Читать книгу Тени Королевской впадины - Владимир Михановский - Страница 6

Вскоре матросы «Кондора» обнаружили пробоину, и работа закипела. Пока двое качали насос, остальные пытались забить дыру, из которой хлестала вода.

Отверстие кое-как заделали, теперь предстояло опорожнить трюм. Люди сменялись, насос работал непрерывно, но вода продолжала прибывать. Видимо, где-то были еще пробоины, но обнаружить их, несмотря на поиски, не удавалось. Уровень воды в трюме медленно, но верно повышался.

Матросы были в рыбацких сапогах, только один Миллер в ботинках. А эта обувь, хотя и добротная, на толстой подошве, пропускала воду.

Капитан то поднимался наверх, чтобы наблюдать за морем, то снова спускался в трюм, и каждый раз его лицо становилось все более озабоченным.

На палубе матросы по приказу Педро готовили плот: когда бросились к спасательной лодке, она оказалась изрешеченной пулями и осколками.

– Будем спасаться вплавь, – решил капитан. – Судно обречено, это ясно. Однако на плаву какое-то время оно еще продержится…

– Помпа засорилась, – сказал боцман.

– Плюньте на нее. Ступайте наверх, погрузите на плот продукты, а я пойду приготовлю наши документы. – Капитан пожевал губами и добавил: – Запомните сами и объявите всем остальным: мы – рыбаки, терпящие бедствие. С нами – человек, бежавший из немецкого концлагеря. Так сказать, жертва нацизма, – протянул капитан руку в сторону Миллера. – Он бежал, а мы его подобрали и спасли, беднягу.

– Ясно, – кивнул деловито боцман: он своего капитана привык понимать с полуслова. – А где мы его, беднягу, подобрали?

Капитан пожал плечами:

– В открытом море, где же еще? Фашистские изверги разбомбили корабли с заключенными, а вот этому счастливчику Миллеру удалось выпрыгнуть с тонущего корабля. Правда, Миллер?

– Корабли разбомбили англичане, – произнес угрюмо штурмбаннфюрер.

– Скажите, какой поборник справедливости, – протянул капитан с иронией. – Но мы люди маленькие, мы в этих тонкостях не разбираемся. Пусть там, наверху, выясняют, кто кого бомбил. У рыбаков одна забота – думать об улове. Между прочим, утверждая, что вы бежали из немецкого концлагеря, я ни на йоту не погрешил против истины. Ну, так как, вы усвоили мою мысль, Миллер?

– Усвоил.

– Вы очевидец, участник и свидетель трагедии, которая разразилась в открытом море, – продолжал Педро. – Расскажете там все, как было… – Капитан сделал неопределенный жест и заключил: – Ваши достоверные показания явятся еще одной страницей в книге обвинений фашизму.

– У вас тут утонешь в два счета, – буркнул Миллер, переступив через лужу на палубе.

Капитан поиграл фонариком:

– Не ропщите, друг мой. Все-таки, что ни говори, у нас не лагерь смерти, из которого вы столь счастливо бежали, а кусочек нейтральной территории…

– Которая скоро скроется под водой, – закончил Миллер. Оступившись, он едва не растянулся.

– Осторожно, не гибните раньше времени, – сказал капитан. – Вы, Миллер, теперь наша опора и надежда. Мы спасли вас, вы спасете нас.

– Ваше судно застраховано, Педро?

– Суда вольных охотников не подлежат страховке.

– И вам не жаль «Виктории»?

Капитан поправил:

– «Кондора».

– Все равно.

– Видите ли, Миллер, всякая профессия имеет свои неудобства. В том числе и профессия свободного пирата. Но мне не так обидно, как некоторым другим: я по крайней мере не таскаю с собой никаких драгоценностей. Без них оно как-то спокойней…

Уровень воды в трюме продолжал повышаться. Вода колыхала всякую дребедень, вытащенную из укромных трюмных уголков: деревянные ящики, засохшие шкурки бананов, ложе сломанной винтовки, фанерный совок.

Матросы подготовили плот. Педро сплюнул на воду и сказал:

– Ваш выход, Миллер. Не опоздайте, иначе спектакль сорвется.

Плот был загружен.

Капитан в последний раз окинул взглядом обреченное судно. «Кондор» приметно осел, ватерлиния ушла под воду.

– Здесь оживленная морская трасса, – сказал капитан, сверившись с картой. – На нас, я уверен, рано или поздно кто-нибудь наткнется.

Миллер потрогал носком одно из бревен плота:

– Лучше бы раньше.

– Как судьба распорядится. Я фаталист.

– Судьбе тоже иногда нужно подсказывать.

Капитан согласился:

– Золотые слова.

Четверо матросов и боцман – весь экипаж – снесли на плот свой нехитрый скарб. Миллер подивился его скудости – у каждого был лишь небольшой морской сундучок. Видимо, экипаж «Кондора» исповедовал фатализм, так же, как и его капитан. Смуглые матросы не выглядели ни особенно озабоченными, ни встревоженными. Лица их были спокойны, движения размеренны. «Низшая раса», – привычно подумал Миллер.

– Как это ни парадоксально, то, что с нами случилось, – к лучшему, – сказал Педро. – У нас больше шансов, если мы покинем эту проклятую зону не на корабле, а на плоту.

– По крайней мере это будет выглядеть более естественно, – добавил боцман.

Капитан многозначительно посмотрел на своего угрюмого пассажира:

– Надеюсь, ваши средства, Миллер, помогут нам выпутаться из этой передряги.

Матросы старались как можно дальше отгрести от «Кондора», чтобы плот не попал в водоворот.

Через несколько минут от «Кондора» осталась только скособоченная труба, которая продолжала отчаянно дымить.

– Старик сражается до последнего, – сказал капитан, и Миллер с удивлением уловил дрожь в его голосе.

– Отлетался «Кондор», – вздохнул боцман и снял рыбацкую зюйдвестку. – Сложил крылья.

Корабль скрылся под водой.

Что-то ухнуло, над местом гибели «Кондора» поднялся водяной горб, и высокая волна, побежавшая от него, едва не перевернула плот.

Матросы внешне безучастно смотрели на гибель корабля. Но может, они умели глубоко таить свои чувства – кто их разберет?

С самого начала путешествия на плоту Миллер понял, что на комфорт рассчитывать не приходится: плот заливало, плохо скрепленные бревна скрипели, все время норовя схватить ногу в капкан.

Теперь они не гребли. Плот дрейфовал, покорный морским течениям и ветру. Грести, выбиваться из сил бессмысленно, рассудил капитан: вероятность встречи с каким-либо кораблем не зависит от того, движется плот или не движется.

Боцман прикорнул на солнцепеке: выглянувшее из-за тучи солнце вдруг пригрело совсем по-летнему.

– Корабль! – закричал матрос.

Видимо, так кричал впередсмотрящий Колумба, когда каравеллы отважного генуэзца приближались к Новому Свету, но Миллер догадался, о чем идет речь.

Он с беспокойством вглядывался вдаль: какой сюрприз преподнесет теперь ему судьба?

Капитан Педро оказался пророком: их действительно подобрали очень скоро.

Миллеру и тут повезло: судно, которое их подобрало, оказалось гражданским. Шкипер его, весьма эмоциональный француз, больше доверял не документам, которые просмотрел довольно невнимательно, а живому впечатлению.

Он и команда «Пенелопы» – так называлось судно, которое сняло с плота потерпевших бедствие, – затаив дыхание слушали рассказ Миллера о его печальной «одиссее». Оказывается, большинство из них недурно понимали по-немецки.

Размякший от горячей пищи и доброй порции арманьяка, Миллер поведал сначала о концентрационном лагере, в котором он провел четыре долгих года между жизнью и смертью.

Когда Миллер рассказывал о ночной погрузке боеприпасов, о том, как военнопленные бегом таскали тяжелые ящики, а падавших людей эсэсовцы добивали, кто-то спросил:

– И французы там были?

– Конечно. У нас был интернациональный лагерь: в бараках содержались и французы, и русские, и бельгийцы, и болгары, и югославы, и немцы…

– Немцы?! – удивленно переспросил шкипер.

– Те, которые шли против фю… Против этого подонка Гитлера, – пояснил Миллер. (Обмолвка могла ему дорого обойтись, но, кажется, на нее никто не обратил внимания.)

– А ты неплохо выглядишь, парень, – заметил один француз, хлопнув штурмбаннфюрера по плечу.

Даже измызганный, в трюмной грязи, прилипшей к мокрой одежде, Миллер производил впечатление здоровяка.

Штурмбаннфюрер вздохнул и негромко проговорил:

– У меня конституция такая, кость широкая, ничего не поделаешь. Все ошибаются. А у меня на теле живого места нет, – продолжал он с надрывом, – почки отбиты. Меня в лагере каждый день…

– Довольно, дружище, – громогласно прервал его шкипер. – Хватит вспоминать о том, что было. Нужно думать теперь не о прошлом, а о будущем.

– А я, когда читал, особенно в «Юманите», о немецких концентрационных лагерях, то думал, грешным делом: враки! – заметил тщедушный матрос с пышными усами. – Трудно поверить, что могут быть на свете такие ужасы. Только когда услышишь очевидца, того, кто прошел через все это…

– Все так и есть, как он рассказывает, – поддержал Миллера шкипер.

– Откуда ты знаешь, Пьер? – спросил пышноусый.

– Теперь уже можно об этом рассказать… Войне капут и Гитлеру капут, – сказал шкипер. – Мой младший брат служил во французской армии и в сороковом году, в самом начале «странной войны», попал в плен к бошам. Что-то там ему пришили, какую-то агитацию, что ли… В общем, упрятали его немцы в концентрационный лагерь.

– Во Франции? – поинтересовался Миллер, дуя на горячий эрзац-кофе.

– Нет, в Германии… Забыл я, как лагерь называется. Брату удалось переправить домой записку, одну-единственную… Больше мы от него ничего не имели. Страшная записка, доложу вам. Брат рассказывал в ней об одном надзирателе, который убивал пленных одним кулачным ударом.

Миллер поперхнулся. Откашлявшись, он покачал головой:

– У нас в лагере такого надзирателя, кажется, не было.

– В Германии не один лагерь… Слушай, а может, ты с братом моим сидел? – оживился шкипер. – Его звали Жан, Жан Леру… Дома все его звали Птижан. Он и впрямь был малыш. Сухощавый такой, в очках… Его долго в армию не хотели брать, но он настоял-таки, добровольцем пошел. Отечество, видите ли, защищать… Отечество, которое продал Петэн. Брат сложил, наверно, голову… Был отчаянный спорщик…

– Теперь отольются бошам все слезы, – вставил усатый.

– Птижан был гордостью семьи, – продолжал шкипер. – Ему прочили блестящее будущее. Уже на первом курсе Сорбонны он напечатал какую-то выдающуюся статью по химии. Я-то в химии, честно говоря, мало что смыслю, но Птижан мне объяснял – что-то там связано с органическими соединениями. А, да что говорить, – махнул рукой Леру-старший. – Так ты не встречал Птижана? Может, он жив?.. – спросил шкипер с внезапно пробудившейся надеждой. – Леру…

Миллеру не потребовалось особо напрягаться, чтобы припомнить тщедушного француза с вечно спадающими очками, изможденного, как смерть.

– Нет, не встречал. Но будем надеяться, что ваш брат жив, – ответил Миллер. – Сейчас, при усиленных бомбежках, многим заключенным, как мне, удается бежать из лагерей.

– Значит, ты, говоришь, бежал из лагеря во время бомбежки? – спросил Миллера капитан «Пенелопы». – А как же ты очутился в море?

Миллер отставил кружку с недопитым кофе.

– Я не прямо из лагеря бежал. Когда лагерь разбомбили – это случилось сразу после ночной погрузки боеприпасов, – эсэсовцы наскоро выстроили всех уцелевших заключенных в несколько колонн и погнали к морю. Мы решили – эвакуация…

– А оказалось? – нетерпеливо спросил кто-то из матросов.

– Оказалось – верно, эвакуация, да только… на тот свет, – усмехнулся Миллер. – Пригнали нас в Любек, а там уже приготовлены эшелоны. Затолкали нас в товарные вагоны, как скотину, и – к морю, в Любекскую бухту… И все это – в страшной спешке… В бухте стояли пустые суда… – Миллер полуприкрыл глаза, чтобы получше припомнить названия пароходов, между которыми он несколько часов назад чудом провел «Викторию» – «Кондора», и медленно, с паузами перечислил: – «Тильбек»… «Атен»… «Кап Аркона»… «Дейчланд»… Ну, еще там были сторожевые катера, баржи, мелкие суда…

Выражение настороженности исчезло с лица шкипера, – Миллеру трудно было не поверить, так убедительно, с деталями рассказывал он.

Усатый что-то сосредоточенно припоминал.

– Тебя на какое судно посадили? – спросил он Миллера.

– «Кап Аркона», – ответил наугад штурмбаннфюрер.

– Точно! Вспомнил! – радостно произнес усатый. – Это ведь такой большой океанский пароход, правда?

– Да.

– Я плавал на нем до войны, – улыбнулся воспоминаниям усатый, обращаясь ко всем.

– Задолго? – спросил шкипер.

– Задолго до войны, еще мальчишкой, с папой и мамой. Помнится, мы занимали каюту второго класса, на средней палубе… Комфортабельный корабль, ничего не скажешь. Отец говорил, что «Кап Аркона» обслуживает пассажирские линии Атлантики…

– Твои воспоминания потом, – перебил его шкипер.

Усатый смешался и умолк под его тяжелым взглядом.

– «Кап Аркона» – верно, комфортабельный лайнер. Но нас там набили столько, что яблоку негде было упасть. Я поднимался на борт одним из последних и прикинул на глазок, сколько заключенных прошло по трапу: пожалуй, около пяти тысяч, не меньше, – продолжал Миллер. – Дожидаясь своей очереди, я прислушивался к репликам, которыми перебрасывались эсэсовские охранники… Из этих разговоров я понял, что на нескольких баржах немцы разместили узников, пригнанных из Штутгофа, а на пароходе «Дейчланд» – заключенных из Заксенхаузена и Равенсбрюка, что пароходы с заключенными должны торпедировать гитлеровские подводные лодки.

Миллер слышал не столь давно о подобном плане из уст коменданта концлагеря Нейенгамме и решил приплести его сюда для пущей достоверности: уж больно неправдоподобной выглядела версия о том, что суда с заключенными потопили английские самолеты. Мог ли он знать, что своим рассказом попал в точку?

План немцев действительно совпадал с тем, что под большим секретом поведал комендант Нейенгамме, и немцы даже начали проводить его в жизнь, но внезапный налет авиации союзников их опередил.

На войне, как известно, не приходится зарекаться от неожиданностей. Там, в Любекской бухте, произошла одна из тех роковых случайностей, перед которыми позднейшие историки лишь разводят руками.

– Мы погрузились на исходе ночи, когда уже светало, – рассказывал штурмбаннфюрер, – и сразу же начались взрывы на кораблях. Это действовали подводные лодки…

Он старался, чтобы его рассказ выглядел документально точным, понимая, что от этого многое сейчас зависит.

– …Сначала немцы торпедировали баржи с заключенными из Штутгофа. Там были женщины и дети. Они кричали так, что кровь стыла в жилах.

«Ай да Миллер! – подумал Педро. – Фантазии ему не занимать. Можно подумать, что он и впрямь был там».

– Немцы не очень спешили. Возможно, торпедирование кораблей с заключенными носило для них учебный характер. И тут их опередила внезапно налетевшая авиация, – продолжал Миллер.

– Люфтваффе? Тоже «учебный характер»? – задал вопрос шкипер.

Миллер пожал плечами:

– Кто их разберет… Нам было не до того. Бомбы посыпались, как горох. Но кто-то крикнул, я сам слышал, что самолеты английские, – осторожно добавил он.

– Чушь! Быть такого не может, – убежденно произнес пышноусый француз.

– Может, ошибка вышла? – предположил кто-то из матросов «Пенелопы».

– За такие ошибки, знаешь… – сказал шкипер.

– Так или иначе, самолеты нас разбомбили, и это был конец, – сказал Миллер. – Я видел, как затонул «Тильбек». Бомба пробила верхнюю палубу, среднюю и взорвалась где-то в трюме. Корабль переломился надвое, словно кусок хлеба… – Он сломал пополам ломоть, который держал в руке, показывая, как затонул «Тильбек». – А вслед за «Тильбеком» пришел и наш черед. Бомба попала в «Кап Аркона», и корабль вспыхнул как свечка. Со всех палуб все, кто мог, бросались в воду, которая кипела от пуль и осколков. Тут же кружились катера, с которых эсэсовцы расстреливали тех, кто не погиб, пытался выплыть.

– Ну а ты?.. – спросил шкипер.

– Когда загорелся «Кап Аркона», я выпрыгнул. Вода была ледяная, тело мгновенно обхватили стальные клещи. Я почувствовал, что сейчас остановится сердце. Рядом, словно многоэтажный дом пылал «Кап Аркона», от него лился удушающий жар, а я – в двух шагах от пылающего корабля – погибал от холода. Через несколько минут стало вроде полегче: я схватил какой-то деревянный обломок – они во множестве плавали рядом – и двинулся куда глаза глядят, лишь бы подальше от этого ада. Голову старался держать под водой, высовывал ее только для того, чтобы набрать воздуха. Эсэсовцам было уже, видимо, не до меня – они думали о том, как спасти собственную шкуру. Так мне удалось отплыть на порядочное расстояние, но взрывы и крики гибнущих людей были долго еще слышны. Когда я окончательно закоченел и решил, что пришел каюк, меня подобрали эти добрые люди, рыбаки, – кивнул Миллер в сторону экипажа «Кондора».

– Верно, – сказал капитан Педро, – мы вытащили его в ужасном состоянии. Он был без сознания, бредил…

Миллер уловил взгляд француза, устремленный на его ботинки, инстинктивно поджал ноги и торопливо пояснил:

– Я был бос… Обувь сбросил в воде, чтобы не потонуть. А ботинки эти мне дал капитан Педро, спасибо ему.

Педро посмотрел на Миллера и сказал:

– Мы его растерли, дали сухую одежду. Не оставлять же его босым? Эти ботинки я купил в Копенгагене, на черном рынке. Ну, а дальше и нам не повезло. Мой «Кондор» наскочил на мину. Спасибо, живы остались – кое-как успели пересесть на плот. – Миллер слушал капитана Педро, близоруко щурясь.

Наступила тишина. История, рассказанная Миллером, не могла не наводить на размышления.