Читать книгу Откровение Бога. Том II. Царство небесное - Владимир Гриневицкий - Страница 4

Кувейт

Я бегу по резиновой дорожке стадиона на последнем дыхании, так быстро, как только могу. Солнце печёт моё лицо и плечи. Пот заливает глаза, а на ноги будто повесили по тонне. Но останавливаться нельзя, мне важен результат. Лёгкие болят, и это заставляет меня скалиться. Последний круг вот-вот закончится, и на финише меня ждёт тренер с секундомером в руке. Я ускоряюсь, насколько позволяет мне мой организм. На последнем вздохе пересекаю финишную черту. Слышу писк кнопки секундомера, пробегая мимо тренера. Ещё несколько метров я бегу по инерции и останавливаюсь, завалившись на мягкий газон. Сердце стучит, как у скаковой лошади, дыхание в бешеном ритме. Боль в ногах. Боль в лёгких. Боль в горле. Мне приятна эта боль. На протяжении многих лет я занимаюсь бегом, заразился этим ещё в школе. Завоёвывал кучи медалей, почётных грамот, похвал, но это лишь куски металла, бумажки и слова. Пару лет назад у меня появилась мечта. Я стал тренироваться сильнее и интенсивнее, чтобы быть достойным соперником для тысяч бегунов на сверхмарафоне де Сабль в Африке. Каждый год он привлекает тысячи спортсменов со всего мира. Есть множество разных марафонов и сверхмарафонов, но этот, путь которого составляет 251 километр, длится шесть дней, пролегает через пустыню Сахара в Марокко. Наверное, этим он и зацепил меня. Не столько важно в нём расстояние и путь, сколько условия. Пробежать через мёртвую пустыню и прибыть первым из нескольких тысяч – это нечто большее, чем просто победа. Смысл даже не в победе. Узнать, смогу ли я? Узнать, что именно я могу? Испытать себя, как никогда. Это гонка для меня станет самым невероятным приключением, даже если я просто буду участвовать. Но прийти первым… Это дано не многим, да, возможно, и не мне, но попробовать стоит. Я считаю, что сам путь может быть гораздо важнее, чем финиш. Да, у меня может ничего не получиться, но я хочу попробовать. Хотя бы попытаться, узнать себя в этой гонке. Найти в этом что-то философское, чем просто беготня на край света. Я всю жизнь бегаю. Я привык к шуму в ушах и бешеному ритму сердца. Это моё. И я в шаге от своей мечты.

– Неплохо, Мак.

Тренер подходит ко мне и садится на корточки рядом, склонившись надо мной.

– Но для де Сабль не так уж и «неплохо».

– Будут ещё тренировки, – отвечаю я, закрыв лицо руками, чтобы солнце не слепило меня.

– Не так много времени осталось…

– Да, я знаю… Знаю, тренер… Я буду выкладываться… Выкладываться по полной… Как сегодня… – я улыбаюсь тренеру, я рад, что показал «неплохой» результат.

– Там будут сильнейшие со всей планеты…

– Да… – отвечаю я, – но и я не сижу на месте. Сегодняшний день не прошёл впустую, сегодня я стал немного сильнее… Завтра будет ещё день, ещё тренировка…

– Да. Восстанавливался, отдыхай. Завтра, в это же время.

Тренер оставляет меня одного, я продолжаю восстанавливать дыхание. Газон такой мягкий, что не хочется вставать с места. Погода такая, что хочется лежать на этом месте, как на пляже. Пройдёт время, и я вспомню эти тренировки, эти моменты, когда изо дня в день я шёл напролом через боль и усталость, чтобы принять участие в самом безумном забеге в моей жизни. Мне больно и хорошо одновременно. Я убираю руки от лица, и солнце снова начинает нещадно слепить. Это заставляет меня закрыть глаза. Я медленно подминаю веки и вижу перед собой… белый потолок. Голова кружится, в глазах слегка расплывается. Рядом со мной окно, за которым я вижу звездное небо. Я осматриваюсь. Я на больничной койке в самом углу пустой просторной палаты. В голове жутко гудит. Я хочу дотронуться до лба правой рукой, но из-под белой простыни появляется обрубок, обмотанный белым бинтом, с проступающим пятном крови на конце. Моя правая рука обрезана по локоть. Первые доли секунды я не понимаю, что происходит. Настолько непривычно видеть, что не хватает какой-то части тела, что сначала в это не верится. Я начинаю дышать сильнее. Убедившись, что это действительно так, что половина руки отсутствует, я слегка трогаю бинт левой рукой. Я не могу поверить в происходящее. Я медленно и протяжно взвываю от паники и страха. Осматриваю палату, понимаю, что это не сон. Ещё раз трогаю бинт на руке. Появляются слёзы.

– Что… Что произошло…? – шепчу я сам себе. Мой рот искривляется из-за дрожащих губ, слезы скатываются по щекам, и я чувствую их солёный вкус.

Я пытаюсь подняться, но слабость в теле не даёт этого сделать.

– Кто… – скулю я, – кто-нибудь… что… что произошло…

Я дышу тяжело и с выдохом выдавливаю из себя тихий вопль от шока и страха, слышимый только для меня одного. Никто не приходит. Никто не хочет объяснить, что произошло. Никто не слышит меня. Я пытаюсь закричать, но у меня как будто ком в горле от плача и слёз, я не могу промолвить и слова громче мыши. Что я должен делать? Позвать сестру? Или кого? Что мне крикнуть? Больница ли это? Я ловлю себя на страшной мысли, что мне действительно нужно позвать сестру или врача, а значит, я уже признал, что я и вправду в больнице, и это реальность, а не сон. Это наяву. Переваливаюсь на локоть левой руки, слегка привстаю. Опять осматриваю палату. Передо мной – дверь в туалет с ванной с мутным полупрозрачным стеклом. На потолке ярко светят трубчатые лампы, как всего минуту назад надо мной светило солнце.

– Кто-нибудь… – шепчу я себе под нос. Голос сел, я осип. Ком в горле встал как кость. И в этот момент я замечаю какую-то странную лёгкость в своём весе. Мой взгляд падает на белую простыню, и мне кажется странным то, как оно повторяет фигуру моего тела ниже пояса. Я снова ложусь на спину и медленно левой рукой, затаив дыхание, откидываю простынь. Мои ноги ампутированы до середины бедра. По мне пробегает жар, дыхание учащается, становится тяжёлым, в глазах белеет от страха, в ушах звенит от шока. Я вскрикиваю во всю глотку через боль в горле. Врачи. Их руки, пытающиеся держать меня. Укол успокоительного. На глаза накатывается полупрозрачная пелена. Моё тело, точнее то, что от него осталось, обмякает. Я впадаю в забвение.

День первый

Снова этот потолок. Снова это окно. Эта палата. Эта реальность. Я не уснул на том мягком газоне, и это – не сновидение. Рядом дежурит пожилая медсестра. Она возится с капельницей, нависшей надо мной.

– Что со мной?..

Она обращает на меня внимание.

– Авария. Вам повезло, что вы живы.

– Что?.. Какая… авария?

– Фура выехала на встречную полосу, когда Вы ехали по трассе.

– Я не помню этого…

– У вас сотрясение и шок. Провал в памяти – это характерно для такой страшной аварии. Чудо, что Вы живы, Вас буквально выковыривали из машины.

В голове тяжесть. В глаза бьёт солнечный утренний свет. Вот он, новый день. Он должен быть таким же продуктивным, как и сотни дней до него. Я ещё плохо осознаю произошедшее. Вернее, вообще не осознаю. Медсестра ушла. Я снова один. Прихожу с чувства. Авария? Я был в аварии? После тренировки я всегда еду домой на своём стареньком белом «кадиллаке», но ни разу не попадал в аварию. Я не помню ничего такого. Последние воспоминания – я валяюсь на газоне стадиона. Но что мне делать теперь? Потерю руки ещё можно пережить, но потерять ещё и ноги… Мечты вылетели в трубу, о них можно забыть. Можно забыть о работе, семье, обычной, нормальной, полноценной жизни. Я снова приподнимаю простыню, чтобы посмотреть на то, что осталось. От ног осталось около тридцати сантиметров. Это уже не ноги. Я стал овощем, которому трудно даже перевернуться на бок. В один момент авария, которую я даже не помню, перечеркнула всё. Как теперь мне передвигаться? Как жить или пытаться жить с этим? Я молод, впереди меня ждало создание семьи, я должен был увидеть, как мои дети пойдут в школу, вырастут. Что теперь меня ждёт? И ждёт ли?

Я слышу какое-то раздражающее громыхание в коридоре. Вращающиеся маленькие колёсики слегка подскакивают на стыках напольной плитки, заставляя звенеть железную посуду. Я слышу, как кто-то останавливает тележку с баландами у каждой палаты, затем с грохотом и лязгами толкает её дальше. Так что же теперь делать? Где тренер? Почему он не рядом? Или он ещё не знает? Который сейчас час? Может, он ждёт меня на стадионе? Поймёт ли он, что что-то случилось, когда не дождётся меня?

Тележка останавливается около моей палаты, как вагон метро на остановке. Через приоткрытую дверь я вижу, как толстая женщина в синем халате возится с баландой. В палату медленно попадает запах пресной пищи. Женщина медленно проходит в дверной проём, аккуратно неся баланду перед собой, чтобы не разлить содержимое.

– Нет, – говорю я, отказываясь от пищи.

– Завтрак, – отвечает женщина с доброй улыбкой.

– Нет… Я… Я не хочу…

– Вы потеряли много сил, это вам поможет, – её голос звучит заботливо, и так по-доброму.

– Мне не до еды…

– Нужно покушать. Вы не ели уже больше суток.

– Нет! Я сказал нет! Сука! Нет!

День второй

За два дня я ни разу не перевернулся на бок. У меня вообще нет сил и желания шевелиться. Я не хочу есть. Не хочу пить. Не хочу с кем-либо разговаривать и на кого-либо смотреть. Весь день, с самого утра, я смотрю в пустую стену рядом с кроватью. Вокруг меня суетились какие-то врачи, кто-то из них приносил мне утку, но я не обращал внимания, и просто пялился в стену. Мне стало безразлично абсолютно всё. Даже я сам. Хочу ли я существовать теперь? Этим вопросом я впервые задался сегодня утром. Этим вопросом я задался вообще впервые в жизни. У меня была подвижная жизнь, теперь я овощ. У меня была мечта. Она улетела вместе с моими ногами. К середине дня у меня затекает шея, и я всё-таки решаюсь повернуть голову. Сквозь полупрозрачные стёкла дверей я смутно вижу, как над ванной висит занавеска. И в этот момент эта мысль впервые посетила меня. Я не ужаснулся ей. Я впустил её к себе в голову, приняв её за единственное решение моей проблемы. Мне стоит подумать об этом. Времени у меня теперь много.

День третий

Я решаюсь немного поесть. Пресная слизистая овсяная каша вязко тянется, как сопли. Меня хватает, чтобы засунуть в себя всего пару ложек. Бросаю ложку обратно в тарелку и прошу убрать баланду. Мысль о ванной комнате взбодрила меня. Неужели я действительно решусь на это? Что произошло? Да, я потерял половину своего тела, но я оказался слишком слаб духом, чтобы принять себя самого таким, каким я теперь стал. Я не смогу продолжать дальше. Дорога в спорт теперь закрыта. Про создание семьи теперь можно забыть тоже. Теперь можно забыть абсолютно про всё, кроме инвалидного кресла, пособий и сериалов по кабельному целыми днями, чтобы скоротать остаток жизни. Да, тысячи людей живут без ног и рук. Но тысячи – не я. Пусть живут, как хотят, пусть принимают себя, каким хотят. А я не могу. Я всегда думал, что я сильный духом парень, что я уверен в себе и не менее уверенно иду к своей цели, думал, что силы воли во мне – хоть отбавляй. Я ошибся. Я был готов проигрывать в разных моментах, готов проигрывать в спорте, без этого никак, да, но… Это совсем другое. Я дам себе ещё время до завтрашнего утра, чтобы подумать об идее с ванной. До утра.

День четвёртый

Я решаюсь на это. Определённо. Без всяких сомнений. Примерно час назад ко мне заходил доктор, молодой мужчина, старше меня. Он говорил, что сочувствует мне и что завтра меня выпишут. Уже завтра они хотят выпустить меня в новый для меня мир, где я буду обузой для окружающих, для родителей, где я буду медленно ползти по тротуару на инвалидной телеге и тормозить прохожих сзади, буду просить людей затолкать меня в автобус, буду просить придержать мне дверь или нажать кнопку домофона, до которой я не достаю. Нет, так не пойдёт. Я был чемпионом, я не позволю жизни сделать из меня каракатицу, не позволю скатить меня в самый низ. Я был лучшим, достойным лучшего, я и уйду, как лучший. Я судорожно, не веря своим собственным словам, попросил доктора прикатить мне инвалидную коляску, чтобы позже медсестра помогла залезть в неё. Я сказал, что хочу начать привыкать к ней и что позже попробую выкатится в коридор, оттуда кто-нибудь поможет выехать на улицу, глотнуть свежего воздуха. Он поверил. И вот я снова один в палате. Эта чёрная телега стоит перед моей койкой. Врач только что ушёл, времени у меня не так много, я не хочу, чтобы кто-нибудь увидел меня в ванной и остановил. Я приподнялся на левый локоть и смотрю то на ванную, то на коляску. Сердце бешено колотится. Я решаюсь или нет?

– Выбирай Мак, – шепчу я сам себе дрожащим голосом, – Да? Или нет?

Секунды тянутся. Это последние секунды, когда я стою на пороге переломного момента. Стоит сказать самому себе «да», и это дерьмо закончится для меня. Я шепчу:

– Да…

Лёжа на спине, левой рукой я подкатываю инвалидное кресло ближе, слегка разворачиваю к себе. Затем извиваюсь на койке, чтобы принять нужное положение, ложусь головой к креслу. Опять извиваюсь, медленно ползу к креслу, начинаю понемногу сползать в него. Когда я спиной уже лежу в кресле, помогаю себе единственной рукой и, раскорячившись, пытаюсь сесть. Это даётся мне с огромными усилиями, я потею, злюсь, стискиваю зубы от злости, но в итоге добиваюсь своего. Перевожу дыхание. Теперь следующий этап – путь до ванной комнаты на инвалидном болиде с одной рукой, который для меня будет длинней, чем марафон де Сабль. Пробую катиться вперёд, кручу левое колесо рукой – кресло чуть двинулось вперёд, но при этом повернуло вправо. Тянусь рукой к правому колесу, пытаюсь крутить его, но левой рукой крутить правое колесо невозможно, кресло сдвинулось разве что на пару сантиметров. Времени мало, такими темпами я никогда не сделаю задуманное. Цепляюсь рукой за соседнюю, пустую койку, подтягиваюсь к ней. Хватаюсь ещё раз, подтягиваюсь, сдвигаюсь ещё на полметра в сторону ванной. И вот я уже сдвинулся на пару метров. Срываю с койки белую простыню, она ещё понадобится. Крутя правое колесо, разворачиваюсь лицом к соседней койке, спиной к дверям в ванную. Отталкиваюсь. Кресло проезжает полтора метра, и вот я уже у дверей. Пот стекает по лицу, рука онемела. Какие усилия мне пришлось приложить, чтобы проделать этот путь. А они хотят выписать меня уже завтра? Нет, я не выйду из этой больницы инвалидом. Открываю дверь. Держась за дверную ручку, подтягиваюсь, и нелепо, потихоньку, рывками вкатываюсь в ванную комнату. Голубая плитка от потолка и до пола. На полу – белый кафель. В дальнем углу – унитаз, посередине – белая металлическая ванна, над которой висела занавеска на тонкой, прочной верёвке. Вот оно. Я разворачиваюсь к дверям, снова отталкиваюсь, качусь задом. Кресло громко ударяется спинкой об край ванны. Держа рукой и впившись зубами, я делаю узел на простыне, на самом краю, чтобы он была тяжелее, и перебрасываю через верёвку, на которой держится занавеска. Узел, описав дугу, прилетает ко мне обратно, и я одной рукой хватаю его и другой конец простыни. Дёргаю изо всех сил, но верёвка не рвётся. Со злостью дёргаю ещё раз, один конец верёвки поддаётся, и целлофановая занавеска падает вниз, накрывая меня целиком вместе с коляской. Я рычу от злости на самого себя за то, что стал настолько беспомощным. Я злюсь на эту занавеску. На жизнь за то, что сделала из моего тела обрубок, неспособный теперь ни на что. Я размахиваю одной рукой, пытаясь освободиться, словно пилот, потерпевший падение и пытающийся выпутаться из парашюта. Я срываю занавеску с верёвки, и она остаётся висеть, одним концом прибитая к стене. Дёргаю её несколько раз и срываю её. Она очень прочная. И это для меня хорошо. Работаю зубами и рукой, крепко связываю оба конца, складываю получившееся кольцо пополам, в один конец, как в ушко иголки, пропускаю другой, получается петля. Другой конец вешаю на кран. Вот и всё. Этого достаточно. Прочности верёвки хватит, чтобы выдержать мой вес. Высоты от крана до дна ванны достаточно, чтобы смог вздёрнуться. Нагибаюсь над ванной и трясущейся рукой надеваю петлю на голову. Ну вот и всё. Нужно только наклониться и нырнуть в пустую ванну. Я уйду победителем. Судьба поимела меня, но я собираюсь сам выбрать свой конец.

Я задумался. Стискиваю зубы так, что они начинают болеть.

Пот скатывается с лица в пустую ванну. Она, с ржавой тонкой полоской во всю длину на дне, воняет хлоркой. Дыхание тяжёлое и частое. Я зажмуриваюсь. Нужно только слегка наклониться. Я открываю глаза, и слёзы скатываются по лицу. Губы начинают дрожать. Я сжимаю челюсти, пытаюсь не заплакать хотя бы сейчас, стараюсь не показывать самому себе слабину. Хочу уйти гордо и достойно. Нужно только наклониться. Я плачу навзрыд. Дышу через сжатые зубы, брызжа слюной. Нужно только наклониться ещё чуть сильнее. Я зажмуриваюсь, решившись свести счёты с жизнью, и начинаю наклоняться.

– Что ты делаешь? – раздаётся спокойный мужской голос у двери.

Я поворачиваю голову и вижу человека в строгом чёрном костюме с огромным чёрным кейсом в руке.

– Что? Ты кто? Уйди!!!

Человек с арабской внешностью ничего не отвечает. Он смотрит спокойно и ровно, не пытаясь отговорить меня, не пытаясь поддержать или утешить. Он стоит неподвижно у самого порога в ванную комнату. Его кейс настолько огромен, что туда поместилась бы виолончель.

– Зачем ты это делаешь? – спрашивает он.

– Какое тебе дело? Ты кто? Врач? Нет! Вали отсюда! Не видишь, я тут занят! – я говорю с надрывом, брызжа слюной, слёзы с каплями пота попадают мне в рот.

Он снова выдерживает паузу. Он даже не шевелится. Тень слегка падает на его лицо, отчего я не вижу его глаз. Он смотрит на меня спокойно, как-то иначе. Когда люди видят, что другой человек хочет свести счёты с жизнью, они обычно реагируют не так.

– Уйди! – продолжаю я, зная, что он вряд ли это сделает. – Не видишь?! Не видишь, кем я стал?! Дай мне сделать это! Дай! Я не…

Я закрываю глаза и реву что есть сил. Рукой держусь за край ванны. Лицо искривляется в плачущей гримасе. Слюни тонкой струйкой тянутся на дно ванны, ртом я вдыхаю запах хлорки.

– Я не могу так… – шепчу я.

Он наблюдает за мной, таким униженным… Просто стоит и смотрит. Смотрит, как в этой жизни я упал на самое дно, скатился до самого низа, с петлёй на шее, промокший от пота, пускающий слюну, морально разбитый, утопающем в собственном дерьме.

– Хочешь вернуть своё тело?

Эти слова пронзают меня. Я открываю глаза и сквозь слёзы пытаюсь разглядеть его.

– Что?..

Он не отвечает. Я почему-то слегка успокаиваюсь, но мне всё ещё кажется, что его слова мне послышались.

– Я тут принёс тебе кое-что, Мак.

Я не отвечаю. Я не знаю, что ответить. Он ставит кейс около двери, и звук раздаётся такой, как будто внутри что-то тяжёлое. Моё внимание заостряется на этом чёрном кейсе, и мне становится невероятно любопытно, как я смогу вернуть своё тело, и что он принёс мне.

Он медленно подходит, я продолжаю смотреть на кейс.

– Позволишь? – спрашивает он. Его голос звучит ровно, почти без эмоций.

Я перевожу взгляд на него, и он понимает, что я согласен. Он снимает с моей шеи петлю, я наблюдаю за его движениями. Не спеша он берётся за поручни коляски у меня за спиной и катит меня обратно в палату мимо кейса. Вблизи он ещё более громоздкий, чем мне казалось. Он подкатывает меня к тумбочке около моей кровати и разворачивает к себе. Я всё ещё в недоумении.

– Кто ты такой? – спрашиваю я.

– Меня зовут Гаяз. Гаяз Амоа. Я представитель корпорации ЮниКорп.

– Что… Что тебе нужно? Откуда ты знаешь моё…

– Мы слышали про тебя, Мак, – отвечает он, взяв в руки кейс. – Слышали, что с тобой произошло. Знаем, кем ты был. Знаем, о чём мечтал.

Он кладёт огромный кейс на койку слева от меня.

– Глава ЮниКорп, Адиль Миннияр, искал таких, как ты. Мотивированных на нечто большее в этой жизни. Искал людей, которые готовы помочь ему в одном деле. Очень нелёгком. Взамен на новую, более… яркую жизнь. Мистер Миннияр очень щедр. Он дарит людям новые судьбы, дарит всё, что необходимо для счастья. Взамен за услуги… Он просил передать тебе, что ему и нам всем, кто услышал о твоей беде, невероятно жаль, мы приносим свои соболезнования и от всей души сочувствуем.

Я не отвечаю. С открытым ртом я смотрю на него снизу, наблюдаю за его действиями. Вытираю слёзы с щёк и слюну с подбородка. Его голос звучит монотонно, немного хрипловато, но так успокаивающе для меня. Его речь предельно вежливая и грамотная. Его движения элегантны и точны.

– В этом кейсе, Мак, то, что поможет тебе обрести нового себя. И это только начало.

Он щёлкает четырьмя замками на кейсе и открывает крышку. Я заглядываю внутрь. В чёрном поролоне аккуратно уложена какая-то металлическая штуковина. Она сложена пополам и раскрашена в тёмно-зелёный цвет. Я понятия не имею, что это, даже не могу припомнить, видел ли я когда-нибудь нечто подобное. Этот предмет ни на что не похож, не вызывает в памяти ничего, что я видел прежде. Парень медленно достаёт это из кейса и поворачивается ко мне.

– Доверься мне, Мак, ты ничего не почувствуешь, обещаю.

Я лишь перевожу взгляд на него, потом обратно на этот предмет.

– Покажи, что осталось от твоей руки.

Я смотрю на остаток правой руки и выставляю её вперёд. Он не спеша подносит этот предмет, и я вижу отверстие, как раз по диаметру подходящее под мою руку. Он надевает это на ту часть руки, что осталась, и она утопает по самое плечо. Парень медленно отходит от меня. Я осматриваю этот металлический предмет. Он цилиндрической формы, состоит из двух равных частей. Очень лёгкий, компактный. Я разглядываю его несколько секунд. Лёгкий щелчок раздаётся в области плеча, и вся эта конструкция резко раскладывается, отчего я подпрыгиваю от испуга. В следующую секунду я узнаю в разложившемся механизме металлическую руку. С круглыми от страха глазами отстраняюсь назад в спинку инвалидного кресла, наблюдая за тем, как она шевелится. Спустя пару секунд я понимаю, что ею шевелю я сам. Медленно, затаив дыхание, я подношу кисть руки ближе, чтобы рассмотреть. Прямоугольные фаланги пальцев зеленоватого цвета, из-под которых видны металлические суставы, предплечье – вся эта конструкция полностью повторяет мои движения.

– Это для тебя, Мак. Эта система считывает нервные импульсы, тем самым повторяет движения, какие ты задумал.

Я медленно кладу кисть механической руки на белую простыню своей койки справа от меня и немного провожу по ней. Я могу двигать рукой, но не могу чувствовать.

– Это бета-версия. Но ты можешь получить последнюю. И не только руку. Мы можем дать всё, чего тебе не хватает. Но это не всё. Ты не всегда будешь носить это на себе. Что если я скажу тебе, что в мире есть вещи, которые помогут тебе вернуть тебе твоё… настоящее тело? Как я уже говорил, взамен на услугу, оказанную мистеру Миннияру.

Я перевожу взгляд на него.

– Какие вещи?

– Ты узнаешь, если согласишься помочь.

– Что за услуга?

– Мы знаем о твоей мечте, Мак. Ты хотел участвовать в марафоне. Мечтал прийти первым. Мы научим тебя… двигаться быстрее, чем ты можешь. Быстрее, чем ты мог бы себе представить.

– Для чего?

– Понимаешь… Через несколько дней в мире произойдёт событие, которое… э-м-м… перевернёт наше представление о самом бытии. Мистер Миннияр хочет, чтобы ты помог предотвратить ужасные последствия этого события.

– Почему я?

– Ты мотивирован. Ты потерял половину своего тела, и мы поможем тебе вернуть его. Мы не заставляем тебя делать что-либо, но прости, времени у нас не так много. Ты соглашаешься прямо сейчас, и для начала ЮниКорп даст тебе жизнь, полную новых движений. Движений на таких скоростях, о которых ты даже не догадывался. А после нашей сделки мы поможем тебе вернуть твоё настоящее тело. В противном случае я ухожу прямо сейчас, забираю это с собой, и ты можешь продолжить то, от чего я тебя отвлёк. Выбор за тобой.