Читать книгу Кофе от баронессы Кюцберг. Горькое молоко – 4 - Владимир Козлов - Страница 5

В понедельник, приехав с института, Колчак зашёл по пути к пацанам с посёлка, которые помогли ему вытащить деньги у Ланина. Их постоянное пристанище у озера пустовало. Он заглянул в баню, где дверь была приоткрыта. В нос ударил запах бензина. На полу лежал, разобранный по частям мотоцикл.

– Откуда такая красота? – спросил Колчак у вихрастого Уса.

– Это не чешская Ява, а японка, – ответил Ус, – люкс, а не точило. Мы с графских развалин на нём с Жабой доехали до посёлка.

– Погоди Ус, как я понимаю, мент Ланин оказал вам ещё бесплатную транспортную услугу. Подсказал, где стоит его байк.

Ус грязной рукой провёл по носу.

– А, что нам пешком надо было возвращаться в дождь? Мы мимо проходили, стоит, как беспризорник под ёлочкой напротив банка, красивый, словно подарок от деда Мороза. Подкатили его вручную к ветеринарной аптеке, а там завели и поехали. Сейчас до конца разберём и по частям продадим, а раму в озере утопим. Там у нас уже кладбище этих рам.

– Имейте в виду, Ланин, как ищейка будет весь город обнюхивать. Подключит, не только милицию, но и своих дятлов, чтобы найти пропажу. Нужно срочно избавиться вам от деталей, где имеются номера и другие приметы. Вы серьёзно лажанулись с мотором. А в озеро ничего не скидывайте, если там найдут, то на вас в первую очередь подумают.

– Почему на нас? – спросил Ус.

– Возраст у вас мотоциклетный. На мужика пятидесятилетнего не подумают. Потому что ему от велосипеда счастья хватает.

– А у нас в озере ничего не найдут, – успокоил Колчака Жаба, – водолазы утопленников уже отсюда не достают, ждут, когда они сами всплывут, тут такие глубокие места есть что замерить не возможно. Перед рассветом погрузим с Усом в лодку и утопим все улики. А остальные детали, мы знаем, кому продать.

– Главное не палитесь на пустяке и патлы свои состригите. Участковый обязательно нырнёт и в ваш посёлок, – предостерёг их Колчак, – мотоцикл этот дороже любой машины.

– Нам бояться нечего, – уверенно сказал Жаба, – мы по этой части спецы и к тому же нас скоро в армию обоих заберут. У Уса повестка уже на руках, а я завтра за ней иду.

Вовка ушёл домой, раздумывая, дорогой о поступке пацанов, которые при его содействии, так жестоко наказали ненавистного, ему Ланина.

– Ни капельки не жалко. Правильно пацаны сделали. Таких тварей только так учить и надо. После субботы он совсем озвереет или прижмёт свой куцый хвост, – тихо рассуждал Колчак, идя приволжскими лугами, – если конечно не поймёт, что я его за нос вожу.

…В субботу Марек к десяти утра пришёл к Колчаку домой. От Сани за версту разило чесноком:

– Ты чего с утра чесноку нажрался? – спросил его Колчак.

– У меня в доме все гриппуют, а чеснок хорошо оберегает от этой напасти, – ответил Марек.

– Вином надо лечить этот недуг. Ладно, бери дипломат, как я тебя учил, ничего не бойся. Всё будет ничтяк, – протянул он Саньке старый дипломат. – Я дверь не захлопываю, жду тебя здесь.

Марек взял дипломат и поднялся на чердак. Он подошёл к козырьку фонаря, от которого через щели падали лучи света на старый диван. Осмотревшись шпионским взглядом вокруг, он быстро сунул дипломат под низ и спешно вышел, плотно закрыв за собой толстую и перекошенную дверь. Затем тихо вошёл в квартиру.

Колчак не успел прильнуть к глазку, как услышал знакомый со скрежетом звук чердачной двери:

– Я тебе, что сказал Марек. Поп – Арт для ментов состоялся. С премьерой нас! – шкодливо сказал он, смотря в глазок.

С чердака крадучись на цыпочках спускался мужчина, держась за перила лестницы, и смотрел на нижние этажи. Лицо его определить было невозможно.

– Кто там не Ланин? – спросил Марек.

– Не знаю, вроде нет. Ланин меньше меня ростом, а этот кажется, выше будет, – сказал Колчак.

Через пять минут, убедившись, что один из членов засады не вернулся назад, Марек взял мешок с домкратом и проделал ту же процедуру, что и в первый раз. На этот раз за ним никто не вышел.

– Ясно с одним человеком засаду никто не будет устраивать. Менты не дураки. Они не оставят объект без наблюдения. Там на чердаке всё равно кто – то ещё есть, – предположил Колчак. – Теперь мой выход, я пойду подготовительными работами заниматься, а ты Саня через десять минут берёшь с плиты банку казеинового клея, свёрток на столе обмотанный изоляционной лентой, и приходишь ко мне, – понял?

– Я давно понял, – смеялся Марек, от предвкушения насладиться весёлым зрелищем.

Колчак вошёл на чердак специально создавая небольшой шумовой эффект в виде куплетов лагерного шансона. Подпрыгнув, он ухватился за перекладину, которую с Мареком смастерил, когда учились в седьмом классе. Отжавшись несколько раз, он вновь запел. Но это был уже не шансон. Это была исполненная фальцетом искажённая песня о Родине:

Родина слышит

Родина знает,

На чердаке её сын пребывает

Он подошёл к дивану и вытащил оттуда дипломат и мешок. Спокойно положил на диван, и, не прерываясь, с песни перешёл на громкую декламацию.

Вдыхая кошачьи какашки

Время напрасно теряя

Из темноты за врагом надзирая.

– Аминь! – Вы меня слышите скворцы? Враг не дремлет, – крикнул Колчак.

Он достал домкрат, поднёс его к двутавровой балке. Раскрутив до максимального вылета и оставив его в таком положении, он подошёл к дивану. Со скрипом сел на старый диван и закурил сигарету. Открыв, дипломат, он отобрал пять лучших листов шпона. В это время в дверях появился Марек:

– Всё нормально? – спросил его Колчак громко, – тебя не засекли?

– Порядок, никто не видал, там нет никого, – так же громко ответил Марек.

– Спрячь пока под диван, а то они могут сюда пришлёпать. Не дай бог увидят.

Марек засунул свёрток вниз и сел рядом с Колчаком.

– Что, тишина? – тихо на ухо спросил он, – кулисы задёрнулись на твоей сцене?

– Не спеши? Я сейчас полезу на верх чердачного входа, а ты не двигаясь, сиди здесь, – дал установку Мареку Колчак.

Колчак проворно залез на крышу пристройки входа чердака, которая находилась внутри помещения.

– Саня здесь темень страшная, – крикнул он сверху, – подай фонарик? – он в дипломате лежит.

Марек подал ему фонарик. Колчак посветил там и громко сказал:

– Фу. Слава богу, нашёл, – я спускаюсь.

Не успел он слезть сверху, как перед ним вырос мужчина с лицом въедливого мента. Второй стоял около Марека.

– Вы чего там, наверху потеряли? – спросил он у Колчака.

– А вы кто архангелы? – С неба спустились? Покажите крылья? – начал издеваться Колчак.

Мужчина извлёк из кармана служебное удостоверение, и показал его в открытом виде, не давая в руки.

Колчак посветил фонариком и прочитал:

– Ебланов, – намеренно Вовка исказил фамилию.

– Евланов, – поправил его сотрудник милиции.

– Извините, свету мало. Не разобрал, – включил дурака Колчак, – пойдёмте к дивану, там светло?

– Вы не ответили на мой вопрос, что вы делали наверху? – переспросил опер.

– Вот напильник полукруглый искал, – показал Колчак, сжатый в кулаке напильник.

Они подошли к дивану, где начали обыскивать Колчака и Мареку, вытаскивая из кармана всё содержимое. Рулетку метровую, что лежала в заднем кармане джинсов у Колчака, они тщательно проверили по очереди. Тут в дверях появился и третий опер, который выслеживал Марека.

– Попались молодчики, – строго произнёс он, видя, что обыск идёт полным ходом.

– А это зачем? – показал Евланов на шпон.

– Не видите шпон, а рядом банка с клеем казеиновым.

Колчак поднёс к носу опера банку с вонючим клеем.

Тот, вдохнув неприятный запах, быстро отвернул лицо.

– Из этого материала мы делаем теннисные ракетки. В дипломате у меня лобзик лежит. У балки домкрат. Секрет технологии изготовления ракеток, я вам открывать не буду. Хватит того, что вы узнали, с каким клеем я работаю.

– Ты Ваньку нам тут не валяй, ракетки он делает, – сказал Евланов, – они в магазине продаются по сотне за пяток.

Колчак плюхнулся на диван и вальяжно положил нога на ногу:

– Пятьдесят рублей, самая дешёвая ракетка, – сказал он.

– Цена невелика. Покупай и играй, сколько душе угодно, – не веря Колчаку, сказал Евланов.

– Колчак посмотрел на его кожаные дорогие туфли и спросил:

– А почему вы в дорогих туфлях по чердаку лазаете. Для таких целей сгодились бы кирзачи или лапти лыковые.

– Я офицер милиции, зачем в лаптях ходить, мне по штату положено такие туфли носить.

– А я мастер спорта, – соврал Колчак, – мне по штату положено играть ракеткой спец заказ изготовленную из африканских пород дерева, а не фанерными ракетками, на которых только лук и морковь можно резать.

– Насколько мне известно, ты мастер спорта по Греко – римской борьбе, а не по настольному теннису.

– Я перешёл на вечный вид спорта, которым можно заниматься до ста лет.

– Убедительно, но я тебе не верю, – сказал опер, который обыскивал Марека. – Встаньте с дивана, пожалуйста? – вежливо попросил он.

Колчак, изобразив недовольное лицо, не спеша, встал:

– С превеликим удовольствием, – сказал Марек, – и тоже поднялся.

Опер скинул с дивана дипломат на шлаковый утеплитель и резко перекинул диван:

– А это что? – показал он на лежащий свёрток, перетянутый изоляционной лентой.

– А это моё личноё, – поднял свёрток Колчак.

– Разрешите, я взгляну, – опер протянул руку за свёртком.

Но Колчак стал при всех снимать ленту и рвать бумагу. В свёртке оказалась бутылка марочного вина, два разовых стакана, два яблока и два плода хурмы.

– Что будем делать ребята? – спросил Евланов у своих коллег.

Те оба стояли и упорно смотрели на диван:

– Что – то мебель мне подозрительная? – сказал опер, который обыскивал Марека.

По его поведению было видно, что он был у них старший:

– Давай Кочубеев, начинай осматривать диван? – дал он команду третьему оперу. Проверь идеально, каждую пружинку? А то мы здесь с Евлановым какашки вдыхали, – посмотрел он Колчаку в глаза, а ты без толку по улице шлялся.

Кочубеев снял с себя плащ и перекинул его через гимнастическую перекладину. Опрокинутый диван он поставил на ножки и начал прощупывать его со всех сторон.

Колчак в это время открыл бутылку вина и налил стакан Мареку, и себе. Выпив вино, они демонстративно надкусили сочную хурму и начали восхвалять вино.

– Хорошее вино и название у него подходящее, «Райские кущи», – произнёс Марек.

– Тонкий и неповторимый аромат, вкуснее нектара. Такого на Олимпе у Зевса и его команды точно не было, – оценил Колчак.

Кочубеев продолжал ощупывать диван, изредка поворачивая голову на своих коллег, давая понять, что положительных результатов поиск не даёт.

Колчак и Марек налили себе ещё вина и выпили.

Евланов недовольно смотрел на них, потом подошёл и сказал:

– Вы мешаете нам работать, я сейчас карету ППС вызову и вас оформят, как испорченный товар.

– А это за что? – спросил Колчак.

Раздался треск протлевшей диванной обшивки. Кочубеев острым брелоком от ключей совершал акт вандализма над старым диваном.

– За, что вы меня спрашиваете? – продолжал Евланов, – отвечаю, – за распитие спиртных напитков в неположенном месте.

– Вы знаете, где мы все здесь присутствующие находимся вместе с диваном? – с подвохом спросил Колчак.

– На чердаке, где – же ещё, – распарывая диван, пробасил Кочубеев.

– Правильно догадливый. На чердаке над квартирой Колчиных. И чтобы вы знали, что моя мать с братом выкупили место над квартирой у государства. Вот он, – Колчак, положил руку Мареку на плечо. – Александр Фёдорович Керенский, – директор по сбыту объединения «Воды Серафима», мой друг детства. В данный момент он мой гость и я на своей территории имею права сам выпить и его угостить, а вы незаконно вторглись без управдома на чужую территорию и испохабили антикварную мягкую мебель, принадлежащую моему праотцу писателю Тургеневу.

– Колчин перестаньте ахинею нести? – будьте серьёзнее, – сказал старший опер, которого коллеги называли Игорем.

– Я вам вполне серьёзно отвечаю, что за этот диван мать моя подымет страшный вой. Дойдёт и до министра культуры и до генерального прокурора. Сами потом не рады будете. Всё – таки вы исполосовали раритет, который имеет регистрационный номер в нашем областном музее, как историческая и редкая вещь. Этот диван является народным достоянием России. Возможно, это часть генофонда рода Тургеневых. И ночами на нём мои пращуры не давали погаснуть нашей фамилии. Она уже оформила дарственную, для музея и за ним в среду должны были приехать. А вам сейчас нужно хорошо подумать, как вы будете изворачиваться, и отвечать за порчу раритета?

– Если ты и твои родственники Захар и Серый Беда зачинались на этом диване, то его место явно не в музее, а в хорошей котельной топке, – зло заявил Евланов.

– Если бы больше таких людей было на земле, как я и мои родственники, то вы бы без результативной работы остались, – парировал Колчак.

– Что – то есть. Прощупывается, какой – то свёрток, – обрадовал своих коллег Кочубеев.

Евланов и Игорь, разочаровавшись, и потеряв все надежды найти преступную улику, оживлённо склонились к дивану.

– Свёрток большой, я его так не вытащу. Нужно покрышку рвать дальше, – сказал Кочубеев.

– Ну, рви, чего смотришь? – приказал Евланов.

– Вы, что не слышали, какую он легенду рассказал про эту рухлядь? – сказал Кочубеев.

– Ты чего несёшь? – Не видишь, он издевается над нами, – накинулся на него Евланов, – кому он нужен колченогий и просанный?

Кочубеев разодрал в лохмотья всю покрышку дивана и извлёк оттуда большой толстый матерчатый свёрток, перевязанный отрезком бельевой верёвки. Игорь оттолкнул всех от свёртка и сумбурно начал развязывать запутанные узлы, не хотевшие никак поддаваться пальцам похожие на барабанные палочки.

Когда он разобрался с тугими узлами и развернул тряпку, которая оказалась дверным половиком, их взору предстала одноглазая пластмассовая кукла и детский пробковый пистолет, завёрнутый в завядшие листья лопуха.

Игорь и Евланов заметно сникли. Оживлённые и искрившие минуту назад глаза, мгновенно потухли.

– Вот бестия проклятая, – с досадой сказал Игорь, – не понятно только было, в чей адрес он опустил эту фразу.

Кочубеев взял в руки одноглазую куклу, которая как им всем показалось, смеялась над ними. Так, как её первоначально прямые губы, имели продолжение до ушей, подрисованные красной гуашью. Он поднял куклу вверх и хотел закинуть её. Но услышав, что она, как погремушка издаёт посторонние звуки, сказал:

– Там внутри что – то есть, – и лихорадочно открутив ей голову, заглянул в её чрево. Потом, как эксперт парфюмерной фабрики несколько раз втянул глубоко носом.

– Кажись, Муркино засохшее говно, – сказал опечалено он и бросил куклу на шлак.

Евланов, громко и истерически на весь чердак рассмеялся:

– Просидеть в темноте и пыли три часа, за одноглазую куклу, начинённую кошачьими катышками и голубца из лопухов. Нас на смех подымут в управлении за такую операцию.

Игорь, улыбаясь, успокаивал Евланова:

– Не отчаивайся ты так сильно. Всё будет нормально. Шеф нас послал сюда. Не будет он позорить себя и вверенный ему уголовный розыск. Пускай за дезинформацию спрашивает у Ланина, когда он выздоровеет, а за спрятанный для нас клад, спросит у многоуважаемого Колчина. Это он такую добродетель оказал всей нашей милиции.

– А вы, что хотели здесь найти? – спросил Колчак у Игоря, вставая с трубы, опрокинув закатившего смехом Марека, – противовоздушную артиллерию? – Извините, что не оправдал ваших надежд? Даже если бы вы, что – то здесь и нашли ничего повесить, вам на меня бы не удалось. И напрасно вы приплетаете мне этот клад. Здесь детвора постоянно играет, когда на улице дождь. Вы посмотрите, сколько игрушек поломанных и детских книг разбросано по всему чердаку? Жалко, что вы понятых не пригласили сюда, полюбоваться вашей оперативной работой, – с поддельным сожалением, сказал Вовка.

Он прошёл немного, нагнулся и подобрал смятую машину без колёс и рваный небольшой мяч, которые сам положил два дня назад.

– Видите? – показал он им, – такого добра, если прочесать весь чердак. Целый самосвал можно нагрузить. А я здесь бываю почти каждый день, чтобы подтянуться на перекладине, да экспериментальную ракетку смастерить. И насчёт дивана я правду вам сказал. И что я потомок Тургенева, это тоже истинная, правда. Василий Николаевич Тургенев, известный всему городу человек приходится мне двоюродным прадедом. А если вы его не знаете, советую заглянуть в наш местный краеведческий музей. Вы там всё узнаете о нём и о нашем Тургеневском роде. Вот так граждане опера! Пришла пора вам вплотную заняться личной гигиеной. В общем, подмывайтесь тщательно. Думаю, ваш косяк ляжет на стол областному комиссару?

Улыбка спала с лица Игоря. И Евланов, поверив словам Колчака, озаботился возникшими перед ними неприятностями, сказал:

– Мы действовали согласно полученным инструкциям. И отчёт за свои действия перед тобой держать, не думаем. Рангом не вышел и ко всему прочему молодой ещё.

– А я не требую от вас ничего. Я просто вас предупреждаю, что в ближайшее время вам придётся познакомиться с чудовищным запасом слов, ужасной женщины, которая является моей мамой. И если вы мне не верите, то можете узнать у вашего непосредственного начальника Ланина. Он уже имел горький опыт пообщаться с ней.

– Если этот диван имеет историческую ценность. Почему ты нас сразу не предупредил об этом? – спросил Евланов.

– Я отвлёкся в тот момент. Бутылку открывал, а когда опомнился, ваш Кочубеев дивану уже харакири сделал, – сказал Колчак. – А сегодняшняя операция уголовного розыска является подтверждением моих слов о безрезультативности вашей работы, – заключил он.

– Удручённо свесив головы, опера, с понуренным видом, покинули чердак, не закрыв за собой дверь. Не успели они выйти, Марек опять попытался создавшую Колчаком ситуацию озвучить безудержным смехом. Но Колчак закрыл ему рот ладонью.

– Потерпи немного, пускай они уйдут. Нельзя им откровенно в лицо смеяться. Сочтут это за личное оскорбление и помимо Ланина у меня ещё три врага появятся.

Убедившись, что опера вышли из подъезда они допили вино и на славу повеселились.

– Колчак, а операм, ты правду сказал про Василия Николаевича Тургенева или обманул? – спросил Санька.

– А ты его знаешь?

– А как – же у нас дачи раньше рядом были. Он много лет работал большим начальником судостроительного завода. А дочка у него в Австралии живёт.

– Правильно, Геля уехала, – подтвердил слова друга Колчак, – а старшая дочь Тамара и правнуки с ним пока живут, но тоже на чемоданах сидят. Вероятно скоро уедут к папуасам.

– А я вначале подумал, что ты заливаешь, ментам про всё, – говорил Санька, – еле сдерживал смех, а видишь, правдой оказалось. Что теперь с диваном будете делать?

– Саня, этому дивану всего лишь пятнадцать лет. Ему место только на чердаке. Он стоит здесь три месяца и ещё простоит десять лет.

– Ну, ты и прогнал им тюльпана, а они ведь всё за чистую монету приняли. Узнают, что ты их лаптями выставил, беды не оберёшься, – сказал Марек.

– Саня это менты порядочные были, а не твари последние. Другие бы нам без стеснения за этот трюк от души по бокам надавали. А эти с юмором, как мне показалось, отнеслись. И я им постараюсь простить варварское отношение к ветхому дивану. Приблизительно знаю, что последует после этого незадачливого для них шмона. В понедельник я пойду на отметку, и мне этот Поп – Арт, припомнят.

Марек открыв рот, внимательно слушал друга:

– Я им предложу ченч, – продолжал Колчак излагать новый план. – Они мне я им и все будут довольны. Согласись диван, хоть и непригодный, но посмотри в нём, много есть чего от дворянина. Почему они и поверили моей белиберде.

– Ты сказку о диване заранее планировал? – ковыряя спичкой в зубах, спросил Марек.

– Под воздействием вина навеяло. Главное было не перегнуть палку о роли исторического дивана, чтобы не улыбок и смешков на лице не присутствовало. Правдиво врать, – это тоже один из жанров искусства. Я вот могу завтра во дворе сообщить, что встретил гуманоидов. И скажу, что они меня предупредили о конце света, который наступит в ближайшие дни. Уверяю тебя, мне все поверят, – объяснил Колчак.

– Что за тобой такой талант водится, для меня и пацанов наших не в диковинку. Теперь и Жига от тебя эстафету перенял. Брехуном стал конченным. Шаг сделает, двадцать слов наврёт, и сам смеётся.

– Всё Саня сворачиваемся, – сказал Колчак, – я пойду сейчас Полину встречать.

…В понедельник вечером на отметке в милиции, дежурный ему сказал, чтобы он зашёл в кабинет к Гридину. Колчак проглотил несколько раз, набравший в себя воздух, и пошёл на второй этаж. Подполковник сидел за столом и пил чай.

– Проходи, чай будешь пить? – предложил он.

– Нет спасибо, меня к ужину дома ждут, – тактично отказался Колчак.

– Расскажи, как живёшь, чем занимаешься? – спросил Гридин.

– А зачем рассказывать, вы и так всё обо мне знаете. Каждый мой шаг фиксируете. Надо мной и так все смеются. Говорят, не ценит тебя милиция, приставили за тобой следить больного на голову и самого неуклюжего и толстого шпиона, – моего соседа Витю Леонова. Он бедный рыбачить ежедневно приезжает на своём женском драндулете, где я работаю, и следит за мной. Я же не глупый вижу всё. Куда я, туда и Витя. Я на стадион, и он за мной. Я иду жену встречать, и он тоже сзади плетётся. Я на чердак, на турнике иду отжаться, а он уже в засаде сидит. Смешно ощущать, что сзади тебя плывёт сто пятьдесят килограммов живого веса. Это сестра его не знает, что вы больного человека, инвалида третьей группы используете в своих целях. Она вам такую катавасию устроит.

– Я не пойму о чём ты говоришь? Для меня подобное известие, что к тебе приставлен какой – то хвост, является сплошным абсурдом. На тебя нет ни каких жалоб. Зачем милиции к таким законопослушным гражданам филеров приставлять, – сказал Гридин.

– Ваш Ланин проходу мне не даёт, почти ежедневно, ходит меня домой поверять и твердит одно, что посадит.

– Не может быть такого, его никто не уполномочивал заниматься тобой. Это функция не уголовного розыска. К тому же он болен сейчас, – не поверил словам Колчака Гридин.

– Вы мне не верите, спросите родственников, соседей. Он даже в день рождения моей матери удумал прийти, когда в квартире было много гостей.

– Извини, я этого не знал. Он ведь у нас лицо привилегированное, пришёл работать с подачи лохматой руки, после расформирования исполкома. Хотя у него было тогда юридическое образование, но опыта работы в органах не имел. А сейчас областное начальство считает его одним из лучших сотрудников нашего управления.

Гридин смотрел в глаза Колчака, не отводя своего изучающего взгляда.

– Мне безразличен ваш майор и будет лучше, если вы оградите меня от его опеки. Я по натуре человек не злой, но если он в подобном духе и дальше будет интересоваться мной, то я прославлю вашего чекиста на всю Россию.

– Будь уверен, от этого я тебя освобожу, – уверенно сказал Гридин.

– Да уж, пожалуйста.

– Только ты больше не разводи его на липовых малявах, на которые он клюёт в заглот до самой прямой кишки. Сейчас он лечит свой фурункулёз и исполняет аллилуйя своёму пропавшему мотоциклу.

– Вначале вы меня не поняли, о чем я говорил. Теперь я не понимаю, о чём вы мне говорите, – прикинулся непонимающим Колчак.

– Это пока мои личные догадки, – сказал Гридин. – Я бы тебе знаешь, что посоветовал.

– Пока не знаю, – ответил Колчак.

– Ланин служака. У него и в администрации города и прокуратуре есть свои люди, у которых под рукой расположены влиятельные кнопки. Если быть точнее, то он человек с обширными связями. Ты в его лице врага себе недоброго нажил. Я ему, конечно, запрещу контролировать тебя. Но улица даёт ему большие манёвры, чтобы зацепить тебя на мелочи, за что другому и пятнадцать суток не дадут, а тебя к сроку могут приговорить.

– Если он от меня не отстанет, я его просто убью, можете так ему и передать, – гневно сказал Колчак.

– Серьёзное заявление, – заметил Гридин, выслушав Колчака, – придётся тебя уберечь от убийственной статьи, – пообещал он.

– Да уж, прошу вас? У меня жена молодая, не хотелось бы её подвергать на долголетнее одиночество и себе судьбу омрачать не желаю. Но я могу стартовать со злости, и тогда труба придёт Ланину.

– Я все силы приложу, чтобы этого не произошло, – сказал Гридин, а сейчас я с тобой хочу поговорить о субботнем курьёзе, произошедшем на чердаке вашего дома. Работники милиции оказались там по специальной разработке, не зная, что получены неверные сведения. Не буду скрывать, что стрелка компаса показывала именно на тебя. Но компас оказался неисправным, и мои подопечные настрогали там стружек.

– Дальше можете не продолжать, – перебил его Вовка, – я добро помню и ценю. И об уникальном диване вы можете забыть. Его всё равно в музее реставрировать полностью будут.

Гридин больше ничего не сказал, а только пожал руку Колчаку, давая понять, что вопросов у него больше нет.

Они оба удовлетворённые успешным исходом беседы мирно расстались.

После этого Колчак дал Вите Леонову установку, чтобы он требовал при встрече у Ланина обещанные часы. Но тот после выздоровления не только Витю избегал, но и Колчака обходил стороной. Жабу и Уса забрали в армию, и перспективы найти пропавший мотоцикл, у Ланина сводились к нулю. Но он об этом не знал.