Читать книгу Комната страха - Владимир Кузьмин - Страница 11

С утра я, как и накануне, отправилась с маменькой на репетицию. С удовольствием смотрела, как артисты готовят новый спектакль, а в перерыве попросила Михалыча, служащего при театре швейцаром и сторожем, проводить меня в подвал.

– Никак желаете, Дарья Владимировна, посмотреть, где вчера Александра Александровича заточили?

– Конечно. Надо же разобраться, как такое могло произойти.

Разбираться, собственно говоря, даже не пришлось. Едва Михалыч стал отворять ту дверь, что накануне доставила столько неприятностей, как потянуло сильным сквозняком, который не дал ей открыться до конца.

– Это кто-то дверь черного хода распахнул, – объяснил Михалыч. – Всегда этак дуть начинает, как кто входит или выходит.

– А ну-ка, отпустите дверь.

Но сквозняк к этому моменту прекратился, и дверь осталась неподвижной. Тогда я сама хлопнула ею посильнее. Дверь захлопнулась, а защелка на ней вошла ненамного под скобу.

– Вот и весь секрет, – разочарованно протянул Михалыч. – Сквозняком, оказывается, захлопнуло нашего антрепренера!

– А вам хотелось бы, чтобы это был кто-то из труппы?

– Я такого даже не предполагал! Как можно о людях такое подумать?

– А о ком можно?

– Ну мало ли, – чуть растерялся наш швейцар. Потеребил бороду и честно признался: – На домового грешил. Он порой у нас как расшалится! Только вы уж о нашем разговоре никому не передавайте, а то засмеют.

– Уговорили. Но вы мне про домового после расскажете.

– Так приходите, как освободитесь. Расскажу. Вам я доверяюсь.

Сказать правду, я была слегка разочарована, слишком простое нашлось объяснение. Но тут представила, как было бы жутко самой оказаться за захлопнувшейся дверью, там, где нет электричества и твоя свеча могла быть потушена тем же сквозняком… А я сижу в темноте, на мой стук никто не приходит. Повсюду шорохи раздаются. А я даже не знаю, как все случилось, вдруг в самом деле домовой расшалился? Нет, пусть уж лучше, кому вдруг выпадет такая незавидная участь, знают, что хотя бы нечистая сила здесь ни при чем.

Едва мы поднялись наверх, как мне сказали, что меня ждут в буфете. Там и в самом деле меня поджидал служивший в прошлом сезоне в театре буфетчиком очень приятный молодой человек, которого все, даже я, называли Петрушей.

– Вот, едва минутка выкроилась, прибежал засвидетельствовать вам свое почтение. Ну и как же без презента.

Петруша протянул мне коробку конфет пралине в шоколаде «Шоколадной фабрики «Бронислав».

– Возможно, в столицах конфеты вкуснее, но и эти вам всегда нравились. Так?

– Так! Спасибо огромное. А вы, раз в студенческой шинели, значит снова пошли учиться?

– Совершенно верно. Не всю же жизнь буфетчиком служить, хотя мне эта работа и была по нраву. Вы уж простите, Даша, но мне и вас отрывать от дел не хочется, и самому спешить нужно.

– Да вы меня не отрываете, напротив, очень вам рада.

– Тогда с вашего позволения я на днях загляну, чтобы с вами чуть подольше побеседовать.

– Буду рада. До встречи.

Петруша направился к выходу, я пошла его проводить и в дверях театра едва не столкнулась с Антоном Парфеновичем, кучером Петиного отца.

– Здравствуйте, – воскликнула я. – Вы к нам по какому делу?

– По чрезвычайно важному! Велено вам записку передать. Иду, раздумываю, как вас тут сыскать, а то Михалыча при дверях нет, а вы сами мне навстречу.

Записка была от Пети. Он сообщал, что ему удалось уговорить почти всех участников их постановки собраться сегодня в половине седьмого вечера. А раз вечер у него будет занят, то уроками он должен заняться днем.

Я заулыбалась тому, что он так серьезно отнесся к моей просьбе уделять учебе больше внимания, и тут же засомневалась, что Петя станет весь день заниматься только гимназическими заданиями.

– Передайте Петру Александровичу, что вечером я обязательно приду к ним на репетицию и что очень рада за его отношение к учебе.

– Обязательно все передам в точности, как вами сказано, – пообещал Антон Парфенович. – До свидания, Дарья Владимировна, завсегда с вами приятно увидеться. О, и не мне одному. Вот еще знакомые люди сюда направляются, и гадать не нужно, что к вам.

Меня чуть насмешил такой поток посетителей, но каждому из них я была рада. Вот и господину Ереневу[23] обрадовалась, и весьма.

– Так! – Едва поздоровавшись, товарищ прокурора принял подчеркнуто задумчивый вид. – Вижу у вас в руках листок бумаги, что был, несомненно, передан вам кучером господина градоначальника. Конечно, и сам Александр Сергеевич мог обратиться к вам с посланием, но рискну утверждать, что это письмо от Петра Александровича. Ну как, освоил я дедуктивный метод?

– Освоили, ставлю вам отлично!

– Тогда проверим, не растеряли ли вы ваши способности. Что можете сказать о моем появлении?

– Что вы не смогли быть на вокзале, так как были заняты делами и, скорее всего, вас не было в городе. А сейчас вы проезжали мимо и не утерпели, заскочили на минутку, чтобы засвидетельствовать свое почтение!

– Как же вы догадались? – засмеялся Иван Порфирьевич. – Как вы поживаете, Дашенька? Как там Афанасий Николаевич? Как Ирина Афанасьевна? Влилась в новый коллектив?

– Ох, сколько вопросов! Все живы и здоровы, дедушка вам отдельно велел привет передать. Маменька в труппу влилась и сейчас на сцене.

– Значит, ее я сейчас не увижу. Но если позволите, то вечером нагряну в гости.

– Будем рады. Вот только боюсь, что приду поздно.

– Чем же вы заняты? – подозрительно глянул на меня товарищ прокурора. – Неужто новым расследованием? Тогда отчего я не слышал ни о каком загадочном преступлении?

– Оттого что преступления не было. А расследование есть! Не криминальных, но загадочных обстоятельств!

Я коротко рассказала о событиях в особняке Козловского и о том, что мы, точнее по большей части Петя, успели узнать.

– Ну, слухи по городу ходят обо всем этом. Я в них, правда, не верил, но раз Петр Александрович сам свидетель… А вы, Даша, не иначе как желаете попросить меня о помощи, но боитесь отвлечь меня от моих дел, коих невпроворот? Не бойтесь. Я сейчас направляюсь в наш архив по этим самым своим делам. А из вашего рассказа выходит, что только там и возможно найти нечто, способное продвинуть ваше следствие. Вы запомнили даты, когда особняк принадлежал тому неуловимому господину Бушнеру? Хотя что я спрашиваю, вы же никогда ничего не забываете!

– Вы мне льстите, но даты я помню.

Господин Еренев записал эти даты в свой блокнот, и мы распрощались.

Я несколько минут простояла у входа, ожидая, что объявится ко мне новый посетитель, но никого не было. Тогда я прошла в зал и устроилась тихонько в кресле.

– Добрый вам день, Дарья Владимировна, – услышала я шепот позади себя.

– Ой, Григорий Алексеевич! Я вас не заметила в полумраке.

– Да я тут сижу тише воды и ниже травы. Потому как без спросу пробрался. Надеюсь, господин Корсаков не рассердится на меня за самоуправство.

– Он же к прессе относится положительно, а к вам лично с большим уважением.

– И все же… Нет, умолкаю, давайте лучше смотреть, очень захватывающе все выглядит.

Мы досмотрели репетицию и тихонько вышли из зала, когда господин антрепренер стал подводить итоги и рассказывать, чем труппа станет заниматься вечером.

– Я вчера не сумел зайти, – сказал мне журналист, – хотя просто мечтал взять интервью у Ирины Афанасьевны. Вы уж замолвите за меня словечко! Пожалуйста!

– Да что вы ее так боитесь? На вас прямо не похоже. Маменька вовсе не капризная прима и если обещала, то поговорит с вами обязательно.

– И все равно! – Тут журналист покраснел, и мне даже показалось, что маменька произвела на него огромное впечатление не столько тем, что она играла в знаменитой французской труппе, сколько своей внешностью. Но про это говорить не стала, а прошла за кулисы и позвала маменьку для беседы с журналистом. Она попросила обождать ее минут десять, чтобы переодеться. Я этими минутами воспользовалась и принялась расспрашивать Григория Алексеевича о доме Кулева. Он, вдохновленный предстоящей встречей, красочно поведал мне городские легенды про этот дом, в сущности, повторив рассказ Марии Степановны. Но и кое-что новое я смогла узнать. Журналист к тому же знал чуть более Льва Константиновича о давнем происшествии со спрятавшимися в том доме убийцами, даже имена этих уголовников припомнил. Но был ли в этом смысл для нашего с Петей расследования? Вряд ли.

Пока господин Вяткин брал интервью у маменьки, я занялась самым подходящим для закулисья делом, а именно пустыми, но приятными разговорами с господами артистами, которые по разным причинам не спешили покидать здание театра.

Господин Вяткин расстался с маменькой совершенно счастливым. Даже забыл со мной попрощаться.

– Что ты сделала с Григорием Алексеевичем? – спросила я у маменьки.

– Пригласила его сегодня на ужин, потому что ему явно хочется задать вопросы уже не для интервью, а просто так. Нужно будет Пелагею предупредить.

– Что у нас будут два гостя. Господина Еренева пригласила уже я.

– Ивана Порфирьевича? Вот кому буду рада!

В этот день все, что я замышляла, исполнялось само по себе. Все нужные люди приходили сами, и мне не было нужды делать телефонные звонки или искать их иным способом. Но удача не могла продолжаться бесконечно. Вот мое посещение библиотеки и просмотр газет оказались пустыми хлопотами. В интересные для меня годы в городе издавалась лишь одна газета «Губернские ведомости», которую и газетой называть было трудно. Так, листок, выходивший раз в неделю, где печатали разного рода короткие сообщения. Лишь одно из таких сообщений привлекло мое внимание. Это было объявление о сеансе столоверчения[24], который проведет по просьбам публики мадам М. Адреса в объявлении не было, видимо публика его должна была хорошо знать.