Читать книгу Рассказы. Повести. Эссе. Книга первая. Однажды прожитая жизнь - Владимир Гамаюн - Страница 28

Отгремел марш «Прощание славянки», мы сошли с трапа корабля, который был три года нашим домом, и теперь я – штатский, а, вернее, старшина запаса ВМФ. Позади прощание с командой, с друзьями-«годками», длинная дорога домой в медленно ползущем поезде, встреча с родными – всё это уже в прошлом. Впереди у меня заочная учёба в мореходном арктическом училище и работа на китобойной флотилии «Юрий Долгорукий» – такие, во всяком случае, у меня были планы. Но… в ожидании вызова с флотилии и открытия визы загранплаванья прошло почти три месяца, и тишина.

Сидеть на материнской шее я больше не мог, поэтому временно устроился монтажником металлоконструкций на Нефтехимический завод. Как и положено, по закону подлости, в первый же день, вернувшись с работы домой, я получил заказное письмо с Калининграда, порта приписки флотилии, с предложением срочно прибыть для оформления визы и дальнейшей работы на китобойных судах в районах промысла, а это, насколько я знаю, районы Северной Атлантики и Антарктики и не только.

Я радостно кидаюсь к матери с возгласом: «Ура! Я наконец-то дождался своего часа, и теперь у меня в жизни появился смысл, сбывается моя давняя мечта об океанах, дальних морях, экзотических странах». И опять – но. Никто не понял моего щенячьего восторга и не разделил моей радости по поводу долгого болтания в морской стихии, в рейсах, длящихся по полгода, а мои доводы о дальних странах испугали мать до икоты. Короче, своих денег у меня не было, а родным было выгоднее, чтоб я сидел дома, тупо вкалывал (как все, как все, как все), и чтоб у меня всё в жизни было тоже как у всех, «как у людей».

«Как у людей», я «кое-как» отработал до весны и, никому ничего не объясняя, рассчитался и улетел вместе со своей мечтой в края, не мной придуманные, на СЕВЕР, сроком на двадцать лет.

Но всё это или уже было, или только состоится, ну а пока я после краха своих планов езжу на работу, лажу по конструкциям на верхотуре и строю новые планы в отношении дальнейшей своей жизни.

Доезжаю до объекта, выхожу из автобуса и гляжу в сторону остановки, откуда уже летит, катится шариком, извивается ящеркой, потом падает на брюшко и ползёт, умильно глядя на меня, что-то похожее на собаку. Её уши тащатся по земле, на её «лице» нарисовано величайшее счастье лицезреть меня, она стонет от избытка чувств и блаженства, она пытается залезть мне на туфель и изойти мочой от невыносимой нежности, которую она испытывает ко мне при встрече. Я едва успеваю отдёрнуть ногу, и благодарственная моча сучонки, девчонки зря проливается на асфальт.

Всё, ежедневный утренний ритуал окончен, я отхожу к нашему «столовому» пеньку и вываливаю на него принесенную для неё еду. Собачьи харчи почти мгновенно исчезают в собачьем желудке, живот ещё больше провисает, хоть колёсико какое привязывай, чтоб он не тащился так безобразно по земле. Она знает, что у меня ещё и косточки для неё припасены, но, убежав немного вперёд, она возвращается и с тревогой вглядывается мне в глаза: «Ты, правда, не забыл мои косточки?» Я утвердительно киваю головой и похлопываю рукой по сумке с моим и её обедом: «Здесь твои мослы, здесь». Она сразу успокаивается и улетает вперёд, на этот раз в раздевалку, к моему шкафчику, ведь здесь хранится вся вкуснота, какая только у нас с ней есть, теперь до моего прихода она будет охранять наш «сейф» от любых посягательств.

Когда я наконец-то захожу в раздевалку, моя сучонка с пеной на клыках отстаивает наше добро от целой стаи здоровенных, голодных мужиков, которые падают от смеха. Срочно выделяю её приличный мосол, и она всё ещё злобно рыча, утаскивает его в свой склад за моим ящиком.

Обрёл я этого друга, вернее, подружку, нечаянно, проходя по территории завода, возле одного из цехов, в куче старого железа я вдруг услышал щенячий плач, разобрав завал, я увидел собачонку, которую какая-то сволочь, нелюдь окунула полностью в «сурик». Щенок был обречён, краска была в ушах, в глазах, пастёнка и та была забита краской, её просто топили в ядовитой краске. Я сразу вспомнил корабельного пса «Боцмана», по которому всё ещё скучал, хоть письма ему пиши. Ему тоже как-то пришлось несладко, будучи по приказу адмирала списанным на сушу, да ещё и на остров в Балтийском море, но его-то мы из изгнания выручали всей командой, а тут, блин, такая история и не знаю, что делать.

Но пройти мимо, бросив эту «кисточку» в краске засыхать, я не мог. Нашёл растворитель, керосин и ещё чего-то едкого, но, как оказалось, самого эффективного. Я тёр псинку, отмывал, промывал, потом купал с мылом в тёплой воде. В тот момент передо мной был маленький, безвинный ребёнок, которого я был обязан спасти, и я его спас.

Потом долго лечил ей глаза и уши, обстриг ножницами почти до мяса всю шёрстку и заживлял ей все болячки, кормил и поил из соски, а потом и из ложечки, на ночь укрывал привезенным из дому старым одеялом. Спасение щенка стало для меня очень важным делом, и в этом участвовала вся моя бригада, за что я им был очень признателен. Мы её спасли и обрели искреннего, надёжного, верного друга, который никогда не предаст, хоть она и была девчонкой, «Каштанкой», потому что оказалась каштанового цвета. Вскоре я уволился и улетел на Север, и мне до сих пор жаль мою Каштанку, но надеюсь, что мир не без добрых людей, и она найдет нового хозяина и друга.