Читать книгу Потомок - Владимир Хрусталев - Страница 3

Проснулся от холода. Чудесный солнечный день, мороз сегодня несильный. Хочется пить. Хорошо бы горячего чая, но посуды, чтобы вскипятить воду, нет. Приходится есть снег, растапливая его во рту. Зубы ломит, но деваться некуда. Развел из остатков дров костер, хватило согреться и дожарить вчерашний кусок мяса. Сыт, согрелся, пора собираться в дорогу.

Пробиваюсь через снег. Пока легко. Иду по своим вчерашним следам, но вот они заканчиваются, дальше целина. Вот и торчащая из снега палка, до которой вчера не успел добежать. На ней забавным завитком намерз снег. Тяну за нее.

Господи, это же карабин, укороченная винтовка. Вслед за ним из снега появляется крепко сжимающая приклад у излучины рука с бледными, замершими пальцами. Начинаю разгребать снег. Появляется обглоданное лицо с разорванной шеей, потом туловище в толстом сером свитере, ноги в теплых лыжных штанах, заправленных в черные меховые унты. Вторая рука лежит на поясе. Человек пытался вытащить большой нож из ножен на ремне, но не успел, бедолага. Разжимаю пальцы покойника, они хрустят как лед, чуть не ломаются. Отодвигаю клацающий затвор. В магазине, заряжающемся сверху, поблескивает один патрон 7,62×54. Оглядываюсь вокруг. Неподалеку несколько холмиков. Понимаю, что под снегом что-то есть. Начинаю разгребать. Под ближайшим сугробом нахожу сброшенную перед боем куртку «Аляску», под следующими тремя – обглоданные в разной степени туши мертвых волков.

Перед глазами отчетливо встает вся картина: волки догоняют человека, пытающегося добежать до скал, чтобы прикрыть спину. Но путь отрезан, значит, бой будет прямо здесь, на открытом месте. Неудобно, волки все равно зайдут сзади… Человек срывает карабин. Бах – один волк взвывает и падает, обрызгивая снег кровью. Звук выстрела испугал волков, но лишь на полминуты. Человек успел продвинуться поближе к скалам, но до них еще шагов тридцать, а волки тем временем опять рвутся вперед. Еще два выстрела – и еще два волка, скуля, закрутились в снегу. В этот момент самый крупный волк, по всей видимости, вожак, в прыжке успевает схватить за горло и, рванув изо всех сил, отскакивает в сторону. Человек пытается перезарядить карабин, но поздно, струя крови высоким фонтаном устремляется вверх из разорванного горла. Рефлекторно мужчина еще пытается вытащить нож и в этой попытке замирает навеки. Волки жрут погибших товарищей и лишь вожак начинает обгладывать лицо убитого человека, но то ли не вкусно, то ли волки аппетитнее пахнут, скоро и он перебирается к телам мертвых собратьев. Пытаюсь отогнать всплывшие в сознании картинки гибели, но они не уходят сразу, а все чередуются: то выстрелы, то вой волков, то свара у дохлых тел…

Наконец, справляюсь с разгулявшимся воображением и начинаю обдумывать случившееся. Первым делом обыскиваю карманы куртки, нахожу документы погибшего. В именах-фамилиях американцев не разбираюсь, но по фото понимаю: это был индеец или тунгус.

В лежащем под курткой рюкзаке нахожу полный набор необходимых вещей: алюминиевые кружка с миской, котелок, ложка из нержавейки, а еще запасные теплые носки, варежки, пару футболок, трусы, пакет с солью, еще один с какими-то приправами, пакет чая, три коробки охотничьих спичек и упакованные в целлофановые пакеты невыделанные шкурки соболей. На поясе, кроме острого большого ножа в ножнах и туристического топорика, нахожу сумку-патронташ и в ней – о счастье! – еще три патрона. Маловато для охотника-промысловика, но понимаю, что волки преследовали его довольно долго и многое он уже растратил на них. Но не помогло… С руки снимаю механические часы на браслете, они сразу начинают ходить, но время неверное, конечно. Судя по дате, застывшей на циферблате, мы разошлись с ним всего на пару суток.

Благодарю Бога, ведь его смерть – мое спасение. Теперь я по-настоящему тепло и удобно одет, есть даже во что переодеться в случае необходимости. У меня есть оружие, нож и топорик. Развожу костер, кипячу чай, быстро переодеваюсь у костра. Все, включая теплые штаны, куртку и остальную одежду, ну прямо как по мне сшито. Напиваюсь чая, складываю все оставшееся в рюкзак, за исключением шкур – их выбрасываю. Дотаскиваю мертвое тело охотника до скал, накрываю его двумя кофтами, заваливаю снегом и камнями, валяющимися у скалы в избытке.

Солнце уже перевалило за полдень, по ощущениям, где-то час. Пусть так и будет, ставлю стрелки, перевожу дату на девятое октября, и в путь. Что-то останавливает, чего-то забыл или не сделал. Возвращаюсь к моим трофеям – волкам. Встаю у тел: сначала волка, затем волчицы. Не знаю, отчего поступаю так, но с помощью ножа и топорика быстро вырезаю из останков по когтю и клыку, теша себя мыслью, что древние люди всегда так делали. Кладу их в карман и отправляюсь в дорогу. Отмечаю, насколько удобнее нести рюкзак погибшего, чем сумку соседки.

Прикидываю, что часов в шесть вечера остановлюсь на ночлег. У тел волков, убитых охотником, даже не приостановился: это не мои трофеи.

Еще пара десятков шагов, и я преодолеваю водораздел. Горизонт открывает захватывающую дух картину. Моя снежная дорога, полоса между скалами и лесом, через несколько километров ныряет вниз и виднеется уже где-то вдали. Откуда-то со скалы на нее падает водопад, весь в искрящейся радуге, и через какое-то расстояние, умерив прыть, вода течет уже плавно, покрываясь льдом. Потом моя заснеженная дорога с речушкой опять ныряет куда-то вниз, и дальше виднеется лишь бледно-голубой океан с немногочисленными островами.

Кругом горы, снег, лес и море-океан вдали. Километров тридцать, а может, и все шестьдесят.