Читать книгу Пришёл солдат с фронта - Владимир Иванович Соколов - Страница 6

В августе 1946 года я приехал в Ленинград поступать в институт. Меня приняли без экзаменов на телевизионное отделение радиотехнического факультета. Я был очень доволен. Сбывалась моя мечта. Телевидение в ту пору было новым направлением радиотехники. Исследовательские работы в этой области велись уже давно, но регулярное телевизионное вещание началось в Москве только с ноября 1948 года, а в Ленинграде – с января 1949 года. Поэтому до сих пор инженеров-телевизионщиков не готовили. Мы были первыми.

Заведующим кафедрой телевидения был профессор Павел Васильевич Шмаков (1885 – 1982). Он основал кафедру в 1937 году и возглавлял её сорок пять лет, до самой смерти. Все относились к Павлу Васильевичу за его заслуги с большим уважением. Это был настоящий генератор новых идей, опережающих время. Так, например, ему принадлежит идея глобального спутникового телевидения и использования Луны для увеличения дальности передачи телевизионного сигнала, выдвинутая задолго до начала космических полётов. Примером практических достижений может служить изобретение в 1933 году совместно с П.В.Тимофеевым супериконоскопа – электровакуумного прибора, на порядок повысившего чувствительность передающих телевизионных камер. Это дало возможность вести передачи с открытых площадок, из театров и концертных залов. И многое, многое другое.

«Папа Шмаков» был седовласым, невысокого роста крепким стариком. На заседаниях учёного совета он обычно спал, но всё слышал. Если докладчик начинал нести ахинею, он сразу же просыпался и ехидным вопросом ставил докладчика в тупик. Рассказывали, что на праздновании девяностолетнего юбилея Шмакова один из гостей, который был на двадцать лет моложе юбиляра, выразил желание быть приглашённым на столетний юбилей. «Обязательно приглашу, если доживёшь», – ответил Шмаков. Павел Васильевич не дожил трёх лет до ста. Он умер от травмы, поскользнувшись на льду. Когда ему было уже около девяноста лет, на дверях лаборатории телевидения прикрепили табличку с надписью: «Лаборатория имени П.В.Шмакова». Я в первый и последний раз столкнулся со столь высоким прижизненным почтением к человеку науки.

Ни я, ни другие поступающие в институт ребята не имели никакого представления о телевизионной технике и никогда даже телевизора не видели. Мы знали только, что телевидение – это передача изображения движущихся предметов на большие расстояния с помощью радиоволн. Не знаю, что чувствовали другие, но я был полон волнующего ожидания встречи с этим фантастическим достижением человеческого разума. Даже не верилось, что меня научат разбираться в сложных физических процессах, на которых основана работа телевизионных систем, читать схемы, и я даже сам смогу проектировать новую аппаратуру. Я был счастлив.

Счастьем было и возвращение в город своего детства. То, о чём я мечтал на войне, превратилось в реальность. Я наслаждался видом набережных Невы, любовался решётками Летнего сада и Казанского собора, часами бродил по Эрмитажу и Русскому музею. В залах музеев в то время было очень мало посетителей, и я мог долгое время в одиночестве, устроившись на диванчике, общаться с любимыми картинами. В Эрмитаже мне очень нравились женские головки Франсуа Буше, кающаяся Мария Магдалина Тициана, а также все Данаи и Венеры. Это был, можно сказать, эмоциональный выбор. Я не мог ограничиться таким легкомысленным подходом и принялся читать книги по истории искусства, стараясь понять, почему одни произведения искусства считаются шедеврами и живут столетиями, а другие, даже если они пользовались какое-то время успехом, быстро забываются.

Я решил познакомиться со всеми драматическими и музыкальными театрами Ленинграда. Я посещал их раз или два в неделю, но театралом не стал, а вот приверженность к изобразительному искусству, архитектуре и музыке сохранил на всю жизнь. Я понял, что способность создавать произведения искусства и воспринимать их – это, пожалуй, единственное, что отличает человека от животного. Всё остальное, в той или иной мере, свойственно и тем и другим.

В первые же дни занятий в институте выяснилось, что мои знания английского языка превосходят тот уровень, который требовался от студентов технических вузов. Преподаватель английского языка Анастасия Григорьевна Ливер, узнав, что я изучал английский самостоятельно, уди-вилась моему хорошему произношению. Немного кокетничая, я объяснил, что произношению я учился у посла Великобритании сэра Стаффорда Крипса. Самое смешное, что это было правдой. Я изучал английский в Давлеканове. Фонетику осваивал по книгам, руководствуясь пояснениями и рисунками, показывающими положение органов речи при произнесении различных звуков. Понятно, что при таком способе изучения фонетики я не мог быть уверен в правильности своего произношения. Но мне повезло. Началась война. По радио выступил с пространным заявлением посол Великобритании. Я впитывал, как губка, впервые услышанную правильную английскую речь. Фонетическая память у меня была, видимо, хорошая. Анастасия была в восторге от моего рассказа. Она освободила меня от обязательного посещения её занятий. Я должен был являться только раз в семестр на зачёты. Я был освобождён также от обязательного посещения занятий по начертательной геометрии, так как у меня обнаружилось отличное пространственное воображение, позволявшее мне с лёгкостью решать любые задачи. Я должен был только выполнять домашние задания, выдаваемые каждому студенту персонально. Образовавшееся свободное время я использовал для посещения музеев и прогулок по городу в дневные часы.