Читать книгу Третий должен уйти - Владимир Колычев - Страница 5

Я осмотрелся в поисках какой-нибудь палки, которую можно было использовать как костыль, но ничего подходящего не нашел. Тогда попробовал передвигаться на одной ноге, но надолго меня не хватило. Да и отбитая нога разболелась.

– Ты так далеко не уйдешь, – услышал я чей-то мужской голос, инстинктивно потянулся к кобуре, но вместо пистолетной рукояти нащупал пустоту.

Я оглянулся и увидел Нефедова. Высокий мужчина, статный, черты лица грубоватые, но четкие, симметричные. Тридцать восемь лет ему, на эти годы он и выглядел. Здоровый цвет лица, гладкий, без морщин, лоб, в черных волосах ни единого седого проблеска, но все-таки чувствовалось, что молодость ушла безвозвратно. Только вряд ли он сейчас думал об этом. Ему сейчас нужно думать о будущих годах, которые он проведет в тюрьме.

Нефедов стоял метрах в пяти от меня, в опущенной руке он держал пистолет – возможно, мой.

А ведь я точно помнил, что сунул ствол в кобуру… То ли промазал, то ли пистолет вывалился, когда прыгал на одной ноге. Так или иначе, я оказался беспомощным перед вооруженным противником. Если и мог сейчас угрожать Нефедову, то лишь буквой закона. А это не страшно, когда прокурор – медведь, а закон – тайга.

– Мой ствол? – спросил я, с кислым видом глянув на ствол в его руке.

– Твой… Ты кто такой?

– Капитан Уланов.

– Ты с моей женой разговаривал?

– Я.

– Кого там убили, Чайкова?

– А ты не знаешь?

– Смутно помню… Какой-то человек лежал, кто-то взял мою руку, сжал ею что-то… Возможно, это был нож…

– Возможно?

– Давай глянем, что там у тебя.

Он осторожно приблизился ко мне, сел на корточки так, чтобы я не смог ударить его ногой.

– А ты соображаешь?

– Ну, в какой-то степени…

Он снял с меня ботинок, тщательно ощупал голеностоп. Я ожидал, что сейчас он дернет ступню, боль снова прострелит меня, но тут же отступит. Вывихнутый сустав встанет на место, и я смогу подняться на ноги.

Но Нефедов кости вправлять не стал.

– Похоже, у тебя перелом, капитан Уланов. В больницу тебе надо.

– Легко сказать.

– Позвони своим, пусть подъедут.

– Телефон сдох.

– Сдох? – недоверчиво переспросил он.

– Точно сдох… А ты чего боишься, Нефедов? Ты же никого не убивал? – усмехнулся я.

– Не убивал.

– А чего тогда убегал?

– А кто мне поверит? Меня же не просто так в эту проклятую квартиру заманили. Подстава это. – Он безотчетно провел рукой по затылку.

– Болит?

– Болит.

– Арматурным прутом саданули?

– Не знаю чем. Сзади ударили.

– Очнулся – гипс? – насмешливо спросил я.

– Очнулся – труп.

– Чайкова труп?

– Я не знаю, чей это был труп… Голова контуженая, перед глазами все плывет, ничего не соображаю… Может, там не только контузия была, может, хлороформа дали нюхнуть. Я практически был без сознания. Удивительно, что вообще что-то помню…

– Ну да, ну да.

– Не веришь? – с горечью усмехнулся Нефедов. – Я бы на твоем месте тоже не поверил.

– Тебя видели, когда ты из дома выходил. Сам выходил. Никто тебя не вел.

– Правильно, они меня в квартире оставили, а сами ушли. Так бы я и лежал, пока полиция не подъехала… А я поднялся, вышел из квартиры… До машины еле дошел. Сел, куда-то поехал, где-то остановился. Там и вырубился…

– Очень все это интересно.

– Не веришь. Может, я сам себе не верю. Может, я от себя убегал… Значит, сдох твой телефон, говоришь?

– Сдох.

– Дай, гляну.

Я отдал ему свой телефон, но Нефедов не стал на него смотреть, размахнулся и зашвырнул мобильник в реку.

– Ты что делаешь, козел? – возмутился я.

– Давай без оскорблений! А телефон тебе купят новый. Даже если меня посадят.

– Почему даже? Обязательно посадят… А еще лучше, сам сдайся. Хочешь, я тебе явку с повинной организую? Никто не будет знать, что ты от меня убегал…

– Я не против, – совершенно серьезно сказал он.

– Ну, тогда сдай оружие…

– Сдам. Но не сейчас. И с явкой придется подождать. Сначала я сам разберусь…

– С чем?

– С кем. С тем, кто меня подставил.

– И кто это?

– Скажу. Обязательно скажу. Как только узнаю, так и скажу… А пока надо отсюда выбираться. Обещай, что не будешь дергаться, а то вдруг попытаешься меня задержать?

Я пожал плечами. Идея, конечно, хорошая, но как я доставлю Нефедова в отдел, если ходить не могу?

– Обещаешь? – всматриваясь мне в глаза, повторил он.

Я ничего не ответил, но снял с пояса наручники и отдал ему.

– Отлично.

Он ушел, вернулся с какой-то рогатиной, которую, в принципе, можно было использовать как костыль. Вложил палку в мою правую руку, а под левую подставил свое плечо. А мужик он крепкий, сильный как бык. С его помощью я смог одолеть подъем, который совсем недавно казался непосильным.

– Сильный ты мужик, Вадим Борисович. И бегаешь как лось. И гоняешь как Шумахер. А говоришь, что вчера еле до машины дошел.

– Так это вчера было. Говорю же, оклемался в машине.

– И домой поехал?

– Домой.

– К жене?

Нефедов вдруг резко отошел в сторону – я лишился опоры и упал, больно ударив о землю больную ногу.

– Эй, ты чего?

– Давай без намеков! – Он смотрел на меня зло, с осуждением.

– Да какие намеки!

– А с Мишей я разберусь.

– Что ты о нем знаешь?

– Ничего.

– Серафима не сказала?

– Нет.

– И мне тоже. Молчит, как партизан об лед… Сложные у вас отношения.

– Не твое дело!

Нефедов осмотрелся, подошел к старому облупленному дереву, отодрал от него кусок коры и приложил к моей больной ноге. Вытащил из своего кармана галстук… Я не знаю, насколько качественной была шина, которую он мне наложил, но лучше что-то, чем ничего. Затем подал мне руку и подставил плечо:

– Давай, поднимайся!

– Только без резких движений! – попросил я.

– И ты языком резко не дергай.

Мы прошли метров десять, втянулись в ритм движения. Еще метров десять, еще…

– А куда мы идем? – спросил я.

– Туда, откуда пришли.

– А ориентиры?

– Река за спиной… В любом случае куда-нибудь выйдем. Это же не тайга.

– Ну, не знаю…

Тайга не тайга, но с моей искалеченной ногой лес этот казался бескрайним и непроходимым. И никаких признаков цивилизации не наблюдается. Возможно, где-то в сотне метров от нас – слева или справа – проходила какая-то дорога или тянулась линия электропередачи, а возможно, жил беспокойной летней жизнью дачный поселок, но мы ничего этого не замечали.

– Я слышал, у вас когда-то с Чайковым была война, – закинул я удочку.

– Береги дыхание, капитан.

Мы прошли метров сто, и Нефедов объявил привал. Он тяжело дышал и едва держался на ногах, но я не видел в нем предательского желания отказаться от меня.

– Далеко мы забрались, – заметил я.

– Ничего, выберемся, – усаживаясь на поваленное дерево, сказал он. – Так какая война у нас была с Чайковым?

– Ну, он же бандитом был, «крыши» в Горанске ставил…

– Было такое. Но мы с ним не враждовали… Ну, тогда, когда он «крыши» ставил…

Нефедов достал из кармана свой мобильный телефон, глянул на дисплей и разочарованно цокнул языком. Нет зоны приема. Вроде бы и от Москвы недалеко, а глушь глушью…

– А потом Чайков за убийство сел, я правильно пониманию?

– И такое было.

– И кого он убил?

– Да так, по пьяному делу. Крышу снесло. Он, в принципе, нормальным парнем был. В бандиты случайно попал…

– Случайно?

– Долгая история.

– А если в двух словах?

– В двух словах не получится. Тут нужно все по полочкам разложить, иначе ты ничего, капитан, не поймешь…

– Так у нас времени вагон и… Я бы даже сказал, целый лес у нас времени. Если на кубометры перевести, на всю жизнь хватит, – с кислой усмешкой сказал я.

– Жизнь в кубометрах не измерить. Хотя тот же кирпич в кубометрах меряется. И кирпич, и блоки… Давай, капитан, поднимайся, идти надо.

Мы прошли метров сто и обессиленно рухнули под пышный куст можжевельника, который встал у нас на пути. Его нужно было обходить, но мы уже были не в состоянии держаться на ногах. Их у нас было немного – три ноги на двоих…

– Тяжелый ты, капитан, – пытаясь восстановить дыхание, проговорил Нефедов.

– Какой есть…

Будь на его месте кто-нибудь из своих, я бы предложил более простой план моего спасения. Тот же Юра Станков мог оставить меня здесь, а сам налегке выйти к людям. Но Нефедов не вернется, если предложить ему такой план. Найдет людей, направит ко мне помощь, а сам тю-тю…

Он снова достал мобильник, но зона приема ему так и не улыбнулась.

– Ничего, выберемся. – Казалось, он уговаривает самого себя.

Я косо глянул на него – вдруг он не сможет себя уговорить и уйдет?

Он заметил мой взгляд, угрюмо усмехнулся:

– Я сам офицер, капитан. А это значит, что я тебя не брошу.

– И каких войск, офицер?

– А это имеет значение? Пять лет в училище, год службы, а потом увольнение… Давно это было.

Нефедов лег на траву, вытянулся в полный рост, закрыл глаза и, как мне показалось, ушел в себя. Похоже, на него нахлынули воспоминания…

…Справа ветер в кустах шелестит, слева музыка играет, перед глазами раздувается подол сарафана. Кучерявый парень из кожи вон лез, чтобы как можно сильнее раскачать лодочку, и добился своего – девушка визжала от страха и восторга. Воздушный поток раздувал ее белый, в черный горошек, сарафан, обнажая длинные ноги до самых вершин, она крепко хваталась за поручни, поэтому не могла придержать подол. Зрелище захватывающее, но я человек с понятиями, поэтому демонстративно смотрел на куст сирени – еще не цветущей, но готовой к этому. Пчелы над завязями цветков кружат. Майский парк уже зазеленел молодыми листьями, а скоро будет утопать еще и в цветах.

С погодой все понятно. Май выдался хороший, солнечный, в июне будет еще жарче, а может, напротив, похолодает. Но лето наступит в любом случае, затем будет осень, зима. Как должно быть, так и будет. А в моей жизни определенности нет. Праздники закончатся, и нужно будет решать вопрос, где и как работать. Вариантов пока два: или на кирпичный завод наниматься, или поступать на службу в полицию.

Служба – это надежность, выраженная в гарантиях от государства, перспективы карьерного роста, бесплатное жилье, ранняя пенсия. Все это хорошо, только государственная гарантия оказалась ненадежной. Уволили меня по сокращению штатов. Часть расформировали – всем спасибо, все свободны. А ведь я в очереди на жилье стоял, мне через пару лет квартиру могли дать, а через три года «капитана» присвоить. А так я даже до «старшего лейтенанта» не дотянул, всего два месяца до этого звания не дослужил. И квартира накрылась медным тазом, и без малого шесть лет выслуги ничего уже не значат. Нет больше доверия к государевой службе. Но и кирпичный завод не сахар. Вакансии там вроде бы есть, но зарплата, говорят, не очень. В условиях рынка и гиперинфляции выживает сильнейший, а наш поселковый завод дышит на ладан. В городе с работой туго. Разве что в Москву податься, это не так уж и далеко – всего тридцать километров. Сел рано утром на электричку, и через час-полтора уже на месте…

Слева от меня, заглушая музыку, зацокали женские каблучки, и я повернул голову, ожидая увидеть нечто необыкновенное, захватывающее и, возможно даже, поражающее воображение.

И точно, ко мне подходила яркая блондинка с голубыми глазами, глубину которых подчеркивали фиолетовые тени. Черты лица резкие, но не грубые и смягченные спрятанной в них женской загадкой. Волнующая линия изящного носа, большой, но красивый рот, губы накрашены сочно, но в контрасте с матовым цветом лица. Стильная кофточка в полоску, белые джинсы в обтяжку, туфли на шпильке. Белый цвет полнит, но это не для нее. Ножки у этой красотки соответствовали самым высоким стандартам. Бюст и талия также вне всякой критики…

– Свободно? – спросила она, глянув на меня рассеянно, если не сказать, невидяще.

Это была дань вежливости, поскольку моего разрешения девушке не требовалось. Она собралась сесть на скамейку и без этого, но я ее опередил, резко поднялся и показал на свое место:

– Садись!

Блондинка непонимающе глянула на меня. По ее мнению, скамейка достаточно длинная, чтобы она могла сесть рядом.

– Пыль тут, – сказал я, смахнув ладонью зеленоватую пыльцу с растений. И показал на свое место: – А здесь уже протерто.

– Спасибо! – произнесла она с интонацией, в которой угадывался упрек самой себе.

Действительно, как можно было упустить столь важный момент для белых джинсов?

Девушка достала из сумочки дамскую сигарету, а я ловко извлек из кармана зажигалку, высек огонек.

– На этот раз мерси, – скупо улыбнулась она.

Голос у нее грубоватый, но звучный, с приятной глубиной.

– Ждешь кого-то? – спросил я.

Блондинка удивленно взглянула на меня, мол, кто я такой, чтобы задавать ей такие вопросы? Правда, я и джинсы ее спас, и прикурить дал, но это не в счет. Она повернулась ко мне боком, глянув на дорогу, по которой к ней, видимо, должен был подъехать принц на белом коне.

Но ее принц появился с другой стороны. Кто-то вдруг с силой толкнул меня в спину, и я, не удержав равновесия, навалился на девушку, нечаянно обняв ее двумя руками.

– Ты что творишь, козел? – прогудел возмущенный голос.

Мне пришлось восстанавливать равновесие, стараясь при этом не уронить блондинку. Я смог это сделать, но пропустил удар, который отшвырнул меня в сторону от нее. Меня ударили ногой в плечо, хотя, возможно, метили в голову.

Я коснулся рукой земли, но не упал. Более того, смог увернуться от очередного удара.

Это был какой-то дикарь в солдатской форме. Я успел заметить тельняшку в разрезе кителя, голубой берет. И еще на меня густо пахнуло перегаром.

Десантник снова пустил в ход ногу, я успел нагнуться, и сапог прошел у меня над головой. Я отскочил в сторону, обратную той, в которую обращен был удар, и двумя руками толкнул противника в бок. Неплохо было бы провести подсечку, но я не владел этой техникой на том рефлекторном уровне. Зато «хуки», «джебы», «кроссы» и прочие «апперкоты» наработаны у меня до автоматизма…

Я готовился к службе в спецназе, где не требовалось виртуозное владение техникой рукопашного боя. Достаточно было врезать противнику под дых, лишив его тем самым желания выеживаться. Противником в нашем случае выступал свой же солдат. Я учился в высшем военном инженерном строительном училище, после которого должен был попасть в часть, где служили мелкие, условно и реально судимые уголовники. Такой контингент понимал только язык силы. Во всяком случае, я всерьез так думал, когда записывался в секцию бокса. И все пять лет усиленно готовился к бою с внутренним врагом. Правда, на практике мне применять свои знания так и не пришлось. Часть, куда я попал, находилась в стадии расформирования, солдат уже не призывали…

Сказал бы кто раньше, что бокс мне пригодится для схватки с солдатом в своем родном райцентре… Но схватка эта уже в разгаре. И солдат пьян, как раздолбай-стройбатовец…

Десантник упал, поднялся и снова бросился на меня. На этот раз он дал волю своим рукам. Я ушел от удара, резко пошел на сближение, провел короткий мощный «джолт». Поймав плюху, парень слегка поплыл, и я удачно провел «тройку» в голову.

Он отскочил в сторону, тряхнул головой, пытаясь причесать мысли, и взревел:

– Ну, козел! – и снова бросился на меня.

Он ударил, я ответил. На этот раз он упал, пропустив мощный «кросс» на противоходе. Правда, прежде чем отправить противника в нокаут, я пропустил несколько чувствительных ударов.

– Нормально! – Справа от меня кто-то захлопал в ладоши.

Я повернулся и увидел широкоплечего бровастого парня в черной рубахе из мокрого шелка. Чуть в сторонке стоял кривоносый атлет в майке-борцовке, которая подчеркивала мощь и рельефность его мышечной массы. Между этими парнями, чуть позади них, я заметил знакомую блондинку. Она смотрела из-под нахмуренных бровей и, казалось, осуждала меня за мое поведение. Но и на поверженного десантника она глянула с упреком. Но в этом взгляде я заметил и чувство вины.

– Хороший удар, пацан! – подмигнул мне широкоплечий.

Он обнял блондинку за плечи и повел ее к черной иномарке, которая стояла за качелями на дороге.

– Эй, ты куда, урод!

Десантник поднялся с земли, его сильно качнуло, но это не помешало ему броситься за девушкой. Но качок в борцовке не пропустил его, встретив прямым в голову. Задира попытался защититься, но куда там. Мощный удар сшиб его с ног, он упал и затих. Качок ухмыльнулся и надменно глянул на меня. Дескать, учись, как надо с одного удара.

После моего нокаута солдат оклемался быстро, а качок вырубил его надолго. Иномарка скрылась из виду, а он все продолжал лежать. Пришлось мне приводить его в чувство.

Он открыл глаза и первым делом попытался схватить меня за грудки, но я поймал его руки:

– Ты из какой психушки сбежал?

К нам подходили любопытные, с каждой минутой зевак становилось все больше, и это мне совсем не нравилось. Как бы менты не подтянулись…

– Я тебе пасть из-за Лизы порву! – прохрипел парень.

– Какая Лиза? Я с ней даже не знаком!

– А где она?

– Уехала… Не на того наехал! – усмехнувшись, ответил я.

Весна – время, когда солдаты возвращаются домой. И этот дембельнулся, приехал в родной город, а его Лиза уже с другим. Узнал он эту новость, раздавил с горя бутылек, а потом отправился выяснять отношения. Он же не просто солдат, а десантник, значит, герой.

Я повернулся к нему спиной и пошел к центру города. Все, нагулялся, пора домой. Шишка на скуле надувается, нос распухает, губа кровит. Под глазами вроде ничего нет, это хорошо. Послезавтра мне на завод надо идти, как я там с подбитым глазом покажусь?

Десантник догнал меня, хлопнул ладонью по плечу:

– Слышь, братан, ты это, извини!

– Да ладно.

– А Лизка, значит, уехала?

– Только от тебя и узнал, что ее Лиза зовут.

– Извини, не понял. Газанул я сдуру! – щелкнул он пальцами по горлу.

– Кирпичи о голову ломать не пробовал?

– Могу и об голову! Могу и так! Слышь, а ты чего спросил? – запоздало насторожился солдат. – Ты это, не быкуй!

Я промолчал. Может, он и умел бить кирпичи об голову, но мне схватку проиграл. Именно поэтому мне сейчас не нужно было ничего доказывать. И оправдываться не надо.

Инцидент исчерпан, копья сломаны, и пора уже расходиться, но десантник продолжал идти рядом со мной. Какое-то время он молчал, напряженно о чем-то думая.

– Слушай, а Лизка тебе ничего не говорила? Ну, куда она поехала?

– А где у нас здесь крутые тусуются?

– Крутые? Ну да, ребята реальные… – Парень поморщился, ощупывая отбитую челюсть. – Ты их не знаешь?

– Нет.

– Ну, мне сказали, что она с каким-то Лешим замутила…

– Не похожа она на кикимору, – с усмешкой заметил я.

– Кто кикимора?! – возмущенно протянул парень. – Лизка?! Ну, ты, в натуре! – Он резко схватил меня за руку, остановил, развернул лицом к себе. И даже сделал движение, чтобы ударить кулаком, но спохватился, сдулся и виновато посмотрел на меня: – Слышь, ты извини, братишка! Что-то клинит реально!

Обыкновенный он парень, с простецким, плохо запоминающимся лицом. Рослый, мощный, тяжеловесный. А форма у него как будто из костюмерной цирка шапито. Золотые негнущиеся погоны чуть ли не в палец толщиной, белый кант, где только можно, аксельбанты, значки в три ряда… Впрочем, у дембелей такая клоунада в порядке вещей.

– Это, меня Миха зовут!

– Вадим.

– Ну, будем знакомы! – Он протянул руку, пристально глядя мне в глаза.

Я без труда разгадал его мысли, поэтому подготовился к чрезмерно крепкому рукопожатию. Миха жал мне руку со всей силой, от напряжения у него побагровело лицо. Я отвечал ему тем же, но без видимой натуги. Лапа у него здоровая, но и у меня далеко не женский размер ладони.

– Силен! – отпустив мою руку, выдохнул он.

– Я пойду?

– А Лизу искать?

– Лизу?! – в недоумении протянул я.

– Ну, ты же с ней мутил… Что, очко играет?

– Я ее всего три минуты видел.

– Я в нее за три минуты влюбился!

– И мне она понравилась!

– Ну, так а я о чем!

– Найти ее надо?

– Найти!

– Для тебя?

– Ну да, зачем она тебе?.. – озадаченно поскреб затылок Миха.

– Всегда рад за людей, которые отличаются умом и сообразительностью. Удачи!

Я повернулся к парню спиной и продолжил путь. А он так и остался стоять. Похоже, до него дошло, что я ему ничего не должен.

День Победы пропах не только порохом, но и фронтовыми ста граммами. Эта мысль пронеслась мимо меня вслед за краснолицым увальнем, которого я встретил на своем пути от проходной к административному зданию. К фронту он, конечно, никакого отношения не имел, но сто граммов на грудь вчера принял. И не раз. Да и на проходной мне почудился запах перегара. Может, потому и не вышел ко мне вахтер, что хреново ему было.

Но это были отголоски, а в отделе кадров на меня пахнуло «свежачком». Маленький сухенький мужичок в крупных роговых очках закручивал пробку плоской фляжки, когда я зашел в кабинет.

– Почему без стука? – тонким голосом возмущенно спросил он, вкладывая фляжку во внутренний карман старенького пиджака.

– Так стучал, – пожал я плечами.

– Значит, тихо стучал.

– Да нельзя громко, – с усмешкой сказал я. – Нельзя громко, голова здесь у всех после вчерашнего болит.

– Это вы на что намекаете, молодой человек! – вскинулся мужичок.

– Мне работа нужна.

– Вон!

Он показал мне на дверь, и я повернулся к нему спиной.

Кирпичный завод находился неподалеку от Архиповки, от дома на велосипеде всего десять минут. Но уж лучше ездить в Москву на электричке, чем работать здесь.

Вокруг завода кучи мусора, на территории – кирпич в длинных, местами обваленных штабелях, возле которых курили нетрезвые грузчики в ожидании транспорта. Товар грузили навалом, и плевать, что часть кирпича побьется в дороге. А кирпич дешевый, плохого качества, потому его особо не жалеют даже сами строители. Привезут на самосвале, выгрузят в кучу, и вся недолга.

Но на стройке битый кирпич идет в дело – в бетон для фундамента замешивают, дороги засыпают, а здесь он громоздится в больших кучах, до которых никому нет дела.

Забор вокруг завода добротный, цеха и административное здание крепко стоят на фундаменте, стены без трещин, крыши без проломов. Но еще немного, и начнется разруха. Окна все в пыли, территория захламлена, в цехах тихо, машины за товаром не подъезжают. Простой в работе – потеря в деньгах, но, похоже, это никого не волнует. А грузчикам так и вообще весело, они ребята до работы не жадные, на бутылку хватает, и ладно…

А ведь раньше завод работал на полную нагрузку, и такого запустения, как сейчас, не наблюдалось. Территория подметалась, мусор вывозился, окна мылись. Да и не пил народ так много…

Нет, мне такой завод не нужен. Я лучше в Москву подамся, там строители нужны. Наверное… Может, и не строится в России ничего. Как развалился Союз, так и замерла жизнь. Призрак безнадеги бродит по России. И не просто бродит, а стучится в дверь, лезет в окно…

Я открыл дверь и невольно сдал назад и в сторону. На меня надвигалась бесформенная человеческая масса.

Сначала в кабинет зашло большое, трясущееся пузо, а затем все остальное – выпученные, как у краба, глаза, толстые, давно не бритые щеки, жирный двойной подбородок.

Эта масса остановилась, преграждая мне путь. Крабьи глаза в упор смотрели на меня.

– Кто такой? – булькающим голосом спросил толстяк.

– Да вот, на работу пришел наниматься, Платон Андреевич! – пискнул начальник отдела кадров.

– И куда ты его, Митрич, определил?

– Так это, шибко умный!

– Водку пьешь? – Платон Андреевич беззастенчиво сунул палец в рот, выковырял оттуда что-то, положил на язык и сплюнул в сторону.

– Ну, по праздникам, – пожал я плечами.

– А почему не пьяный?

– Так прошли же праздники…

– Ну, для кого-то прошли, а для кого-то продолжаются… – Платон Андреевич недовольно глянул на Митрича. – Специальность есть?

– Инженер. Строительство зданий и сооружений.

– Инженер? – удивленно повел бровью толстяк. – И образование есть?

– Высшее военное училище.

– Высшее. Еще и военное… – Платон Андреевич цокнул языком. – И водку не жрешь… Митрич, я не понял, ты что, отказал инженеру?

– Ну, он не говорил, что инженер… Да и зачем нам инженер-строитель?

– А на хрена нам начальник отдела кадров, у которого мозги под стакан заточены?

Толстяк взял меня за плечо, подвел к столу, сам отошел назад и окинул взглядом с головы до ног. Так осматривают коней, прежде чем заглянуть им в зубы. Сначала поверхностный осмотр, затем углубленный.

К счастью, Платон Андреевич не стал заглядывать мне в зубы.

– Пошли! – увлек он меня за собой.

Я оказался в приемной, где за секретарским столом сидела дородная женщина с высокой прической. На меня она взглянула как на муху, которая собралась пролететь на запретную территорию. Но со мной был Платон Андреевич, поэтому она даже не дернулась, чтобы меня остановить.

Толстяк провел меня в директорский кабинет, на котором висела табличка «Козьмин П.А.». Судя по инициалам, а также по хозяйским замашкам, это был его кабинет.

На заводе бардак, но в кабинете порядок. Свежо, просторно, чисто и все на местах. Мебель старая, из совковых времен.

– Значит, инженер, говоришь?

– Инженер.

– По специальности работал?

– Работал. Качество строительных работ контролировал.

– И как? Хорошо получалось?

– Никто не жаловался.

– А уволился почему?

– По сокращению штатов. Часть расформировали. Все, стройбата больше нет.

– Тут не только стройбат, тут, по ходу, все похерили…

Козьмин опустился в кресло, достал из ящика стола пачку «Мальборо», вынул из нее сигарету, покрутил ее в руках, вернул на место и вздохнул:

– Врачи не разрешают. Сердце, печень. Сам понимаешь, производство вредное.

– Пыли много, – кивнул я на окно.

Чисто в кабинете, а стекла немытые.

– Много пыли… Пыль в глаза приходилось пускать. Начальству. А как ее, заразу, пускать без водки? Банька, водка… Сейчас я сам себе начальник, а толку? Печень уже не та. И сердце барахлит… Значит, нет, говоришь, стройбата? А работал долго?

– Год. Пять лет в училище, год службы.

– Значит, молодой еще… Лет сколько?

– Двадцать три.

– Молодой. Зеленый. Не женатый… Или есть жена?

– Нет.

– Это правильно. Рано еще. А то как влезешь в это ярмо… А почему к нам на завод пошел? У нас тут не строительство, у нас тут производство.

– Но так строительное производство. Я из Архиповки сам.

– Местный, значит… Извини, я из Горанска, Архиповку не знаю… Только алкашей архиповских знаю, – ухмыльнулся Козьмин. – Их у меня тут каждый второй. И не выгонишь!

– Почему? – вырвалось у меня.

– Как почему? – Платон Андреевич удивленно повел бровью. – А их семьи кто кормить будет?

– Пусть не пьют, если о семьях заботятся.

– А они заботятся?.. Я забочусь, а они – нет. Такая вот петрушка… Да и специалисты они…

– Грузчики?

– Ну, грузчики тоже специалисты…

– Видел я этих специалистов… – хмыкнул я. – И как они кирпич в штабеля уложили, видел… Тут автопогрузчик нужен, а не грузчики…

– Есть автопогрузчик, только сломан. А новый денег стоит.

Я молча пожал плечами. И так чересчур много сказал, причем слова мои прозвучали в упрек директору. Нельзя так.

– Ну, чего замолчал? Ты бы вот что на моем месте сделал?

Я успокоился, но Платон Андреевич, напротив, завелся.

– Я на вашу колокольню не поднимался, с вашей колокольни ничего не видел, поэтому ничего сказать не могу.

– Вот! Сначала колокольню нужно поставить! – Козьмин возбужденно ткнул в потолок толстым, как сарделька, пальцем. – А потом уже смотреть! Я свою колокольню сколько уже строю! С самых низов. От фундамента, этаж за этажом. А у тебя только фундамент, и то еще сырой… Но парень, я смотрю, ты ничего. Инженер с высшим образованием. Строитель… Технологию производства кирпича знаешь?

– В общих чертах.

– В общих чертах… – передразнил меня директор. – А мне специалисты нужны!

– Высшее образование – это база, с которой быстро учатся.

– Можно и без высшего учиться…

– Так никто и не спорит.

– Интересный ты парень. – Козьмин смотрел на меня так, как будто видел насквозь. – Бродит в тебе бунтарский дух, а не споришь. Ну да, ты же человек военный… Ты мне вот скажи, как человек военный, что ты обо всем этом думаешь? – Он протянул руку к окну и очертил растопыренными пальцами горизонтальный круг.

Чтобы дать основательный ответ на этот вопрос, нужно было собраться с мыслями, но я не успел сосредоточиться. В приемной послышались чьи-то резкие голоса, шумно распахнулась дверь, и в кабинет вошли внушительного вида парни в кожаных куртках.

Я узнал их обоих. Это с ними позавчера уехала Лиза. И они узнали меня. Бровастый иронично повел бровью, а кривоносый атлет даже виду не подал.

Козьмин протяжно вздохнул, глядя на это явление. И руку прилепил к груди так, как будто у него случился сердечный приступ. А другой рукой лихорадочно шарил по столу, пока не нащупал стеклянный цилиндрик с таблетками.

– Вот только за сердце хвататься не надо! – криво ухмыльнулся бровастый.

– Алексей! Ты даже не представляешь, какие у нас проблемы!

Козьмин достал таблетку, бросил ее под язык и закрыл глаза, словно хотел как страус спрятать голову в песок. Но от суровой действительности не спрячешься.

– У всех проблемы, Платон Андреевич! И все их решают!

Бровастый Алексей сел за приставной стол напротив меня, а кривоносый остался стоять, покачиваясь на носках широко разведенных ног.

– Работаешь здесь? – Леша буравил меня жестким насмешливым взглядом.

Я должен был уйти, но мне почему-то не хотелось оставлять Козьмина в одиночестве. Проблема на мужика наехала, деньги с него сейчас будут требовать. А мужик он вроде ничего. Внешне грубый, а изнутри – душевный, о семьях своих рабочих переживает. Хозяйственник, правда, плохой…

– Работаю, – кивнул я.

Мне нужно было как-то обосновать законность своего здесь присутствия, иначе меня просто выставят за дверь.

– Боксом давно занимаешься?

– Пять лет.

– Хорошо ты этому клоуну вломил… Ну, да ладно… Платон Андреевич, ты нам тут глазки не закатывай! – Леша глянул на Козьмина с хищной усмешкой. – Деньги давай.

– Нет денег! Товар не идет! Так, берут по чуть-чуть! Кошкины слезы! На зарплату не хватает! Летом лучше будет, летом люди строятся…

– Летом строятся, а закупаются сейчас, так что беса гнать не надо.

– Должны закупаться! – Козьмин чуть ли не умоляюще смотрел на рэкетира. – А не закупаются! Денег у людей нет! Ничего нигде не строится!

– Пургу гнать не надо! В Горанске пятиэтажка строится, сам видел. Там такой же кирпич, как у тебя тут…

– Так не покупают! У савелковских берут! – Платон Андреевич взывающе смотрел на Лешу.

– Слушай, мужик, ну мы же с тобой по-хорошему, а ты нас за лохов держишь! Нельзя так!

– А если реально денег нет? – вмешался я.

Леша резко глянул на меня. Этот взгляд мог перевернуть душу, столько в нем было силы, но я постарался удержать себя в руках. И глаза в сторону не отвел.

– Кирпич есть, а денег нет, – выдавил я. – Кирпич возьми.

– И что я с этим кирпичом делать буду? – зло спросил рэкетир.

– Продашь. Ты же крутой, тебе нетрудно будет впарить. Купи кирпич! Анекдот такой есть.

– Ты предлагаешь мне купить кирпич?

– Не купить, а взять в счет долга. С паршивой овцы хоть шерсти клок.

– С паршивой овцы?! – ухмыльнулся бандит. – Ну, овцы здесь реально паршивые.

– Караси.

– Да нет, карась – рыба жирная. С карасей жирный слам идет…

– Мы караси, а ты щука. Чтобы карась не дремал.

– Кто здесь дремлет? Да вы спите здесь! Мертвым сном спите!

– Обещаем исправиться. И производство будет, и деньги. А пока возьми кирпичом…

– Знаешь, куда себе этот кирпич засунь? – рассмеялся вдруг Леша и глянул на кривоносого в поисках поддержки. – Кирпичами класть будешь, гы-гы!

Качок тоже засмеялся, глядя на меня как на какого-то клоуна.

– Ну, мы сами кирпич толкнем. А деньги ты получишь, – предложил я.

– Так в чем же дело?

– Помог бы. Ну, я про дом пятиэтажный. Может, они у нас кирпич возьмут? Твое слово много значит. Тебе только сказать, и все.

Я понятия не имел о криминальных раскладах в Горанске и о Леше ничего не знал. Возможно, он всего лишь мелкая «шестерка» на побегушках у крутого авторитета. Но если так, Леша постарается доказать обратное, из самолюбия.

– Ну, я скажу… – поднимаясь со своего места, сказал бандит. – И позвоню. Двадцать процентов со сделки – мне!

Директором завода был Козьмин, он здесь все решал, но Леша почему-то смотрел на меня.

– Так никто не против, – метнув быстрый взгляд на Платона Андреевича, ответил я.

Тот кивнул, протирая платком взмокший лоб.

– Делайте что хотите, а слам должен быть! Апрельские бабки в июне отдашь! И майские тоже! – Леша навел на Козьмина палец, как будто это был пистолет, пыхнул, изображая выстрел, сдул невидимый дымок и вышел из кабинета.

– Уфф! – перекрестился на радостях Козьмин.

– Весело у вас здесь, – заметил я.

– Везде так весело. И никуда от этого веселья не денешься. Везде достанут! Ты их знаешь?

– Да так, с одним парнем из-за его девчонки подрался. Нелепо все вышло.

– Он с тобой нормально так… Как со старым знакомым… Меня бы он и слушать не стал. Паразит! Паразиты! Другого слова и не придумаешь!

– Мои сочувствия, Платон Андреевич! – сказал я, поднимаясь со своего места.

– Ты куда? – забеспокоился он.

– Так это, пойду я. Отсрочку вам дали, как-нибудь выпутаетесь…

Что-то не очень хотелось мне работать на убыточном предприятии, которое попало под бандитский пресс.

– Да нет, выпутываться нам вместе придется. Ты эту сделку с кирпичом затеял, если что-то не так пойдет, с тебя спросят.

– Я здесь при чем? Ваш кирпич, вам и решать.

– Это не важно, чей кирпич. Важно, кто договаривался… Замом ко мне пойдешь?

– Замом?

– Ну не грузчиком же тебе числиться? Грузчик – это тьфу! А замдиректора – звучит! Так с братвой легче говорить будет…

– Это братве легче будет с меня спрашивать, – усмехнулся я.

– Надо сделать так, чтобы не спрашивала…

– Как?

– Да так! Производство поднимать надо! Со сбытом что-то решать! Ты же видишь, никому здесь ничего не нужно! Главный инженер из запоя не вылезает, начальник отдела кадров такой же, экономист не пьет, но тупой как пробка. Бухгалтер вроде ничего, так у нас и считать нечего. А у меня здоровья нет, только что из больницы. Чую, снова придется ложиться… – Козьмин выразительно приложил руку к груди. – Ты думаешь, почему я такой добрый? Взашей никого не гоню! Думаешь, всегда был такой добрый? Нет! Недолго мне осталось, а там, на Небе, спросят, как жил, как себя вел… Я уже старый, вялый, а здесь молодая кровь нужна, свежая, кипучая. Чтобы энергия ключом била! Сейчас молодая кровь все решает! Эти вот ходят! Деньги требуют! – Он кивком головы показал на дверь, намекая на Лешу и его спутника. – И попробуй им отказать… Дочь у меня, ей всего пятнадцать лет. В школу ходит. А может и не дойти. Ты меня понимаешь?

Я кивнул. У меня не было детей, но я и без этого понимал отцовские страхи. Может, Леша и не совсем отмороженный, но никто не знает, что у него на уме. Похитит дочь Козьмина, изнасилует, а концы в воду. Такой может…

И еще я понимал, что Козьмин плохой директор. Не получается у него поднять завод, вывести его на уровень. Но так ведь я ничего в этом деле не соображаю. Но кровь у меня действительно молодая и кипучая. И с производством я разобраться смогу, технологию освоить, сбыт организовать. Я же не тупой, как-никак училище с красным дипломом окончил. И все-таки надо сто раз подумать, прежде чем взяться за гуж.

Произвести кирпич несложно. Берешь глину, измельчаешь ее на вальцах, в специальном смесителе с помощью пара увлажняешь сырье до нужной кондиции, пропускаешь полученную пластичную массу через ленточный пресс и получаешь уплотненный непрерывный брус. Шламовая полоса поступает в автомат для резки, где и распадается на кирпич-сырец, дальше – сушка и обжиг в тысячеградусной печи. Полученный кирпич отправляется на склад…

В теории все просто, а на практике каждый шаг требует сил, времени, а главное, знаний и оборудования. Глина нужна рыхлая и средней плотности, содержание песка до тридцати процентов, влажность – не более двадцати пяти. Даже экскаватор нужен особый – многоковшовый или роторный, чтобы глина измельчалась и перемешивалась при добыче. Лучшая глина та, которая не требует добавок. С этим у нас пока что все в порядке – и карьер есть, и старый экскаватор худо-бедно работает, машина для доставки на ходу, даже водитель относительно малопьющий. Смесители, автоматы для нарезки, сушилки, печи – все это есть, все работает. Оборудование хоть и старое, но вполне функциональное, только вот ломается часто. И я уже знаю, почему так происходит. Технике нужна любовь, ласка и регулярное обслуживание, а с этим на заводе напряг. Специалисты есть, а результата нет. Техническое обслуживание проводится только на бумаге, отсюда и проблемы. И с этим надо что-то делать. Одного нагоняя мало, нужны еще материалы для работы, а денег под это дело нет.

И на зарплату денег катастрофически не хватало, но в этом случае выручал бартер.

Как это ни странно, но продукция архиповского кирпичного завода никак не рекламировалась. В советское время с его плановой экономикой проблем со сбытом не было, рекламацией никто не занимался. И сейчас должность инженера по снабжению на заводе имелась, по сбыту – нет. Такой вот парадокс в условиях рыночной экономики. А такая экономика действовать начала уже давно, еще до развала Союза. Осенью три года будет, как нет огромной страны, а завод все по старинке работает. Если бы не «сарафанная» реклама и кое-какие старые связи, производство давно бы уже загнулось. Живыми деньгами за продукцию расплачивались нечасто, торговля в основном шла по бартерной схеме. Кирпич обменивали на крупу, муку, макароны, сгущенку, даже на водку, на все, что имело практическую ценность. И промтовары поступали – лампочки, кастрюли, утюги, чугунные отопительные батареи… Всем этим с рабочими и расплачивались.

А за свет, газ, воду просили живые деньги, поэтому коммунальные услуги давно уже не оплачивались. Ситуация такая, что конец света мог наступить в любую минуту. Но пока Бог милует…

Печь обжига относительно короткая; если ее удлинить, можно значительно повысить производительность линии. Но сейчас не до модернизации, склады и без того забиты и под открытым небом полно продукции.

Я организовал работу с прессой, в газетах все чаще мелькает реклама нашего завода, ответная реакция уже просматривается, но успех пока еще только призрачный. Да и предлагают нам за кирпич всякую хрень – полотенца, валенки, овощерезки. На черта нам, спрашивается, овощерезки?

Одной рекламой проблему со сбытом не решить, нужна конкретная клиентская база, создать и расширить которую можно было за счет качества продукции. А с качеством дело швах. Сырье вроде неплохое, оборудование относительно современное, но технология не выдерживалась, отсюда и брак.

Я весь в работе. Кручусь на заводе днями и ночами, разбираюсь с технологией производства, изучаю оборудование… С учебой у меня неплохо, есть уже определенное представление о работе. Но самой работы пока нет. Производственная цепочка время от времени обрывается, восстанавливают ее по старинке – ни шатко ни валко, но я пока в это дело не вмешиваюсь. Даже при всех производственных сбоях товар застопорился на складах. И самое обидное, что раньше такого не было. Во всяком случае, все стараются меня в этом уверить. Особенно главный инженер старается, а начальник отдела кадров и зам по технике безопасности ему подпевают. Как же, когда Старцев рулил процессом, у него все было на мази, а тут вдруг появился какой-то выскочка…

Но Старцев рулил через два дня на третий. Выйдет из запоя, намозолит мне глаза и снова в отрыв. А Митрич с Агаповым на работу ходят каждый день и действуют мне на нервы тихим своим нытьем и мелкими придирками. Я человек новый, конфликтовать ни с кем желания пока не имею, но вопросы у меня уже накопились. Например, на кой черт заводу на шестьдесят рабочих мест нужны инженер по технике безопасности и начальник отдела кадров? И если у меня получится сдвинуть процесс с точки сбрасывания, то я обязательно поставлю этот вопрос на вид. И Митрича можно будет на пенсию отправить, и Агапова. И еще человек десять запросто можно сократить. Бездельников убрать, а число рабочих увеличить, чтобы организовать производство в две, а то и в три смены…

Планов у меня громадье, да только реализация хромает. Знаний не хватает, опыта, не удается эффективно систематизировать рабочий день – времени вечно не хватает.

Рабочий день только начался, но не успею моргнуть глазом, как он закончится. И помочь мне некому. Козьмин снова в больнице – на этот раз с гипертоническим кризом, Старцев, как обычно, в запое. Главный инженер хоть и не подарок по своему характеру, но дело знает, а остальные владеют ситуацией, говоря квадратно-протокольным языком, в части, их касающейся. Но с мозаикой я и сам уже разобрался, мне общая картина нужна – светло-голубое небо на горизонте, паровоз с улыбкой на всю ширину котла, вагоны, груженные кирпичом. Но, увы, наш паровоз пока что на запасных путях, не получается движения вперед к светлому капиталистическому будущему. В собственном дерьме пока барахтаемся, как бы не захлебнуться…

Я сидел в своем крохотном кабинете, обхватив голову руками. Ощущение такое, как будто завод – это колесо, внутри которого кручусь я. Дрыгаю лапками, машу хвостом, колесо крутится, но все вхолостую…

Дверь открылась, и в кабинет без приглашения ввалился Леша. Он был один, без своего кривоносого спутника.

– Денег нет! Есть батареи парового отопления, – исподлобья посмотрел я на него.

– А на хрена мне батареи? – ухмыльнулся Леша.

– Никому не нужны, потому и валяются на складе. Может, с кирпичами заберут, – вздохнул я.

Была у меня такая идея. Нам бы такого клиента, который строил бы большой многоэтажный дом с системой парового отопления, такой бы кирпичи вместе с батареями забрал. Но не было такого клиента. Со строительными управлениями и компаниями работали куда более серьезные подрядчики, чем мы.

– С кирпичами?.. Ну, можно поговорить. – Леша сел за стул, достал сигарету, закурил и с загадочной улыбкой спросил: – Сколько у тебя кирпича?

– До фига! Это даже больше, чем до ядреной Матрены…

– Мне как раз столько и нужно. Завтра подъедут машины, заберут все.

– Куда?

– Москва не сразу строилась. И до сих пор строится. Короче, есть варианты, я договорился. Комиссия – тридцать процентов.

– Ты же говорил, двадцать.

– Двадцать за мелочовку, а тут подряд на все лето. Все, что есть, заберут, и все, что будет.

– А как с оплатой? – Я знал, с кем имею дело, поэтому не спешил радоваться.

– Оплата по факту. Получили товар – оплатили. Я сразу половину забираю, чтобы вам не поднимать…

– Половину? – как-то не очень удивленно спросил я.

Бандиты так и действуют – сначала палец прикусят, а потом и всю руку отхватят. Еще и голову отгрызут…

До Леши я с рэкетирами дел не имел, только слышал о них. Но теперь имел возможность на своей шкуре познать радость общения с ними.

– Ты что, считать не умеешь? Тридцать процентов – комиссионные, двадцать процентов – за «крышу».

– Двадцать за «крышу», – механически повторил я.

– А как же без «крыши»?

– Да у нас тут и с крышей со всех сторон задувает.

– Ну, мы теперь вместе работаем, нам друг другу помогать надо. Я так понимаю, у вас тут голая задница, раз такое дело, то за «крышу» с вас всего десять процентов. Как тебе такой вариант?

– Нормально… А за тридцать процентов комиссионных не я решаю, тут с Козьминым говорить надо.

Я нутром чувствовал, что нельзя доверять Леше. Ну а вдруг он действительно продаст товар и мы получим живые деньги?.. Тут уж или пан, или пропал. Но волынку я все-таки включил.

– Где он сейчас? В больнице? Пока то, пока се, а время не терпит… – поморщился Леша. – Хорошо, пусть будет двадцать процентов комиссионных и двадцать процентов за «крышу». Итого, тот же сороковник! Идет?

– Ну, тогда лучше тридцать и десять, – совсем не весело проговорил я.

Коммерческий энтузиазм Леши мог иссякнуть, тогда и комиссионные платить ему не нужно будет, а за «крышу» так и останется десять процентов. Но все равно, ощущение было таким, будто я менял шило на мыло. Сейчас десять процентов, а завтра двадцать. Хозяин – барин, сколько скажет, столько и будет.

– По рукам! Ну, так что, машины подгоняем?

– А деньги как, налом или безналом?

Безналичный расчет – это засада. С живыми деньгами в стране дефицит, поэтому в банках берут серьезный процент за срочную обналичку. А если в очередь встать, то через месяц-другой получишь – с минимальным процентом, но это будут уже объедки со стола гиперинфляции…

– Гонишь? Я же серьезный человек! – возмущенно протянул браток. – Я беру чистыми делами. Потому и тридцать процентов… Догонять надо!

– Было бы здорово.

Радости особой я не испытывал. Во-первых, приход не превысит расход, значит, прибыли не будет. Не будет прибыли, а налог все равно плати – как государству, так и бандитам. Но с этим пусть Тамара Максимовна разбирается, она с бухгалтерией химичит. Без двойной бухгалтерии сейчас никак… А во-вторых, я мог попасть и на эти деньги. Очень даже мог…

Рисковал я, очень рисковал, но мне нужно было сорвать хоть какой-то банк.

– Путем все будет! – подмигнул мне Леша. – Я смотрю, ты тут самый главный зам!

– Заместитель директора разбитого корыта, – хмыкнул я.

– Не нагоняй тоску, братуха! Склеим твое корыто! Мы тут с тобой такие дела делать будем!

– Какие дела?

– Ну а ты можешь продать амбалу кирпич? Нет! А я могу! Если нормально пойдет, вообще за «крышу» платить не надо будет…

– Ноль процентов за «крышу» и сорок за комиссию? – сыронизировал я.

– Слушай, ты чего такой смурной? – Вид у Леши был такой, будто он хотел мне помочь, вытащить из депрессии. – Ты вообще когда-нибудь отдыхаешь?

– Ну, бывает…

– Не жалеешь ты себя. От работы кони дохнут… Короче, склады твои разгрузим, я тебя к себе в сауну заберу. Парилочка, пивко, ну, можно и девочку… В общем, тебе и склады разгрузить надо, и самого себя. За склады я сороковку возьму, а за баньку… Так уж и быть, за счет фирмы. Это у нас почти бесплатно. И девочки бесплатные. Одна Лизка чего стоит! – осклабился Леша. – Лучшая телка в городе! Это я тебе говорю!

– И твоя?

– И моя!

– И кличка у тебя Леший?

Об этом я мог догадаться и раньше, но не заморачивался на такие вопросы.

– Леший… Не ставьте Лешему капканы! Фильм такой есть. И в жизни так!

– Так никто и не ставит, – угрюмо кивнул я.

Капкан мог поставить сам Леший. Возможно, я уже сунул туда ногу…

– Миха попытался поставить, – усмехнулся браток. – А попал ты!

– Ну, не попал.

– Ну да, увернулся! Он в десанте служил, а ты где?

– В стройбате.

– Опля! И я в стройбате! Хулиганка у меня была, а ты по какой статье?

– По офицерской. Лейтенанта в прошлом году присвоили. А в этом лейтенантом уволили.

– Так ты у нас живодер, по ходу! – ухмыльнулся Леший.

– Не знаю, у нас так офицеров не называли…

– А у нас был один такой. Мы его после дембеля выцепили. Нехорошо вышло, честно тебе скажу, нельзя так было. Ну, да ладно, жив остался, хромать, правда, всю жизнь будет… А ты чего такой кислый?

Я и без того выглядел уныло, а сейчас и вовсе загрустил. Одна история с офицером чего стоила… Но это все мелочь по сравнению с той засадой, в которую, возможно, меня заманивал бандит.

– Не боись, все путем будет! – весело, но как-то не очень убедительно заверил меня Леший. – Я гарантию даю. А моя гарантия – это железно! Ну так что, по рукам?

Не должен был я соглашаться с ним, но мне нужно было разгрузить склады – хотя бы для того, чтобы доказать свою состоятельность. Непонятно почему, но Козьмин выбрал меня, и я должен был оправдать его доверие. Оправдаю – буду работать дальше, нет – уволюсь, к чертовой матери. Тут или пан, или пропал…

Чисто на территории завода – и кирпич вывезен, и даже обломки. И с мусором я разобрался – три дня его собирали до кучи, потом вывезли все. Даже вокруг завода порядок навели. А что еще делать, когда производство стоит? Технологическая линия в рабочем состоянии, но газ отключили полностью, а на электричество ввели жесткий лимит – только на освещение помещений и хватает. Чего я боялся, то и случилось.

Не работает завод, не пылит. И рабочим нечем заняться, поэтому и блестят окна в зданиях. И правый кулак у меня ноет. Позавчера впервые за все время пришлось применить силу. Рабочие сидячую забастовку решили провести. Забили на работу, собрались в курилке, нажрались, я к ним подошел – ноль реакции. А заводилой у них был Яша Баранов, двухметровый детина с вечно недовольным выражением лица. Я начал с ним по-хорошему, а получил в ответ щедрую порцию мата. Дескать, я никто и звать меня никак – и все это в трехэтажном оформлении. Сдержаться в такой ситуации мог только слабак, а я себя таковым не считал. И ударил от всей души. После глубокого нокаута Яша со мной теперь только на «вы» и по имени-отчеству. И никто больше не бастует, правда, и работать люди не хотят, но это из-за отсутствия стимула. Товар вывезен, а отдачи никакой. Две недели прошло с тех пор, как Леший забрал первую партию товара, а денег до сих пор нет. Я с ним разговаривал, а в ответ – сплошные «завтраки»…

Чисто на территории, а на душе сплошные завалы. А тут еще и Козьмин из больницы выписался.

Он уже все знал и без моих объяснений: Митрич доложил. Да он и сам знал о сделке с Лешим, даже добро дал на это дело, правда, под полную мою ответственность.

– И что делать будем? – глядя куда-то мимо меня, спросил Платон Андреевич.

Он и раньше выглядел неважно, а сейчас и вовсе сдал. Бледный весь какой-то, рука ледяная. Дела на заводе – хуже некуда, но ему нельзя волноваться, вот он старался не выходить из себя, поэтому и смотрел мимо меня.

– С газом и электричеством не все так страшно, – сказал я. – Завтра свет будет, а послезавтра газ. По бартеру рассчитаемся, договоренность есть.

– Завтра свет?

– Завтра.

– И газ?

– Послезавтра.

– Ты договорился?

– Ну, пошли навстречу. Все понимают, какая ситуация в стране. Да и кирпич людям нужен. Если по бартеру… Запустим линию, дадим стране угля…

– А людям чем платить?

Я опустил голову. С зарплатой полный швах. И ничего съестного нет, чтобы хоть как-то с рабочими рассчитаться.

– Леший деньги вернул? – Козьмин старался держать себя в руках, но голос уже задрожал.

– Нет… Кинул меня Леший.

Лично я в этом уже не сомневался, но поверит ли мне Платон Андреевич? Я ведь мог быть в доле с бандитами, ничего удивительного, если он так думает.

– И что теперь делать?

– Я накосячил, мне и решать.

– Как?

– Пойду разбираться.

– С кем, с Лешим?

– С ним.

– Не боишься?

– Боюсь.

Страшно было выяснять отношения с бандитами, но я все-таки решился. Платон Андреевич уже во мне разочаровался, и я больше не «пан». Но еще и не пропал. Может, и вынесет нелегкая…

Жаркий выдался денек – мертвый покой в небе, звенящий зной на земле. Так было днем, но и к вечеру ничего не изменилось, хоть бы облачко на небе появилось.

А Лешему хоть бы хны. В баньке он с братвой закрылся, отдых у него – холодное пиво, женщины. Он должен был ждать меня в летнем кафе у кинотеатра, но там я увидел его знакомого качка, который когда-то вырубил Миху. Вася Кайло смерил меня надменно-спокойным взглядом, пренебрежительно усмехнулся и повел к машине. Через четверть часа я уже был в бане, которая находилась на территории торговой базы.

Зашел в раздевалку с одной стороны, а Лиза появилась с другой. Туника на ней из простыни, волосы мокрые, лицо без косметики.

– Привет! – поздоровалась она со мной как со старым знакомым.

– А Леша где? – спросил я.

– В парилке. Тебя ждет… Раздевайся.

Лиза подошла к шкафу, достала и подала мне простыню.

– Да мне бы с ним поговорить.

– Там и поговоришь, – кивнула она в сторону закрытой двери и спросила: – А ты директором на кирпичном?

– Ну, пока да…

– Леша тебе деньги не отдаст, – сочувствующим тоном сказала Лиза.

И не понятно, то ли за меня переживала, то ли за мою несостоятельность как директора целого завода. Директор завода – это круто, но я уже, считай, бывший начальник. А бывшие не в цене…

– Ты знаешь? – спросил я, чувствуя, как холодеет под коленками.

– Я много чего знаю… Ну, чего застыл? – усмехнулась она. – Леша ждет.

– Так он же не отдаст…

– А вдруг?

– Ну, хорошо. Не бойся, не сбегу, – сказал я, выразительно глянув на нее.

И пояс на джинсах расстегнул.

Лиза фыркнула, смерив меня кокетливо-пренебрежительным взглядом, и скрылась за дверью. Я разделся, обмотался простыней и зашел в трапезную, где за столом вразвалку сидела Лиза. Больше никого здесь не было. Стол накрыт, водка, пиво. Три тарелки, столько же кружек. Похоже, здесь соображали на троих. Лиза – одна персона, еще двое в парилке.

– Ну, чего встал? – усмехнулась она, взглядом показав на дверь, за которой находился сейчас Леший.

Если он там не один, то с ним кто-то из его братвы. Впрочем, и без того было ясно, что Лешу ничуть не смущало присутствие Лизы в толпе разгоряченных водкой и сауной парней. Я бы, например, ни за что не стал париться со своей девушкой в компании с другими мужиками. Если бы, конечно, я дорожил этой девушкой…

В моечной никого не было. Я прошел мимо небольшого бассейна с манящей прохладной водой, открыл дверь в парилку и увидел там девушку с длинными черными волосами, хлеставшую веником Лешего.

Он медленно открыл глаза, кисло посмотрел на меня:

– Чего пришел?

– Ну, насчет денег…

– Деньги – это зло. А женщины – добро… Я люблю делать людям добро, – поднимаясь с полока, сказал он. – А доброту помнить надо… Укладывайся! Лелька тебе щас вжарит!

Он освободил место для меня, но я как-то не очень хотел его занимать. Мне бы лучше в бассейн, там сейчас хорошо, а здесь Экваториальная Африка. Такая тяжелая духота, что даже женщина не возбуждала.

– Да жарко здесь.

– Так это парилка, здесь должно быть жарко, – удивленно посмотрел на меня Леший.

– Ну, вообще жарко…

– Я не понял, ты что, обидеть меня хочешь? – возмутился он.

Я бы и хотел его обидеть, но это чревато. Да и не так уж страшна Лелька, скорее наоборот.

Осуждающе глянув на меня, Леший вышел из парилки.

– Ну, давай, ложись, – нехотя махнула веником Лелька.

– Ну, если ты настаиваешь.

– Да не настаиваю.

– Тогда и не надо.

– Ну да, ты Лешему скажешь, и…

– Что, и?

– С ним лучше не шутить, – вздохнула она.

– Да я не скажу… Скажу, что путем все было.

– Все равно ложись. Надо так.

Я скинул простыню, постелил ее на полок, лег, и тут же на меня обрушился шквал хлестких ударов. Я не мазохист, но такое избиение мне понравилось, и даже останавливать девушку не захотелось.

Она остановилась сама, я слышал, как бросила веник в тазик.

– А глаза почему не открываешь? – спросила Лелька. – Я тебе чем-то не нравлюсь?

Я открыл глаза, окинул ее взглядом с ног до головы. И лицо у нее довольно-таки симпатичное, и тело – кровь с молоком. Все хорошо, только вот не возбуждала она. И дело не в ней, а в ситуации.

– Нравишься.

– Так, может, местами поменяемся?

Я поднялся, а она легла, с усмешкой глянув на мое унылое лицо.

– Что-то не так?

– Да проблемы у меня, – скривившись, ответил я.

Как бы объяснить ей, что не до баб мне сейчас?

– С чем?

– С кем… Денежный вопрос.

– Будут тебе деньги, – проговорила Лелька. – Все будет. Расслабься. И получай удовольствие.

Я взял веник, сбрызнул на раскаленные камни, шлепнул им Лельку по спине и сказал:

– Да ты не переживай, я тебя не трону, а Лешему ничего не скажу. Валила бы ты отсюда…

– Куда? Догонят и – на круг. На ментов надежды нет. У Лешего там все схвачено. Была тут одна, сунулась в ментовку, – язвительно усмехнулась Лелька. – Так ее саму там чуть не раскуканили… Ладно, чего уж там… Что делать будешь?

– Ничего. А Лешему скажу, что у нас было все.

– Ну, хорошо, – благодарно кивнула она.

Я вернулся в трапезную с видом усталого, но страшно довольного человека.

– Ну как? – спросил Леший.

– Нормально, – буркнул я, невольно глянув на Лизу.

Она сидела все в той же позе, в какой я ее оставил.

– Нормально – это никак. Значит, Лельки тебе мало. Может, ты Лизку хочешь? – с наигранным возмущением спросил бандит.

– Да нет, – мотнул я головой.

– Лизка, он тебя не хочет! – засмеялся Леший.

Ничего смешного я в этом не видел. И, судя по всему, Лизу это шоу тоже не веселило.

– Оставь человека в покое, – тихо и не очень смело сказала она. – Ему сейчас не до тебя. Он за деньгами к тебе пришел…

– За деньгами?! – удивился Леший. – За какими деньгами? Разве мы не в расчете? Тебе не стыдно мне тут предъявлять?

– Мне стыдно?! – вне себя от возмущения выпалил я.

– Жадный ты, Вадик, нельзя так, – с издевательской ухмылкой попенял мне бандит. – Жадность фраера сгубила.

– Это не мои деньги. Это заводские деньги. Людям зарплату платить надо.

– Сколько их там у тебя, этих людей?

– Много.

– Хорошо, Лелькой расплатишься, всех забесплатно обслужит. Отвечаю.

– Издеваешься?

– Мы с тобой в расчете! – отрезал Леший, глядя на меня исподлобья.

– Нет!

Он резко поднялся, но я не сдвинулся с места, хотя меня и смутило это агрессивное движение.

– Пошел на хрен!

Я вышел из трапезной, но только для того, чтобы одеться. Не хотел я уходить отсюда без денег. Лучше уж пусть меня вынесут вперед ногами, чем уйти как побитая собака.

Я оделся, сел на скамейку. Вскоре появился Леший.

– Не понял! – посмотрел он на меня налитыми кровью глазами.

За его спиной появилась Лиза. Она махала мне рукой, показывая на дверь. Хотела, чтобы я уходил – или за меня переживала, или своему подонку дружку подыгрывала. Впрочем, не до нее.

– Я не уйду, пока не получу свои деньги!

– Не уйдешь? – свирепо спросил бандит.

– Нет!

– Ну, смотри!

Леший вышел из бани, громко хлопнув дверью.

Лиза с восхищением посмотрела на меня, но это не помешало ей покрутить пальцем у виска.

– Он же тебя сейчас убьет!

– Пусть!

– Давай сюда! – схватила она меня за руку и потянула за собой в трапезную. – Там окно в сортире! Решетки нет!

Но я не позволил ей увести себя, как быка на веревочке. Не тот я сейчас человек, чтобы спасаться бегством. Удила я закусил, теперь меня могла остановить только пуля. А к этому, похоже, все и шло.

В трапезную ворвался Вася Кайло, а с ним еще один «бык». Лиза глянула на меня как на покойника, над которым уже нависла крышка гроба, и вышла. Дверь за ней закрылась с таким звуком, с каким опускается на гроб крышка.

Кайло ничего не сказал. Он с ходу запустил в меня свой кулак-молот, но промазал. Я уклонился от удара, ответил ему хуком, который он, казалось, и не заметил. Он ударил снова, я отошел назад и оказался в углу. Кайло схватил меня за голову и мощно ударил коленкой в бок. И тут же добавил локтем в челюсть. Перед глазами у меня все поплыло, пол закрутился под ногами, но каким-то чудом я смог боднуть Васю лбом. Но это было все, чем я смог ему ответить.

Разъяренный, Вася обрушил на меня град ударов и сбил на пол. А еще к нему присоединился его дружок…

Я уже терял сознание, когда откуда-то издалека до меня донесся голос Лешего:

– Братва, сюда!

И тут же все прекратилось. Для меня. А для бандитов, как я понял, все только начиналось.

Они оторвались от меня и бросились на голос. Послышались крики, стоны, кто-то упал. Похоже, на улице шла бойня, но, возможно, это были фантазии моего умирающего воображения. Может, я уже и не живой, а мозг все еще работает…

Но вот перед глазами стало темнеть, сознание – тухнуть. Одно из двух – или я терял сознание, или окончательно умирал.

Голова тяжелая, гудящая, трескучая, перед глазами мутная качающаяся пелена с прорубями в ней, сквозь которые виднелось чье-то знакомое лицо.

– Вадик, ты, что ли? – спросил Миха.

Я сидел на полу, а он держал меня за грудки.

– Я.

Лицо распухло от ударов, один глаз почти затянулся, губы разбиты, нос, похоже, сломан, но зубы, кажется, все на месте. И язык послушный.

– За что они тебя?

– Деньги. Леший должен мне…

Слова давались легко, но сознание лежало, казалось, на саночках, которые вот-вот могли съехать с крутой горки в кромешную тьму. И каждое слово как будто сдвигало эти саночки с точки равновесия.

– Сколько?

– Много…

– Он ему должен, – донесся до меня голос Лизы.

– А ты заткнись, шлюха! – заорал на нее Миха.

Забыв обо мне, он разжал руки – я грохнулся на пол и сильно стукнулся затылком. И саночки покатились…

Салазки с шумом въехали на горку, и я увидел себя в машине, на заднем сиденье. Я слева, Лиза справа, а Миха – посередине. Впереди ехали какие-то парни с бритыми затылками, мощными шеями и широкими плечами.

– Я тебе этого никогда не прощу, поняла? – Голос Михи оглушил меня – в ушах зазвенело, голова разболелась.

– Ой, да ладно! – хмыкнула Лиза.

– Что, ладно? – возмущенно протянул парень.

– Если бы не простил, высадил бы…

– И высажу!

– Не высадишь… Ты в меня как лох втрескался!

– Кто лох?! – простонал Миха.

– Я сказала, как лох…

– Я не лох!

– Так никто и не говорит!

– Я твоего Лешего с дерьмом смешал!

– Замочил?

– Замочил!

– А где труп?

– Ну, я не в том смысле…

– А я в том! Может, и вломил ты Лешему, но он ушел. И теперь спрашивать с тебя будет.

– Задолбается пыль глотать!

– Леший не главный. За Лешим Серебряк, а он на положении. Не в законе, но почти… Зря ты все это затеял!

– Всех, на хрен, порешим! – Миха повернулся ко мне и взволнованным голосом спросил: – Оклемался?

– Да есть чуть-чуть.

– Они бы убили Вадика, если бы не ты… Вадик, скажи Михе спасибо! – скорее в шутку, чем всерьез произнесла Лиза.

– Да я не гордый, я скажу.

– Не гордый! Говорила же, сваливать надо было! А если бы замочили?