Читать книгу Генералиссимус - Владимир Карпов - Страница 11

В дальнейшем наше исследование будет касаться более детально стратегических вопросов, и поэтому необходимо для единообразного понимания определить, что такое стратегия.

Очень часто приходится читать в газетах и журналах суждения о стратегии авторов, абсолютно не понимающих ни сути, ни масштабов того, о чем они берутся рассуждать. Например, во время боев в Чечне можно было прочитать такие корреспонденции в газетах: «Наши войска захватывали стратегическую высоту (или мост) в районе поселка…» Причем суждения эти ведутся с апломбом, безапелляционно. В общем, «каждый мнит себя стратегом, видя бой со стороны».

В свое время я прослушал курс лекций по стратегии в военной академии Фрунзе и на высших академических курсах Генерального штаба. Работая над этой книгой, еще раз прочитал труды (те разделы, в которых авторы рассуждают о стратегии) Наполеона, Мольтке, Клаузевица, Шлиффена, а также первого русского профессора стратегии, барона, генерала от артиллерии Н.В. Медема, который преподавал стратегию и военную историю в XIX веке, и, наконец, А.А. Свечина – военного ученого и теоретика советских времен, тоже читавшего курс лекций по стратегии в академии Генерального штаба, царского и советского генерала. Разумеется, еще раз проштудировал трехтомник маршала Шапошникова «Мозг армии» и др.

«Советский энциклопедический словарь» дает следующее толкование этого понятия:

«Стратегия военная, высшая область военного искусства. Охватывает вопросы теории и практики подготовки вооруженных сил к войне, ее планирование и ведение, исследует закономерности войны, разрабатывает способы и формы подготовки и ведения стратегических операций, определяет цели и задачи фронтам, флотам и армиям, распределяет силы по театрам военных действий и стратегическим направлениям. Стратегия военная тесно связана с политикой государства и вытекает из требований военной доктрины. Политика ставит перед стратегией военной задачи, а стратегия обеспечивает их выполнение. Стратегия военная связана с экономикой и зависит от экономического строя государства, уровня развития производства, от моральных возможностей народа…»

Очень упрощенно можно сказать: искусство полководца (или государственного деятеля) проявляется в способности усмотреть военную цель и указать путь к ее достижению. А умение обосновать это стратегически как раз и заключается в дальновидности, широте и глубине стратегического мышления, подкрепленного образованием и озаренного талантом, ибо способность стратегического мышления дана не каждому и встречается довольно редко.

Профессор Свечин пишет: «Искусство вождя не может быть изучено по учебнику… Учительницей политика или стратега может быть только сама жизнь, или ее отображение в истории».

Мне кажется, эти слова очень подходят нам и будут правильно направлять ход наших дальнейших суждений.

Сталин после смерти Ленина действительно создал, по выражению Свечина, «идеальный пьедестал», с которого видел «далекие горизонты»; очевидна полная его самостоятельность в гигантских стратегических проектах, как теоретических, так и при их осуществлении, потому что он вел страну и армию по неведомому прежней истории пути строительства нового социалистического общества.

Я уже сказал выше, что не берусь описывать всю многообразную деятельность Сталина, а намерен изложить дела и проблемы, которые в конечном итоге привели его к высокому званию Генералиссимуса.

В годы мирного строительства проявилось в теории и на практике стратегическое мышление Сталина, отметим только два гигантских свершения – индустриализацию и коллективизацию, без которых Советский Союз остался бы беспомощным в капиталистическом окружении и был бы смят и уничтожен еще до нападения Гитлера, потому что представлял бы собой беззащитное в военном отношении пространство. Красная Армия с винтовками в сухопутных войсках и саблями в кавалерии не смогла бы отразить очередной крестовый поход армий Антанты (или других объединений), оснащенных несметным количеством самого современного вооружения.

Индустриализация за годы пятилеток дала стране возможность создать оборонную промышленность и современное вооружение – это стратегический расчет Сталина и далекая его прозорливость.

На XIV партконференции в апреле 1925 года Сталин заявил о том, что в СССР имеется все необходимое для осуществления ленинской программы построения социалистического общества.

На XII съезде, который проходил впервые без Ленина, Троцкий и его сторонники выдвинули свою капитулянтскую программу. Маскируясь революционной риторикой о мировой революции, они утверждали, что невозможно построить социализм в одной отдельно взятой стране и поэтому надо отдать в концессии иностранному капиталу ключевые отрасли промышленности, отменить монополию на внешнюю торговлю, закрыть, как нерентабельные, крупнейшие заводы – Путиловский, Брянский и др. В политически идеологическом плане Троцкий ратовал за свободу фракций и группировок. Предлагалось изгнать из партийного аппарата старых «педантов» и «классных дам», заменив их молодежью, ибо «молодежь – вернейший барометр партии». (Наверное, нетрудно уловить сходство этой программы с тем, что происходит в России в наши дни!)

Троцкий не имел самостоятельной программы революционных преобразований, его деятельность во все периоды строилась только на отрицании то ленинских, то сталинских программ и предложений. Он был не созидатель, а разрушитель, не революционер, а контрреволюционер. Таковы и все его последователи.

В докладе «О социал-демократическом уклоне в нашей партии» на XV Всероссийской конференции ВКП(б) 1 ноября 1926 года Сталин в заключительном слове целый раздел назвал «Фокусы Троцкого, или Вопрос о «перманентной революции». Сталин прямо спрашивал:

– Что такое «перманентная революция»?

И коротко отвечал:

– Отрицание ленинской «теории социализма в одной стране».

Вот слова из его выступления «Жонглирование цитатами, или Троцкий фальсифицирует ленинизм»:

«Обратили ли вы внимание, товарищи, что вся речь Троцкого пересыпана самыми разнообразными цитатами из сочинений Ленина? Читаешь эти цитаты, вырванные из разных статей Ленина, и не понимаешь, чего больше добивается Троцкий: того ли, чтобы подкрепить ими свою позицию, или того, чтобы «поймать» тов. Ленина в «противоречиях»…

Он привел другую группу цитат, говорящих о том, что полная победа социализма невозможна без победы революции в нескольких странах, старясь всячески жонглировать этими цитатами. Но он не понял или не хочет понять того, что нельзя смешивать в одну кучу полную победу социализма (гарантия от интервенции) с победой социализма вообще (построение социалистического общества), не понимая или не желая понять того, что эти цитаты из сочинений Ленина говорят не против партии, а за партию и против позиции Троцкого.

Но, приводя кучу всяких, не относящихся к делу цитат, Троцкий не захотел, однако, остановиться на основной статье Ленина о возможности победы социализма в одной стране (1915)…»

Теперь, спустя многие годы, когда обнажилась и роль Троцкого как подсадной утки в революционном движении, очень четко просматривается за его речами о «революции», «красным знаменем над всей Землей» продвижение главной тайной цели – вспомните, пожалуйста, основной постулат сионизма: миром должен владеть один, Богом избранный народ.

В годы, когда шла дискуссия «о перманентной революции», на 1/6 земного пространства им казалось – они уже были близки к осуществлению этой идеи. Троцкий сам пишет в книге «Моя жизнь»:

«В годы войны в моих руках сосредоточивалась власть, которую практически можно назвать беспредельной. В моем поезде заседал революционный трибунал, фронты были мне подчинены, тылы были подчинены фронтам, а известные периоды почти вся не захваченная белыми территория республики представляла собой тылы и укрепленные районы…

…Немудрено, если военная работа создала мне немало врагов. Я не оглядывался по сторонам, отталкивая локтем тех, которые мешали успехам…»

О том, кто конкретно и какие государственные и административные посты занимал, читателям известно из предыдущей главы.

В книге «Перманентная революция» Троцкий писал:

«Завершение социалистической революции в национальных рамках немыслимо… Социалистическая революция начинается на национальной арене, развивается на интернациональной и завершается на мировой. Таким образом, социалистическая революция становится перманентной в новом, более широком смысле слова: она не получает своего завершения до окончательного торжества нового общества на всей нашей планете».

Такова стратегия троцкизма.

Большинство партийных организаций при обсуждении речи Сталина поддержало его стратегическую программу. Но троцкисты сразу кинулись в трибунную драку. Главный тезис их возражений – социализм построить в одной стране невозможно.

В докладе на XIV съезде Сталин рассмотрел возможные линии развития народного хозяйства, предложенные оппозицией:

– Есть две генеральные линии: одни исходят из того, что наша страна должна остаться еще долго страной аграрной, должна вывозить сельскохозяйственные продукты и привозить оборудование, что на этом надо стоять, по этому пути развиваться и впредь. Эта линия требует, по сути дела, свертывания нашей индустрии… Эта линия ведет к тому, что наша страна никогда, или почти никогда, не могла бы по-настоящему индустриализоваться, наша страна из экономически самостоятельной единицы, опирающейся на внутренний рынок, должна была бы объективно превратиться в придаток общей капиталистической системы. Эта линия означает отход от задач нашего строительства.

– Это не наша линия.

– Превратить нашу страну из аграрной в индустриальную, способную производить своими собственными силами необходимое оборудование, – вот в чем суть, основа нашей генеральной линии…

В этом Сталин видел надежную опору обороноспособности страны – «иначе нас сомнут»; его стратегическая дальновидность не нуждается в комментариях.

Сталин говорил, что существующие противоречия на пути строительства социализма должны быть преодолены и будут преодолены:

– Кто не верит в это дело – тот ликвидатор, тот не верит в социалистическое строительство. Эти противоречия мы преодолеем, мы их уже преодолеваем… И без помощи со стороны мы унывать не станем, караул кричать не будем, своей работы не бросим и трудностей не убоимся. Кто устал, кого пугают трудности, кто теряет голову, – пусть даст дорогу тем, кто сохранил мужество и твердость. Мы не из тех, кого пугают трудности. На то и большевики мы, на то и получили ленинскую закалку, чтобы не избегать, а идти навстречу трудностям и преодолевать их.

(В зале голоса: «Правильно!» – и аплодисменты.)

Содоклад Зиновьева был путаным, состоял в основном из цитат, набранных к месту и не к месту, и не содержал никакой положительной программы. Были выкрики с мест, что он в докладе «крохоборством занимался».

Выступление Каменева длилось более двух часов. Он высказал против партии и ЦК весь набор обвинений. Лишь в самом конце речи обнародовал главный замысел оппозиции: желание изменить руководство партии и в первую очередь убрать Сталина с поста генерального секретаря.

Посыпались выкрики делегатов с мест.

– Я должен договорить до конца. Именно потому, что я неоднократно говорил товарищу Сталину лично, именно потому, что я неоднократно говорил группе товарищей-ленинцев, я повторяю это на съезде: я пришел к убеждению, что товарищ Сталин не может выполнить роли объединителя большевистского штаба…

Поднялся шум, делегаты кричали: «Неверно!», «Чепуха!», «Вот оно в чем дело!», «Раскрыли карты!» Лишь ленинградская делегация аплодировала Каменеву. Но весь зал встал и приветствовал Сталина.

Ворошилов попросил слова:

– Товарищ Сталин, являясь Генеральным секретарем, конечно, состоит членом Секретариата, но вместе с тем является членом Политбюро. Товарищи, к сожалению, не все присутствовали хоть когда-нибудь, хоть один раз на заседаниях Секретариата, Оргбюро и Политбюро. Но мы, члены Центрального Комитета, бываем на заседаниях Политического бюро, то есть того органа, который, по мысли товарища Каменева, должен стать выше всех органов, практически проводящих в жизнь решения нашей партии. Политику, товарищи, определяет наше Политбюро, а не один Сталин.

В заключительном слове Сталин не оправдывался:

– …На личные нападки и всякого рода выходки чисто личного характера я не намерен отвечать, так как полагаю, что у съезда имеется достаточно материалов для того, чтобы проверить мотивы и подоплеку этих нападок… Партия хочет единства. И она добьется его вместе с Каменевым и Зиновьевым, если они этого захотят, без них – если они этого не захотят. (Возгласы: «Правильно!» Аплодисменты.)

– Единство, – продолжал Сталин, – у нас должно быть, и оно будет, если партия, если съезд проявит характер и не поддастся запугиванию. (Голоса: «Не поддадимся, тут народ стреляный».) Если кто-либо из нас будет зарываться, нас будут призывать к порядку, – это необходимо, это нужно. Руководить партией вне коллегии нельзя. Глупо мечтать об этом после Ильича (аплодисменты), глупо об этом говорить.

Не получив поддержки своим нападкам на Сталина, глава делегации ленинградских коммунистов Зиновьев вместе с Каменевым предложил перенести работу съезда в Ленинград. Эту уловку делегаты раскусили. Съезд осудил раскольничью деятельность фракционеров. В ответ на это Зиновьев увел из зала ленинградскую делегацию. Вернувшись в Ленинград и дезинформировав многих местных товарищей, они добились принятия губкомом неслыханного, не имевшего прецедента решения – запретить обсуждение в парторганизациях материалов XIV съезда. Оппозиция препятствовала распространению в Ленинграде газеты «Правда». Ее идейным рупором стала газета «Ленинградская правда». 25 декабря она в своей передовой призвала к неподчинению решениям съезда.

В ответ съезд 28 декабря принял «Обращение ко всем членам Ленинградской партийной организации», в котором дал принципиальную оценку провокационной деятельности оппозиции.

При тайном голосовании по выборам нового состава ЦК партии против Каменева, Троцкого и Зиновьева голосовала одна треть делегатов съезда. «Похоже, что голосование на съезде партии пошло по национальному признаку», – заявил Зиновьев (Радомышельский).

Сталин опять был избран Генеральным секретарем, впервые в жизни сел в кресло председателя и открыл заседание высшего органа партийной власти. (До этого заседания Политбюро вел Каменев, председатель Совнаркома, по традиции, установившейся со времен Ленина.)

Сталин зря времени не терял. Через две недели после съезда, 18 января 1926 года, власть в Ленинграде перешла от Зиновьева к другу и единомышленнику Сталина Сергею Мироновичу Кирову. Зиновьев был освобожден от всех должностей. Вскоре в Москве от всех должностей был освобожден и Каменев.

Оппозиционеры, используя свободу слова, стали дружно выступать в средствах массовой информации против Сталина. Троцкий, Зиновьев и Каменев на стихийных митингах пытались дезорганизовать работу руководящего штаба партии, втягивали его членов в новые и новые бесконечные дискуссии, устраивали нелегальные собрания, создавали подпольные группы, распространяли фракционные документы.

6 июня 1926 года в лесу под Москвой было проведено собрание оппозиционеров. Позаботились о пароле, патрулях, других средствах конспирации. Был причастен к организации собрания Зиновьев, а кандидат в члены ЦК, заместитель председателя РВС СССР Лашевич на собрании призывал к борьбе с Центральным Комитетом.

В конце мая Сталин уехал в Грузию. 2 июня он отправился смотреть Земо-Авчальскую ГЭС – первенца гидростроения Закавказья. Осмотрев станцию, Сталин записал в Книге почетных посетителей на грузинском языке: «Да здравствует наше строительство и рабочие, техники, инженеры, работающие на нем!»

Вечером 3 июня Сталин побывал на спектакле Тифлисского государственного оперного театра. В антракте он беседовал с композитором Баланчивадзе о его опере «Тамар Цбиере» и вообще о грузинской оперной музыке. Сталин заметил, что влияние произведений русских композиторов, в особенности Чайковского, на творчество грузинских композиторов очень заметно, и это наиболее верный, плодотворный путь для грузинской музыки.

8 июня на собрании рабочих Главных железнодорожных мастерских Тифлиса, там, где он когда-то начинал путь революционера, Сталин выступил с речью о международном положении и внешней политике.

В Москву Сталин выехал 4 июля. Там его ждали важные дела.

На Пленуме ЦК 14–23 июля оппозиционеры вновь выступили против Сталина. В речи 22 июля он, отвергая требование Зиновьева отменить резолюцию Х съезда «О единстве партии», показал, что линия троцкистско-зиновьевского блока не имеет ничего общего с ленинизмом, а требование свободы фракций и группировок тождественно лишению партии возможности руководить политической и экономической жизнью страны. Сталин подчеркивал:

– Партия может и должна допустить в своей среде критику, борьбу мнений. Но она не может допустить того, чтобы ее решения срывались, ее рамки ломались, основы единства разрушались…

Оппозиционеры опять подняли вопрос о «завещании Ленина». Они пытались использовать содержащуюся в этом письме критику особенностей характера Сталина, надеясь таким образом подорвать его авторитет.

Фракционеры распространяли «Завещание» Ленина (так они называли письмо) без соответствующих мест, в которых указывалось на небольшевизм Троцкого и предательское поведение Зиновьева и Каменева в октябре 1917 года.

По поручению Политбюро Сталин зачитал на Пленуме полный текст письма Ленина «К съезду».

Прения на Пленуме были длительными и горячими. С разоблачениями оппозиционеров выступили С.М. Киров, В.М. Молотов, Г.К. Орджоникидзе, Я.Э. Рудзутак и многие другие. Оппозиционеры получили серьезное предупреждение: Зиновьев был выведен из Политбюро, Лашевич исключен из состава ЦК и снят с поста заместителя председателя РВС СССР, другие участники нелегального собрания в лесу под Москвой получили взыскания.

На заседании Политбюро 11 октября 1926 года Сталин говорил:

– Не подлежит сомнению, что оппозиция потерпела жестокое поражение. Ясно также, что возмущение в рядах партии против оппозиции растет.

Пленум ЦК в конце октября признал невозможным дальнейшее пребывание Зиновьева в Коминтерне, а Каменева и Троцкого – в составе Политбюро.