Читать книгу Добрая фея короля Карла - Владимир Москалев - Страница 5

Высокий красно-пегий мерин ровной рысью шел по Реннской дороге из Лаваля в сторону Шартра. Человек, сидящий в седле, – светловолосый, нестарый еще мужчина лет двадцати восьми – тридцати, без усов и без бороды. С виду красавец, из тех, которых женщины не пропускают. Сидит ровно, уверенно, ноги в длинных стременах. Голова обнажена – шлем приторочен к седлу; поверх гамбизона[7] обычная боевая двухкольцевая кольчуга, на ногах поножи из вываренных кожаных полос, прочно скрепленных пеньковыми веревками, руки защищены такими же наручами. За спину у всадника закинут щит, из-под которого виден колчан со стрелами, на правом плече висит лук, у бедра – кинжал, с левого боку – меч. А поперек седла лежит булава – грозное оружие в руках того, кто умеет им владеть. Длиной она около двух футов, ремнем крепится к руке, на другом конце – лезвия остриями наружу. Таково вооружение этого рыцаря, странствующего без оруженосца. По всему видно, он был готов к нападению разбойников, в том числе и рутьеров, которые, однако, в этих местах пока не появлялись.

Было начало июня 1363 года. Теплый май внезапно сменился холодами: вот уже третий день с Атлантики упорно дул пронизывающий ветер, гоня по небу караваны угрюмых туч.

Наезженная дорога шириной в несколько футов шла из Лаваля стрелой; вглядевшись вдаль, всадник увидел, что за взгорьем стрела кончается, тракт резко уходит в сторону. Сам холм порос вереском, травой, дальше темной полосой тянется Майеннский лес; название свое он получил от реки, на которой стоит Лаваль. Сама река осталась позади, ее давно не видно, но легко угадать, что она недалеко: видна деревня, до нее около мили.

Всадник остановился, устремил взгляд в том направлении. Но не деревня привлекла его внимание, а то, что происходило рядом с ней. Какой-то человек бежал к лесу. Далеко, однако, до него. Почему же он не идет, а бежит? Разгадка пришла быстро: значит, страх гонит его, а лес – единственное место, где можно спастись.

Держа в руке поводья, всадник размышлял. Какая же опасность таилась в деревне? Пожар? Но не видно дыма. Наводнение? Тоже отпадает. Неужели наемники? Но откуда они здесь? Их банды бесчинствуют в Лангедоке, Оверни, Форезе, но не в графстве Мэн. Что же в таком случае гонит беднягу?

Беглец тем временем, круто изменив направление, помчался к дороге. Но, черт возьми, это еще дальше, нежели лес! И если он рассчитывает найти прибежище именно здесь, значит, у него есть к тому причины. Какие же? Защитника увидел он! К нему он спешит, спотыкаясь, падая и вновь вставая. Раз так, надо прийти ему на помощь. И всадник, дав шпоры коню, помчался навстречу человеку.

Но вдруг он резко осадил коня. Перед ним женщина! Шагов десять уже разделяло их, как вдруг она вскричала, с мольбой протягивая к нему руки:

– Спаси меня, рыцарь! За мной гонятся! Ведь ты давал обет… Они убьют меня… хуже, сожгут на костре!

И тут всадник увидел летящих к нему двух конных. Видно было, как они натягивают луки. Вступать с ними в схватку в таких условиях не имело смысла. Решение нашлось быстро.

– Живо прыгай на лошадь позади меня!

– На круп?.. – растерялась женщина. – Но как?.. Я не смогу.

– Давай руку! Другую! Да отрывай же ноги от земли, тебя будто прибили к ней; еще миг – и не гвоздем, стрелой прибьют. Ну же! Вот так, молодец! А теперь крепко держись за меня, красавица, мы полетим как ветер!

И сию же минуту просвистели в воздухе две стрелы. Вовремя конь рванул с места, промедли он самую малость – два мертвеца свалились бы на землю. Вместо этого всадник с «красавицей» что есть духу устремился к лесу. Спасение только там: дорога несет смерть, лес – дарит жизнь. Преследователи повернули и помчались вдогонку. Луки они пока убрали; теперь все внимание поводьям и неожиданному противнику, увозившему их добычу.

Конь шел быстро; для такого жеребца перейти с рыси на галоп – пара пустяков. Да и вес на спине не слишком большой: женщина худая, невысокого роста; седок тоже не отличался солидными габаритами.

И вот он, подлесок, – первое убежище, за ним густой кустарник, и уже дальше лес – где реже, где гуще. Трудно скрыться, сидя вдвоем на одной лошади, в таком лесу; десять против одного, что догонит стрела – не слева, так справа, не одного, так другого. И всадник выбрал верную тактику: развернувшись, укрылся в густом кустарнике. Женщине он приказал спрыгнуть на землю, сам стал смотреть вперед, снимая с плеча лук. Удобная позиция: хорошо видно врага, в то время как сам ты ему не виден. Вылетит стрела – и не поймешь сразу, где притаился стрелок.

И тут показались преследователи. Осторожно, с опаской глядя вглубь леса и одновременно озираясь по сторонам, оба в нерешительности остановились меж двух деревьев. Неизвестность пугала, советовала повернуть обратно, но воинская дисциплина требовала исполнить долг. Неспешно, держа наготове луки, они тронули лошадей. Стремительно, со свистом вылетела из кустов стрела и поразила одного из них. Глухо вскрикнув, он свалился на землю. Второй немедленно предпринял то, что на его месте, пожалуй, не замедлил бы сделать каждый: повернул коня, собираясь убраться отсюда подобру-поздорову; но не успел: сзади его быстро настигал тот, за кем они гнались. Солдат обернулся и от неожиданности забыл даже про свой лук: на него летел рыцарь с булавой в руке. Надо принимать бой. Но как увернуться от диковинного оружия? Такому бою, считай, никто не обучен. Можно увидеть, когда и куда летит клинок меча, хватает доли мгновения, чтобы отразить удар. Но как будет бить булава? Страшное оружие! И воин, впустую махнув мечом, пропустил удар: короткое стальное лезвие обрушилось ему на голову, затем на шею… и еще раз. Брызнула кровь. Зашатавшись, он повалился на бок, но всадник не дал ему упасть: сначала схватил поводья лошади, чтобы не убежала. Так и подъехал к кустам, где ожидала его незнакомка, – ведя в поводу каурого жеребца. Остановившись, спешился.

Какое-то время они в молчании глядели друг на друга: он – почти без интереса, она – с восхищением, выразившимся в признательности:

– Благодарю тебя, всадник. Но давай уедем отсюда: они могут выслать других верховых.

Последовало возражение:

– Никто и не подумает искать двух солдат: поймав добычу, им вздумалось развлечься с нею; разве не так?

– Как ты узнал, что это солдаты, а не рыцари?

– Рыцарь не стал бы пускать вдогонку стрелу.

– Чего еще не стал бы он делать?

– Убивать безоружного врага, к примеру, или пятнать руки кровью женщины.

– Ты благороден и, похоже, вовсе не знатен. Покинем все же это место.

– В тебе говорит прежний страх. Но отсюда хорошо просматривается деревня. Увидев погоню, мы скроемся в лесу; они не рискнут сунуться в чащу.

Взгляд всадника изменился: он уже с любопытством стал разглядывать незнакомку в длинном платье, перехваченном черным поясом. Она в ответ на это, отбросив восхищение и сощурив глаза, внезапно с вызовом вскинула подбородок.

– Что смотришь на меня так? Не думай, подол задирать перед тобой не стану.

Всадник рассмеялся:

– С чего ты взяла?

– Ты ведь спаситель. Чем же иным мне отблагодарить тебя?

– Мне не нужна благодарность такого рода.

– Зачем же тогда спасал?

– К сказанному ранее прибавлю: рыцарь обязан защищать слабого, его учат быть нетерпимым к произволу или насилию.

– Тебя тоже учили?

– Сию нехитрую науку я познал сам без особого труда. Мне не преподавали правил поведения и не посвятили в рыцари в свое время, так уж вышло. Сеньор, которому я служил, оказался бесчестным негодяем, и я ушел от него, не дожидаясь обряда. Позднее я поменял шапочку на шлем и серебро на золото[8]: меня посвятил в рыцари за воинские заслуги дофин Карл во время битвы при Пуатье. Ему уже грозил плен. Я спас его тогда, от души поработав булавой. Тогда он трижды ударил меня мечом плашмя по плечу и произнес: «Во имя Отца и Сына, и Святого Духа!» И вот я рыцарь! Позднее дофин пожаловал мне герб, и его утвердил герольд. Таких, как я, называют рыцарем битвы.

– Не удивляюсь: ловко ты сразил того, второго. Но какой странный герб на твоем щите: белый брусок на черном фоне. Что это означает?

– Герб незаконнорожденного сына рыцаря.

– Так ты бастард?

– Оттого и беден. Но скажи, зачем эти двое гнались за тобой? Чем ты им досадила?

– Меня объявили ведьмой.

– Ого! И хотели сжечь на костре? – усмехнулся всадник. – Отчего тогда ты не улетела от них? Ведьмы, как утверждают, летают на метле. Где же она у тебя? Ты ее потеряла?

– Я не ведьма. Такая, как все.

– В самом деле? А перекреститься сможешь? В народе говорят, ведьмам это не возбраняется, только машут они левой рукой.

– А я – правой, как учат попы. – С этими словами молодая женщина осенила себя крестом по всем правилам.

– Теперь верю, – не гасил улыбки рыцарь.

– Догадываюсь, не то сам очертил бы перед собой крест.

– Так что же сделала ты плохого людям, что они возвели на тебя хулу?

Незнакомка перевела выразительный взгляд на лошадь, которую всадник по-прежнему держал в поводу левой рукой, и глубоко вздохнула.

– Вопрос сложный, ответ еще сложнее. Я устала. Попробуй-ка пробеги с мое. Не позволишь ли сесть на коня?

– Для тебя и держу его. Но сможешь ли?

– Я живу в лесу; меня приютила женщина. Я зову ее матерью. У нас есть лошадь. Меня зовут Эльза, если тебе интересно, а лес этот близ Парижа.

С этими словами беглянка вскочила в седло, взяла в руки поводья. Конь пошевелил ушами, повернул голову и закивал будто бы в знак согласия с тем, что теперь будет носить на себе легкую прекрасную амазонку. Вслед за ней и рыцарь сел на коня.

– А я Гастон де Ла Ривьер. Отец и мать у меня не знатного роду, ты угадала, вот почему я совсем не богат. Неподалеку отсюда замок Пенвер, владение моей сестры; я как раз направлялся к ней. Хочешь, поедем вместе? В деревне ведь, как я понимаю, тебя ничто больше не удерживает? Как, кстати, ты там оказалась? Париж довольно далеко отсюда.

– В Лавале живет моя родственница, я давно не была у нее.

– Стало быть, нынче навестила. Так мы едем? Теперь путь покажется короче: у меня появился спутник. Берем правее: сразу за холмом дорога круто поворачивает; мы увидим ее еще издали.

– Это должно сбить с толку преследователей, вздумай они отправиться на поиски солдат, пропавших в лесу, – заметила Эльза.

– Значит, в деревне их поджидают остальные?

– Во главе с епископом верхом на муле. А всего их около десяти.

– И всё это – чтобы схватить и изжарить на костре бедную молодую женщину! – с улыбкой покачал головой Ла Ривьер. – Должно быть, они давно не ели мяса.

– Не смейся, рыцарь! Вспомни про лошадь под всадником, которого поразила твоя стрела; ведь она отправилась обратно. Увидев ее, сразу поймут, что с седоком стряслась беда, и сей же миг отправятся на поиски. А потому поторопимся… Но что это?..

К ним, прядая ушами, подошла кобыла под седлом. Жеребец учуял, тихо заржал, она ответила; вскидывая головы, они потянулись друг к другу.

– Вот тебе и ответ, – засмеялся рыцарь. – Видно, в стойле они стояли рядом или познакомились совсем недавно. Отсюда вывод: погони не будет. А теперь вперед!

– А кобыла?

– Будь спокойна, она пойдет рядом.

– И все же поспешим.

Рыцарь кивнул и дорогой снова спросил:

– Как все же ты оказалась в деревне?

– Услышала на рынке в городе – болеют селяне, три семьи разом. Сказала родственнице, она и попросила – сходи, мол, коли умеешь лечить всякий недуг. Поначалу я опасалась, думала, снова «черная смерть». Да откуда ей взяться в деревне? Зараза эта приходит в места, где много людей, – в города. Как оказалось потом, не ошиблась. Простилась с кузиной по матери и пошла. Пять дней жила у селян, травы собирала, коренья, варила, поила больных. И тут стала замечать, что жители косо поглядывают на меня, ведь как ни скажу, так и сбывается: дождь, буря, тепло – все предвидеть могу, знаю, когда будет.

– Кто же тебя научил этому? Господь Бог?

Эльза повернулась в седле, одарила рыцаря насмешливым взглядом.

– Бери выше.

– Выше?! – У спутника округлились глаза. – Да ведь выше нет!

– Есть – та, кому я обязана жизнью. Моя мать. Богу неподвластно то, что ей. Науку эту преподала мне она. Женщине этой впору руки целовать.

Раскрыв рот, молча, не сводя удивленных глаз со спутницы, рыцарь ехал рядом. Попахивало ересью, и он понимал теперь, за что преследовали беглянку. Но не таков был Гастон де Ла Ривьер, чтобы испугаться, забормотать молитву, очертить крест перед собой и при первой же возможности выдать попам женщину, не признающую верховной власти Господа на земле. В те времена рыцарство было в основной своей массе не очень-то набожным, не часто ходило в церковь, забывало или вовсе не желало отмечать церковные праздники. К попам относились с высокомерием, порою с презрением, бывало, что побивали служителей Господа и даже грабили монастыри. И это – воинство европейских королей, дисциплинированное, воспитанное в духе благочестия! Что уж говорить о наемниках, ни во что не желающих верить, смеющихся над попами и папами. Для этих нет ничего святого. Собственное благополучие – вот что важнее всего, а для рыцаря – гордость вместо смирения, вместо прощения – месть.

Поэтому Гастон остался спокойным. Мать выше так мать; бабе этой виднее. Да, а откуда все же взялись солдаты с епископом?

– Не могла я не увидеть и не сказать людям в городе, что скоро пойдет дождь или поднимется ветер, наступит засуха или посыплет град, – ответила Эльза на вопрос. – Но человек глуп. Вижу, смотрят на меня с опаской, шепчутся тайком за спиной, пальцем тычут. А потом и вовсе стали заявлять, что я колдунья, общаюсь с бесами. Двух уже сожгли – они хлеб отравили в прошлом году, наслали великую сушь и сделали так, что у коров пропало молоко. Я, дескать, из той же стаи, и надо донести на меня епископу – очень уж много знаю, а еще хожу и отравляю хлеб, и люди после этого становятся безумными.

– Действительно, я слышал об этом, – произнес рыцарь. – Иные теряют рассудок; Церковь видит в этом колдовство.

– Так скажу, и прошу тебя верить мне: все это выдумки попов, лишившихся разума. Согласна, что люди порою впадают в буйство, в безумие. Но отчего это происходит? Слушай же. На мельницах мелют зерно, покрытое плесенью, и пекут хлеб из этой муки. Я давала такой хлеб курам; они, что называется, сходили с ума: пытались летать, дрались друг с дружкой, едва не до смерти заклевали петуха. Вот тогда я все поняла. Но разве объяснишь это запуганным Церковью, одурманенным ее сладкими речами о Царстве Небесном людям? Хорошо, что я ушла тогда из города, иначе не сегодня завтра меня упрятали бы в подземелье, затем после пыток возвели бы на костер. Но, как видишь, они добрались все же до меня: узнали, что я ушла в деревню, и хотели тайком схватить добычу. Счастье мое, что я увидела их. Они шли от города, растянувшись цепью, и с виду – обычные паломники, которых охраняет конный отряд. Я сразу поняла: это за мной – и бросилась бежать. Куда? Конечно же, в лес. Видишь теперь, каковы люди? Понимаешь, отчего увидели во мне ведьму?

– На ведьму ты не похожа, клянусь шестью лезвиями моей булавы! Скорее ты – пастушка, бросившая вызов сутане доминиканца. Коли так, то ты ввязалась в опасную игру. Отныне тебе нужен будет друг, одну тебя съедят. Таков мир.

– Друг? Но зачем?

– Останешься без защиты – попадешь в лапы монахов. Вдвоем же мы сильнее и что-нибудь придумаем, верно? Постой, а как же ты сюда добралась, Эльза? Если верхом, то где твой конь? Не жгут ли его монахи в эту минуту на костре, коли он служил ведьме? То-то я чую, паленой шкурой тянет со стороны деревни.

– Я прибыла сюда с обозом торговцев. Их, правда, уже мало, но они все же бредут во все концы по дорогам северной Франции. С ними же рассчитывала отправиться обратно.

– Что же думаешь теперь?

– У меня есть лошадь, если ты не отберешь ее.

– А как же я? Ты оставишь меня одного?

– Жил ведь до этого.

– Но теперь уже не смогу. Должен я кого-нибудь защищать или нет, черт возьми! Ты вполне подходишь на эту роль. Не прощу себе, если под такой милашкой, как ты, разведут костер. Это ли не позор для рыцаря, и зачем мне тогда жить дальше?

Эльза вскинула брови. Шутит всадник или нет? Но не похоже: рыцарский кодекс чести говорит его устами, хоть этому его и не учили.

– С чего это ты вздумал объясняться мне в любви?

– Как ты догадалась?

– Или у меня нет глаз и ушей? Но ты делаешь ошибку: я бедная женщина, из горожан.

– Да и я не сын вельможи.

– Я живу в лесу, моя крыша – крона деревьев.

– А я – на дорогах, и у меня над головой целое небо.

– Я ведьма! Или ты не слышал?

– Плевать мне на это. Ты что же, не поняла?

Эльза долго глядела на своего неожиданного спутника. Даже не знала, что сказать. Немногим больше часа прошло, а он ведет такие речи… Быть может, он безбожник, увидевший в ней соратника по духу? Что если спросить прямо, без уверток? Как он себя поведет?

– Ты против Церкви, рыцарь?

Ответ удивил и обрадовал ее:

– Я сторонник разума.

– Согласен, стало быть, со мной, что на всё не есть воля Бога и не Ему решать, идти дождю или светить солнцу?

Рыцарь подумал.

– Собственно, мне все равно. Только если, как утверждают, Бог возлюбил человека, то зачем Ему устраивать потопы или высушивать землю? К чему глупые людские побоища? Разве не в Его воле всего этого не допустить? Нет, думается мне, дело здесь вовсе не в этом.

– В чем же?

– Как я могу сказать? Ответ должна знать ты сама.

– Отчего ты так решил?

– Похоже, ты умнее всего этого сборища ослов, что зовутся людьми, и Церковь преследует таких вольнодумцев, называя их еретиками, ведьмами и богохульниками. Так ведь?

– Для нее важно, чтобы люди оставались в невежестве и всё на свете объяснялось бы Божьей волей, Божьим Промыслом. Но силы природы выше Бога, выше человека, и никому в целом свете не удастся ни остановить их, ни заставить исчезнуть. Сделать так, чтобы они служили ему, – вот что может человек, но не хочет. Церковь запрещает ему, и он боится, не понимая, что природа выше ее, сильнее.

– Как можно знать тайны земли и мироздания? Откуда у тебя такие познания?

– От той женщины, что спасла мне жизнь.

– Какие еще уроки она дала тебе?

– Когда-нибудь ты узнаешь.

Они замолчали. Лес уже остался позади. Теперь их путь пролегал по заросшему вереском, дроком и тимьяном косогору; вдали вилась дорога. Среди густо облепивших все кругом зарослей травы радовали глаз оранжевые цветки арники, ромашки с солнышком в окружении лилейных лучиков, усыпанный тычинками белоснежный багульник.

Взгляд всадника упал на полянку с редкими кустиками и красивыми фиолетовыми цветками на каждом. Резные листья, похожие на узор вяза, мирно лежали параллельно земле и были похожи на нежные ладони, которые словно говорили: «Вот то, что у меня есть, берите, это все ваше. Такого вы не увидите нигде». Намек на цветки; их много, кустики не скупились.

Ла Ривьер тронул спутницу за руку:

– Хочешь, я нарву тебе букет?

Она бросила на него игривый взгляд.

– Для этого я должна стать твоей дамой сердца.

– А разве ты ею уже не стала?

Она не придала большого значения этим словам. Но не оставила без внимания первую фразу. Цветов много, любопытно, какие он выберет? Взгляд скользнул по щедрым кустикам, но быстро ушел в сторону: до радушной полянки далеко, не поедет туда рыцарь. Но именно туда направил он коня.

Эльза вздрогнула, взгляд потемнел. Неужели?.. В это мгновение рыцарь соскочил с седла и уже протянул было руку к вырезным листьям, как вдруг сзади окрик:

– Не трогай!

Рука застыла на полпути. Он обернулся. Всадница во все глаза глядела на него, предостерегающе вытянув ладонь в сторону полянки, точно стремясь накрыть ее.

– Эти цветы и листья несут в себе отраву.

Широко раскрыв глаза, всадник обескураженно уставился на лиловые цветки, потом перевел взгляд, в котором читался вопрос. И получил ответ:

– Покраснеет кожа, будут гореть руки, как после ожога кипятком. А к вечеру станет бросать то в жар, то в холод. Можно умереть. Можно и выжить, но останутся страшные следы.

Ла Ривьер снова обернулся и озадаченно посмотрел на манящие, с виду вполне безобидные, нежные цветки с бархатистыми лепестками. Черт знает что несет эта женщина в седле. Может ли такое быть? Но не верить ей не было оснований: судя по ее лицу, шуткой здесь и не пахло. Кто бы мог подумать, что такие гостеприимные цветочки и красивые листья с розовыми прожилками таят в себе опасность?..

– Хочешь попробовать? – послышалось за спиной. – Вряд ли твоей сестре понравится обезображенное лицо брата и его руки, с которых начнет сползать кожа.

Гастон поспешно покинул поляну, потом в недоумении оглядел море цветов, окружавшее пригорок. А ему так хотелось сделать ей приятное, выказать знак внимания. Теперь он уже не знал, как поступить.

– Ну что же ты? – весело подбодрила его всадница. – Ведь ты хотел сделать мне подарок, не так ли?

Он повернулся к ней. Улыбаясь, она повела рукой вблизи лошадей, указывая на землю:

– Твой знак внимания – вокруг меня, и он вполне безобидный. Не бойся его. Это доставит мне удовольствие.

Через минуту она уже держала в руках пестрый, благоуханный букет полевых цветов – дивное подношение природы, порождение солнца, воздуха и земли.

Всадник был рад. Не поет ли, в самом деле, сердце, когда видишь, что даме приятен твой дар? А у этой амазонки даже щечки слегка заалели… Но не каждая дама дает продлиться эйфории. Эта – мигом погасила радужную улыбку на лице кавалера:

– Цветок может оказаться таким же убийцей, как колючка или шип куста. Тот, кто хочет убить, должен знать, какой яд несет он в себе.

– Ты знаешь?

– Не слушая попов, всегда будешь знать больше любого смертного. Но разгладь лоб, рыцарь, мне приятен твой подарок. Это первый в моей жизни, если не считать того, который она преподнесла мне, выведя однажды ночью к жилищу старой отшельницы. Ты еще услышишь о ней, коли наши с тобой пути не разойдутся.

В это время внезапно вырвалось-таки из многодневного плена солнце и ярко озарило все вокруг. Всадник поднял голову, щурясь поглядел в небо.

– Наконец-то! Думаю, теперь надолго вернулось тепло.

Спутница, судя по всему, не разделяла его оптимизма. Она окинула взглядом небо, горизонт, потом долго смотрела себе под ноги – на траву, на цветы. Неожиданно (Ла Ривьер даже опешил, увидев это) в межбровье у нее пролегла складка; взгляд устремился на дорогу, которая по землям графства Мэн вела на Ле-Ман, оттуда – на Шартр, дальше – в Париж.

Тронули коней. Рыцарь молча ожидал объяснений Эльзы в связи с неожиданной переменой в ее поведении. В чем причина ее погасшего настроения? Ведь, что и говорить, как не ликовать сердцу: солнце, легкий ветерок, бабочки, кузнечики, птицы низко в небе, прямо над головой… А ее лицо мрачнее тучи. Наконец она промолвила:

– Не верь тому, что видишь на небе, верь земле. Тишина подчас может таить в себе грохот. – И замолчала, мерно покачиваясь в седле и глядя холодными глазами меж ушей коня.

Дальше какое-то время ехали молча. В спину неожиданно ударил порыв ветра. И снова Эльза, натянув поводья, остановила лошадь и потянула носом воздух, напоенный свежестью и еще чем-то, известным только ей. Замерев в седле, она в тревоге глядела на горизонт, думая о чем-то, словно спрашивала себя, не ошиблась ли она в первый раз.

В эту минуту на дороге, примерно в полумиле от них, показался обоз в сопровождении стражи. Обычное дело, для того и дорога. Торговцы направлялись в сторону Бретани. Вид двух всадников поначалу не вызвал у них тревоги. Но как знать, не дозорные ли это? И обозники, как по команде, в беспокойстве повернули головы в сторону холма. Ла Ривьер кивнул на них:

– Лаваль – первый город у них на пути. К вечеру, пожалуй, они успеют туда, а пока им следует поторопиться: не так уж это близко.

И с любопытством стал ожидать ответа. С недавнего времени он заметил, что спутница по большей части не согласна с ним. Интересно, что она скажет в отношении торговцев, ведь так пристально смотрит туда. Не может не сказать. И тотчас – будто молния ударила у ног:

– Сегодня обоз не войдет в город.

Гастону де Ла Ривьеру показалось, что он ослышался.

– Не войдет? – На лице у него читалось изумление. – Но почему? Ему осталось меньше чем четверть дня пути.

– Будет буря, – прозвучал короткий и жесткий ответ. – Им надо накрывать повозки и прятаться под ними. Она скоро уйдет, но натворит немало бед.

– Какая буря? Не сходи с ума. – Рыцарь огляделся вокруг, поглазел на небо; пожав плечами, чуть не рассмеялся: – Жара стоит, ни ветерка. Да и тучи уползли. Что за фантазия взбрела тебе в голову?

– Так сказала моя наука.

– Разве она не может ошибаться? Где ты увидела бурю? Сумасшедшая! Как можно увидеть то, чего нет и быть не может?

Эльза оставалась непреклонной; она была прилежной ученицей матери Урсулы.

– Убедишься сам.

Качая головой, он глядел на нее, не понимая: то ли она повредилась в уме, то ли шутит с ним. Воистину, как такое может быть? Наслать гром средь бела дня в чистом небе может лишь Господь Бог или… дьявол. Но о Всевышнем она самого низкого мнения; остается…

– Если это произойдет, клянусь туфлей папы, я сам стану утверждать, что ты колдунья.

– Не клянись. Ты ведь говорил, что сторонник разума.

– И я готов подтвердить это.

– Обопрись на него, когда услышишь мои объяснения.

– Внушенные тебе Господом?

– Законами и силами природы, а не заносчивым старцем, порхающим в небесах.

– Слышали бы тебя святые отцы.

– Соловей не станет петь ослу свою песню.

– И все же мне не верится… – потирал подбородок рыцарь, озабоченно поглядывая по сторонам. – Впрочем, вижу, как быстро ползет сюда с запада тучка… за ней другая… Ого, да они торопятся, соревнуясь, кто быстрее! Но можно ли утверждать, глядя на них, что погода резко изменится?

– Как ты думаешь, – услышал он вместо ответа, – комар умнее человека? А муравей, пчела, цветы?

– Что за муть лезет тебе в голову! Какой комар, какие пчелы?

– Которых ты не видишь. Смотри, нет даже птиц, а цветы закрыли головки и поникли к земле. Все они чуют бурю.

– Странно, – пробормотал, глядя в небо, Ла Ривьер. – Только что птицы парили у нас над головой.

– Они летели к лесу: лучшего убежища не найти. А теперь погляди на землю.

Рыцарь спешился, присел и, оглядев пологий холм, недоуменно уставился на траву. Как нарочно, исчезли только что желтевшие и розовевшие у ног цветы, будто их срезали серпом, а на земле не видно было вечно снующих муравьев. Порыв ветра внезапно взвихрил волосы на голове. Поднявшись, он вопросительно поглядел на спутницу. Она дернула повод:

– Нельзя терять времени. Далеко ли твой замок?

– Очень скоро доберемся; дорога выведет нас.

– Тогда поторопимся!

– Не лучше ли укрыться в лесу?

– И встретиться там с солдатами? Скорее же! Мы еще можем успеть к твоей сестре. Есть там поблизости лес?

– Густые рощи повсюду.

– В случае чего укроемся там. В карьер же, рыцарь, если мы не хотим вымокнуть до нитки или быть унесенными бурей в ближайший овраг.

И они помчались к Ле-Ману, близ которого стоял замок, где жила сводная сестра Гастона де Ла Ривьера госпожа Анна де Монгарден.