Читать книгу Жить не обязательно - Владимир Эйснер, Владимир Иванович Эйснер - Страница 31

А работы было выше головы. Для начала выдолбил в базальтовой глыбе на берегу довольно большую выемку и стал собирать в неё мочу. Для выделки тюленьей шкуры жеванина из печени – слишком слабый «химикат». Да и где взять столько печени на трёх-четырёхразовую обработку шкуры? Моча же действует как дубитель, выделанные таким способом шкуры не пропускают воду.

Затем привёл в порядок ближние кочки-тумбы для капканов и отремонтировал сами капканы.

Но все эти хитрости охотничьи хороши только раз в три, а то и в четыре года, когда есть в тундре песец. Один «урожайный» год чередуется с тремя-четырьмя «неурожайными», когда песца или очень мало, или нет совсем.

А почему такая странная цикличность численности у этих белых лисичек?

А потому что лемминга бывает много только один раз в три-четыре года!

А почему такая странная цикличность численности у лемминга?

А потому что болеют эти подвижные красноватые мышки и во множестве умирают. Или так их много становится, что выедают все корма и массами бегут искать новое место, по дороге попадаются им реки и озёра, при форсировании которых лемминги тысячами гибнут в воде, замерзают от переохлаждения на берегу или становятся добычей тех же песцов, чаек, хищных рыб и птиц.

И остаётся мало мышей в тундре. И песцы уходят в другие места. Если нет лемминга в таймырской тундре, значит, есть в приленской, нету в приленской, зато появился в чукотской и малоземельской. Никогда не бывает Великая Тундра без лемминга и без песца.

Выделки шкуры мочой, – это не очень красивая, но очень «пахучая» работа, но всё же дня через три-четыре, пошитые на скорую руку, кривоватые сапоги из нерпичьей шкуры были готовы, Сашка уложил в них мох вместо стелек и получил надёжную непромокаемую обувь.

Притопнул ногой и пожалел, что нет зеркала, посмотреть. И крикнул негромко:

– Александрос, ты здесь?

– А куда ж я денусь?

– А вот деваешься! Деваешься иногда непонятно куда. Не докричаться!

Александрос промолчал.

– Скажи, пожалуйста, ты силён в толковании Писания?

– Читал, но большим знатоком назвать себя не могу, тем более, толковать сложные места. И чего это тебя бросает от сапог до Книги?

– Да есть там, в самом начале, одно место, которое повергло меня в величайшее изумление и которое я сейчас, за выделкой шкуры, опять вспомнил.

– Ну-ка, ну-ка…

– После описания грехопадения Адама и Евы написано так: «И сделал Господь Бог Адаму и жене его одежды кожаные и одел их». (Бытие 3: 21). Не значит ли это, что Господь Бог и был первым охотником? И первым скорняком, и первым «швецом» на Земле? Ведь прежде, чем пошить одежду из кожи, надо убить животное, скажем, барана или козла, и выделать шкуру. А это, ты видел, очень трудоёмкий процесс, неприятный и долгий.

– Адам и Ева первый на Земле грех совершили. А по Ветхому Завету «без пролития крови не бывает прощения» (К Евреям 3: 21). И во искупление греха Господь пролил кровь какого-то животного, скорее всего, агнца. Я полагаю, что убит был этот барашек прямо перед глазами согрешивших, и они впервые увидели смерть. Печальная история…

А выделать и пошить – это уже другое дело. Я лишь служебный дух, тебе надо поговорить со священником.

– Спасибо, Александрос, я думаю, ты недалёк от истины. Пойду на бережку посижу, на воду посмотрю…

Ближние капканы он привёл в порядок относительно быстро и с каждым днём стал уходить всё дальше от балка. С широкой галечниковой косы северного берега открылся ему великолепный вид на весь архипелаг и на «домашний» остров с чёрным кубиком избушки на нём.

Гарт долго стоял и смотрел, не в силах оторвать взгляда. Всего-то пятнадцать километров, а не достать. Неужели придётся кантоваться на этом Сапоге-Ботфорте до самых морозов, ждать, когда в бухте установится надёжный ледяной покров?

«Таймыр, пёс мой своенравный! Как ты там один? Небось давно уже доел кусок нерпятины и теперь голодаешь? Или тоже рыскаешь по берегу, подбираешь, что море выбросит?»

Стоял ясный тёплый день, лёгкий зюйд-вест слегка раскачал море. Мелкие белые барашки на волнах катились в сторону, всё катились в сторону одинокого зимовья!

Сашка бросил в море кусок дерева, переждал пять минут, бросил второй и третий. Когда дровеняки отплыли достаточно далеко, мысленно провёл по ним прямую линию от берега, где стоял, до берега домашнего острова. Воображаемая линия прошла чуть правее избушки, и Сашка ощутил жар в сердце.

«Сделаю большой устойчивый плот, дождусь прилива и попутного ветра и часа через три – дома!»

Мысль эта настолько его воодушевила, что он весь день провёл как в лихорадке, разве что не летал по острову. Скорее-скорее отремонтировать путик! Скорее-скорее бежать с опостылевшего клочка суши!

Если бы он догадался смотреть на маяки-деревяшки подольше, то с удивлением заметил бы, что на расстоянии примерно километра от берега, эти кусочки дерева вдруг закружились, завертелись и поплыли в открытое море…

Заготовив целую гору колышков, перетянул их проволокой и привязал к плоту. Уложил в рюкзак немного сушёной оленины, бутылку с остатками солярки для разжигания костра и поплыл вдоль берега на ремонт дальних капканов. Ветер почти улёгся, и самодельное плавсредство легко слушалось весла.

Но вдруг плотик накренился, и Гарт чуть не упал в воду.

Что т-т-акое?

А это Инга вскарабкалась на брёвна и заскользила к самой руке охотника: поиграй со мной, добрый человек!

– Осторожней, Инга! Чуть меня не сковырнула! Я вовсе не желаю купаться в ледяной воде!

Но Инга уже ткнулась усатой мордочкой в ладонь: погладь меня, человек, не ворчи!

– Ох, беда мне с вами, друганами-меньшими братанами! Того накорми, того приласкай, от того убегай! – Сашка погладил нерпу по скуле, распушил ей «усы» и провёл рукой по гладкой мокрой шее.

Неожиданно Инга опрокинулась на спину, подставляя живот, и чуть поскребла по нему короткой когтистой лапой: и здесь почеши!

– Ну, ты прям как поросёнок у бабы Мани! Может, тебе ещё картошечки наварить и хлебную корочку в молоке размочить?

Улыбаясь про себя, почесал нерпе живот и шею. Потрепал по усатой морде и вновь взялся за вёсла.

Но что это там за кости виднеются среди камней? Ну-ка, глянуть!

Скелет моржа, того самого, начисто обработанный благодарными жителями тундры, лежал чуть выше уреза воды, наверное, туда его оттащили медведи.

«Князь тихо на череп коня наступил…»

От резкого удара ногой череп с небольшими бивнями отделился от шейных позвонков и отлетел в сторону. Сашка поднял трофей и привязал его к плоту. Пригодится.