Читать книгу 33-я армия в битве за Москву - Владимир Мельников - Страница 6

День 17 октября 1941 года на всю жизнь запомнился жителям Наро-Фоминска, которые оставались еще в городе. В этот день вражеская авиация подвергла город сильной бомбардировке, причем основной удар был нанесен по его жилым кварталам. Вечером этого дня комбриг Д. П. Онуприенко получил боевое распоряжение штаба Западного фронта, подписанное генерал-лейтенантом В. Д. Соколовским, следующего содержания:

«Командующий фронтом приказал:

1. Штабу 33 армии к 8.00 18.10 перейти в БЕКАСОВО; выдвинув КП – НАРО-ФОМИНСК.

2. Иметь в виду объединение командованием 33 А действий войск в ВЕРЕЙСКОМ и БОРОВСКОМ направлениях с 18.10.41 г.

3. Выслать к 6.00 18.10 делегата в Штаб Запфронта для получения приказа.

4. О переходе штаба 33 армии БЕКАСОВО донести»[42].

По воспоминаниям местных жителей, в это время штаб 33-й армии располагался недалеко от станции Нара, готовясь к перемещению в район д. Бекасово. Комбриг Д. П. Онупренко отдал необходимые указания исполнявшему обязанности начальника штаба армии полковнику Б. В. Сафонову и распорядился немедленно оправить одного из офицеров оперативного отдела в штаб фронта за получением приказа.

В 6 часов утра 18 октября 1941 года офицер связи доставил в штаб 33-й армии приказ командующего войсками Западного фронта:

«КОМАНДАРМУ 33, 5, 43.

17.10.41 г.

0347

В целях лучшего руководства войсками, действующими на ВЕРЕЙСКОМ и БОРОВСКОМ направлениях, и организации упорной обороны НАРО-ФОМИНСКОГО направления

ПРИКАЗЫВАЮ:

1. Объединить с 16.00 18.10 действия 151 МСБР, 222, 110 и 113 СД, 9 ТБР и частей НАРО-ФОМИНСКОГО гарнизона – командованием 33 армии.

2. Установить границы 33 АРМИИ справа с 5 АРМИЕЙ – иск. КУНЦЕВО, КРЕКШИНО, ЛЮБАНОВО, КУЛАКОВО, АРХАНГЕЛЬСКОЕ и слева с 43 АРМИЕЙ – иск. ПОДОЛЬСК, ДЯТЛОВО, КРИВСКОЕ, ЮРЬЕВСКОЕ.

3. Штабу 33 АРМИИ к 8.00 18.10 перейти БЕКАСОВО, имея КП – НАРО-ФОМИНСКЕ.

4. Задача 33 АРМИИ – отбросить противника из района ВЕРЕЯ и БОРОВСК и организовать упорную оборону на рубеже АРХАНГЕЛЬСКОЕ, ФЕДОРИНО, ИЩЕИНО.

5. Начальнику связи к 8.00 18.10 обеспечить связь штаба фронта со штабом 33 армии и проконтролировать связь внутри армии с частями армии.

6. Командарму 33 о вступлении в командование войсками и план действий донести к 18.00 18.10.

Командующий войсками Запфронта генерал армии ЖУКОВ

Член Военного совета Запфронта БУЛГАНИН

Начальник штаба Запфронта СОКОЛОВСКИЙ»[43].

На экземпляре приказа, сохранившегося в деле с документами оперативного отдела штаба 33-й армии, стоит подпись начальника штаба фронта генерал-лейтенанта В. Д. Соколовского, а также резолюция начальника 1-го отделения оперативного отдела штаба армии, полковника М. Л. Олехвера: «Получено 6.00 18.10».

Приказ отличается от первоначального его варианта прежде всего тем, что в нем в несколько измененном виде представлена боевая задача, которая была поставлена перед 33-й армией:

«В целях лучшего руководства войсками, действующими на ВЕРЕЙСКОМ и БОРОВСКОМ направлениях и организации упорной обороны НАРО-ФОМИНСКОГО направления».

Кроме этого, в приказе не семь, а шесть пунктов: отсутствует второй пункт о назначении командующего армией.

Маршал Советского Союза Г. К. Жуков в своих мемуарах, вспоминая об этом периоде Московской битвы, пишет:

«…В это тяжелое время Ставка усилила Западный фронт 33-й армией под командованием генерал-лейтенанта Ефремова М. Г. Она заняла оборону в районе Наро-Фоминска, в промежутке между 5-й и 43-й армиями»[44].

Однако, по мнению автора, говорить об усилении Западного фронта 33-й армией не приходится, т. к. армия объединила в своем составе соединения, которые на протяжении длительного периода времени вели боевые действия в составе войск Западного фронта. К тому же если говорить собственно о 33-й армии, то и она также весь предшествующий период боев сражалась в его составе. Скорее всего, надо вести речь о более рациональной организации обороны войсками, действовавшими на подступах к нашей столице.

Еще до подписания этого приказа штаб фронта отдал командиру 222-й сд боевое распоряжение, в котором сориентировал его об обстановке и поставил боевую задачу на выдвижение в район Вереи»[45].

Надо отдать должное штабу Западного фронта – это было весьма своевременное решение. Вместе с тем 222-я стрелковая дивизия, находившаяся в это время на формировании в районе города Звенигорода, не имела никакой возможности своевременно выйти в указанный район вследствие значительной удаленности от него.

Оперативная обстановка в полосе обороны всех армий Западного фронта была в тот период времени чрезвычайно сложной. К тому же существенное влияние на организацию боевых действий и жизнедеятельность войск оказывали плохие погодные условия, которые имели тогда место в Центральной полосе России.

Многие послевоенные годы в нашей исторической и военно-мемуарной литературе, посвященной первым месяцам Великой Отечественной войны, об этом факте старались не говорить. Во многом подобное было обусловлено тем, что битые немецкие генералы, не желавшие признавать своих ошибок и просчетов, допущенных ими в тот период времени, все списывали на непогоду, как будто, развязывая войну против СССР, они не знали, в какой местности и в каких погодных условиях им придется воевать.

Стараясь не давать им повода для подобных разговоров, наши историки и военачальники, по всей видимости, не без указания «сверху», обходили это обстоятельство молчанием. Читая воспоминания наших ветеранов о событиях той поры, читатель очень редко может встретить сетования на плохие погодные условия. Но в данном случае речь идет не о том, кто и что говорил, а о том, влияли погодные условия на ход боевых действий или нет. И надо честно признать, что влияли, и влияли очень сильно. Но страдали от них не только солдаты и офицеры противника, но и советские бойцы и командиры, и еще неизвестно, кому было тяжелее. Не надо забывать о том, что в частях и соединениях Красной армии имелось большое количество выходцев из республик Средней Азии и Закавказья, для которых подобные погодные условия были еще более сложными, чем для немцев и их европейских союзников.

Сетовать на что угодно, лишь бы оправдать свои неудачи и поражения, – это удел слабых. Наши отцы и деды никогда не позволяли себе оправдывать поражения первых месяцев войны погодными условиями. Они старались вообще об этом не говорить, но именно этот факт через много лет после войны породил у людей некоторое недоверие к событиям того периода времени: если погодные условия были тогда очень тяжелыми, то почему мы это скрывали?

Умалчивание о чем бы то ни было сильнее бьет по репутации победителей, чем побежденных. Этого идеологи нашего государства прошлых лет явно не учли, а ведь русская поговорка гласит: «Шила в мешке не утаишь». А то, что вермахт оказался не готов к подобному развитию событий, только лишний раз свидетельствует о том, что в военном деле нет мелочей.

Очень интересно высказался относительно оценки командованием вермахта погодных условий, бывший начальник штаба 258-й пехотной дивизии полковник В. фон Рибен:

«…Наше высшее командование забыло в свое время включить в соотношение сил основного союзника русских – грязь. Когда оно продолжило использовать против грязи свой инструмент блицкрига – техническое превосходство, то этот инструмент вдруг затупился. А когда ранней зимой дороги снова стали проезжими, то инструмент к тому времени уже поизносился… Нам предстояло преодоление финала трагедии великой ошибки и отчаявшейся воли»[46].

Ознакомившись с приказом командующего фронтом об организации обороны на Наро-Фоминском направлении, комбриг Д. П. Онуприенко отдал указание полковнику Б. В. Сафонову немедленно связаться со штабами соединений, которые вошли в состав армии, уточнить обстановку, сложившуюся в полосе их обороны, и приступить к подготовке плана действий на ближайшие дни. Дмитрий Платонович понимал, что пока не прибудет новый командующий армией, вся тяжесть организационной работы будет лежать на нем. Положение усугублялось еще и тем, что до сих пор не было начальника штаба армии. На эту должность после излечения в госпитале должен был прибыть генерал-майор А. К. Кондратьев.

Безусловно, Д. П. Онуприенко был обижен отстранением от должности командующего армией, тем более что за весь период непрерывных боев, пока он ею руководил, к нему не было особых претензий со стороны командования фронтом. Да, московские ополченческие дивизии, входившие в ее состав, понесли за этот период времени очень большие потери и не смогли удержать занимаемых рубежей, но тому были веские объективные причины. К тому же отходили в глубь страны и остальные армии. Комбриг Онуприенко добросовестно исполнял свои обязанности, но таков уж армейский порядок: командир всему голова и за все приходится отвечать в первую очередь ему.

Новость о том, что командующим армией вместо него назначен генерал-лейтенант Ефремов, Дмитрий Платонович встретил с чувством некоторого облегчения. До этого им не приходилось встречаться, но он был наслышан о высоком авторитете нового командарма среди тех командиров, кому довелось служить под его началом.

Членом Военного совета 33-й армии с июля 1941 года был бригадный комиссар М. Д. Шляхтин. У комбрига Онуприенко с самого начала сложились с Марком Дмитриевичем хорошие служебные и дружеские отношения, тем более что у них было немало общего: одногодки, оба «выросли» в недрах системы НКВД. Изучая биографии Онуприенко и Шляхтина, у автора этих строк создалось впечатление, что их преднамеренно подобрали в одну армию. Так же, как и Онуприенко, Шляхтин никогда не служил в частях Красной армии. Начиная с 1920 года, когда он молоденьким 15-летним пареньком был зачислен писарем 26-го отдельного батальона внутренней охраны, вся его служба прошла в органах НКВД.

Перед войной он занимал должность заместителя начальника Управления политпропаганды войск НКВД. Надо отметить, что М. Д. Шляхтин никогда не прятался за своей должностью и стремился быть в гуще событий. Достаточно сказать о том, что к началу Великой Отечественной войны на его груди золотом сияли три боевых ордена, что не часто можно было встретить в те годы.

Еще в ноябре 1934 года постановлением Президиума ЦИК СССР за отличие в охране государственной границы он был удостоен ордена Красной Звезды. В 1938 году за выполнение специального задания командования М. Д. Шляхтин был награжден орденом Красного Знамени. В апреле 1940 года за участие в боевых действиях в войне с Финляндией удостоился второго ордена Красного Знамени. Так что Марк Дмитриевич хорошо знал, «почем фунт лиха».

Как уже отмечалось выше, в соответствии с приказом командующего Западным фронтом в состав армии вошли 110-я, 113-я и 222-я стрелковые дивизии, 151-я мотострелковая и 9-я танковая бригады[47].

151-я мотострелковая бригада, оборонявшаяся на правом фланге 33-й армии, во второй половине дня 18 октября 1941 года занимала оборону по рубежу: высота с отметкой 204,4, опушка леса западнее Монаково и юго-западнее д. Купелицы, отражая удары противника. Враг пытался развить наступление, действуя вдоль дорог: Верея – Богородское и Верея – Симбухово. По докладу штаба бригады, за день боя ее батальоны потеряли более 200 человек убитыми и ранеными[48].

В это время 110-я и 113-я стрелковые дивизии занимали оборону северо-восточнее и восточнее города Боровска, сдерживая натиск пехоты и танков противника.

Участок местности между 151-й мсбр и 110-й сд протяженностью около 18 километров по фронту вообще не был прикрыт войсками и таил в себе большую опасность. Решением командующего Западным фронтом в этот район и было приказано выдвинуть 222-ю стрелковую дивизию.

110-я и 113-я стрелковые дивизии были сформированы в июле 1941 года в Куйбышевском и Фрунзенском районах города Москвы, получив соответственно наименование 4-я и 5-я дивизии народного ополчения. Участвуя в предыдущих боях с немецко-фашистскими захватчиками, дивизии понесли очень большие потери в личном составе, вооружении и технике. По состоянию на 16 октября 1941 года 113-я сд насчитывала в своем составе всего около двух тысяч красноармейцев и командиров, потеряв только в ходе последних боев в районе Боровска 558 человек[49]. Еще большие потери понесла в этот период времени 110-я сд.

Обе дивизии оказались в районе Боровска всего несколько дней назад. 110-я стрелковая дивизия была переброшена сюда по железной дороге с Осташковского направления[50], а 113-я сд заняла оборону на подступах к Боровску в ночь на 13 октября 1941 года[51].

Несколько слов о командирах этих дивизий.

Полковник С. Т. Гладышев принимал участие в советско-финляндской войне. В 1940 году был награжден орденом Красного Знамени. Дивизией командовал с августа 1941 года. Несмотря на высокую оценку, данную Г. К. Жуковым действиям 110-й стрелковой дивизии в период боев за Боровск, полковник С. Т. Гладышев уже через несколько дней по ходатайству генерала Ефремова был снят с должности за потерю управления частями дивизии в период ее отхода на рубеж реки Нара. После чего более года командовал 43-й стрелковой бригадой, проявив себя с самой лучшей стороны.

В конце 1942 года С. Т. Гладышев был назначен командиром 32-й стрелковой дивизии, которая вскоре была переименована в 29-ю гвардейскую. Командуя этой дивизией, он вновь был снят с должности, но через некоторое время назначен командиром 133-й стрелковой дивизии 31-й армии, которой также командовал недолго. В январе 1943 года С. Т. Гладышева назначили командиром 277-й сд. С ней Сергей Трофимович не расставался до самой Победы. В сентябре 1943 года ему было присвоено воинское звание генерал-майор. После войны командовал корпусом, был помощником командующего 3-й гвардейской механизированной армии. Награжден двумя орденами Ленина, четырьмя орденами Красного Знамени, двумя орденами Суворова 2-й ст., орденом Кутузова 2-й ст. и медалями. Уволившись из армии, проживал в Саратове. Умер в 1972 году.

Полковник К. И. Миронов встретил Великую Отечественную войну командиром 147-й стрелковой дивизии, а перед этим успел покомандовать 42-й сд. В должность командира 113-й сд полковник К. И. Миронов вступил в августе 1941 года. Судьба его сложилась трагически. 17 апреля 1942 Константин Иванович погиб в бою в районе д. Абрамово Темкинского района Смоленской области во время прорыва западной группировки войск 33-й армии из окружения. Место его захоронения неизвестно.

В то время, когда 110-я и 113-я сд сражались с танками и пехотой противника в районе Боровска, 222-я стрелковая дивизия, в состав которой входило всего два стрелковых полка, совершала марш пешим порядком в направлении Вереи. Дивизия выдвигалась по двум маршрутам: 479-й сп – со стороны п. Кубинка, а 774-й сп – по Боровскому тракту со стороны д. Селятино. Дивизией командовал полковник Т. Я. Новиков, вступивший в должность всего несколько дней назад. На его военной судьбе мы остановимся несколько ниже.

Несмотря на всю сложность обстановки, характеризовавшейся, прежде всего, отсутствием сплошного фронта обороны и неразберихой, царившей в управлении частями и соединениями, обусловленной вынужденным отходом войск, штаб 33-й армии уже к 12 часам дня имел некоторые данные об их состоянии и характере ведения ими боевых действий.

В соответствии с приказом командующего Западным фронтом к 15 часам 18 октября 1941 года штабом армии под непосредственным руководством комбрига Д. П. Онуприенко был подготовлен документ под названием: «План действий 33-й армии», в котором подчиненным соединениям были определены боевые задачи на наступление, запланированном на вторую половину дня 19 октября. Решение комбрига Онуприенко сводилось к следующему: