Читать книгу Комната страха - Владимир Кузьмин - Страница 3

2

Оглавление

Кажется, я слегка поглупела по приезде в этот город, потому что перестала понимать Петю. Хотя, сказать по правде, и он заметно поглупел, потому что изъяснялся крайне бестолково. Оставалось только надеяться и сожалеть, что это такая приятная оглупленность… или приятное оглупление? Вот уже и говорить разучилась! Короче, я знала, что скоро это состояние, вызванное более всего встречей с Петей, пройдет, но не знала, хорошо это или плохо. Так, оказывается, приятно чувствовать себя бестолковой и нести всякую чушь, даже не пытаясь задуматься над сказанным. Просто сидеть рядом и что-то говорить друг другу, неважно что. Вот мы сидели и наслаждались таким совершенно бестолковым разговором.

– А господин Вяткин[12] как Ирину Афанасьевну увидал, так, кажется, полностью растерялся. Я его таким никогда не видел, – произнес Петя, чему-то улыбнувшись.

– Как поживает Никита? – спросила я.

– Говорит, что стареет.

– Что за причуда?

– У него колено болит, поскользнулся и сильно ударился. Ходит с палочкой. И говорит, что чувствует себя старым стариком.

– В Москве зимы пока считай, что и не было. Но Елена Никольская тоже умудрилась поскользнуться и сильно удариться.

– Тоже на костылях ходит?

– Да с чего вы, Петр Александрович, так решили?

– Но вы же сказали…

– Она локоть ушибла.

– А! А я решил, что ногу. Как Никита.

– Ну что вы Никиту с Еленой сравниваете.

Мы смеемся, потому что сравнения никакого не получается: здоровяк гимназист Никита и хрупкая молодая женщина. И немного приходим в себя.

– Вы, Петя, кажется, что-то важное собирались сказать, – говорю я, потому что и сама собиралась сказать многое куда более важное, чем те пустяки, о которых мы сейчас беседовали.

– Собирался, дайте только припомнить, – Петя смешно морщит лоб и подпирает его пальцем. Я смеюсь. – Ах да! У нас в Томске вновь происходят очень таинственные события.

– Петя, – искренне восклицаю я, – умоляю вас, не говорите мне ни про какие преступления, даже самые таинственные. Они мне надоели.

– Э-э-э… По счастью, речь идет не об убийстве. Вернее… Ну… Убийства были, но очень давно и прямого отношения к делу не имеют.

– Вы меня заинтриговали.

– Вообще-то я не хотел, просто в голове сумбур. Он еще, как телеграмму о вашем приезде получил, начался. А уж как вас увидел, сумбур в мыслях достиг самого безобразного состояния. Вот, опять сбился с темы разговора.

Петя посмотрел на меня, ища подсказки, но я и сама отвлеклась под этим взглядом настолько, что помощи от меня ждать не приходилось. У самой выскочило из головы, о чем только что беседовали. Кажется, про Никиту что-то говорили. Или про гололед.

– Так, я собирался сказать что-то важное, – пробормотал Петя, когда я отодвинулась от него, и вдруг неожиданно выпалил: – Даша, вы верите в привидений?

– Это, по-вашему, важно?

– Очень важно. Я сейчас все объясню, но вы для начала ответьте.

– Конечно, верю. Я с одним привидением знакома лично и даже помогала ему в деле восстановления справедливости.

Петя глубоко задумался и наконец сообразил, о чем я ему сказала.

– Вы про то, как ехали в поезде в Москву и с девушкой по имени Маша изображали привидение, чтобы напугать одну из пассажирок?[13]

– Про это, про это! Только мы не напугать хотели, а перевоспитать! А вы о чем спрашивали?

– О неизученных наукой субстанциях, которые многие полагают душами умерших людей, не нашедшими себе упокоения. Они бродят среди живых и порой сильно им досаждают.

Тут уж я вынуждена была задуматься. Конечно, это мог быть и розыгрыш, но уж больно посерьезнел Петя.

– А отчего вы об этих субстанциях спрашиваете?

– Дело в том, что одна из них завелась у нас.

– В вашем доме? – воскликнула я с почти непритворным ужасом в голосе.

– Нет. Не в нашем. В особняке Козловского.

– Так пусть ваш Козловский от этого страдает.

– Да он умер.

– И теперь в виде фантома бродит по своему особняку и издает жуткие завывания, чем пугает нынешних жильцов? Тогда это их проблема. Тех, кто там проживает в настоящее время.

– Даша, если вы станете строить предположения и делать догадки, то мы никогда не доберемся до правды. Потому что вам не известны факты и вам не на что опереться в своих умозаключениях.

– Ох, до чего вы серьезный человек, Петр Александрович, даже подурачиться не даете. Выкладывайте ваши факты, так и быть – выслушаю. Но безо всякого интереса.

Петя оказался прав, не зная фактов, было невозможно высказать ни единого толкового предположения. А факты были таковы.

В Томске с давних пор существовали неплохой любительский театр и «Комиссия по содействию народным развлечениям». Первый ставил на сцене Народной библиотеки спектакли, порой весьма неплохие. Вторая организация занималась подготовкой разных народных празднеств и гуляний и тоже время от времени ставила любительские спектакли. Театр и комиссия порой соперничали друг с другом, становились конкурентами и даже некое подобие вражды между ними возникало. Но нередко они, наоборот, объединяли свои усилия к радости местной не очень избалованной публики. Все это было мне известно и раньше, но Петю я слушала внимательно. Дальше пошли вещи, о которых я не знала.

В последнее время обе организации понесли существенные творческие потери, прежде всего связанные с отъездом многих ведущих актеров. Вот, к примеру, Николя Массалитинов уехал в Москву учиться в театральное училище, а его сестра, некогда вызывавшая восторг томской публики, ныне своей игрой вызывает не меньший восторг зрителей Малого театра.

А тут еще Народный театр лишился на время своей сцены, оттого что в здании библиотеки затеяли ремонт. У комиссии и вовсе никогда не было своего постоянного помещения.

И вот несколько человек, составляющих костяк Народного театра, обратились к правлению комиссии с предложением вновь объединить усилия. К тому же у них появилась совершенно замечательная пьеса для постановки. Все, что я слышала про эту пьесу, сводилось к тому, что она пользовалась несомненным успехом на родине ее автора во Франции. Как бы то ни было, но и комиссия заразилась идеей новой постановки. Недостаток даже совместных сил удалось компенсировать, пригласив молодых актеров из труппы господина Корсакова. Тот в свое время охотно привлекал на свои спектакли лучших артистов-любителей, так что не стал чинить в этом деле препятствий. Даже обещал помочь с костюмами. Сыграть пьесу было возможно на сцене библиотеки, ремонт там обещали закончить до Рождества. Оставалась последняя, пусть и весьма серьезная трудность – репетировать было решительно негде. Особенно с учетом того, что в спектакле предполагалось пение и танцы.

Все это я также выслушала внимательно, догадывалась, что если даже столь длинное предисловие и не будет иметь к самой сути прямого отношения, то Пете просто интересно поделиться со мной своими делами и проблемами.

И вот, когда работа над новой пьесой застопорилась по причине отсутствия подходящего для репетиций помещения, в Томск приезжает из Красноярска молодая наследница тамошнего купца-миллионщика госпожа Козловская. Приехала она с намерением продать принадлежавшую отцу недвижимость, в первую голову уже упомянутый Петей особняк. Ее отец по делам нередко наезжал в Томск и оставался здесь подолгу, проживая в собственном далеко не маленьком доме, но дочери этот дом был ни к чему. Тем более что она не только не намеревалась продолжать торговые дела отца, но и высказывала желание перебраться из Сибири в Петербург. Продажу особняка она начала с того, что устроила в нем роскошный прием для высшего томского общества. Побывал на нем и отец Пети, Александр Сергеевич Макаров. Будучи в курсе всех дел сына, он рассказал, что в особняке имеется замечательная зала, вполне пригодная для проведения там не только репетиций, но даже и спектаклей, разве что освещение было не вполне театральным. И вполне возможно, что новым владельцем станет кто-либо из добрых знакомых и позволит той залой временно пользоваться. Но дело с продажей здания неожиданно застопорилось. Желавших купить его было немало, но новая хозяйка никак не желала согласиться на очень и очень разумные предложения цены. В иных делах проявлявшая щедрость, граничащую с мотовством, в этом деле она не желала уступить ни копейки от собственной слишком высокой цены.

Петя, к тому времени уже совершенно отчаявшийся найти иной выход, обратился к хозяйке особняка, высказав в письме суть просьбы. Та, ни секунды не раздумывая, дала свое согласие. Вдобавок к этому высоко оцененному вкладу она стала принимать активное участие во всех вопросах, связанных с постановкой. Пожертвовала немалые деньги на пошив костюмов и на изготовление декораций. Спектакль должен был получиться просто роскошным. Самым роскошным за все времена!

– Вам, можно сказать, повезло, – сказала я, пока Петя переводил дух.

– Я бы так не сказал, – неожиданно грустно вздохнул он. – Дело в том, что и костюмы и декорации излишне вычурны и чересчур богаты. Нас никто не спрашивал, каковы они должны быть, все решала госпожа Козловская. А не принять такой щедрый дар было невозможно. Но это еще полбеды, из этой ситуации мы даже могли бы вывернуться. Беда была в том, что Светлана Андреевна вскоре стала нам указывать, как исполнять роли. Очень скоро на сцене начало твориться нечто такое, для чего у меня и слов нет. Возражений она не принимала, а спорить с ней всерьез все опасались. Можете себе представить нашу радость от того, что госпожа Козловская вдруг и в единый миг охладела к своему увлечению театром и увлеклась живописью! Целиком отдалась новой страсти!

– То есть оставила вас в покое, но из дома не прогнала?

– Полностью о нас забыла, но не прогнала, – подтвердил Петя. – Дело стало продвигаться быстро. Я уж сказал, мы даже придумали, как обыграть не самые подходящие костюмы и декорации. Оставалось чуть-чуть отшлифовать некоторые сцены, и вот тут-то…

Петя умолк, и на этот раз надолго. Так надолго, что мне не удалось удержаться, чтобы не поторопить его.

– Да что же у вас такое произошло, что вы боитесь об этом даже говорить?

– Говорить я не боюсь. Стыдно признаваться, но я… гм… немного побаиваюсь ходить на репетиции. А ряд исполнительниц ролей уже наотрез отказались бывать в этом доме. Боятся еще раз увидеть привидение.

– Да что в нем такого страшного? Вы же сами сказали – субстанция. Уж верно призрачная и вовсе не материальная. Какая от нее может беда случиться?

Я выпалила все это скороговоркой и, лишь договорив до конца, вдруг поняла, что верю Пете, что это не розыгрыш и что раз он не постеснялся сообщить о своих страхах мне, так в том доме и на самом деле происходит нечто страшное.

– Понимаете, Даша, когда рассказываешь, то все и не выглядит страшным. Скорее забавным или даже смешным, но не страшным.

– Тогда тем более можете рассказать все. Раз рассказывать не страшно, так я не стану пугаться. Но и смеяться не стану. Обещаю.

Похоже, я угадала чувства Пети. Он в самом деле сейчас боялся либо напугать меня, либо услышать мои насмешки над своими страхами.

– Началось все вполне безобидно, – успокоившись, стал рассказывать Петя, – мы даже думали, что это кто-то из нас самих же очень неумно шутит. Приходим на репетицию, все костюмы перепутаны. Они у нас в той же зале развешаны. Одних платьев для дам штук двадцать. Если точно, так двадцать три.

– Так много народу занято?

– Нет, не много. Но Светлана Андреевна не поскупилась, каждой актрисе чуть не на каждое ее появление на сцене новое платье приготовлено. Порой даже не понять, как успеть переодеться. Но я снова отвлекся. Так вот, костюмов много и приходится их развешивать тщательно, чтобы не путаться. Но мы быстро приноровились, главное, чтобы для каждого исполнителя все висело отдельно и в правильном порядке. А тут как-то приходим, стали переодеваться, и никто нужного найти не в состоянии. Сюртук одного артиста оказывается повешенным с брюками совершенно другого исполнителя, а жилетка и вовсе среди дамских нарядов. Тогда мы все друг на друга подумали, чуть не переругались. Но никто не сознался. Навели порядок, а на следующий день все повторилось. Потом на целую неделю эти безобразия прекратились, но вдруг, когда мы забывать про это стали, все случилось в третий раз. Тут уж мы не стали кричать друг на друга, а сели и подумали. Только ничего не придумали. Ключи хранились в доме и мы точно смогли узнать лишь одно – никто из нас не приходил сюда в одиночку, во внеурочное время. Грешить на прислугу в этом глупом розыгрыше? По меньшей мере было бы странно, если кто из прислуги стал этак чудить, рискуя не столько этим местом – все равно особняк в скором времени будет продан, – но и своей репутацией в целом.

Я кивнула. Действительно, невозможно представить себе горничную, или камердинера, или уборщика, совершающих шалости с риском никогда не подыскать себе приличного места в порядочном доме.

– Тем не менее, мы попросили некоторое время без нас не входить в залу. Придумали мало-мальски подходящий предлог этому. А еще, перед тем как уйти, натянули в некоторых местах тонкие нитки…

– Это-то для чего?

– Эх! Кто-то сказал, что, возможно, это домовой расшалился. Мы для него молочка в блюдце, ситного хлеба кусок и даже стакан вина оставлять стали. Чтобы ублажить.

– Ну а нитки?

– Ах да, нитки. Домовой такое существо, что все в доме видит и знает. Для его баловства нитки препятствием не станут, он их всегда обойдет, оставит нетронутыми. А человек обязательно какую-нибудь не приметит и порвет.

– Очень оригинально, – не удержалась я от колкости. – Сработал ваш метод определения того, кто там безобразничал?

– Не знаю.

– То есть как? Нитки целы остались или их порвали?

– Не порвали, но и на месте не оставили. Их аккуратно отвязали, – хотя может, конечно, и отрезали, мы же не замеряли их, перед тем как натянуть, – смотали и положили на самом видном месте. Костюмы в тот раз никто не путал, как мы их повесили, так они и оставались на своих местах. Кроме одного белого платья. Оно оказалось сильно порвано и забрызгано кровью.

– Точно кровью? Не краской?

– Кровью! В том-то и дело! Среди нас и врачи есть, они так сказали. Да и остальные видели – это бурые пятна от свернувшейся и почти засохшей крови. Оставалось лишь надеется, что…

Я кивнула, догадалась, что всем очень хотелось надеяться – кровь была не человеческая, а какого-то животного.

– Вы дальше рассказывайте! – попросила я Петю.

– После этого случая пришлось нам обращаться к Светлане Андреевне, к хозяйке особняка. Понимаете, Даша, мы так рады были, что она нас в покое оставила, что боялись о себе лишний раз напомнить. А тут пришлось.

Петя в очередной раз замолчал.

– Ну? Петя, из вас клещами все тянуть нужно?

– Не нужно про клещи, пожалуйста, – попросил он грустно.

– А что, там и клещи были? – удивилась я.

– Нет. То есть не совсем, только я про это позже, а то вновь собьюсь, отчего-то у меня, как все припоминаю, путаница в голове возникает. Так вот, клещей там не было, но «тянуть клещами» – это же про пытки сказано?

Я чуть встряхнула головой, отгоняя от себя жуткую картину пыток во время репетиции любительского спектакля, вовремя догадалась, что разговор идет не об этом, и все равно собралась спросить, какие пытки имелись в виду, но благоразумно промолчала. Да и Петя уже продолжил свой рассказ.

– Светлана Андреевна приказала своим людям следить за залой, чтобы туда никто не мог войти.

– Помогло?

– Да, но ненадолго. Костюмы, впрочем, оставили в покое. И вообще, разные неприятные чудеса стали происходить в нашем присутствии. В нашей пьесе одно действие происходит ночью, почти в полной темноте. Мы попробовали сыграть его без освещения, с одними свечами. То есть не просто со свечами, а при освещении нескольких большущих канделябров. Ну и обычные свечи в руках артистов тоже были. Очень, знаете ли, романтично получалось. Во время одной такой репетиции, когда свет выключили, вдруг налетел страшный порыв ветра…

– Где? В зале?

– То-то и оно, что в закрытом помещении! И канделябры, а также большинство свечей погасли.

– Вот уж странность так странность!

– Я о том же и говорю. Мы свечи вновь зажгли, правда, репетиция дальше бестолковая пошла. Все уже ждали, когда снова подует ветер. И он подул. Но очень не скоро, а когда все успокоиться успели. И… не скажу, что это в точности было, но всем показалось… одним показалось, что этот ветер, как пронесся по зале, где-то за стенами стал завывать. Другие говорили, что слышали вой не ветра, а какого-то существа. Может, даже человека. Или волка.

Я взяла себе на заметку вернуться к этим звукам, расспросить про них подробнее. Но позже.

– После мы некоторое время не решались репетировать в темноте. То есть без включенного электричества. И, как выяснилось, опасались не зря! Едва выключили электрические лампы, как на стене стала заметна надпись!

– Не кровью, надеюсь, написанная?

– Даша, вы же обещали!

– Я обещала не смеяться. Да мне и не до смеха. А вопрос я задала всерьез, так что вы напрасно на него обиделись.

– Нет, надпись была сделана не кровью.

– Ну что вы опять замолчали? Чем была сделана эта надпись?

– Ничем! Включили свет – ее как не бывало. Собрались с духом, выключили во второй раз – опять светятся слова! Я даже потрогал тогда стену и ничего там не почувствовал! Ни маслянистости на пальцах, ни запаха от них. Ничего! Разве что стена в этом месте мне показалась чуть влажной. Вот и все.

– А что написано было?

– Ах, да, конечно! Написано было: «Аз приде!»[14] Не только слова старославянские, но и буквы написаны на тот же манер. И слегка с потеками. Вот вы спросили, не кровью ли? По мне, да наверное, и всем так показалось бы, что кровью было бы лучше. Можно было бы списать все на некоего злого шутника, который для начала кровью платье испачкал, после ею же написал на стене. А тут слова словно из стены проступили. На время появились, будучи видимы лишь в полумраке, а затем исчезли. Словно ничего и не было.

– Долго их было видно?

– Сложно сказать. Мы включили электричество, при нем буквы не виднелись. Погасили свет, только когда уходили. Я специально смотрел – их уже не видно стало. Несмотря на то что темнота в этот раз была почти полной. Я даже дверь попросил притворить поплотнее.

– А говорили, что боялись!

– Боялся, конечно. Но нужно же было хоть что-то сделать!

– Мне кажется, были и новые послания?

– Были. Еще дважды. Второе повторяло первое. Третье сообщало: «Ждать недолго». На следующий день артист Иванов упал на ровном месте и чуть не сломал ногу. До этого там едва ли не каждый проходил, и ничего. А тут выяснилось, что в этом месте разлита лужица масла. На ней он и поскользнулся. Сейчас буквально все не желают туда приходить. Хотя ничего страшного там уже и не происходит.

– А откуда вы знаете, что там ничего страшного не происходит?

– Ну… я там бываю почти ежедневно.

– И как?

– Звуки пару раз слышал. Неприятные и непонятные. Но больше ничего.

Я вспомнила, что собиралась расспросить про звуки подробнее, но в этот момент нас позвали, потому что гости стали расходиться. И нам с мамой тоже нужно было уходить. Мы уговорились с Петей о встрече, я сказала, что подумаю и что вместе мы обязательно разберемся во всем или хотя бы выясним, привидение это или живое существо строит козни. И кому оно их строит.

Комната страха

Подняться наверх