Читать книгу Хвост фюрера - Владимир Козлов - Страница 20
НАСЛЕДСТВО ГЕНЕРАЛА КГБ
МОРИС
ОглавлениеНа кухонном столе вафельным полотенцем был накрыт завтрак. Глеб двумя пальцами сдёрнул полотенце и повесил его на спинку стула. На завтрак Финн приготовил им салаты рыбные, варёные яйца и бутерброды с колбасой, на которых лежала записка: «Пиво в холодильнике».
– Видишь, какой гостеприимный киномеханик! – с восхищением произнёс Феликс, – а ты сомневаешься в нём. Нормальный он мужик, – бросился к холодильнику Феликс и извлёк оттуда два пива.
– Может рановато с пива утро начинать? – остановил его Глеб, – не исключено, что самая ответственная работа будет именно сегодня у нас?
Феликс изобразил недовольное лицо:
– Впрочем, я и не особо мучаюсь жаждой, – поставил он назад пиво и отпрянул от холодильника.
Сев на стул и взяв в руку варёное яйцо, он постучал им об угол стола:
– Я не понял тебя Глеб, – произнёс Нильс. – А почему ты сказал, что Пётр меня отблагодарит, а про себя ты умолчал?
Глеб не мог ему признаться, что является казначеем воровского общака и поэтому не имеет права влезать ни в какие опасные и рисковые дела. Так – как его главной задачей является оберегать и держать в порядке кассу воровского общака. И о том, что он выехал в Ригу, кроме Петра об этом никто не знал, даже его родственники. Он внимательно посмотрел на Феликса и, откусив бутерброд спокойно, сказал:
– А меня он уже отблагодарил. Дом, в котором я сейчас живу, построен на его деньги и не забывай, что мы с ним кровью повязаны.
Услышав такие слова, Феликс поперхнулся яйцом:
– Глеб только за столом, про кровь ничего не говори? – я не люблю этого слова, – от него всегда веет смертью.
– Тогда меньше спрашивай меня, а больше слушай? – обрезал его Глеб.
После чего продолжение завтрака проходило в полнейшей тишине.
Глеб, допив чай и доев свой бутерброд, посмотрел на часы. Время было восемь часов сорок пять минут.
– Я пойду к подъезду выйду, покурю, – нарушил он молчание, – надо на парнишку поглядеть, что он из себя, представляет, а получиться и поговорю с ним по душам. Время терять не будем. Если базара не получится, то в эту квартиру больше не вернёмся. Останемся жить у блатной тётки, что у Финна дома обитает. Нельзя Финна подводить, – напряжение может произойти в отношении его после нашего отъезда, так – как неизвестно что у этого огрызка на уме? Не надо исключать того, что он вообще не человек, а молодой изверг.
Глеб оделся и вышел из дома.
На улице было свежо, тихо и даже немного тепло. Утреннее осеннее солнце, грело лицо, словно в апреле. Он расстегнулся и, достав из кармана портсигар, закурил свой неизменный «Памир».
Не успев докурить сигарету, услышал звук скрипучей пружины фиксирующей дверь. Он повернул голову. На крыльце появился парень в синей плащевой куртке с длинными, как у Битлов волосами. Такие куртки были тогда большой редкостью, и купить её можно было только у контрабандистов. Видно было по фасону и качеству, что куртка имеет заграничный вид. На шее у него висело пёстрое кашне, – явно тоже не с прилавков советских магазинов. В руках парень держал большой министерский портфель из чёрной кожи. Сомнений быть не могло, – это был Морис.
– Молодой человек, – окликнул его Глеб, когда парень спустился с крыльца.
Парень обернулся.
На Глеба смотрело совсем, юношеское лицо, – это было не дерзкое и не наглое лицо подростка, а скромное и вполне соответствовало бы интеллигентному человеку, если бы не его длинные волосы. Такие причёски в эти года подвергались ярой критики у общества, которое считало, что советская молодежь, подражает капиталистической молодёжи в моде и манерам поведения, что претило моральному кодексу советского человека.
Но Глебу было всё равно, какая у парня причёска, так как у него самого волосы лежали на плечах и по длине были ничуть не меньше чем у молодого человека.
«Морис больше похож на девочку, а не на парня – молниеносно пронеслось у Глеба в голове. – Нежная кожа на лице и алые губы воронкой, согласилась бы иметь каждая девица. И если бы в его волосы вплести банты, то его смело можно назвать Мариной».
Морис увидав перед собой инвалида с модной причёской и шрамом на лице, сразу изумился и вежливо спросил на русском языке:
– Извините, пожалуйста, вы ко мне обращаетесь? – покрутил он, головой назад, думая, что там ещё кто – то стоит. Но, убедившись, что поблизости никого нет, сделал шаг вперёд и поднялся на крыльцо.
Глеб, ослепляя его своим золотым ртом, спросил:
– Тебя Морис зовут, если я не ошибаюсь?
Изумление сразу слетело с лица, и в глазах появился испуг и тревога, – что не ушло от пронизывающего взгляда Глеба.
– Да я Морис, – попятился он назад, – а вы извините, кто будете?
– Да ты не бойся мальчик меня? – спокойно сказал Глеб, – я сторож из Домского собора, – зла тебе не причиню! Я к тебе с доброй миссией явился!
– Я давно уже не мальчик и вы не похожи на сторожа, хоть у вас и деревянная нога, – трясущимся голосом произнёс он.
– С чего ты взял, что я не похож на сторожа, ты что ясновидец? – не переставал улыбаться Глеб.
– Не смотря, что у вас приятный голос, существует расхожее мнение, что шрамы и такие зубы носят только маститые бандиты или состоятельные люди. На богача вы не похожи. И я не удивлюсь, если вы сейчас из-за сапога, или из своей деревянной ноги вытащите финку.
Смотря на шрам Глеба, он сделал один шаг назад, ни на толику не сомневаясь, что перед ним стоит бывалый человек.
– Тебе, что есть, кого бояться? – спрятал свою улыбку Глеб.
– Пока нет, но вас опасаюсь, и я, пожалуй, пойду, – произнёс он и показал спину Глебу.
– Стоять Морис! – властно произнёс Глеб, после чего парень замер на месте.
– Ты больше опасности представляешь обществу, нежели я, – сказал Глеб. – У меня нет даже перочинного ножичка в кармане. А ты имеешь кортик офицера морского флота и валюту. За это срок не малый могут накрутить. А это значит прощай институт, роскошная жизнь в красивом городе и милые девочки, о которых тебе придётся забыть надолго. За валюту суд может определить десять лет тюрьмы строго режима. Не меньше! Не боишься маме своей боль причинить? – спросил он завораживающим голосом, отчего Морис медленно повернулся к Глебу и, стуча зубами, удивлённо промолвил:
– Откуда вы знаете про всё дядя? – Вы, что из милиции?
Глеб затянулся сигаретой и, сверкнув своим перстнем, произнёс:
– Ты успокойся, я же тебе сказал, что я с доброй миссией явился. А зовут меня дядя Глеб. К милиции никакого отношения не имею. И в отличии тебя я, её не боюсь, так – как совесть моя чиста перед законом. Не буду перед тобой юлить, – скажу тебе прямо, – твой чемоданчик с дымохода у меня.
Морис стоял словно парализованный, пытаясь выдавить из себя слово, но у него ничего не получалось и он только глотал ртом воздух.
– После скажешь, когда до конца выслушаешь меня, – сказал спокойно Глеб, – ты прав я не сторож. Меня наняли фронтовики, чтобы я включился в поиски убийц твоего деда и бабушки. Следствие затянулось, а им не терпится наказать злодеев.
– Так их уже нашли, – захлопал недоумённо глазами Морис.
– Как нашли? – пришло время удивляться Глебу.
– Маме в милиции сообщили, что неделю назад арестовали в Омске мужчину и женщину, вроде они брат с сестрой? – добавил Морис, – и убийство моего деда и бабушки у них не первое и не последнее. На Украине позже от их рук умер насильственной смертью, тоже бывший военный, – кажется полковник?
– Это точно? – переспросил Глеб.
– Точнее быть не может, – осмелел Морис. – У них при обыске изъяли некоторые вещи из нашей квартиры.
– И голову Пифагора тоже? – сверлил его своими глазами Глеб.
– Голова Пифагора и морской кортик, не могли быть у преступников, – уточнил Морис. – В то время все эти вещи были у меня. После окончания второго курса дед отдал мне голову и сказал, чтобы я был такой же умный, как Пифагор, а кортик всегда висел в нашей с мамой старой квартире, – он был не деда, а отца. Отец у меня помер. Деда с бабушкой убили в моё отсутствие. Я тогда в Псковской области был на шахматной олимпиаде. Мама в то время не знала, что чернильница – Пифагора находится у меня, поэтому и ввела органы в заблуждение. Только, когда я вернулся, мама внесла поправку в свои показания.
– А почему Янис не знает, что преступники пойманы? – спросил Глеб.
Услышав про Яниса, Морис совсем осмелел, – задышал ровно и подошёл ближе к Глебу:
– Вы уже и с ним познакомились?
– Пришлось, – дело не требует отлагательств, – закурил ещё одну сигарету Глеб.
– У дяди Яниса нет телефона в доме, – как к нам заедет, так сразу и узнает эту новость, – а вы вернёте мне мой чемоданчик? – неожиданно спросил он.
– Верну, если ты мне голову Пифагора подаришь? Мне самому эта кость не нужна, но фронтовикам я должен показать её. Это будет хорошим подтверждением, что миссия моя завершена и преступники пойманы.
На самом деле Глебу в этот миг пришла в голову мысль обязательно показать античную фигурку Петру, чтобы как – то успокоить его.
– Мне чернильницу не жалко, – облегчённо вздохнул Морис, – я её сегодня заберу у одного человека из порта и завтра вам отдам. Желание возникло у меня недавно, – избавиться от этой головы. Бестолковая вещь и кто знает, – возможно, из-за неё деда с бабушкой зарезали? Дед мне рассказывал, что все эти трофеи были забрызганы кровью. А она не смывается, – так сказала мне уже мама, – кровь будет литься до бесконечности, – пока не обретёт истинного хозяина. Поэтому после суда этих мерзавцев, которые зарезали бабушку с дедушкой, все висевшие картины у нас на стенах, мама собирается вернуть в Дрезденский музей. И я полностью одобряю её намерения. Они несомненно верные!
– Разумно! – произнёс Глеб и выпустил струю дыма изо рта. – Кровь имеет свой цвет и цену, которая зачастую может стать ценою жизни любого человека. Ты подумай над моими словами и прекрати заниматься грязными делишками? – иначе сгоришь, как метеорит.
Морис совсем осмелел и, подойдя вплотную к Глебу, зашептал:
– У нас в институте большинство студентов фарцовкой промышляют, – а как жить? – склонив голову к низу, сказал Морис, – без неё жить нормально не будешь, – на одну стипендию девчонку в кино не наводишься. Кому нужна такая нищая жизнь?
– Думай Морис? – протянул свою огромную ладонь ему Глеб, – но валюта это серьёзное преступление, она приравнивается чуть-ли не к измене родины! Поверь мне и пожалей маму? Итак, до – завтра на этом – же месте.
– И в это – же время, – добавил Морис и потряс по – взрослому руку Глеба.
Затем он поправил выбившийся шарф из-под куртки и, повернувшись, зашагал вдоль низкорослого цветника.
Глеб проводил взглядом молодого человека и когда тот завернул в проулок, вошёл в подъезд.