Читать книгу Будда и Моисей - Владимир Фёдорович Власов - Страница 3

Настанет день, настанет час, придёт Земле конец,

И нам придётся всё вернуть, что дал нам в долг Творец.

Но если мы, Его кляня, поднимем шум и вой.

Он только усмехнётся, качая головой.

Курт Воннегут «Колыбель для кошки»

Поднимаясь высоко в горы, я увидел небо. Мы взбирались по крутой тропинке, пролегающей между скалами. Монахи несколько ушли вперёд, мы же с отцом Гонгэ шли позади. Отца Гонгэ никак не оставляли воспоминания о его волнистых попугайчиках. Он говорил мне тихо:

– Вот смотрю на моих учеников Хотокэ и Мосэ, которых я люблю нисколько не меньше моих птичек, и думаю. Человеческое сердце всегда должно быть сострадательным к нашим младшим собратьям на земле: к птицам, животным и насекомым, именно потому, что часто причиной их гибели являемся мы, люди. Мои ученики тоже жалеют птиц и животных. Птиц и людей связывает Небо. Птицы могут подниматься в небо физически, мы же постоянно поднимаемся туда мысленно. Мои ученики тоже частенько воспаряют в небо подобно птицам. Может быть, они и были в своих прошлых перерождениях птицами? Особо их образованием я не занимаюсь, да они и сами впитывают все знания в себя как губка. Поэтому я предоставляю им всегда полную свободу выбора, не понуждая их к учениям никакого из буддийских направлений. Они берт всего понемногу от школ Тайдай, Сингон, Кэгон и Дзэн, которые, так или иначе, изучали Небо. Я думаю, что сейчас они более начитанные, чем многие настоятели храмом – мои знакомые. Но главное их преимущество – это их духовная чистота. На свете нет безгрешных людей, но я считаю их святыми.

Через какое-то время мы, наконец, добрались до храма, стоящего на вершине горы. Позднее я сделал о нём даже несколько записей в своём дневнике. Вот они:

«Во дворе храма Роккакудзи в тени огромного дерева кэяки из породы ильмовых приютилась скромная хижина двух буддийских братьев монахов Хотокэ и Мосэ. Даже в жаркий полдень тень от дерева, которому по приданию было более полторы тысячи лет, хранила прохладу в самой хижине и вокруг неё в радиусе семи метров. Ходила легенда, что это дерево было посажено монахом, прибывшим с островов индонезийского архипелага, когда там ещё блистали в своём величии буддийские храмы, подобные Бободуру. Об исламе в тех местах ещё ничего не было слышно. По той же легенде прах этого монаха после смерти был погребён под корнями дерева. Крона дерева поднималась высоко в небо, и у людей, вспоминающих эту легенду, часто возникала странная ассоциация. Им приходило в голову, что тот самый монах, лежащий под деревом, простирает свои многочисленные руки вверх, чтобы из-под земли прикоснуться к небесной святыне и достичь, наконец, того, чего жаждала его благочестивая душа во время всей его подвижнической жизни. Местные крестьяне говорили даже, что буддизм стал проникать в Японию с появлением в их краях этого монаха. Но имени этого монаха никто не помнил.

Когда ветер шевелил ветви, то братьям монахам, вслушивающимся в шелест листвы, казалось, что до них доносится шепот монаха. Слов они не могли разобрать. Как будто он вещал из небытия некую сокровенную тайну. Иногда Мосэ пытался постичь это откровение, слушая шелест листвы, но, увы, он был не в силах понять, о чём шептало дерево.

Позднее, осенью, когда наступали холода и листья кэяки начинали облетать, братья монахи с проникновенной грустью подолгу взирали на листопад и думали о скоротечности мира, о том, что сменилось много обитателей храма, опав, подобно этим листьям, но это дерево продолжало стоять, связывая всех живущих с далёким прошлым.

За четырёхсотлетнюю историю храма Роккакудзи не одно поколение бонз отдыхало в этом дворике. Монахи здесь медитировали, вели споры, шутили и смеялись, придавались молитвам и мечтам, уносились в своих фантазиях в заоблачные выси, страдали от холода в зимнее время или прятались в тени дерева от полуденной жары, укрепляя дух чтением сутр, вдыхали запах коры и листьев, слушали шелест листвы. Сколько мыслей посещало умы этих просвещённых монахов, и сколько взоров было устремлено в небо, туда, куда тянулись ветви этого огромного дерева. Как бы там ни было, но все приходили к единодушному мнению, что в этом дереве что-то есть. Рядом с ним хорошо думалось. И ещё, ствол дерева напоминал торс огромного молчаливого великана. Многие монахи, прикасаясь к нему, набирались силы.

Впрочем, сам храм являлся молчаливой тайной, как бы выпадающей из японской действительности. Уже в самом его названии таилась загадка. Роккакудзи – Храм шести углов. Какие углы? Почему шесть углов? Шесть углов не могли представлять углы света, потому как их всегда было не шесть, в восемь. В княжестве Кага князь Маэда четыре сотни лет назад создал «Парк шести сочетаний» – Кэнрокуэн, но и это название не давало объяснения, не подходило к толкованию этих шести углов, так как те сочетания относились к эстетическому восприятию природы.

На фронтоне буддистского храма выделялась шестиконечная звезда, та самая звезда Давида, являющаяся символом древнего народа, живущего на другом конце материка в своей Земле Обетованной».

Первым делом, как только я попал в храм отца Гонгэ, я поинтересовался учением этого храма.

Отец Гонгэ мне рассказал:

– «Учение шести углов» – это учение о шести пределах, где взяты четыре стороны света, а также низ и верх. В нём сравниваются эти шесть пределов во Вселенной при помощи метода экстенсивного толкования с образом «ящика», как приём вспомогательного образного положения.

– Но почему Вселенную вы представляете в форме ящика? – удивился я.

– Почему? – переспросил меня Гонгэ. – Почему я говорю, что во Вселенной существует только единое первоначальное «ки» (энергия)? Это нельзя объяснить простыми словами. Позволю себе это пояснить примером! Вот если мы, соединив шесть досок, построили ящик и плотно закрыли его крышку сверху, то «ки» – воздух и энергия сами по себе наполняют его, и сама по себе рождается белая плесень. А коль скоро появилась плесень, то само собой также зарождаются черви. Это – «ри» (закон) самой естественности. Можно сказать, что Вселенная – это один большой ящик; все предметы – это плесень и черви. Вот что такое «ки». Нет места, где бы оно ни заводилось, нет также места, откуда бы оно пришло сюда. Есть ящик, есть и «ки», нет его, нет и «ки». Поэтому-то мы знаем, что во Вселенной существует единое первоначальное «ки», и только оно! Из этого можно видеть, что нет такого, чтобы сначала было «ри» (закон), а затем рождалось «ки»? То, что называют «ри», напротив, есть только производное от «ки. Ведь все предметы основываются на пяти элементах и на «ин» (покое) и «ё» (движении). Но если доискиваться далее, что же представляет собой основа «ин» и «ё», то мы неизбежно вернёмся к «ри». В этом случае процесс элементарного познания таков, что он не может не породить идеи и воззрения, дойдя до этого момента. Поэтому сунские конфуцианцы и создали свою теорию о беспредельном Великом пределе. Если же рассматривать это в свете вышеприведённого примера, то «ри» весьма ясно до очевидности! Различные теории большинства сунских конфуцианцев о том, что имеется «ри», а уже затем появляется «ки», вплоть до того, что ещё до появления Вселенной раньше всего существовало это «ри», – всё это вымыслы! Рисуя змею и добавляя к ней ноги, устанавливают ещё голову, чего в действительности нет. Всё это изложил более трёхсот лет назад Ито Дзинсай в своём трактате «Точное толкование смысла «Лунь Юя» и «Мэн-цзы».

В первый же день я познакомился с двумя монахами и стал проводить с ними больше времени, чем с отцом Гонгэ. Имея определённую цель, я первым делом спросил у них, как звезда Давида стала гербом их храма.

Сидя в тени дерева и лениво борясь со сном, размягчённые жарой Хотокэ и Мосэ задумались об этом необычном символе под стрекот сверчков. Мосэ, развалившийся на циновке на веранде хижины, смахнув рукавом выступающие на лбу капельки пота, спросил брата Хотокэ:

– Как ты думаешь, что означает эта шестиконечная звезда?

Тот, лениво потянувшись, ответил:

– Не знаю. Когда-то этот символ имел значение, но сейчас он уже ничего не значит.

– Почему? – удивился Мосэ.

– Потому что нашему миру всё это уже не интересно.

– Ты так считаешь?

– Я это вижу.

– Что ты видишь?

– Я вижу, что наш мир подошёл к рубежу, за которым уже скоро наступит конец света.

– Почему ты так считаешь?

– Потому что человечество уже не знает, куда ему двигаться. Оно само готовит себе гибель. Человеческая мысль исчерпала все свои возможности, она не может найти выхода из тупика, в котором мы оказались. Мы наблюдаем все признаки начинающейся деградации и распада человека, как биологического вида.

– Неужели нет ни одной идеи, способной спасти наш мир от разрушения? – удручённо спросил я их.

– Нет такой идеи, – сказал Хотокэ. – Возможно, каждый из нас имеет какое-то представление о спасении мира. Но идея – это не просто представление, которое находится в голове того или иного мыслителя. Представление становится идеей, когда оно превращается в общественную силу. Однако, в нашем мире, поражённом либерализмом, каждый живёт для себя с присущим ему эгоизмом. Поэтому не может идти речи о спасении мира. Наш эгоизм разрушает этот мир.

– Но ведь есть ещё у людей вера в лучшее будущее, – не сдавался я.

– Вера-то ест, а вот будущего уже нет, – ответил Хотокэ. – Наше внутреннее раскрепощение и духовная свобода закончились полным крахом. И уже поздно что-то изменить. Время упущено, в нашей жизни произошли качественные изменения, а негативные накопления в общественном сознании приняли уже необратимый процесс.

– Ты считаешь, что конец света неизбежен?

– Наступление конца света – всего лишь дело времени. Люди превращаются в животных. Они перестают читать книги, и разучились думать самостоятельно. Весь мир находится в сетях дьявола. Телевидение и СМИ манипулируют общественным сознанием, заполняя кибернетическое пространство рекламой общества потребления и насилием, а не божественными идеями духовного спасения и сохранения мира. Как результат – деградация общества, наркотики, рост национализма, терроризм. Ни в чём нет прогресса, кроме технического совершенствования. Мир становится с каждым днём сильнее, опаснее и глупее. Отойдя от истин Божьей мудрости, мир вскоре сам себя разрушит. А если он не разрушит себя сам, то это сделает кто-нибудь другой.

– Кто? – спросил я.

– Не знаю, может быть, тонкие сущности, а может быть, сам Бог. Впрочем, есть ещё один вариант. К нам приближается планета Нобиру, управляемая анунаками. Ещё шумеры говорили, что раз в три тысячи шестьсот лет они посещают землю и наводят на ней порядок, а потом отбывает дальше по своей траектории, чтобы опять вернуться к нам через тридцать шесть столетий. Последний раз, когда они были, то на горе Синай вручили Моисею скрижали с заповедями, по которым жило человечество вплоть до настоящего времени, и постоянно их нарушало. Вскоре нам придётся держать перед ними ответ. Я думаю, что они, увидев, что творится на земле, не обрадуются, а покончат с нашим миром и вернут свой порядок. Так что, как бы там ни было, а конец нашего света неминуем. И возродится на земле новый Свет – их свет нашего обновления. А всё старое погибнет в пучине огненной.

– Но неужели, ты считаешь, нет никакого выхода? – спросил его Мосэ.

– А какой выход ты хочешь найти? Присмотрись внимательней к той идеологии, которая господствует в этом мире, и ты сам поймёшь, что выхода у нас с тобой нет. Мир движется полным ходом к катастрофе. Да и Всевышнему надоело что-то ожидать от человечества, которое не оправдало его надежд. Самое разумное, что Господь может сделать, это – поставить в нашем развитии точку. И если ничего не удастся изменить на земле анунакам, которых мы принимаем за ангелов, то он попытается где-нибудь на другом конце Вселенной ещё раз произвести свой эксперимент с мыслящей материей. Но вот только жаль, что нас с тобой туда могут не пригласить.

– Откуда ты это знаешь?

– Таково моё предчувствие.

– Твоё предчувствие может быть ложным, – усомнился Мосэ.

– Мы, монахи, отличаемся от простых людей тем, что можем предвидеть будущее. Обретению видеть будущее мы, собственно говоря, и посвящаем всю свою жизнь. Цель нашей жизни – отточить свой ум до такой степени, чтобы он умел проникать в суть вещей. Если мы с тобой этого не достигаем, то можно сказать, что зря едим монашескую пищу. Наша мысль должна уподобиться божественной стреле.

– Что вы имеете в виду? – спросил я.

– Я имею в виду притчу о самурае Кадобэ-фусё. Он был беден смолоду. И, несмотря на то, что в то время стрельба из лука была дорогим удовольствием, Кадобэ-фусё любил стрелять из лука стрелами «мамаки». Даже ночью он тренировался, выдирал дранку из своего разваливающегося домика, обжигал конец её и стрелял при свете луны. Жена с ума сходила от его занятия, соседи только головами качали. «Да если я свой дом на стрелы изведу, кто от этого пострадает?» – говорил он и продолжал стрелять. Кончилось это дело тем, что он извёл свой дом на дранку, но прославился как меткий стрелок. Его пригласил на службу император и назначил придворным стрелком – нориюми. Как-то его отправили в провинцию созывать молодцов для борьбы сумо. Кадобэ-фусё набрал отличных борцов, получил вознаграждение и отправился в обратный путь. А плыли они мимо острова Кабанэ, где имели пристанище пираты. Пираты их увидели и начали преследование лодки. Кадобэ-фусё достал из дорожной сумки одежду придворного стрелка и облачился в неё. Глядя на него, спутники стали возмущаться: «Ты что, из ума выжил? – спросили они его. – Вместо того чтобы дать отпор пиратам, ты вырядился как петух». Но Кадобэ действовал умно. Когда их судно приблизилось к пиратскому кораблю на расстояние полёта стрелы, он спокойно прицелился и спустил тетиву. Стрела поразила главаря шайки в левый глаз, и тот упал навзничь. Пираты, осмотрев стрелу, обнаружили, что она не обыкновенная, а божественная. И они в страхе бежали. Так и мы, должны оттачивать наши мысли до остроты наконечников божественных стрел, чтобы они не только поражали цели, но и проникали вглубь вещей. Как говорят в народе, попасть не в бровь, а в глаз. Я имею в виду также и зло, творящееся в мире.

– Иметь мысли, острые как стрелы, – ещё не главное, – опять возразил ему Мосэ. – Задача истинного мыслителя – пройти Врата Небес, за которыми начинается Истина. Пока что человечеству этого не удавалось сделать. Самые умные люди разных эпох подходили к этим Вратам, топтались возле них, но так и не могли оказаться по ту сторону.

– Поэтому ты решил пройти эти врата? – с улыбкой спросил его Хотокэ.

– А почему бы и нет? – смело заявил Мосэ.

– Ну что же, желаю тебе преодолеть их, – сказал Хотокэ и затих.

Мосэ повернулся на спину, и долгое время всматривался в крону огромного дерева кэяки, через ветви которого проступало синие бездонное небо, в глубине которого скрывался Всевышний.

– Вот, – сказал он, обращаясь ко мне, – четыреста лет назад у нас был один мудрец по имени Када Адзумамаро. Он говорил: «Был ли бог до появления мироздания или появился после – не ясно». А вы что думаете?

Я улыбнулся и пожал плечами. Мне не хотелось говорить, так как меня тоже одолевал сон. Вскоре я заснул. Но пока я спал, случилось нечто, что выходило за рамки моего понимания, о чём потом рассказал Мосэ. А произошло вот что:

Прошло некоторое время. Тишину и спокойствие возле монашеской хижины ничего не нарушало кроме стрекота сверчков и размеренного храпа брата Хотокэ. Глаза Мосэ начинали слипаться, его явно клонило ко сну. Глядя на орнамент переплетающихся ветвей кроны дерева, Мосэ то открывал глаза, то закрывал. Мысли путались, его охватывала дрёма. Вдруг в кроне дерева что-то зашелестело, как будто горячий ветерок пробежал по его верхушке и коснулся щёк монаха. Мосэ протёр глаза и сел. Недалеко от него на траве стоял ангел в белой одежде и держал в руках огненный меч.

– Кто вы? – испуганно спросил его Мосэ.

– Я – Ангел Смерти, – ответил тот.

– Вы пришли, чтобы забрать мою жизнь? – произнёс Мосэ, едва шевеля побледневшими губами.

– Не только твою жизнь, но и жизнь всех людей на этой земле.

– Но почему? – удивился Мосэ.

– Потому что для них наступил конец света.

– Так неожиданно?! – воскликнул Мосэ. – И нет никакой отсрочки?

– Отсрочка – сорок дней, – ответил Ангел, – через сорок дней пробьёт страшный час, когда вы все предстанете пред Богом.

– Но? – воскликнул Мосэ.

– Никаких «но», – возразил ему Ангел. – Всё взвешено, отмерено, решено. Миру отпущено всего сорок дней.

– И что будут тогда?

– Сбудется общее предсказание: «Когда стороны света сойдутся в одной точке, верх станет низом, а низ – верхом, наступит конец света».

Сказав эти слова, он поднял меч и мир померк.

Последними мыслями в голове Мосэ были:

Будущее исчезнет. Ангел смерти взмахнёт своим огненным мечом. Земля погрузится во мрак через сорок дней.

В этот момент одновременно это пророчество прозвучало во многих уголках Японии, как среди спящих, так и среди бодрствующих.

Так в Канадзаве в церкви свидетелей Иеговы во время общей молитвы один прихожанин вскочил со своего места, поднял руки к потолку и прокричал:

– Когда наступит конец света и мы, став на колени, возденем руки к Небу, и будем вопрошать Всевышнего, за что он насылает на нас небесную кару, но будет уже поздно что-то делать. Не лучше ли нам уже сейчас обратить внимание на себя и разобраться во всех причинно-следственных связях, чтобы понять, почему всё так происходит.

Прихожане стали его одёргивать, но он был, как бы, не в себе, говорил всякую несвязную несуразицу. Двое сотрудников взяли его под руки и вывели на улицу, где ему полегчало.

В Токио подобную мысль высказал на совещании учёных агентства НАСА профессор токийского университета «Васэда» Миура Кадзээмон, которому впоследствии тонкая сущность откусила голову.

Мне в этот момент ничего не приснилось. Я спал под раскидистым деревом сном младенца.

Когда я проснулся, и Мосэ рассказал нам свой страшный сон, я не придал ему никакого значения. Мало ли что может присниться во сне. Когда же монахи ушли к отцу Гонгэ на медитацию, я вытащил из рюкзака Библию и открыл её на странице «Откровения» святого Иоанна Богослова. Мой взгляд наткнулся на слова: «После сего я увидел иного Ангела, сходящего с неба и имеющего власть великую; земля осветилась от славы его. И воскликнул он сильно, громким голосом говоря: пал, пал Вавилон, великая блудница, сделался жилищем бесов и пристанищем всякому нечистому духу, пристанищем всякой нечистой и отвратительной птице, ибо яростным вином блудодеяния своего она напоила все народы, и цари земные любодействовали с нею, и купцы земные разбогатели от великой роскоши её. И услышал я иной голос с неба, говорящий: выйди от неё народ Мой, чтобы не участвовать вам в грехах её и не подвергнуться язвам её; ибо грехи её дошли до неба, и Бог воспрянул неправды её».

Я закрыл Библию, лёг на спину и устремил свой взгляд в небо. Окрестности гор несколько изменили свой цвет, от клонящихся к горизонту лучей солнца. Лёгкий ветерок пробежал по кроне огромного дерева. Листья шуршали и трепетали от надвигающейся ночи. Вершины деревьев противоположных гор чётче обозначили свои силуэты на светящейся линии горизонта. Проступали невидимые днём очертания, тянущиеся к светлому небу. Равнины и впадины между гор заполнялись тенью. Я вслушивался в шелест листвы, и вдруг ощутил каким-то внутренним чувством, что дерево разговаривает со мной. Вначале я даже не понял того, что происходит: или мои мысли налагаются на шелест листвы, или шелест листвы с мыслями проникают в моё сознание. Но я явственно ощутил, что эти мысли не принадлежат мне, потому что я раньше никогда не думал так, и вряд ли когда-нибудь ещё буду думать. Мысли как бы проносились в моей голове сами по себе, неведомо, откуда возникая. Я даже не мог помешать их движению.

Мне думалось: «Люди вначале что-то делают, а потом думают. И чем меньше думают, тем больше делают. Сейчас уже никто не думает, но все чем-то заняты. В мире всё происходит автоматически, как рефлексия на раздражение. Все живут сегодняшним днём, не задумываются, что будет завтра, потому что все лишились каких-либо устойчивых внутренних качеств. Люди все управляемы. Но кто и что ими управляет? Не совесть, так как уже давно все её лишились. В данный момент всех занимают только сегодняшние актуальные моменты, как рефлексия на раздражение. Все стали нервными, несдержанными, и с каждым днём всё больше превращаются в неврастеников. Люди в мире все суетятся вокруг огромного Вавилона, который ими всеми манипулирует. Он управляет людьми и всем миром. Одних делает богатыми, других разоряет. Одним помогает строиться и богатеть, других уничтожает. Он всех и всё контролирует на земле и обрёл такую силу, что стоит ему сказать слово, и народы перед ним падают ниц. Он имеет самую сильную армию в мире и сосредоточил в себе все основные богатства. Он постоянно создаёт новые ложные ценности и новую ложную культуру. Но время его падения уже близко. И он это понимает. Поэтому он старается всеми силами отсрочить своё падение. Развязывая на земле войны, он всё больше народов втягивает в конфликты. Сейчас он сосредоточен на местах старого Вавилона, пока он не уничтожит там все народы, он не успокоится, и не будет уже больше их веры. Затем он постарается уничтожить самые многочисленные народы. Сокращение людей на земле – это его цель. Захват всей земли – это тоже его цель. Но уже близок час его падение. И падение его начнётся с востока. Ибо Вавилон стал великой блудницей. И грехи её Бог видит и помнит, и ему претит её неправда. Все несчастья падут на неё и её союзниц. В один день придут казни, смерть, плач и голод. И будет она сожжена огнём, потому что силён Господь Бог, судящий её. И заплачут и возрыдают о ней цари земные, блудодействовавшие и роскошествовавшие с нею, когда увидят дым от пожара её. Но некоторых царей уже не будет, так как они провалятся или исчезнут под водой. А те, кто сохранится, будут, стоя издали, от страха и мучений её говорить: горе, горе тебе великий Вавилон, город крепкий! Ибо в один час пришёл суд твой. И купцы земные восплачут и возрыдают по ней, потому что товаров их никто уже не покупает. И горе тебе, великий город, ибо в один час погибло твоё богатство. И все кормчие, и все плывущие на кораблях и все торгующие на море встали вдали и, видя дым от пожара её, возопили, говоря: какой город подобен городу великому. И посыпали пеплом головы свои и вопили, плача и рыдая: горе, горе тебе город великий, драгоценностями которого обогатились все, имеющие корабли на море! Ибо опустел ты в один час. Веселись о сём, небо и святые Апостолы и пророки, ибо совершил Бог ваш суд над ним. После этого все услышат на небе громкий голос как бы многочисленного народа, который говорит: аллилуйя! Спасение и слава, и честь и сила Господу нашему. Ибо истины и верны суды Его! Потому что Он осудил ту великую любодейцу, которая растлила землю любодейством своим, и взыскал кровь рабов Своих от руки её. И сошёл в страну самую широкую Верный и Истинный, сидящий на белом коне, который праведно судит и воинствует. Имя ему: Слово Божие. И царство справедливости воцарится на тысячу лет. И новый святой город, сходящий от Бога с неба, примет в себя всех спасшихся. И отрёт Бог всякую слезу с очей их, и смерти не будет уже; ни плача, ни вопля, ни болезней уже не будет, ибо прежнее прошло».

Так говорило мне дерево, и в ужасе слушал шелест листьев и не мог понять, почему эти мысли, явно не принадлежащие мне, наделённые необычайной проницательностью, звучали именно для меня, как бы пророча закладывание камней в фундамент новой цивилизации и культуры. И в этом мягком благозвучном шёпоте листьев сами собой вставлялись пророческие слова откровения святого Иоанна Богослова, которые полные страшного лаконизма и величественности определяли будущее течение времени, могучего порыва всего человечества исправиться и переродиться на основе того же божьего слова.

Я поднялся с земли и пошёл в сторону храма, взволнованный и ошарашенный услышанным предсказанием будущего, предвещающего время создания нового мира, где будут царить истинная красота и мудрость.

Возле храма я встретил наставника Гонгэ и двух его учеников. Они пригласили меня на ужин, который был очень скромный и состоял из маленькой мисочки риса с кусочком солёной редьки дайкон, супа и небольшого кусочка тофу. Был ещё зелёный чай и апельсин.

Мне показалось, что во время ужина Мосэ и Хотокэ были чем-то расстроены. То же самое заметил и настоятель храма отец Гонгэ. Он улыбнулся и весело спросил их:

– Ну что вы головы повесили? Радоваться жизни нужно, а не печалится.

– Во время медитации в зале богини мудрости Каннон я увидел зловещее предзнаменование, – признался Хотокэ. – Ко мне явился дракон и сказал, что скоро наступит конец этой земли.

Отец Гонгэ рассмеялся.

– Рано или поздно он всё равно наступит. Зачем из-за этого переживать. Радоваться нужно, что мы пока ещё живём и наслаждаться жизнью. Вы молоды, у вас ещё все впереди, а вы уже печалитесь. Вот я уже старик, а радуюсь жизни. А по логике вещей, должно бы быть наоборот. Но, что поделаешь, такова жизнь, рано или поздно она всё равно заканчивается. Но это не значит, что со смертью приходит всему конец. Жизнь неуничтожима, так же, как и наша сущность. После смерти мы всё равно через сорок девять дней войдём в бардо, а потом опять родимся в этом мире. А вот кем мы станем, это уже зависит он нашей жизни сейчас. Что заслужим, то и получим.

– Интересная философия, – заметил я, – сколько в мире религий, столько и представлений о жизни и смерти.

– А что религии? – подхватил эту тему отец Гонгэ. – Религии необходимы человеку. Если отстранённо посмотреть на мир, то он представляет собой постоянно изменяющийся хаос. Из хаоса мы возникаем и в хаос возвращаемся. Нет ничего удивительного, что человек, чтобы как-то осмыслить этот хаос, ограничивает вокруг себя некое пространство и заполняет его определённым смыслом. Он как бы из своей философии и религии создаёт в этом пространстве свою обитель, комнату, дом, мир. Но все эти миры на поверку оказываются тем же продолжением всеобщего хаоса, они рушатся, вновь создаются, перетекают из одного в другое. Всё, что в мире есть, – это движение. Вот оно необоримо, и мы – путешественники в этом движении. Поэтому, я думаю, что самая разумная философия и религия –      это даосизм. Я полагаю, что все религии созданы земным человеком, кроме одной – космической, то есть, даосизма, которую нам подарили сами боги, пришедшие к нам из космоса. В своём развитии мы тоже становимся богами, так как с каждым днём на земле всё глубже постигаем божественную мудрость, которой живёт Вселенная. И, несмотря на то, что все мы разные, и имеем разное происхождение, в богов нас превращает наш развивающийся разум.

– Что вы имеете под понятием, что мы все разные? – спросил я. – И что значит, что у нас разное происхождение?

Отец Гонгэ опять рассмеялся.

– А то и значит, что Мосэ привиделся ангел, а Хотокэ – дракон. И оба они предсказали им будущее, одинаковое будущее.

– Мне, кстати, тоже сейчас дерево предсказало будущее, – сказал я, – и тоже не очень приятное.

– Вот видите, – весело сказал Гонгэ, – разум в этом хаосе самоорганизуется. Он находит разные формы для своего самовоплощения. И земля заселена разными мыслящими существами. Даже мы с вами, являясь как бы общностью на земле, именуемой человечеством, настолько разнородны, что имеем разное происхождение. Ещё не известно, отчего произошли на земле европейцы, африканцы, азиаты и индейцы в Америке. Ведь разные существа видоизменяются, и уж тем более разумные, приобретая определённую форму для выживания в той среде, где находятся. Самая разумная и эффективная форма выживания на суше – это форма обезьяны или птицы, которая может летать, а в воде – форма дельфина или рептилии, которая одновременно может жить как в воде, так и на суше. А под землёй лучшая форма выживания – это форма змеи или червяка. Так что все мы произошли от разных существ. Мы, азиаты, произошли от рептилий и змей, вы, европейцы, – от птиц или других крылатых созданий, поэтому у вас, у всех, длинные носы, а у нас – узкие глаза.

При этих словах добродушный отец Гонгэ рассмеялся.

– Поэтому, вероятно, всегда у нас, у людей, такой антагонизм друг к другу, что мы убиваем друг друга по разным пустякам. Ведь, даже у вас, у россиян, на гербе изображён двуглавый орёл с иконкой на груди, где Георгий Победоносец убивает дракона, то есть нас, азиатов, произошедших от рептилий и драконов.

Отец Гонгэ опять расхохотался. Монахи, слушая наш разговор, тоже улыбнулись.

– Поэтому главное в этом мире для нас, – продолжал отец Гонгэ, – это научиться сосуществовать. Ведь и рептилия, и птица, если они имеют разум, могут жить разумно и дружно, помогая друг другу, а, не истребляя друг друга. Мир – намного сложнее, чем он кажется нам на первый взгляд, и чтобы понять его, необходимо не только проникнуть в природу разумом, но и попытаться слиться с этой природой, а не обособляться от неё. Сейчас как раз настаёт время переосмысления всех наших ценностей, когда мир стоит на пороге глобальных изменений. Нам нужно не только вместе уживаться, но и приспосабливаться к этим изменениям. Тем более, мы не знаем, что потеряем и что приобретём в будущем. Если начнётся вторжение каких-нибудь сущностей в наш мир и истребления нас, то и тогда нам нужно научиться выживать вместе, объединившись.

– А что, может и такое произойти? – спросил я его.

– В этом изменяющемся хаосе, именуемом космосом, всё может произойти, – ответил отец Гонгэ уже без улыбки. – Нам нужно быть готовым ко всему. Ведь сильное поглощает слабое, а слабое, если не может сопротивляться сильному, то растворяется в нём и само становится частью этого сильного. Так происходит во всём мире. Лев состоит наполовину из съеденного барана. Но то, что последнее время мои мысли всё больше и больше занимает, это – то, а есть ли вообще какая-то разумность в этом мире? То, что мир является хаосом, это всем понятно. Но есть ли в этом хаосе какое-то организующее начало, или сам хаос подвержен неким законам самоорганизации. Единственное, что мы можем сказать о нём, это то, что в этом хаосе происходит некое самосовершенствование. Совершенство – вот что неоспоримо существует в мире. Но как оно происходит? Кто-то организует материю, или она сама организуется и совершенствуется. Если об этом задумываться, то начинаешь сомневаться в существовании Бога. В течение миллионов лет живая материя достигла определённого уровня совершенства. Нет, я не говорю о нашей планете. Мы ещё дети, живущие в этом мире, и толком ничего ещё об этом мире не знаем. Но где-то есть такие Знания и такое Совершенство, что нам вряд ли удастся даже приблизиться к их пониманию при нашей жизни. А если так, то все наши цели иллюзорны. Если Истина закрыта от нас напрочь, то, как мы сможем её постичь. Я чувствую, что наше общество приблизилось к некому порогу, за которым последует информационный взрыв, и все наши знания, наука и представления о мире, пойдут прахом. Всё рассыплется как карточный домик, все наши мировые религии покажутся нам таким вздором и таким заблуждением, что жизнь наша потеряет всякий смысл. Это – как комната, к которой мирно тысячелетиями жил человек, и вдруг стены пол и потолок разлетятся в разные стороны, и человек, один на один, окажется с бездной и хаосом, не зная ни его законов, ни истинной сути всего этого. Мы окажемся в роли обманутых дураков, обманутых самими собой же. Самая главная идея, которая всех объединяет, может оказаться ложной. Знаете, как писал Герман Гессе в одном из своих рассказов? Человек где-то слышал об одном прекрасном далёком городе. И вот, он решил найти его, посмотреть, и если ему он понравится, то остаться там. Он распродаёт и раздаривает всё, что у него имелось, и уходит на его поиски, идет очень долго, переживает большие трудности, и уже обессиливает от поисков. И вдруг замечает, что заблудился в своём пути, и уже назад никак не может вернуться, и начинает чувствовать, что все рассказы об этом городе являются обманом и вымыслом. И нет никакого города, и никогда не было. Вот так же может получиться и с нашим Богом, когда мы поймём, что нет никакого Бога, а есть Хаос. И этот хаос только с большой натяжкой можно назвать Богом. Есть ещё время, но и время вряд ли, по нашим меркам, можно считать Богом. Есть, правда ещё совершенство. Но что такое совершенство? И как оно соотносится с хаосом в пространстве и со временем? Совершенство знаний? Где они? В чём они заключены? Так и мы с вами, идём, не ведомо куда, не знаем даже, что хотим найти.

– Но Бог все же есть, – твёрдо сказал Мосэ.

– Это – твоя позиция, – понимающе кивнул ему отец Гонгэ. – Ты читал Библию и Тору, которые уверяют тебя в этом. Ты шёл в этом направлении всю свою жизнь. И кроме этой цели ничего не видел вокруг себя. Так бывает с каждым, кто заранее в уме прокладывает себе путь, и уже ни на что не отвлекается. Но ты даже не знаешь, кто Бог, и какой он. Ты же не видел его ни разу в своей жизни. Может быт, это и есть тот далёкий прекрасный город, возникающий миражом в твоём воображении.

– Может быть и так, – молвил Мосэ, – но он определяет мою цель и заставляет куда-то двигаться.

– Но куда? – воскликнул отец Гонгэ. – В страну иллюзий?

– аже и так, – твёрдо сказал Мосэ, – если в этой стране есть мои идеалы: доброта и справедливость. Путь это – мечта, идеальный несуществующий мир, он если он делает меня лучше, чище и совершенней, то почему бы мне не создать этот мир на земле. Может быть, даже не я его создам, а те, которых я привлеку к своему движению в этот мир. Да, пусть это – выдумка, но эту выдумку стоит реализовать на практике.

– Как говорил Беранже: «Честь безумцу, который навеет человечеству сон золотой», – рассмеялся отец Гонгэ.

Затем он посмотрел на часы и воскликнул:

– Уже так поздно! За беседой мы и не заметили, как прошло время. Ну а сейчас нужно всем спать, а то мы проспим утреннее бдение.

Перед выходом из храма отец Гонгэ задержал меня, сказав:

– Завтра ко мне приезжает супружеская пара Смитов из Америки. Сам американец уже был у меня два месяца тому назад, уговаривал поставить свою электронную ловушку у дерева. Но я отказал ему. Он – из НАСА и имеет какое-то влияние на своё правительство. Это хорошо, что вы у меня гостите, я думаю, что он попридержит свой пыл убеждения. И, может быть, вообще перестанет мне надоедать.

Мы поклонились настоятелю храма и отправились в свои кельи.

Так закончился мой первый день в храме «Шести углов».