Читать книгу Смена парадигм в лингвистической семантике. От изоляционизма к социокультурным моделям - Владимир Глебкин - Страница 5

Часть I
Модели языка как автономной системы
Глава 1
Мировоззренческие основания и методология генеративной грамматики
1.1. Базовые положения теории генеративной грамматики

Оглавление

Ниже приводятся базовые постулаты генеративной грамматики, начиная с общих представлений о языке и заканчивая конкретными моделями реализации этих представлений. α) Язык возник в результате качественного скачка (Great Leap Forward) в эволюции и представляет собой атрибут исключительно человека. Способностью к овладению языком не обладают даже высшие виды приматов, не говоря уже о других животных. При этом язык отличает человека от разнообразных автоматов, искусственных интеллектуальных систем, функционирование которых определяется алгоритмами, опирающимися на математические модели. Никакой из алгоритмов такого рода не выражает сущности человеческого языка, равно как и соображения алгоритмической простоты и подобные им (Chomsky 1995, p. 151, 162; Chomsky 1998 (1977), p. 124–125; Chomsky 2000, p. 3, 12; Chomsky 2006, p. 9–12, 61, 90, 161, 168, 183–184)[11].

β) Язык (под которым Хомский понимает, в первую очередь, I-language, т. е. internal, individual, intensional language) является реализацией особой языковой способности (language faculty), важнейшей из когнитивных способностей, локализованной в мозге; он может быть назван ментальным органом человека. Языковая способность проявляется в умении порождать самостоятельные высказывания, неосознанно руководствуясь определенными правилами, а также понимать высказывания других, интуитивно оценивая их соответствие этим правилам (Chomsky 1995, p. 6, 17, 22; Chomsky 1998 (1977), p. 180–181; Chomsky 2000, p. 26–27, 70–73, 77–78; Chomsky 2006, p. VIII).

β1) Языковая система существует обособленно от других систем человеческого организма (концептуальная система, система прагматической компетенции, сенсомоторная система и т. д.), взаимодействуя с ними лишь в рамках особых поверхностных интерфейсов (Chomsky 1965, p. 58; Chomsky 1995, p.15, 221; Chomsky 1998 (1977), p. 46; Chomsky 1998a (1975), p. 36; Chomsky 2000, p. 3).

β2) Лингвистику как науку о понимаемом таким образом языке следует рассматривать как область психологии, описывающую структуру присущей человеку языковой компетентности (Chomsky 1998 (1977), p. 43; Chomsky 1998a (1975), p. 160; Chomsky 2006, p. 24–25, 78, 87, 90).

γ) Человек не осваивает язык путем научения, он обладает врожденным знанием языка, которое актуализируется в раннем детстве. Умение ребенка говорить столь же органично ему, как способность дышать, и характеризует его так же, как наличие двух рук при рождении (Chomsky 1965, p. 30, 59; Chomsky 1998 (1977), p. 63, 98, 140; Chomsky 1998a (1975), p. 12–13, 118; Chomsky 2000, p. 4; Chomsky 2006, p. 76, 152).

γ1) Процесс актуализации языковой способности предполагает наличие генетически определенной начальной стадии, общей для всех людей, и последовательную эволюцию через несколько промежуточных ступеней, завершающуюся относительно устойчивым состоянием, не претерпевающим в дальнейшем существенных изменений за исключением лексикона (Chomsky 1995, p. 6; Chomsky 1998a (1975), p. 119–121; Chomsky 2000, p. 7, 53).

δ) Теория языка – генеративная грамматика – строится, исходя из двух независимых базовых элементов: генеративной системы и лексикона. Первая представляет собой систему правил, описывающих объединение первичных элементов в более сложные структуры, а также последующую трансформацию этих структур, последний – наполняющие эти структуры лексические элементы. Лексикон может быть охарактеризован как список «исключений» (list of «exceptions»), хранящий информацию о специфических свойствах частных лексических единиц, дополнительных к правилам генеративной системы и внешним лексическим характеристикам, связанным с конкретными языками (английский, русский и т. д.) (Chomsky 1995, p. 20, 30, 52, 130–132, 186–187, 225–226, 235–242; Chomsky 1998 (1977), p. 188–190; Chomsky 1998a (1975), p. 28–29, 80–81, 102; Chomsky 2000, p. 10; Chomsky 2002 (1957), p. 13–17; Chomsky 2006, p. 24–25, 78–79, 103).

δ1) Преобразование порожденного генеративной системой высказывания в предложение конкретного языка осуществляется на уровне поверхностных интерфейсов, где языковая система вступает во взаимодействие с другими базовыми системами: сенсомоторной и отвечающими за осуществление разнообразных когнитивных операций (Chomsky 1995, p. 21, 219–221, 224; Chomsky 1998 (1977), p. 142–144, 147–148; Chomsky 1998a (1975), p. 43, 105; Chomsky 2000, p. 9–10).

Некоторые из приведенных выше утверждений требуют отдельного комментария. β) Хомский, на первый взгляд, весьма неожиданно, но с годами все более и более последовательно отрицает корректность использования понятий «язык» и «диалект» как научных категорий. Он неоднократно цитирует фразу Макса Вейнрейха «Язык – это диалект с армией и флотом», подчеркивая идеологическую заданность категории языка[12]. Однако и понятие диалекта кажется ему не менее проблематичным. В одной из поздних работ он подробно анализирует взгляд М. Даммита на соотношение индивидуальных языков (идиолектов) и языка в привычном понимании (общего для определенной группы людей). Даммит говорит о том, что общий язык нельзя рассматривать как пересечение идиолектов, – связь, с его точки зрения, обратная. Индивидуальный язык нужно понимать как несовершенный, неполный образ языка, который существует независимо от говорящего и предшествует формированию его идиолекта[13]. Хомский отрицает корректность изложенной позиции, приводя ряд весьма любопытных аргументов. Так, он утверждает, что различия между языками сильно преувеличены, и если бы марсианин стал наблюдать за жизнью на Земле, он решил бы, что языки, на которых говорят люди, не имеют существенных различий[14]. Далее, в рамках традиционного подхода считается, что Ганс и Мария говорят на одном языке, даже если они используют столь сильно различающиеся диалекты немецкого, что не понимают друг друга. С другой стороны, тот же Ганс, живущий на границе с Голландией и не говорящий по-голландски, вполне адекватно понимает не говорящего по-немецки голландца, находящегося по другую сторону границы. Понятие общего языка и в том и в другом случае противоречит здравому смыслу. В целом рассуждения подобного рода, по Хомскому, напоминают оценки типа «Джон живет рядом с Марией, но далеко от Билла». Разговоры об общем языке связаны с традицией или идеологией, но в целом далеки от настоящей науки. Представление об общности людей как носителей индивидуальных языков (I‐languages), по-разному воплощающих общую для всех людей языковую способность, не предполагающее проведения в этой общности принудительных границ, является гораздо более корректной научной гипотезой, чем традиционный взгляд (Chomsky 2000, p. 99–100).

β1) Хомский всегда подчеркивал обособленность системы языковой компетенции в человеке, однако его взгляд на уникальность ее структуры допускает разные толкования. В поздних работах он пишет, что базовые принципы генеративной грамматики, такие как свойство дискретной бесконечности (discrete infinity), т. е. способность порождать неограниченное число как угодно сложных структур на основании ограниченного набора последовательно или совместно применяемых простых правил[15], или «неизбыточность», т. е. отсутствие излишних, дублирующих друг друга характеристик в определении частных феноменов средствами языка, нехарактерны для сложных биологических систем и скорее имеют аналоги в неорганическом мире (Chomsky 1995, p. 168; Chomsky 2006, p. 183). В более ранних работах он предполагает, однако, что базовые принципы генеративной грамматики могли бы быть использованы для понимания принципов организации других систем человеческого организма, в частности, визуальной[16]. Указанное несоответствие можно трактовать как определенную эволюцию его взглядов или как признание того, что некоторые системы, определяющие жизнедеятельность человека, организованы по принципам, не характерным для сложных биологических систем.

β2) Кажется, что предлагаемый Хомским взгляд на традиционную теоретическую лингвистику выходит за рамки базовых подходов и помещает предлагаемую им модель в междисциплинарное поле. Подобное представление стало уже общим местом: пожалуй, никакая обзорная монография по когнитивной науке (cognitive science) не обходится без ссылок на его работы[17]. Однако более внимательный анализ позволяет усомниться в такой интерпретации. Говоря о языке как врожденной человеку способности, при этом не связанной с другими системами в организме, Хомский фактически убирает из языка психологическую составляющую и рассматривает его как функционирующую по собственным законам систему, в этом отношении не отличаясь от «чистых» лингвистов. Человек случайно оказывается носителем такой системы, вполне, подчеркну, самодостаточной и допускающей моделирование на компьютере[18]. Помещение этой системы в человеческий мозг не меняет принципов ее анализа, у Хомского принципиально антипсихологичных и сближающих его с традиционной лингвистикой.

γ) Хомский противопоставляет процесс освоения языка или системы здравого смысла, с одной стороны, и изучения физики, с другой. Первые два представляют собой биологические процессы, аналогичные строительству птицами гнезд или воспроизводству ими характерных звуков, третий имеет иную природу (человека как биологический вид нельзя считать изначально предрасположенным к освоению физики) (Chomsky 1998a (1975), p. 155). Хотя процесс освоения языка реализуется в несколько последовательных стадий, они характеризуют лишь все более и более полную экспликацию латентного содержания, а не обучение чему-то новому. Хомский выражает это различие, противопоставляя естественный рост (growth) процессу обучения (learning) (Chomsky 2000, p.120)[19].

δ) Здесь взгляды Хомского проделали существенную эволюцию, в которой обычно выделяется несколько этапов: Стандартная теория (the Standard Theory), Расширенная стандартная теория (the Extended Standard Theory), Теория принципов и параметров (The Theory of Principles and Parameters) и Минималистская программа (the Minimalists Program). Каждая из этих теоретических моделей представляет собой конкретную реализацию базовых принципов, сформулированных выше.

Стандартная теория может быть представлена в виде схемы, изображенной на рис. 1.


Рис. 1. Структурная схема Стандартной теории (Chomsky 1998 (1977), p. 137).


Единицы лексикона, соединенные по определенным правилам, образуют высказывание на уровне глубинной структуры, получающее там семантическую интерпретацию, и затем, также по определенным правилам, трансформируются в высказывание на уровне поверхностной структуры, получая там уже фонологическую интерпретацию[20].

Одной из основных проблем, с которой столкнулась стандартная теория, стала проблема моделирования процесса семантической интерпретации на глубинном уровне. Попытку ее решения в рамках генеративной семантики следует обсудить подробнее.

Пожалуй, базовыми работами, задавшими проблемное поле генеративной семантики, стали «Общая теория лингвистических описаний» Катца и Постала (Katz, Postal 1964) и «Аспекты теории синтаксиса» Хомского (Chomsky 1965), а основой для конкретных исследований − утверждение, известное в дальнейшем как гипотеза Катца – Постала. Смысл его состоит в том, что значение предложения полностью детерминировано глубинной структурой и сохраняется в процессе трансформаций от глубинной структуры к поверхностной. При этом в механизме, формирующем конкретное высказывание на глубинном уровне, можно выделить словарь, содержащий атомарные лексические единицы (lexical items), и конечный набор порождающих правил (projection rules). Значение предложения представляет собой функцию значений входящих в него элементарных лексических единиц[21]. При этом каждая лексическая единица в словаре должна быть представлена в своей нормальной форме, предполагающей сведение ее значения к значению элементарных компонент и отношений между ними[22] (Katz, Postal 1964, p. 14–15).

Дальнейшие исследования были направлены на конкретизацию, дополнение или пересмотр сформулированных выше положений[23], однако их пафос, составляющий сердцевину гернеративной семантики, остался неизменным[24]. Такая установка, превращающая язык в герметичную структуру, исключенную из любых процессов коммуникации, была изначально крайне уязвимой и обреченной на недолгую жизнь. Проект генеративной семантики исчерпал себя к началу 70-х под воздействием как жесткой внешней критики, так и глубинных внутренних проблем.

Осознание этого факта выразилось у Хомского в создании Расширенной стандартной теории, в которой он связал семантическую интерпретацию уже с поверхностными структурами, предположив влияние других когнитивных систем, формирующих представление о мире (systems of belief about the nature of the world), на наделение предложения значением (Chomsky 1998 (1977), p. 142–148; Chomsky 1998a (1975), p. 105)[25].


Рис. 2. Структурная схема Расширенной стандартной теории (Chomsky 1998 (1977), p. 173).


Частным, но весьма показательным моментом является также и то, что Хомский в ряде работ этого периода отказывается от понятия deep structure, утверждая, что оно порождает множество фоновых обертонов как следствие неверных интерпретаций его идей, и заменяет его на initial phrase marker, т. е. некоторую начальную структуру, являющуюся объектом для последующих трансформаций (Chomsky 1998 (1977), p. 172–173; Chomsky 1998a (1975), p. 80–82).

Следующим этапом развития генеративной теории, предлагающим существенно иные инструменты описания, но не несущим принципиально новых методологических идей, стала теория принципов и параметров[26]. Оказавшись весьма продуктивной для решения конкретных синтаксических проблем, она, тем не менее, обладала громоздкой структурой и была лишена легкости и изящества, характерных, например, для теории тяготения или теория относительности. Методологические пристрастия Хомского позволяют предположить, что именно этот фактор стал решающим стимулом для появления Минималистской программы.

В рамках данной программы язык состоит из лексикона и «вычислительной» системы СHL «собирающей» из элементов лексикона пары (π, λ), которые относятся соответственно к фонологическому и логическому компонентам и интерпретируются в рамках сенсорного (articulatory-perceptual) и концептуального (conceptual-intentional) интерфейсов. При этом структура интерфейсов связана с особенностями структуры человека как биологического вида. Так, если бы люди могли общаться посредством телепатии, они не нуждались бы в фонологическом компоненте, по крайней мере, для целей коммуникации.

Система СHL осуществляет преобразования, последовательно используя две базовые операции: Merge (объединение двух независимых объектов Х и Y в единое целое) и Attract/Move (объединение объекта Х и объекта Y, являющегося частью Х). Первая из них характерна и для других сопоставимых с языком систем, вторая составляет особенность человеческого языка. Осуществляемые С преобразования удовлетHL воряют принципам экономичности (таким, как отсутствие лишних шагов в преобразованиях, например) и ведут к единственному решению при заданных граничных условиях (Chomsky 1995, p. 219–221, 378).

11

C другой стороны, Хомский говорит о происхождении математической способности как абстракции лингвистических операций, устанавливая тем самым прямую связь между лингвистикой и математикой (Chomsky 2006, p. 184–185).

12

См.: Chomsky 1998 (1977), p. 190–191, где Хомский прямо пишет, что вопрос языка – это, в первую очередь, вопрос власти, а также Chomsky 2000, p. 31.

13

Даммит иллюстрирует это утверждение типичной для него метафорой игры: знание (часто неполное) правил игры кем-либо из игроков еще не свидетельствует о том, что игрок создает эти правила. См.: Dummett 1991, p. 86–87.

14

«…a rational Martian scientist studying humans might not find the difference between English and Navajo very impressive» (Chomsky 2000, p. 27).

15

Хомский неоднократно цитирует высказывание Гумбольдта о том, что система языка строится благодаря неограниченному использованию ограниченных средств (Chomsky 1965, p. V; Chomsky 2000, p. 6, 73; Chomsky 2006, p. 15).

16

См., напр.: Chomsky 1998 (1977), p. 49–52. Здесь Хомский проводит, в частности, любопытную параллель между генеративной грамматикой и системой распознавания лиц. Предлагая задуматься над тем, как сложно устроено каждое подобное действие, осуществляемое нами интуитивно (мы идентифицируем лица в движении, правильно идентифицируем лицо человека, которого мы не видели несколько лет и т. д.), он утверждает далее: «It is possible that the theory of face perception resembles a generative grammar. Just as in language, if you suppose that there are base structures and transformed structures, then one might imagine a model which would generate the possible human faces, and the transformations which would tell you what each face would look like from all angles» (ibid., p. 52).

17

См., напр.: Thagard 2005, p. 6, 34, 50–51, 59; Величковский 2006, т. 1, с. 64–67; Bermúdez 2010, p. 16, 17, 24, 27, 31.

18

Хомский прямо говорит о такой возможности (см.: Chomsky 2006, p. 170).

19

Впрочем, в другом месте Хомский выражает данное различие противопоставлением teach и learn. Мы научаемся (learn) грамматике, но не учимся (are taught) ей как учимся, например, решать задачи на уроках физики (Chomsky 1998a (1975), p. 161).

20

Конкретные примеры см. в: Chomsky 1965, особ. р. 64–75; Chomsky 2006, p. 21–56, 134–136. В качестве простейшей приводимой Хомским иллюстрации различия между глубинной и поверхностной структурами можно сослаться на высказывание A wise man is honest, которая на уровне глубинной структуры сводится к высказыванию A man who is wise is honest, выраженному в виде графа (Chomsky 2006, p. 25–26). Другой иллюстрацией может быть сопоставление предложений I persuaded the doctor to examine John и I expected the doctor to examine John, имеющих почти совпадающую поверхностную структуру, но существенно различающихся на глубинном уровне. Это проявляется при трансформации данных предложений в пассивную форму: I persuaded John to be examined by the doctor и I expected John to be examined by the doctor. Второе предложение имеет ту же область истинности, что и его активная форма, первое – нет и непосредственно не связано с высказыванием в активной форме. Хомский объясняет это различие, приводя следующие глубинные структуры для данных предложений: I past persuade the doctor of that the doctor AUX examine John и I past expect it that the doctor AUX examine John (рast обозначает прошедшее время, AUX – вспомогательный глагол) (Chomsky 2006, p. 134–136).

21

«Thus, the semantic component, if formulated correctly, provides an explanation of the speaker» s ability to determine the meaning of any sentence, including ones wholly novel to him, as a compositional function of the antecedently known meanings of the lexical items in it» (Katz, Postal 1964, p. 14–15).

22

Следует заметить, что эта установка, впрочем, как и общие методологические основания подхода, имеет прямые аналогии в модели «семантических примитивов» Вежбицкой – Годдарда. См. об этом во второй главе данной монографии. О влиянии гипотезы Катца – Постала на модель «Смысл – Текст» см.: Тестелец 2001, с. 605.

23

Здесь необходимо отметить работы Х. Росса, Дж. Маккоули, Дж. и Р. Лакоффов. Как иллюстрацию характера полемики и предлагаемых подходов см., напр.: McCawley 1968. История сюжета изложена в Harris 1993; Huck, Goldsmith 1995; Newmeyer 1996.

24

См. об этом: Newmeyer 1996, p. 120–121. Ср. Green 1974, p. 6–7.

25

Интересно, что, иллюстрируя зависимость значения от внешних факторов, Хомский в определенных ситуациях использует идеи философов и лингвистов, стоящих на иных методологических позициях. В частности он приводит любопытный пример, заимствованный у Дж. Остина: предложение Нью Йорк отстоит от Бостона на 200 миль будет истинным, если связано с вопросом, как долго (четыре часа или четыре дня) ехать из Бостона в Нью Йорк на машине, и ложным, если при расчете бензина на дорогу вы исходите ровно из этой цифры, а реальное расстояние составляет 210 миль (Chomsky 1998 (1977), p. 173).

26

См. о ней: Chomsky 1995, p. 13–128; Тестелец 2001, с. 554–613.

Смена парадигм в лингвистической семантике. От изоляционизма к социокультурным моделям

Подняться наверх