Читать книгу Кремлевские «принцессы». Драма жизни: любовь и власть - Владимир Мамин - Страница 12

Был жаркий июльский день. Палящее солнце напоминало белый раскаленный диск. Девочка двенадцати лет, когда к маме пришли гости, убежала на речку. Быстро огляделась и, завязав косицы повыше, полезла в воду.

Что могло произойти, сказать трудно. Очевидцев вначале не было, только несколько случайных прохожих. А потом произошло то, что стало легендой, сказкой, правдивой былью или чем-то вроде начала любовного романа. Двадцатого июля 1913 года Иосиф Джугашвили спас маленькую Надю Аллилуеву.

Двадцатого июля в 16 часов дня очень красивая мама Нади по имени Ольга уже угощала друга семьи домашней водкой и растирала перепуганную девочку целебной настойкой. Надя боялась. Иосиф был под хмельком. А вечером пришел папа Нади, появились соседи, и все благодарили Иосифа.

Похоже на отрывок из какой-то сказки. Поступок. И само событие. Своеобразная точка отсчета для маленькой девочки, если считать, что это событие стало причиной ее смерти.

В 1917 году юная Надежда и Иосиф Сталин встретились в Петрограде, куда он вернулся после ссылки. И она стала его невестой.

Это была странная пара. Он – худой, сутуловатый, кашляющий, с горящими глазами. И она – очень красивая грузинка невысокого роста, почти куколка, преданно заглядывающая в рот своему будущему мужу.

Это была не любовь даже. Сталин был очень темпераментным, грубым и взрывным. А Аллилуева – очень спокойной, мягкой, и голос у нее был тихим. Как рассказывала соседка, у которой молодые снимали угол, однажды она стала свидетельницей не очень хорошей сцены. Джугашвили так кричал за что-то на свою жену, что сползло одеяло, открыв отгороженную часть комнаты, где жила пара.

Надя сидела, забившись в угол, поджав под себя ноги и с отчаянным ужасом глядя на мужа. Взгляд затравленный, словно у собачонки, которую ткнули ботинком в брюхо.

Череда срывов и примирений наполнили жизнь Нади так плотно, что у нее не хватило сил выбрать, что в отношении мужа было правдивым, а что мнимым.

Девочки Востока взрослеют быстрее своих сверстниц-северянок, и, возможно, поэтому в 1913 году Надя просто влюбилась в своего спасителя. Ей было двенадцать, но ее тело уже чувствовало, как тело развитой женщины, ее чувственность и стыдливость, волнение при встрече и нежелание, чтобы он увидел ее голой, когда мать растирала ее настойкой, – все это было нитями одного рисунка. Естественного рисунка становления юного организма очень рано созревшей девочки.

Именно зрелость, по мнению специалистов, и привела к некоторым слишком ранним переменам в организме Нади. Но об этом немного позже. Просто нужно четко понимать, что в истории жизни великих людей все связано не менее прозаичным образом, чем у обывателей. Хочется так же есть, спать, заниматься сексом. Хочется любить и быть любимым. И хочется, чтобы потомки понимали все поступки, а не только те, что выгравированы на развалинах исторических реалий. Почему Надежда согласилась выйти замуж за Иосифа? Да все предельно просто – девочка из очень патриархальной семьи могла заниматься сексом только после замужества. Воспитанная в жестких рамках подчинения мужчине, не смеющая повысить голос, кроткая и терпеливая Надежда просто потянулась к сексуальному партнеру. Конечно, влюбленность. Безусловно. А что еще может быть к герою революции? Мужчине опытному, страстному, да к тому же по возрасту годящемуся едва ли не в отцы? Иллюзия счастья, желание вырваться из дома.

У Аллилуевых была не очень простая семья, и отношения с матерью складывались не всегда ровно. Ольга Аллилуева, красивая до умопомрачения грузинка цыганских кровей, так любила свободу, что удержать ее было невозможно. Муж махнул рукой и просто сказал:

– Гуляй. Нагуляешь и принесешь в подоле – утоплю.

И Ольга гуляла. Приходила домой пьяная, ссорилась с мужем, одергивала дочь. И улыбалась чуть безумной улыбкой, свойственной всем цыганам. Словно они поцеловались с чертом, и тот запечатлел на их губах гениальную особенность – несмотря ни на что, улыбаться перед лицом любых невзгод.

Была ли Надежда в мать хоть чем-то? Была. Пожалуй, выдержкой. Белоснежными зубами. И острой чувственностью. Немного, но для того, чтобы сорваться замуж в восемнадцать лет, достаточно.

В 1918 году Надежда Аллилуева вступила в партию и начала работать в Совнаркоме. Секретаршей, машинисткой, помощницей. Юная невеста Джугашвили была тихой и исполнительной. Означало ли это, что она была бессловесной?

Однажды она подписала заявление в поддержку одного старого большевика, которого обвинили в том, что он при исполнении должностных обязанностей, воспользовавшись своим служебным положением, использовал в личных целях часть ценного груза, предназначенного для Московского отделения.

Сталин тогда озверел, а Надежда твердо посмотрела ему в глаза и спокойно произнесла:

– Это произвол. Он не виноват ни в чем.

За такие слова другую бы тут же пустили в расход, но Сталин промолчал. К этой черноглазой девушке у него было странное отношение: с одной стороны, он ее любил, а с другой – мог спокойно позволить себе в ее адрес площадную брань. С точки зрения психологии семейных отношений речь может идти о неудовлетворенности как эмоциональной, так и физической. А вот с точки зрения психологии власти мы имеем феномен, когда носитель авторитаризма личностного (Джугашвили) сталкивается с несгибаемым сопротивлением того, кто никак не слабее его (Аллилуева). И в отношениях намечается замкнутый круг, разорвать который можно только насильственным методом.

В 1919-м они поженились.

Был ли это неосмотрительный шаг? Или тот самый случай, когда брак позволяет найти полное взаимопонимание и погасить искру неудовольствия друг другом? Что же касается брака Надежды, то было невозможно прогнуть ее волевую натуру. Она уважала мужа. Боялась. Выполняла его прихоти в постели. Была его соратницей, любовницей, товарищем по партии. Духовной же близости не получилось.

Сталин нашел себя в деспотизме. В работе. В желании добиться полноты власти. Аллилуева нашла себя в выживании рядом с этим человеком.

Но счастлива она не была. Так получилось, что Сталин не хотел прощать ей ее нравственного превосходства. Что же такое нравственность в глазах Джугашвили? Об этом человеке написаны тонны литературы, его жизнь изучена так подробно, что клеймо, как говорится, негде ставить. Я лишь хочу добавить то, что было существенно с точки зрения интимной морали для супругов. Для всех супругов всего мира, кроме разве что пары Сталин – Аллилуева, – взаимное уважение, основанное на сексуальном равенстве. Время гаремов прошло. Но, как потом оказалось, не для Иосифа Виссарионовича. Его выходки были за гранью понимания отношений между мужчиной и женщиной. Сталин не был извращенцем или садистом, он просто умел так унизить свою жену, что та потом рыдала по несколько часов. Охрана часто видела ее плачущей, когда Сталин покидал комнату. Один охранник на свой страх и риск однажды заговорил с Надеждой после того, как после ухода мужа она попросила вызвать врача:

– Вы бы ушли от него.

– Куда?

В 1921 году родился сын Василий. В 1926 году родилась дочь Светлана.

В мае 1928 года Надежда, с двухлетней дочуркой на руках и ведя за ручку семилетнего Васю, пришла в кабинет к мужу, на удивленный взгляд секретаря лишь спокойно улыбнулась, села на кожаный диван и обернулась к Сталину:

– Я хочу пойти учиться.

– Расти дочь, раз родила.

Один колючий взгляд и нехорошая улыбка – и молодая женщина выбежала из кабинета.

Но через несколько дней Надя снова завела разговор об обучении. И еще через несколько дней снова. Но Джугашвили был неумолим. Ему казалось, что это совсем не женское дело.

Где-то в канун Нового года у Сталина гостил Енукидзе – крестный Надежды, известный распутник и бабник, человек дурной репутации, но нежно любящий свою крестницу и балующий ее щедрыми подарками и гостинцами. Именно он в лютые зимы доставал апельсины для Нади, а на свадьбу притащил бочонок грузинского вина. И теперь, сидя в кабинете Джугашвили, Енукидзе громогласно рассуждал о роли женщины в жизни молодой республики. Смачно матерясь и тут же хохоча над своими сальными шуточками, крестный добился в тот вечер только одного – Сталин скрепя сердце разрешил жене учиться.

В 1929 году Надежда Аллилуева поступила в институт. Изучала она текстиль. Казалось бы, что в этом может быть скандального? Как раз ничего, работают молодые женщины, матери, сестры.

Неприкосновенность женщин в конце 1920-х годов была мифом. Кому вбили в голову, что секса у нас нет? А кто решил, что общая неустроенность и информационный голод мог быть компенсирован невинностью? Это решительный бред, которому даже нечего противопоставить. Мы говорим о разрухе, голоде и разгуле венерических болезней. О проституции и человеческом факторе, когда ради хлеба торговали собой.

Помнится, как долго скрывали, что в годы Великой Отечественной были зафиксированы факты каннибализма. А все чистоплюи-исследователи воспринимали историю не как поле для становления человека, а как тенденцию для развития цивилизации. История – не тенденция, история – это тугая сеть, которую своими поступками, словами и решениями ткут люди. Даже для того, чтобы начать войну, нужна власть человека, а не воображаемая тенденция.

И поэтому исследователи тщательно обходили вопрос обучения Аллилуевой в институте. Да, училась. И что? Ну и то…

На первом же курсе Надежда познакомилась с девушкой по имени Ирина. Ирина О. – девушка, не оставившая яркого следа в истории, умерла в 1930 году от сифилиса. Она заразилась им, когда за жалкие крохи торговала своим телом в подворотне. Вот ее история, которая создавала историю России. Вернее, и эта история создавала историю России. А ведь Аллилуева общалась с этой девушкой: они ходили вместе на занятия, Надежда делилась завтраком, а потом уходила домой, где ее ждал Сталин.

Надя не кричала, не устраивала истерик, не плакала, когда узнавала такие истории. Она просто замыкалась в себе. Внешне почти ничего не менялось. Аллилуева не была склонна к полноте, но и не худела на нервной почве. Она, как бы это сказать, темнела – потухали глаза, становились сухими губы, и нежная матовая кожа лица словно приобретала землистый оттенок. Это психологическая проблема, и, если бы ею занимался врач, возможно, стрессов было бы меньше. Подавляя в себе эмоции, Надежда шла очень медленно, но верно к срыву.

Непринужденность, которую она напускала на себя, была призрачной, но нужно было быть Сталиным, чтобы не видеть этого. Или не желать видеть ничего, что тревожит собственную жену.

Борьба за власть, устранение конкурентов и больше ничего – вот жизнь Сталина. Борьба за рассудок, поиск связей с жизнью – вот жизнь Аллилуевой.