Читать книгу Пришёл солдат с фронта - Владимир Иванович Соколов - Страница 10

В институте всех фронтовиков зачислили в одну учебную группу. Это было сделано, чтобы облегчить им на первых порах вхождение в учебный процесс. Ведь многие окончили школу ещё до войны и успели подзабыть то, чему их учили. Кроме того, мы были года на три-четыре старше тех, кто только что окончил школу. Эти ребята относились к нам с почтением, как к взрослым. На самом же деле, мы были в чём-то даже более детьми, чем они. Мы как бы «добирали» то, чего лишила нас война.

В перерывах между лекциями мы затевали возню с шумной беготнёй по аудитории и всевозможными отнюдь не интеллектуальными развлечениями. Например, в моде была «коробочка». Идёт по аудитории студент. К нему сзади незаметно подбегают два великовозрастных балбеса и, поравнявшись с ним, одновременно ударяют его что есть силы плечами с двух сторон. Человек от неожиданности нелепо подпрыгивает, издавая при этом какой-то икающий звук. Все хохочут. Оправившись, смеётся и пострадавший, хотя в глазах его горит огонь мести. Естественно, это было развлечение для здоровых ребят. Хиляков не трогали. Ещё был «велосипед». Идёт по проходу потерявший бдительность студент. К нему сзади подкрадывается «добрый молодец», хватает студента одной рукой за поясной ремень, а другой за воротник и, толкая «жертву» впереди себя, заставляет её бежать. «Жертва», инстинктивно сопротивляясь насилию, бежит, как-то по-дурацки семеня ногами и отклонив туловище назад. Зрелище действительно смешное. Это называлось «прокатить на велосипеде». Так развлекались будущие главные инженеры, директора предприятий, начальники отделов и лабораторий и даже министры. Дело кончилось тем, что в перерывах между лекциями все стали ходить боком, прислонившись спиной к стене.

Случались у нас и печальные события. Один из самых молодых и жизнерадостных студентов первого курса – Толя Рязанов, неожиданно заболел и попал в больницу. У него оказалась тяжёлая форма туберкулёза, когда поражены сразу многие внутренние органы. Положение было крайне серьёзное и даже, можно сказать, безнадёжное. Врачи сказали, что можно было бы попробовать лечить больного новым лекарством – стрептомицином, который производится за границей. Стрептомицин можно было купить у моряков, ходящих в «загранку». Стоил он очень дорого, но мы собрали необходимую сумму и передали лекарство врачам. Стрептомицин не помог. Толя умер.

Во время сбора денег возникли неприятности. Кто-то донёс об этом мероприятии в партком института. Инициаторов сбора вызвали «на ковёр» и разъяснили, что собирать деньги для каких-либо целей можно только с согласия администрации. В противном случае это действие граничит с политическим преступлением. С трудом удалось уладить конфликт.

Обедали мы в студенческой столовой, где после отмены карточной системы можно было выбрать еду по вкусу и по карману. В буфете продавалось даже пиво. Я пиво не любил. Мне больше нравился компот. Но мой товарищ из «городских» студентов – Андрей Петров, сын капитана первого ранга, служившего ещё при царе, приучил меня к пиву. «Возьмём пивка», – предлагал он мне, и я слабовольно соглашался. Сперва пить пиво было противно, а потом привык.

Андрей был своеобразным молодым человеком. Он был моложе меня и пришёл в институт из школы. Это был худощавый узколицый блондин с приветливой доброжелательной улыбкой. Было невозможно пред-ставить его раздражённым и тем более озлобленным. Его реакция на дурные поступки людей ограничивалась пожиманием плеч, недоуменным разведением рук и словами, вроде: «Ну, это ни в какие ворота не лезет!» Причём всё это сопровождалось иронической улыбкой. Он употреблял иногда в разговоре матерные слова (тогда это было в порядке вещей), но даже эти слова звучали у него, я бы сказал, как-то благородно. Мы ощущали принадлежность Андрея к какому-то особому кругу людей, отнюдь не «рабоче-крестьянского» происхождения. Однако держался он со всеми безукоризненно корректно, дружелюбно, без какого-либо намёка на высокомерие. Даже если его собеседник нёс ахинею, он находил способ возразить ему в необидной форме, а в случае упрямства глупого спорщика умел выйти из «дискуссии» с помощью милой шутки. Андрей вызывал симпатию и уважение всех студентов.

Однажды Андрей после занятий пригласил меня к себе домой послушать музыку на новом проигрывателе. Он жил на 9 линии Васильевского острова. Дверь квартиры нам открыл седовласый пожилой человек в морском кителе без погон. «Спасибо, папочка», – произнёс Андрей, и они поцеловались. Я был потрясён такими непривычными для меня семейными взаимоотношениями. Сперва это показалось мне манерностью, «сюсюканьем», но вскоре я понял, что это было проявлением искреннего, не скрываемого уважения и любви друг к другу. В этом доме сохранился дух интеллигентной дворянской семьи, семьи офицера военно-морского флота Российской империи. Отсюда и манеры Андрея.

Андрей был для меня образцом воспитанности, и я старался быть похожим на него. Однако существенных успехов в «работе над собой» я не достиг. То ли гены не те, то ли не в той среде вырос. И всё-таки общение с Андреем что-то изменило в моём характере в лучшую сторону. Я всегда стремился быть похожим на людей, которые в чём-то превосходили меня. Мне кажется, что это основа самоусовершенствования. Впрочем, стремление подражать образцу может срабатывать и в дурную сторону. Всё зависит от выбора образца.

После окончания института Андрей работал главным инженером ИРПА – Института радиовещательного приёма и акустики.

Были и другие яркие личности среди «городских» студентов. Юра Куранов относился к той категории общительных людей, которые притягивают к себе товарищей. Где бы он ни появлялся, вокруг него сразу же образовывалась небольшая толпа, слышался смех, громкие разговоры. Он имел весёлый нрав, обладал хорошим чувством юмора. Кроме этих достоинств Юра имел еще одно, пожалуй, главное: он мог играть практически на любых музыкальных инструментах. У него, с моей точки зрения, были выдающиеся музыкальные способности. Он учился в консерватории, кажется, по классу скрипки, но ушёл после третьего курса, решив, что вы-дающегося музыканта из него не получится. Сам он объяснял это так: «Можно быть средним инженером, но средним музыкантом быть нельзя. Это жалкая роль».

Я познакомился с музыкальными способностями Юры на одной из курсовых вечеринок, которые мы устраивали в квартире Жени Швечкова на Красной улице. Папа Жени был важной «шишкой». Квартира была огромная, с множеством комнат, в старинном богатом доме. Родители Же-ни уходили из дома, чтобы не мешать нам. В квартире был рояль, кто-то принёс аккордеон, ещё была скрипка. Юра играл на всех этих инструментах. Он исполнял по просьбе слушателей классическую музыку, танцы, песни. Все были восхищены. Мне казалось, что он зря бросил консерваторию. Впрочем, ему виднее.

На первом курсе по инициативе преподавателя английского языка Анастасии Григорьевны Ливер в институте был устроен «английский» вечер. В то время такие вечера были в моде. Студенты читали стихи, пели песни на английском языке, разыгрывались небольшие пьесы. Я вел этот вечер, разумеется, тоже на английском языке, в качестве конферансье со своими номерами-вставками. На вечер Ливер пригласила гостей: преподавателей с кафедры английского языка Ленинградского института иностранных языков. Была среди гостей и приятельница Ливер, знаменитая оперная певица Софья Петровна Преображенская.

Вечер прошёл успешно. Анастасия Григорьевна представила меня гостям. Я даже поговорил с Преображенской. Беседа была для меня очень полезной. Но наиболее интересной была встреча с преподавателями английского языка. Они очень напористо уговаривали меня бросить Институт связи и перейти к ним в Институт иностранных языков. Они расхваливали мои способности, обещали принять сразу на третий курс, соблазняли научной работой и аспирантурой, гарантировали мне успешную защиту диссертации. Я отверг их предложение, довольно глупо заявив, что изучение иностранного языка не может быть самоцелью для мужчины. А может быть, надо было согласиться? Впрочем, неизвестно, как сложилась бы моя судьба в этом случае. А к той жизни, которую я прожил, у меня серьёзных претензий нет.

Летние каникулы я проводил у мамы в Костешине. Мама жила вдвоём с котом Цыганом. Работала она в бухгалтерии льнозавода, который находился в двух километрах от Костешина. Половина дороги шла лесом. Цыган каждый день к концу рабочего дня приходил на льнозавод встречать маму. Обратно они шли вместе. Цыган прекрасно знал свою кличку и реагировал на неё мгновенно, когда хотел есть. В остальное время он даже ухом не шевелил, сколько его ни зови.

В 1949 году к нам приезжала тётя Груня. Деревня Костешино была её родиной. Втроём мы ходили на Осугу загорать и купаться.