Читать книгу 1917 Марш Империи - Владимир Марков-Бабкин - Страница 6

ГЛАВА

V

. УТРО В ОГНЕ ТУККУМСКОМ

ТЕРРИТОРИЯ, ВРЕМЕННО ОККУПИРОВАННАЯ ГЕРМАНИЕЙ. КУРЛЯНДИЯ. ТУККУМ. КОМАНДИРСКАЯ БРОНЕМАШИНА. 25 сентября (8 октября) 1917 года. Рассвет.

Едва удержавшись от того, чтобы дополнить реплику Имперского Комиссара куда более энергичной и цветастой тирадой, подполковник Емец все же постарался взять себя в руки, и задал вопрос, сохраняя внешнее спокойствие:

– Насколько сведения точны и не может ли тут быть ошибки?

Унтер вытянулся:

– Никак нет, ваше высокоблагородие! Ошибки быть не может и сведения точны. Я сам видел на улицах бузящих казачков в волчьих шапках, в нашей форме и обильно матерящихся по-русски!

– Ну, если казачков в волчьих шапках, да еще и матерящихся… Ладно, показывайте дорогу.

Посыльный козырнул, и, зарокотав своим «Харлеем», лихо развернулся и покатил в голову колонны. Емец отдал приказ выдвигаться на самом полном ходу, но опасаться засады.

Обернувшись к Прокудину-Горскому Анатолий тихо спросил:

– Что скажете, Сергей Михайлович?

Тот хмуро смотрел на близящееся зарево.

– Если это так, то дело скверное. И само по себе весьма скверное, и скверное вдвойне из-за того, что с нами репортеры.

– Ну, с нами только вы, да корреспондент имперского агентства ТАРР. Остальные остались в эшелоне, который стоит сейчас километрах в трех позади бронепоезда, который еще какое-то время будет обстреливать германские позиции в предхолмье Туккума. А если Смирнова соответственно сориентировать, то «Меч Освобождения» застрянет там хоть до следующего вечера. Пока обстреляют, пока вышлют разведку, пока зачистят, пока то, пока сё, трофеи там всякие. Фото героев на фоне разбитых немецких орудий, опять же. Журналистам и фотографам будет где порезвиться и что поснимать помимо Туккума. Да и военную цензуру никто не отменял, корреспонденты, вообще-то, российские и должны чувствовать исторический момент, а швед благополучно остался в Митаве.

– Все это так, но, во-первых, вечно держать репортеров подальше от Туккума невозможно, во-вторых, вся соль политики Министерства информации в части пропаганды, строится на том, что мы не замалчиваем неудобные факты, а, наоборот, стараемся их подать так, чтобы в итоге авторитет императорской власти и России в целом только усиливался, невзирая на прискорбные отдельные случаи и прочие перегибы на местах.

Емец кивнул.

– Разумно. На всяк роток не накинешь платок, как говорят в народе. Тем более что если там действительно погромы, то тому тысячи свидетелей, и журналисты до них, так или иначе, но доберутся. Так что я предложил свою идею не подумав, прошу прощения.

– Отнюдь. В вашем предложении, Анатолий, есть рациональное зерно. Смирнову действительно надо дать команду затянуть представление с героическим «сражением за Туккум», и занять репортеров на какое-то время. До особого распоряжения. Вы, надеюсь, не будете ревновать, если Смирнову достанется вся слава в этой эпической битве? Ее ведь растиражируют на всю Империю и не только!

Подполковник отмахнулся.

– Да ради Бога, пусть забирает эту самую славу, мою покупку трех мостов он все равно не переплюнет.

Имперский Комиссар усмехнулся:

– Мне нравится, что вы сохраняете иронию и чувство юмора даже в такой ситуации. А если серьезно, то в Туккуме нас, и в первую очередь вас, ждет кровь, грязь и очень много всякого дерьма. Которое, неизбежно запачкает вашу биографию. Вы готовы к такому?

Анатолий Юрьевич задумался.

Да, впереди его точно не ждет ничего хорошего. Сам Имперский Комиссар, судя по всему, предпочтет остаться в стороне, опасаясь замарать имя Императора, а вот самому Емцу придется это самое дерьмо черпать широкой лопатой, разгребая все то, что натворил Шкуро и его хлопцы. Впрочем, еще не все понятно с тем, что же на самом деле там происходит в том Туккуме, сколько на войне было всяческих случаев с неправильными донесениями? Не счесть!

Но, с другой стороны, положа руку на сердце, может ли это быть правдой? Да запросто! Одно в этой истории неясно, откуда тут вообще взялся Шкуро с бандой своей, если они уже должны быть за сто километров отсюда, причем совсем в другой стороне? Объяснением тут может быть только условность понятия «рейд» в части автономности принятия решений командиром экспедиции, и характер самого Шкуро, да его неуемное честолюбие, особенно на фоне соперничества с Емцем и свеженькими подполковничьими погонами у того на плечах. А, может, тут кроется что-то совсем иное, и все не так просто, как кажется на первый взгляд.

Но, если это правда, то можно ожидать на улицах Туккума великое множество весьма безобразных сцен, разбираться с которыми придется ему, Анатолию Емцу, а не кому-то там другому. И ладно бы это был германский городок, но ведь это же российская Курляндия! И поди знай, что было в голове у Шкуро!

– А там действительно много евреев?

Прокудин-Горский криво усмехнулся:

– О, да. Предостаточно.

– Это плохо.

– Хоть евреи они, хоть немцы, хоть кто – все они российские подданные, которые вправе рассчитывать на защиту со стороны Империи.

– Ну, это-то понятно, только вот меня эта тема в данный момент интересует с сугубо прикладной точки зрения – погромами может быть охвачена достаточно обширная территория. Могут быть проблемы с «волчьей стаей». А у меня всего рота личного состава и два объекта, которые я должен срочно взять. Может просто не хватить сил на полицейскую операцию в городе.

Лейб-фотограф кивнул.

– Я потому и говорил о грязи, крови и дерьме.

– Да, уж, ситуация.

Помолчали. Прокудин-Горский ненавязчиво поинтересовался:

– Насколько я понимаю, в вашей командирской машине есть радиостанция. Нет желания связаться со Слащевым?

– Боюсь, что нет, хотя я бы и с радостью. К сожалению, нет ничего, о чем я мог бы доложить командующему уверенно, опираясь на факты. А без ценного мнения начальства, которое опирается на слухи и домыслы, мной же и рассказанные, я как-нибудь обойдусь. И потом, если бы речь шла не о Шкуро, то, возможно, я бы подумал об этом, а так это все слишком уж похоже на сведение счетов, да еще и опираясь при этом лишь на слухи и домыслы. Я должен быть уверен в том, что докладываю.

– Ну, дело ваше.

Их колонна приближалась к окраинам Туккума и уже слышна была беспорядочная ружейная стрельба.

– И что вы намерены делать в данной ситуации?

– А, что, у меня есть много вариантов выбора? Я – военный. У меня есть приказ, который никто не отменял – овладеть железнодорожными станциями «Туккум» и «Туккум-2», предотвратить порчу железнодорожного оборудования и стрелочного хозяйства, организовать оборону города и не допустить использование противником станции для переброски войск с северной части Курляндии. Минимум на три дня. И, по возможности, передать все станционное хозяйство подошедшей русской армии в целости и сохранности. Однако, у меня в кармане имеется и приказ о назначении меня военным комендантом Туккума, а значит, и восстановление порядка, и его поддержание на улицах города, входит в мои прямые обязанности, не так ли?

– Так.

– Тогда, думаю, что нужно войти в город, взять станции, выбить из Туккума немцев, остановить погромы и восстановить законность на улицах. И, насколько это возможно, прибраться и привести все в относительно божеский вид до появления репортеров в городе.

Прокудин-Горский с сомнением покачал головой, указав вперед:

– Я думаю, что там многие будут решительно против такой программы действий.

– Не без этого. Но, смею полагать, что не слишком. Хотя, не спорю, моей роты маловато, и я предпочел бы иметь под рукой бронепоезд и, хотя бы, полновесный батальон пехоты. Но, как говорится, что имеем, от того и пляшем. Что касается восстановления порядка, то порядок должен быть восстановлен, пусть и силой оружия, а жители Туккума должны видеть, что виновные получат кару. Россия вновь возвращается на эти земли и, в данном случае, мы представители власти Империи Единства, должны принести подданным справедливость. Причем, справедливость должна быть восстановлена именно показательно, в том числе и для прибывших в город репортеров.

Имперский Комиссар хмыкнул, покосившись на него.

– Будете вешать?

– Вешать? Вполне может быть и такое. Если мы вообще кого-то поймаем, в чем я право не уверен. Посмотрим по ситуации. Вообще же, виселица на главной площади с рядком висящими мародерами и погромщиками будет весьма наглядным символом справедливости.

– Скажите, Анатолий, а что вы делаете в армии-то? Может вас к нам забрать? В Министерство информации, к примеру?

Емец позволил себе отмахнуться:

– Разве что после войны. Сейчас я несколько занят.

– Хорошо, мы еще вернемся к этому разговору. Кстати, а вы подумали о том, как воспримут ребята Шкуро, да и он сам требование «военного коменданта города подполковника Емца»?

– Я даже представляю себе, что будет, если они не воспримут требование «военного коменданта города подполковника Емца», уж поверьте. А, вообще, очень я как-то сомневаюсь в том, что хлопцы Шкуро, если это и впрямь они, полезут в бой при нашем подавляющем превосходстве в пулеметах. Да и не их это стиль. Скорее вновь уйдут в лес.

Он поднял руку, и колонна остановилась.

– Флаги развернуть!

Через несколько минут над бронемашинами и грузовиками заполоскались на ветру алые Знамена Богородицы. Моторы взревели и техника двинулась вперед.

С первыми лучами осеннего солнца авангард колонны въехал на улицы Туккума. Поначалу визуальных признаков боев или погромов видно не было, хотя беспорядочная пальба слышалась с разных сторон. В ответ сразу с нескольких машин послышалось усиленное рупорами обращение:

– Жители российского Туккума! В город входят регулярные части Русской Императорской армии. Оставайтесь дома и сохраняйте спокойствие. В городе объявляется осадное положение. Бандиты и мародеры будут расстреливаться на месте. Порядок и закон вновь будет восстановлен. Жители российского Туккума! В город входят регулярные части Русской Императорской армии…

Выполняя полученные ранее приказы, колонна разделилась на две части, на полном ходу устремившись по улицам городка к двум железнодорожным станциям с приоритетом на «Туккум-2». Брать станции предписывалось сходу, обходя очаги сопротивления и препятствия, но, правда, в приказе ничего не говорилось о том, что такими «очагами» могут быть места погромов, а «препятствиями» бегущие в панике местные жители, которые нередко сломя голову перебегали дорогу в самых неожиданных местах.