Читать книгу Седое сердце мира. Сборник прозы - Владимир Евгеньевич Псарев - Страница 3

Звенела пустота – никакой надежды. Вслед за нехарактерной для новосибирского декабря оттепели заскрежетала метель, казавшаяся первым снегом, покрывавшим застывающую осеннюю воду. Денег на развлечения совсем не осталось, но возвращаться в мрачное общежитие не хотелось. Душа требовала присутствия людей: молчаливых наблюдателей, суетливых муравьев, занятых своими делами и мыслями. В сетевом общепите я взял самое дешевое – американо, и уселся у окна. Мне исполнилось 20 лет, я получил новый паспорт, а жизнь – нет. Руку в карман, а там ничего. Только полмиллиона долгов в дешевой сказке. «Да, любил же ты, друг, людей удивлять широкими жестами. Теперь даже нечем заплатить рулевому последнего парома, случись с ним встретиться».

Всё всегда начинается с малого, поэтому верил: настанут времена, когда горчичное зерно прорастет сквозь засоленную почву. А пока я чувствовал только безумную усталость от того, что не могу ничего исправить прямо сейчас. Встать на дыбы посреди этой забегаловки и перевернуть мир. Хотелось, чтобы большая история началась здесь и сейчас.

В те года не потеряться на просторах интернета было намного проще, чем сейчас, и глаз еще хоть немного успевал сфокусироваться на малозаметных людях. Где-то в глубине уже становившихся бесконечными социальных лент отыскалась симпатичная девушка, пытающаяся петь. Звали ее Анастасией, но полным именем она просила себя не называть, поэтому не будем. Прекрасный голос и вызывающая уважение искренность. Даже наивность. Что-то по-человечески зацепило, и я до сих пор не могу разобрать, что именно. Я не писал до того дня незнакомым людям, не пользовался никакими сайтами знакомств и специально не искал друзей. Оказалось, что она из Красноярска, в котором я уже бывал, и до которого рукой подать.

Неожиданно завязавшийся диалог ускорял томный вечер, и кофе я допивал уже холодным. На следующий день мне предстояло выдержать экзамен. Каюсь: не помню наверняка, чем меня тогда мучил исторический факультет. Соответственно, содержания предмета я не помню тоже. Больше волновал первый в моей жизни самолет, на который еще предстояло успеть сразу после закрытия зачетной недели. Ввиду катастрофического отсутствия денег такси я себе позволить не мог, но судьба столкнула меня с незнакомой до того момента сестрой по несчастью – студенткой первого курса факультета естественных наук, которая согласилась разделить со мной плату.

Вживую я увидел Лилию – так ее звали – как раз на крыльце студенческого общежития перед самым выездом. В дальнейшем, дабы избежать путаницы (еще поймете), я буду называть ее Лильен. Она показалась мне намного старше: суровый восточный взгляд из-под капюшона, натуральные черные волосы, очень плавные движения и хорошо поставленная речь. Я точно помню время: двадцать минут пятого двадцать восьмого декабря. Я чудом успел завершить все дела в университете, ужасно запыхался, пребывал в шоке от успешной сдачи предмета, в котором не разбирался, и с мыслями был не собран. Мне совестно производить такое первое впечатление, ведь второго раза, как верно замечено классиками, может не представиться. Тогда я еще дрожал над своей репутацией, считая оную залогом успеха, но именно Лильен все почувствовала и тут же объяснила, что нужно один раз репутацию испортить, чтобы больше о ней не переживать и просто жить. Мы целый час, пока ехали из Академгородка в Толмачево, разговаривали обо всем на свете: хорошо помню, как девушка обильно сыпала терминами из области биохимии. Существо она для меня совершенно инопланетное, познав морфологию которого я словно надеялся понять саму суть этого фаустоподобного мира.

Уже в Сургуте я показывал всем друзьям фотографии новой знакомой и гордился тем фактом, что она всем понравилась. На какое-то время я успел забыть о Насте из Красноярска. Мимолетное знакомство могло им и остаться, но роль, предначертанную человеку в твоей жизни, ему не миновать. Она сама о себе напоминала, и о ней напоминали рекомендационные алгоритмы социальных сетей. В январе, оказавшись по работе в Кемерово, а работал я тогда обычным экспедитором на половину ставки, я занял еще немного денег (да-да) и специально уехал в Красноярск. И Настя, и Лильен вызывали у меня не столько мужской интерес, сколько общечеловеческий. Странно признаваться: парень в самом расцвете юношеских лет хочет женщину исследовать, а не ласкать. Здесь кроется первая поломка, сыгравшая в итоге для всех положительную роль.

При личном контакте Настя оказалась еще более прекрасным собеседником. Она – хамелеон, быстро подстраивающийся под общий тон беседы. Подобное психологическое явление – защитная реакция индивида, которого не принимали в детстве собственные родители.

Отец относительно рано покинул их мать. Точных деталей я не выяснил до сих пор. Да и привык я слышать все стороны конфликта, прежде чем комментировать, а с отцом мы так и не познакомились. Потому мне темно говорить об этом. В детстве мать ругала Настю за крошки. Настя старательно собирала их детской ладошкой со скатерти. Мама намазывала малиновое варенье на хлеб с маслом. Настя росла. Пришла первая овуляция. Мама продолжала намазывать ягоды. Вечна лишь первая любовь, а держать мальчика за руку оказалось неуместным. Но любовь закручивает подол, и без нее свет теряет краски. Он больше не ложится красиво на кухонный стол, с которого Настя сметала хлеб. Сейчас Настя выросла и теперь ей самой впору стать матерью, но она плохо понимает эту жизнь. У воспитания советское лицо.

– А еще у меня старшая сестра есть, так та вообще смешная. Мы издеваемся над ней, – Настя заявила это таким тоном, что за сестру – Лизу – даже не стало ни капли обидно.

В ее иронии не было колкостей, в надежде не было зависти. Нечто доброе и наивное стало сквозным обертоном диалога. Все ее записи в интернете обрели новые краски. Очевидно, что Настя действительно во всё верила и любила жить:

– Я на этом свете первый раз, поэтому не обижайся, – будет повторять она еще много раз.

Зима входила в полную силу. Заснеженные трассы меня больше не утомляли. Они теперь казались занятным приключением – частью пути к интересным собеседникам. В Новосибирске можно сходить в кино с Лильен, в Красноярске попить кофе с Настей. И, если последняя очень быстро вводила меня в курс своей жизни, успев познакомить почти со всеми своими друзьями по музыкальному училищу, то первая не спешила меня знакомить даже с собой.

Лильен много разговаривала. Очень много. Но часто ее ответы шли «около», то есть оставляли пространство для игры воображения. Иной мужчина давно бы устал пытаться вытянуть чувства из странного субъекта противоположного пола, и обратил свой взор на человека, полностью открытого, но я отнесся к этому как к сбору, надо признаться, очень красивого пазла.

Временами Лильен пропадала. Нет, не физически: замыкало нейронные связи, и общение становилось очень формализованным. Общению иногда, как это часто бывает, мешала ее феноменальная трудоспособность. Такая, когда человек ни на чем не может сфокусироваться, кроме как на саморазвитии и построении полезных для достижения профессиональных целей связей.

В марте мне пришлось провести целую спецоперацию, чтобы неожиданно поздравить Лильен с Днем Рождения. Я бегал пешком по всему Академгородку и на последние деньги частями собирал всё, что хочу подарить, а потом, обвешанный кучей этих прелестей, дежурил чуть ли не на самом видном месте в университете. Конечно, я ее напугал: сначала стоял в неловком положении сам, а затем приговорил к нему и девушку. Но спустя время Лильен признается, что именно в тот момент осознала, что случайный знакомый в ее жизни всерьез и надолго.

С того дня, как издалека сейчас видится, я и начал собирать то, что позже назову «татарским каганатом». Лильен – татарка сибирская, иначе тюменская, а Настя – уральской семьи, иначе челябинской. Той же весной Настя познакомила меня с самыми главными, по ее собственным словам, студентками своего дирижерского отделения.

Первая из них – Алиса. Астраханская татарка из Улан-Удэ с яркими глазами, каштановыми прямыми волосами и полным отсутствием каких-либо ярко-выраженных комплексов. Стройная. Не знаю почему, но в общем потоке сиюминутных знакомств я снова выделил одного конкретного человека. Сам того не предполагая, близкую дружбу с Настей ей навязал именно я. Да, знакомы они были давно, но я раскрыл человека с другой стороны. Оказалось, что с противоположным полом мне общаться намного комфортнее.

Вторая – Маша. Всегда самая светлая во всех смыслах (ее татарские корни удачно «разбавила» бабушка-украинка) и самая добрая из нас. Но была одна проблема. Несмотря на дорогие украшения, притягательный взгляд и даже дружбу с высшим руководством Красноярского края, она оставалась на публике крайне закомплексованным ребенком, который выглядел уверенно, только когда молчал.

Идея осознанно заняться персональным творчеством, кто каким может, принадлежала именно Алисе. Надо отдать ей должное, но ни она, ни я, ни кто бы то ни было еще понятия не имел, что для этого придется делать. Творить – это половина дела, но нужно реализовывать. Однако именно Алиса заметила одну вещь:

– У тебя неплохо получается общаться с людьми через тексты.

Лильен подтвердила:

– Текст – это твой коридор власти. Пиши и общайся.

Огромный трехсоттонный «Боинг» как-то незаметно прыгнул с полосы и накормил холодный апрельский воздух пылью. Форсажные камеры заворачивали пространство, искривляли картинку позади себя. Совершенное спокойствие. Трепет перед перелетами диктуется инстинктом самосохранения, и страх езды на лошадях тождественен боязни самолетов – ни то, ни другое ты не контролируешь. Ты доверяешь себя чему-то большему и надеешься, что это что-то тебя не убьет. И сейчас я уже вовсе не о самолетах. И не о лошадях. Начало мая я провел в Санкт-Петербурге, и, вернувшись, поистине оказался в стране творчества, и…