгельгардта (80-е годы ХIХ века) ^[59] было показано, как в крестьянской общине вырабатывались и совершенствовались представления о благой жизни, которые в 1905—1907 гг. излагались в виде наказов и приговоров. Именно из них брали свои лозунги во время Революции эсеры и большевики.

Неслучайно поэтому исследователь русского крестьянства А. В. Чаянов писал: «Развитие государственных форм идёт не логическим, а историческим путём. Наш режим есть режим советский, режим крестьянских советов. В крестьянской среде режим этот в своей основе уже существовал задолго до октября 1917 года в системе управления кооперативными организациями» ^[60].

Таким образом, если на Западе демократия означала превращение общинного человека в индивидов, каждый из которых имел равное право голоса («один человек – один голос»), а власть устанавливалась и легитимировалась снизу этими голосами. Однако сам индивид при этом не имел никаких социальных прав, в том числе права на жизнь, которое давалось или не давалась ему рынком. То в России она представлялась как механизм обеспечения равноправия и социальной справедливости не только материальных, но и межличностных отношений.

– III —

Одним из самых успешных опытов современной реализации общинного принципа организации жизни и труда явились израильские Кибуцы, характеризующиеся общностью имущества и равенством в труде и потреблении. В начале ХХ века многие еврейские репатрианты из России мечтали о создании общества социальной справедливости и во имя него были готовы на любые лишения. Они были знакомы с русскими общинами и сохранили определённые связи с русской культурой, поэтому ход их мыслей был вполне очевидным. И дополненные духом национального возрождения, религиозной моралью и идеологией Аарона Гордона, еврейского философа и публициста, они решили воплотить данные принципы в новых условиях жизни.

Им пришлось столкнуться с огромными трудностями, но благодаря упорству, взаимовыручке и хорошей организации юные идеалисты преодолели все невзгоды и сделали то, что ранее считалось невозможным: создали в безводной пустыне передовое сельскохозяйственное производство. После этого опыт новаторов взяли на вооружение и другие переселенцы. В результате уже к началу Первой мировой войны в стране было 8 кибуцев, к моменту обретения Израилем независимости – более 170, а в 80-е годы ХХ столетия их уже оказалось свыше 250. И вследствие этого в стране в сравнительно короткие сроки было создано высокопродуктивное сельское хозяйство. Государство смогло не только обеспечивать собственное население продовольствием, но и экспортировать сельхозпродукцию. При этом не все кибуцы были сельскохозяйственными, тогда же впервые появились и рабочие коммуны.

Кибуцы представляли собой добровольное объединения граждан, главным законом которых было социальное равенство. Частной собственности и права наследования в них не существовало, земля, дома и все средства производства принадлежали общине, все важные решения принимались коллегиально. Жители кибуца питались в общих столовых и получали одинаковую зарплату независимо от вида выполняемой ими работы, а для поездок в другие места брали общественные автомобили. Ввиду отсутствия собственного имущества люди в них стремились не к обогащению, а к созданию условий для совместного блага и процветания. Позднее многие общины изменили правила: земля и средства производства остались в них общественными, но жители кибуцев могли иметь в частной собственности дома, машины и бытовую технику, а зарплаты стали дифференцироваться.

Кибуцы живут по израильским законам, но в них действуют и собственные, регулирующие политику и отношения между всеми членами сообществ правила. Они были сформулированы ещё в 20-е гг. минувшего столетия и не потеряли своей актуальности сейчас, распространяются на все поселения подобного рода и заключаются в следующем:

– каждый член общины должен принимать участие в коллективных работах, кроме детей и стариков, вне зависимости от занимаемого им положения;

– пожилые люди, уже сделавшие свой вклад в развитие и процветание общины, содержатся за счёт трудоспособных членов;

– дети, рождённые в поселении, получают образование и всё необходимое им до совершеннолетия за счёт общины;

– женщины по достижении совершеннолетия обязаны вносить свой трудовой вклад в развитие, но заняты они только на лёгких работах;

– распределение продуктов и организация труда основываются на принципах самоуправления;

– каждому члену коммуны гарантированы равные права, условия жизни и медицинское обслуживание;

– хозяйственная сфера общины и жизнь каждого из её членов строго регламентированы и подчинены жёсткой дисциплине;

– каждый житель кибуцы, независимо от пола и возраста, получает полную свободу в части вероисповедания и политических убеждений;

– все производственные, бытовые, организационные, просветительные и материальные вопросы решаются сообща.

В кибуцах не используется наёмный труд, участвовать в общественных работах позволено только полноправным их членам. При этом производительность труда, жизненный уровень и социальное обеспечение в них оказались существенно выше, чем в любых других производственных объединениях, в том числе при использовании частной и общественной собственности ^[61]. И этот опыт внушает оптимизм.

– IV —

В соответствии с изложенным, рассмотрим традиционные формы производственных отношений, соответствующих базовым общинным принципам.

В России наиболее производительной оказалась хозяйственная структура, основанная на деятельности малых групп, в которых «один – за всех и все – за одного». В них проявляются присущие русскому человеку традиционные ценности, групповая инициатива, нестандартность мышления, коллективный талант. «Именно эти факторы способствовали, причём с самых первых шагов и на протяжении всей истории, созданию общинных, групповых структур управления, коллективных, часто артельных форм организации труда, заложили основу последующего развития коопераций» (акад. Л. Т. Абалкин ^[62]).

В самом деле, артели на Руси существовали с незапамятных времён. Так, в документах (духовных и договорных грамотах князей) XIV века и позже описывались охотничьи, рыболовные, «сокольничьи» артели, а также артели плотников, кузнецов, извозчиков, «ярыжных» (бурлаков и судорабочих), «кортомщиков» (арендаторов земли) и др. При этом на севере и востоке преобладали промыслово-охотничьи артели (рыболовецкие, «тюленьи», «моржовые», звероловов). А в центральной части Европейской России – артели плотников, каменщиков, маляров, валяльщиков, шерстобитов, иконописцев, офеней (мелких торговцев вразнос), камнетёсов, рогожников, шорников и др.

Такие объединения выступали под разными именами, в том числе «артель», «братия», «порука», «ватага», «землячество», «мир» и др. Причём если община представляла собой оседлое, прочное, корневое начало, сопряжённое с семьёй, родом, воспитанием и возрастанием детей, то артель являлась формой народного предпринимательства, добровольного объединения людей для совместной работы и получения наилучших результатов. И не была жёстко связана с местом проживания её членов.

Артели создавались для выполнения как разовых, временных (сезонных), так и постоянных работ. Они состояли из близких по возрасту, физической силе, опыту и трудовым навыкам людей, хорошо знающих друг друга и пользующихся взаимным уважением, которые скрепляли свои отношения договором (обычно устным), обетом или клятвой. Управление артелью осуществлял староста (рядчик, подрядчик, батырь, кормщик, атаман, усредник и др.). Он избирался на общем собрании из числа наиболее уважаемых и опытных членов артели. Ему предоставлялись широкие права, но контроль за ним осуществлялся повсеместный и смещались они без каких-либо сложных процедур.

Таким образом, русская артель являлась добровольным товариществом равноправных работников, призванным решать различные хозяйственные и производственные задачи на основе коллегиальности и взаимовыручки. При этом объединение людей в артель не только не ограничивало дух самостоятельности и предприимчивости каждого артельщика, а наоборот, поощряло их. Мало того, артель удивительным образом позволяла сочетать склонность русского человека к самодеятельному и обособленному труду наряду с коллективными, согласованными с другими усилиями.

При этом все члены артели были абсолютно равноправны и попытки одних получать выгоду за счёт других жестоко пресекались. А если кто-то из артельщиков получал особые полномочия, он продолжал работать наравне со всеми. Равноправие не подразумевало уравнительного распределения дохода, которые осуществлялись по труду и квалификации, по заслугам и справедливости. А поскольку оплата каждого члена артели зависела от результатов их совместного труда, он не только старался лучше работать сам, но и требовал того же от других. В этой связи все члены артели были связаны круговой порукой и за результаты работы отвечали сообща.

Деятельность артелей не сводились исключительно к экономике, к получению дохода или к решению каких-либо хозяйственных задач. Они несли также не менее важную морально-нравственную нагрузку, служили инструментом воспитания людей, формирования их трудолюбия, обучения мастерству, культуре и мотивации общественного поведения. Устанавливали правила социального взаимодействия, соответствующие народному менталитету, по-сути представляли собой своеобразный образ жизни. Так, в большинстве артелей был строгий подход к компетенции и навыкам не только самих членов, поведению их предков, но и к новопринимаемым лицам, к их нравственному облику, к способности соблюдать писаные и неписаные нормы артели.

В этой связи русская артель являлась носителем ценнейшего опыта низовой производственной самоорганизации народа, всецело связанной с его жизнью и всеми её проявлениями. По этому поводу Д. И. Менделеев писал: «В общинном и артельном началах, свойственных нашему народу, я вижу зародыш возможности правильного решения в будущем многих из тех задач, которые предстоят решить на пути при развитии промышленности и должны затруднять те страны, в которых индивидуализму отдано окончательное предпочтение» ^[63].

Таким образом, в артелях преобладал коллективный принцип самоорганизации жизни и производственных отношений, характерный для русского человека. Поэтому «Артельность не выдумана, не искусственное движение, созданное в каких-либо групповых интересах, а общечеловеческое стихийное явление, творчество всего народа, во всей совокупности его сил, истинная социальная система, всесторонне охватывающая как жизнь человеческой личности, так и всего человеческого общества» (один идеологов артелей М. Слобожанин ^[64]).

В целом можно выделить некоторые общие черты, характерные для русских артелей. Так, в них наиболее ярко и полно проявлялось стремление русского человека к творчеству, к правде и справедливости. Демократические принципы выбора руководителей, их неукоснительной отчётности перед членами артелей соблюдались повсеместно. Присутствовала коллективная ответственность за конечные результаты деятельности, за наилучшее и качественное исполнение работ, за организацию труда и повышение его производительности.

Не нарушались права никаких членов артели при одновременном приоритете большинства над меньшинством. Более того, во многих артелях каждый член мог наложить запрет на решения, которые не соответствовали его представлению о правде и справедливости, и активно защищать свою позицию. При этом были чётко установлены не только права, но и обязанности перед другими членами артели. Они неукоснительно защищали всех своих членов, в них был «один за всех, и все – за одного». Моральность и нравственность включались в производственный процесс автоматически, использовались для улучшения производственных отношений и повышения результативности совместной деятельности.

С начала XVIII века артельные формы труда стали использоваться также на заводах и фабриках, что послужило одной из основных причин бурного развития в России промышленного производства. Причём производительность труда и качество производимой продукции в артелях были исключительно высокими, что существенно понижало цены на неё и повышало конкурентность артелей не только на внутреннем рынке, но и на внешних. И это позволяло сопротивляться попыткам навязать чужие модели коллективизма: кооперативы, коммуны, частнособственническое предпринимательство, «рациональное» экономическое поведение, протестантскую хозяйственную этику и др.

С другой стороны, артели не могли существовать сами по себе и не зависеть от окружающей их действительности. Поэтому уже к XIX веку они начали принимать некоторые формы кооперативного движения, выработанные общественной мыслью Западной Европы, сообразуясь при этом со своими национально-культурными традициями. Время требовало своё, а поэтому производственные артели врастали в капитализм и постепенно превращались в ординарные экономические ассоциации (акционерные общества, фирмы, компании и т.п.).

Иногда они трансформировались в кооперативные товарищества, члены которых уже не были заняты совместным трудом, но организовывали общий бизнес в сфере сбыта, транспортировки, закупки сырья, использования инструментов, машин и так далее. И это позволяло артелям выживать в сложных экономических условиях. В результате к 1914 году в России насчитывалось около 10 миллионов членов кооперативов и артельщиков, которые обеспечивали проживание примерно 50 миллионов человек.

При этом русская артель не была частным случаем кооперации, поскольку если артель являлась носителем равноправия, справедливости, то кооператив – только коллективного сотрудничества. Если в первой из них не допускались эксплуатация, отсутствие демократии, безнравственное отношение друг к другу, извлечение прибыли за счёт других, то вторая этом широко пользовалась. Артель представляла собой продукт традиционного права, тогда как кооперация – итог измышлений политиков, идеологов и общественных деятелей, вдохновлённых идеями кооперации и социализма

В конечном итоге, ослеплённые западным стяжательством, российские промышленники отказались от собственного опыта успешного хозяйствования и перешли на модель экономики, основанную на принципах господства и подчинения. Так им было проще становиться богатыми. И таким образом утратили собственные преимущества, стали пользоваться суррогатами Запада, метаться, подобно ошпаренной курице, от одной модной западной доктрины к другой. А Запад, не без корысти, им эти идеи подсовывает. Иногда информационно, а зачастую с помощью всякого рода колабораторов, подкупом, дезинформационно и насильственно. И безбожно пользуется открываемыми ему при этом возможностями.

Тем не менее, традиционные ценности российского народа на генетическом уровне сохраняются, пробиваясь сквозь толщу чужеродного опыта, делая неэффективными успешно работающие на Западе модели и порождая собственные подходы к хозяйствованию. Из-за этого идеология безграничной частной собственности и личного обогащения не смогла и не сумеет пустить глубокие корни на русской почве. И понятно, что в таких условиях принцип западного стяжательства, не завязанного на благополучие окружающих, воспринимается населением как глубоко безнравственный. Поэтому принцип, согласно которому чем больше у человека денег, тем больше у него прав, никогда не будет пользоваться уважением в России.

– IV —

В связи со всем этим артельность до сих пор является непременным условием достижения россиянами существенных успехов. Поэтому если и есть секрет выживания русских в экстремальных условиях, то он заключается во взаимопомощи, обусловленной артельными принципами взаимоотношений, лежащими в их основе человечностью и добром. К ним интуитивно прибегают они в сложных судьбоносных условиях и они их всегда выручают. Там, где от них отступались, где пытались слепо копировать чужие ценности, принципы организации труда, человеческих отношений, культуры, искусства – неизбежно наступали неудачи. И начинались бесполезные сетования на русскую нестандартность, неспособность, отсталость, загадочность славянской души.

Именно артельными были принципы организации казачьих войск, взаимоотношения в производственных, научных, культурных и спортивных коллективах, достигавших наибольших успехов. В таких формах проявлялась присущая российскому народу групповая инициатива, нестандартность мышления, коллективный талант.

Так, вспомним штурмовые отряды времён Сталинградской битвы, в которые входило несколько десятков бойцов, объединённых чувством товарищества и братским доверием друг к другу. Они объединяли в себе представителей чуть ли не из всех родов войск: пехотинцев, пулемётчиков, танкистов, снайперов, бронебойщиков, миномётчиков, сапёров, разведчиков и даже артиллеристов. «На миру и смерть красна!» – провозглашалось ими. Каждый из бойцов имел свою строго индивидуальную задачу, согласованную с другими и при необходимости всегда получал помощь от них. Это была «Сталинградская штурмовая группа – малая по численности, сильная ударом, неотразимая в действии и изворотливая, как змея» (командующий 62-й армии, оборонявшей Сталинград, В. И. Чуйков). Немцы во время этой битвы имели многократное превосходство в численности, в опыте солдат и офицеров, в авиации и танках, в свободе маневрирования резервами. Поэтому устоять в таких условиях немногочисленным, плохо вооружённым и малообученным войскам при традиционной иерархической организации войск (полки, батальоны, роты, взводы и отделения), при отсутствии надёжной связи, недостатке боеприпасов и поддержки авиацией было невозможно.

Тем не менее, несмотря на подавляющее превосходство в силах, немцы ничего не могли с ними поделать. Так, у дома сержанта Павлова было уничтожено больше врагов (свыше 400 человек), чем при оккупации некоторых европейских государств, но взять этот дом они так и не смогли. И в конечном итоге это повернуло вспять весь ход 2-й мировой войны.

Только благодаря коллективизму и взаимопомощи жителей Ленинграда в условиях жесточайших морозов, голода, бомбёжек и артобстрелов, в которых погибло свыше 1 мил. человек, город смог устоять, выжить 900 дней блокады и победить жестокого врага. Индивидуалисты на это были бы не способны.

В самом деле, лишь широкое использование коллективных, артельных, товарищеских отношений в военном производстве во время Отечественной войны и расширение их до масштаба государства позволило Советскому Союзу в сложнейших условиях наладить производство вооружения и превзойти в этом отношении гитлеровскую Германию вместе со всеми её сателлитами. «Всё для фронта! Всё для победы!» – этот призыв понимался всеми и прекрасно работал всю войну. Причём несмотря на то, что юридически вся собственность принадлежала государству, в реальности она работала как коллективная: её берегли, преумножали, совершенствовали. И это делало невозможное возможным. Об этом прекрасно написал в своих воспоминаниях В. Н. Новиков, заместитель наркома (министра) вооружения СССР во время Отечественной войны ^[65].

Однако в послесталинскую эпоху от этой практики стали постепенно отказываться, вследствие чего темпы развития СССР начали понижаться. Руководство его стало обуржуазиваться, отрываться от народа, бюрократизироваться, что в конечном итоге и привело страну к столь плачевному финалу.

При этом отметим, что если принцип коллективизма применялся не только в низовых структурах общества, но и во всех, стоящих над ними, тогда эффективность деятельности государства резко повышалась. В самом деле, способ управления производственными и жизненными проблемами в форме приказ – исполнение является наиболее простым, но не всегда и не везде хорошо работающим. Он больше подходит немцам, которые являются прекрасными организаторами, любят дисциплину и умеют безоговорочно подчиняться. Но не русским, которые во всё, что они делают, склонны вносить что-то своё, собственное. Они должны понимать общий замысел и тогда их творческий потенциал позволит воплотить его в жизнь самым простым и оптимальным образом.

В целом можно полагать, что наряду с частной и общественной собственностью на средства производства, которые являются крайними, имеет место также собственность промежуточная, т.е. коллективная, артельная. И она свободна от недостатков как первой из них, так и второй. Продуктивность такой собственности оказывается наивысшей, воспитательное значение людей – максимальным, а производственные отношения – наилучшими. Поэтому пренебрегать следуемыми из неё организационными формами при строительстве коммунистического общества неразумно. К тому же они в полной мере соответствуют коммунистическим идеалам. Остаётся только придать им современную правовую, управленческую и организационную базу, что и является одной из главных целей данной монографии.