Читать книгу Сквозняк из прошлого - Владимир Набоков - Страница 11

Кое-что он все-таки предпринял, несмотря на всю эту любовную самокритику. Он послал ей записку из маститого «Версекс-Паласа» за несколько минут до коктейля с самым ценным нашим автором, лучшая книга которого вам не понравилась. Могу ли я навестить вас, скажем, в среду, четвертого? К тому времени я перееду в отель «Аскот» в вашем Витте, где, как мне сказали, даже летом можно отлично покататься на лыжах. С другой стороны, главная цель моего пребывания здесь – выяснить, когда же старый негодяй закончит работу над книгой. Так странно теперь вспоминать, с каким волнением еще только позавчера я предвкушал, как наконец увижу великого человека во плоти.

Плоти оказалось даже больше, чем наш Пёрсон себе представлял по свежим снимкам. Когда он посмотрел в окно вестибюля и увидел его, выходящего из автомобиля, ни трубный глас славы, ни вскрик светского восторга не тронули его нервной системы, полностью поглощенной девушкой с голыми ляжками в залитом солнцем поезде. И все же какое величественное зрелище являл собой R. – тучный старик, поддерживаемый с одного бока своим красавцем шофером, а с другого – чернобородым секретарем, встречаемый двумя отельными chasseurs[14], имитирующими на ступенях крыльца готовность немедленно и всячески услужить. Репортер в Пёрсоне отметил, что на г-не R. были замшевые туфли цвета какао, лимонная рубашка с сиреневым шейным платком и мятый серый костюм, ничем, кажется, не примечательный, – по крайней мере, на взгляд простого американца. Салют, Пёрсон! Они расположились в холле у бара.

Иллюзорность происходящего подчеркивалась внешним видом и речами двух действующих лиц. Этот монументальный господин, с его глинистым гримом и фальшивой улыбкой, и мистер Тамуорт с бородой разбойника, казалось, разыгрывали строго размеченную сцену перед невидимой аудиторией, к которой Пёрсон, манекен, все время был обращен спиной, словно его отворачивала вместе с креслом скрытая квартирная хозяйка Шерлока, – как бы он ни сидел и куда бы ни смотрел во время короткой, но изрядно сдобренной алкоголем беседы. Все это и вправду было подделкой и восковыми фигурами по сравнению с реальностью Арманды, чей образ запечатлелся в его мысленном взоре и проступал на протяжении всего представления на разных уровнях – порой вверх ногами, порой на дразнящей границе его поля зрения, но никогда не пропадающий, никогда, истинный и волнующий. Банальности, которыми он с ней обменивался, сверкали подлинностью на фоне принужденных смешков в фиктивном баре.

«Что ж, вы определенно выглядите на редкость подтянутым», с бесстыдным лицемерием заметил Хью после того, как они заказали напитки.

У барона R. были грубые черты, землистый цвет лица, бугристый нос с расширенными порами, косматые воинственные брови, пронизывающий насквозь взгляд и бульдожий рот, полный плохих зубов. Присущая ему отталкивающая изобретательность, столь заметная в его сочинениях, проявилась и в подготовленных частях его речи, к примеру, когда он, как сейчас, сказал, что отнюдь не «выглядит подтянутым» и все больше отмечает незаметно растущее сходство с кинозвездой Рубенсоном, когда-то игравшим во Флориде старых гангстеров; однако такого актера не существовало.

«И все же, как вы себя чувствуете?» – спросил Хью, развивая свой неуспех.

«Говоря короче некуда, – ответил R. (в присущей ему раздражающей манере не только щеголять затасканными выражениями на якобы разговорном английском, испорченным его иностранным акцентом, но и по-своему коверкать их), – я, знаешь, всю зиму чувствовал себя неважно. Моя печень, знаешь, что-то затаила против меня».

Он сделал большой глоток виски и, прополоскав им рот таким манером, какого Пёрсон никогда не видывал, очень медленно поставил стакан на низкий столик. Затем, à deux[15] с заставившей его умолкнуть массой, он проглотил ее и перешел на свой второй английский слог – пышный слог его самых памятных персонажей:

«Инсомния и ее сестра Ноктурия, конечно, донимают меня, но в остальном я крепок, как марочный лист. Ты, кажется, не знаком с мистером Тамуортом. Пёрсон, произносится Парсон, – и Тамуорт: как английская порода свиней с черными пятнами».

«Нет, – сказал Хью, – моя фамилия произошла не от “Парсон”, а, скорее, от “Петерсон”».

«Окей, сынок. А как поживает Фил?»

Они коротко обсудили энергию, обаяние и проницательность издателя.

«За исключением того, что он хочет, чтобы я писал не те книги. Он хочет… – названия романов соперника, тоже опубликованных Филом, он произносил другим, невинно-грудным голосом, – “Мальчика для утех”, но согласился бы на “Стройную блудницу”, тогда как все, что могу предложить ему я, это не “Траляля”, а первый и самый скучный том моих “Траляций”».

«Уверяю вас, что он ждет не дождется рукописи. Между прочим —»

Между прочим, скажешь тоже! Должен существовать какой-нибудь риторический термин для этого нелогичного поворота. Между прочим сквозь черную ткань открывался уникальный вид. И я между прочим сойду с ума, если она не будет моей.

«– между прочим, я вчера познакомился с девушкой, которая только что виделась с вашей падчерицей…»

«Бывшей падчерицей, – поправил мистер R. – Давно не видел ее и хотел бы, чтобы так и оставалось. То же самое, сынок» (это к бармену).

«Довольно примечательный случай. Вот сидит девушка и читает —»

«Прошу прощения», тепло сказал секретарь и, сложив записку, которую он только что нацарапал, протянул ее Хью.

«Мистеру R. претят любые упоминания мисс Мур и ее матери».

И я его не виню. Но куда же подевался знаменитый такт Хью? Витающий в облаках Хью хорошо знал положение дел, ему обо всем рассказал Фил, а не Джулия, малышка хотя и порочная, но скрытная.

Эта часть сеанса просвечивания довольно скучна, и все же мы должны закончить наш отчет.

В один прекрасный день мистер R. с помощью нанятого соглядатая установил, что у его жены Марион связь с Кристианом Пайнсом, сыном известного киношника, снявшего «Золотые окна» (будто бы основанные на лучшем романе нашего автора). Мистер R. с радостью принял это известие, потому что он сам тем временем усердно ухлестывал за Джулией Мур, своей восемнадцатилетней падчерицей, и вынашивал планы на будущее, вполне достойные сентиментального развратника, которого три или четыре брака все еще не пресытили. Очень скоро, однако, он узнал от того же сыщика, умирающего сейчас в душном и грязном госпитале на острове Формоза, что молодой Пайнс, красивый повеса с лягушачьим лицом, которому тоже скоро предстояло умереть, спал и с матерью, и с ее дочкой, коих он ублажал два летних сезона в Кавалере (Калифорния). Так что разлука оказалась более мучительной и полной, чем R. ожидал. Посреди всего этого нашему Пёрсону тоже посчастливилось на свой скромный лад (хотя на самом деле он был на полдюйма выше здоровенного R.) занять место в углу многолюдной картины.