Читать книгу Встреча в парке – 2 - Владимир Иванов - Страница 6

Спалось плохо. Тревожно. Может быть, сказывался сбой в биологических часах из-за большой разницы в часовых поясах. Может быть, новое, малоизвестное место, да ещё с малознакомым соседом, не давало полностью расслабиться. Может быть, остаток адреналина, выброшенного в кровь во время стычки с арабами, всё ещё заставлял сердце учащенно биться. Может быть, накатившаяся волна лёгкой тоски по домашним… Забылся лишь когда темень за окном начала сереть.

– Пора вставать. – Борис теребил меня за плечо. – Вставать пора.

Я буквально подскочил в кровати, чем слегка напугал своего соседа. Часы на стене показывали восемь.

– Зачем так рано? – Придя в себя. – Кремация в десять. Ехать туда минут двадцать, я узнавал. – Безвольно плюхнулся на спину. – Можно с чистой совестью полчасика поспать.

– Вставай, вставай, – добродушно усмехнулся Борис, – племянничек! – Добавил с некоторым сарказмом.

– Okay, uncle Bob.

Встал, заправил кровать, пошёл, умылся.

– И что мы будем делать с этой уймой времени?

– Нам нужно успеть позавтракать до основных постояльцев. Я вчера с дежурным врачом договорился. – Борис сделал паузу. – А в девять часов нас ждёт хозяйка в своём кабинете. Нужно оформить документы.

Внучка Джозефа нисколько не походила на своего деда. Я с плохо скрываемым интересом рассматривал её, пока она что-то говорила, а Борис переводил. Невысокая полная женщина слегка за пятьдесят с круглым лицом без косметики. Тонкие губы и маленький нос лишь подчёркивали излишнюю полноту. Небрежно окрашенные волосы плохо уложены, возможно, собиралась в спешке. На ней было однотонное темно-синее платье, явно меньшего размера, чем нужно. Бросалось в глаза обилие украшений в виде браслетов, броши, бус, нескольких колец. О чувстве стиля говорить не приходится. Не такой, совсем не такой я себе её представлял.

Повисла пауза. Не сразу понял, что от меня ждут ответа на какой-то вопрос. Переспросил Бориса, и он мне вкратце пересказал. Всё это время хозяйка пансионата отчитывалась о затратах на содержание её деда. Поскольку мы внесли оплату его проживания на год вперёд, то за неиспользованные три месяца нам могут вернуть деньги, конечно, за вычетом трат на ритуальные услуги и кремацию. Для этого нужно заполнить соответствующую форму заявления.

– Это всё? – Часто задавал подобные вопросы, когда хотел выиграть время на обдумывание. Но сейчас спросил скорее по привычке.

Хозяйка пансионата молча кивнула. Через минуту, сочтя моё молчание за недоверие, она достала из ящика стола личные вещи Джозефа и подвинула их в мою сторону. Это были швейцарские часы и бумажник. Машинально убрал часы в карман и также машинально раскрыл бумажник. Из него выпала старая фотокарточка и скользнула в сторону внучки Джозефа. Та, бросив беглый взгляд, протянула её мне.

– Это его жена? – Борис перевёл для меня её вопрос.

Я кивнул. Она не узнала свою бабушку! Джозеф ей так ничего не сказал. Почему? За почти два года не нашел нужным? Мне тем более не следует. Тут же мысль ушла в сторону. А почему она сразу не отдала вещи старика? Коллекционные часы стоят больше его годового содержания в этом пансионате. Но, если бы она знала правду о Джозефе, настоящей ценностью для неё была бы эта старая фотокарточка.

Через Бориса задал ей вопрос, знает ли она что-нибудь о судьбе своего австрийского деда, пропавшего в самом конце Второй мировой войны. Мой вопрос слегка удивил хозяйку пансионата. Она знала о своём деде, только то, что он, как нацистский преступник, был расстрелян американскими оккупационными властями. И всё! Но почему она не узнала свою бабушку? Странно, что Джозеф так хотел провести свои последние дни рядом с ней.

Попросил Бориса перевести слово в слово.

– Ваш дед не был нацистом. Он был военным врачом. Очень хорошим врачом. Американцы хотели переправить его в США, для чего устроили спектакль с поддельным судом и расстрелом. Но ваш дед сбежал от них в Чехословакию. Там наши дедушки познакомились. Остаток жизни ваш дед провел на родине.

Мой рассказ не произвёл на внучку Джозефа никакого впечатления. Тогда я вернулся к делам финансовым. В знак признательности считаю, что денежный остаток за три месяца, непрожитых моим дедом в их пансионате возвращать не надо. Это сообщение вызвало у хозяйки одобрительную улыбку. Она что-то быстро заговорила, но я жестом попросил её остановиться. У меня для неё была ещё одна приятная новость: вклад в её компанию от некоего господина Росицки никогда и никем востребован не будет. Она может рассматривать эту сумму, как вид благодарности её австрийскому деду от его пациентов. Эта новость лишила хозяйку пансионата дара речи.

Расписался в подсунутых мне документах. Положил свидетельство о смерти во внутренний карман пиджака. Вопросительно посмотрел на хозяйку: «Все ли формальности соблюдены?»

– Полагаю, – обратился к Борису, – нам тут больше делать нечего. – Я вышел из кабинета и пошёл собирать вещи.

Борис зашел в комнату минуты через три. Он договорился с хозяйкой, чтобы нас отвезли в крематорий.

Для прощания нас отвели в маленькую комнатку, где стоял гроб, половинка крышки которого была открыта. Первым подошёл Борис и что-то тихо заговорил по-немецки. Пару раз его монолог прерывался всхлипыванием. С годами человек становится сентиментален. Повернувшись ко мне, прикрывая глаза платком, Борис почти приказным тоном произнёс: «Твоя очередь», и отошёл в сторонку, уступая мне место.

Лицо старика сильно исхудало. Желтоватая кожа выглядела буквально натянутой на кости. Хорошо, что рядом не было Валюши. С ней от такого вида дедушки Джо случилась бы истерика. Я продолжал смотреть на Джозефа, и ничего кроме «спасибо» не приходило мне на ум. Одно единственное слова вертелось в моей голове. Достал фотокарточку Ангелики, положил её на левую сторону груди старика под пиджак. Поцеловал холодный восковой лоб Джозефа.

– Спасибо, дедушка. – Неожиданно для себя сказал вслух.

Мы вышли в коридор. Борис куда-то отлучился и, вернувшись минут через пять, сказал, что урну с прахом можно будет забрать через два часа. А пока мы можем погулять поблизости, поехать в город или посидеть в маленьком сквере перед крематорием.

– Очень надеюсь, что в этом сквере нам не встретятся три араба с дубиной. – Пошутил Борис.

Как ни странно, эта его шутка буквально вырвала меня из состояния отрешённости. Какое-то подобие улыбки проскочило по моему лицу.

– На этот раз воспользуемся правилом «пяти долларов». – Я достал бумажник Джозефа и потряс им в воздухе.

– Владимир, – голос Бориса дрогнул, – подари его мне. Хоть какая-то вещица Йозефа будет мне о нём напоминать.

Я опешил от неожиданности. Просьба никак не сочеталась ни с его образом, ни с его историями. Передо мной стоял ребёнок, который просит что-то на память о любимом дедушке. Без колебаний протянул ему бумажник старика. Борис взял его сразу двумя руками. Не выпуская, правым рукавом вытер слезу и попытался меня обнять. Но не получилось. Наконец, оставив бумажник в левой руке, правой признательно коснулся моего плеча и, склонив голову, отошёл к окну. Я оставил его на минутку одного, чтобы он мог справиться с нахлынувшими чувствами.

Через минуту мы вышли на улицу. Повеселевший Борис предложил просто бесцельно побродить вокруг. Я согласился.

– Знаешь, Владимир, – начал он, как только мы вышли за ограду сквера у крематория, – Йозеф буквально перевернул мою жизнь. Да, именно случайная встреча с ним в начале весны шестьдесят восьмого в небольшой клинике Праги изменила всю мою жизнь. Все мои представления о человеке и его возможностях изменил уникальный врач-диагност, который должен был просто тестировать наше медицинское оборудование.

Я вспомнил свою первую встречу с Джозефом, и что со мной произошло потом. Похоже, старик обладал магией кардинально менять жизнь случайных встречных. Случайных ли?

Мы бродили, не выбирая направления по улочкам окраины Страсбурга. Летнее воскресное утро, редкие случайные прохожие. Борис рассказал мне, как старик открыл в нём способность видеть свечение внутренних органов человека и различать цветовые оттенки здоровых и больных. Как после третьей командировки Борис не захотел возвращаться в Болгарию. И, если бы не случившиеся беспорядки, которые потом назовут Пражской весной, у него бы были большие неприятности. Но в атмосфере царившей анархии они с Йозефом решили уехать в Австрию. Кто-то из старых знакомых старика узнал о его судьбе и уже продолжительное время уговаривал его вернуться на родину. Так молодой Борис, как тогда говорили, переметнулся на запад. Потом, несколько лет они вместе разрабатывали методики диагностики заболеваний. Совершенствовали свои способности. Это были, возможно, лучшие годы Бориса.

Когда мой собеседник закончил свой рассказ, несколько минут шли молча.

– А почему Вы уехали из Австрии? – Немного осмелев, спросил, зная, что бережу рану. – Почему расстались с Джозефом?

– В начале семидесятых на Кубе стали развивать медицину мирового уровня. – С оттенком грусти продолжил Борис. – Из интереса поехал ознакомиться. Мне понравилось. Я был просто очарован кубинским подходом к здравоохранению. А потом и по всей Латинской Америке помотало.

Я вновь стал выслушивать разнообразные истории из его жизни. Так мы скоротали время ожидания. Уже подходя к крематорию, понимая, что время расставания уже близко, Борис решился на вопрос, который не давал ему покоя со вчерашнего вечера.

– Владимир! – Остановился, перевёл дыхание и, глядя мне в глаза, продолжил. – Мне обязательно нужно увидеть твоего подопечного.

– Сына, – поправил я Бориса, – мы его усыновили.

– Да, сына. – То, что я не отказал сразу, прибавило ему уверенности. – Мне очень нужно, просто необходимо увидеть это чудо.

– Ну, я не знаю…

– Я закончу свои дела и прилечу к вам. – Заговорил быстро, боясь, что его перебьют. – Я могу помочь ему осознать некоторые его способности. Помогу ему лучше разбираться в анатомии. У меня много наработок, которыми я должен поделиться с таким уникальным…

– Я не возражаю. – Перебил я словесный поток собеседника. – Если ему будет интересно, ни я, ни моя жена не будем против.

– Спасибо, Владимир. – Борис жал мне руку, словно я только что сделал ему очень ценный подарок.

Мы вошли в крематорий. Получив урну с прахом Джозефа, я попрощался с Борисом и поехал в аэропорт. До вылета в Москву было более четырёх часов.