Читать книгу Свидетель. Записки советника в отставке - ВЛАДИМИР НИКОЛАЕВИЧ ЧЕРНЯКОВ - Страница 5
Часть I
Из Сибири в Белоруссию
ОглавлениеРодился я в самом буквальном смысле в тайге. В поселке под названием Четвертый лесопункт. На берегу реки Зея. Километров триста к востоку от Байкала по железной дороги и потом от станции Сковородино еще около ста км на северо-запад.
Воспоминания из детства. Они иногда всплывают в памяти как короткие видеоклипы: …зима, лунная морозная ночь, я с отцом еду на санях в больницу к маме. Она второго сына рожает (значит мне было три с половиной года). Тепло и уютно мне, завернутому в тулуп. Тихо скрипят полозья, красиво вокруг, еловые лапы нависают с обеих сторон дороги. Запомнился совершенно огромный (в детских глазах) трактор на фоне светлого от луны неба.
Еще: …лето, сидим на лугу, и мама кормит нас свежей земляникой с молоком; …летом на озере, с какого-то деревянного помоста ловлю рыбу в озере на голый крючок, точно помню, что поймал одну;…в какой-то летний праздник (много народу кругом) иду с отцом и мамой по дороге вдоль большой какой-то реки (Зея, наверное).
После войны, где-то с 46-го года, ссыльных начали освобождать и мои Черняковы потянулись один за другим на родину, в Белоруссию. Первым, в начале 49-го года, уехал отец. Разузнать что и как там, устраиваться на работу, жильём обзавестись. Вслед за ним, осенью того же года тронулись с обжитых таежных мест и остальные Чарняки, среди них и моя мама с двумя сынами.
Все вместе и ехали. Поездом. Много дней, через всю Россию. Вспоминаю, что в поезде впервые в жизни увидел кусок туалетного мыла, очень вкусно он пах, я по таежной дремучести и не подозревал, что эта штука для мытья, а не для еды. Ну, и откусил кусок. Весь вагон ржал.
Единственное воспоминание о первом посещении Москвы: бабку мою, Фросю, дверью в вагоне метро прищемило. С Казанского на Белорусский вокзал перебирались, наверное. Ну, не на такси же нам, ссыльным возвращенцам, ехать было.
В Белоруссии братья Черняковы решили поселиться не в родной деревне, а в городе Могилеве. Начали строиться на окраине, в районе, который назывался Рабочий поселок. Отец мой сруб купил готовый, а достраивал потом с помощью братьев. Нанять плотников денег не было. Года полтора строились.
Ничего, добротно получилось. Простой, небогатый, но уютный домик был, шесть на шесть метров. Разгороженные фанерными перегородками спальня, комната и кухня в которой стояла русская печь. На выходе пристроен был дощатый, достаточно вместительный коридор, в нем под землей – погреб. Все по-людски, не хуже, чем у большинства соседей.
Временно, пока отец достраивал дом, квартировали мы (года полтора-два, пожалуй) в пригородной деревне Тишовка, где до этого, давно уже обосновался самый старший брат, Тихон Черняков. Он, наверное, и сговорил братьев собраться на жительство всем вместе в Могилеве.
* * *
Могилев – моя малая родина, тянет она меня к себе, часто наезжаю туда хотя бы на два-три дня.
Разве можно Могилев сравнить с местом рождения в тайге на Дальнем Востоке? Моя сознательная жизнь, мои первые жизненные опыты, детство и юность – всё начиналось и состоялось там. Мои первые друзья, первая любовь, смерть отца, родительские могилы на тишовском кладбище – всё это Могилев.
Он – один из древнейших городов Белоруссии. В 1267 году на холме у излучины Днепра при впадении в него речки Дубровенки был заложен замок, вокруг которой семь веков назад и начал формироваться город. Уже к концу 17 века он стал крупным торговым и ремесленным центром.
Интересный факт. Перед войной Могилев решено было сделать столицей БССР. Минск был под Польшей в то врямя. Срочно отстроили огромный по местным масштабам Дом Советов, здание НКВД Белоруссии, новые гостиницы, несколько многоэтажных домов. Жаль, но в 1939 году, после присоединения к Союзу Западной Белоруссии, идея переноса столицы из Минска в Могилев отпала.
О православных храмах Могилева. Это сегодня церкви в городе можно пересчитать по пальцам одной руки. А всего сто лет назад в городе было 26 православных храмов, 6 католических костелов, одна лютеранская кирха и несколько синагог.
Самым большим в Могилеве был Богоявленский собор, располагавшийся неподалеку от теперешней Советской площади. Построен храм был в 1636 году. К сожалению, сегодня в Могилеве уже мало что напоминает о соборе: он был взорван в середине 50-х годов. Однако, если возникнет желание представить себе каким он был, этот собор, нужно сходить в Подниколье, к Днепру в Свято-Никольский монастырь.
Стоящий на его территории храм является точной копией Богоявленского, только раза в три-четыре меньше. Свято-Никольскому монастырю повезло. Его пощадило время, и большевики не стали разрушать, просто закрыли. Храм долгое время простоял без куполов, дожди и мороз разрушали чудесные храмовые фрески.
Иконостас в храме без преувеличения – произведение искусства. Кстати, создавали эту красоту те же мастера, которые позже отделывали палаты Московского Кремля.
Построен храм в 1889 году. И возвращен могилевской епархии в 1989 году.
В 2008 году в Могилеве, на старой центральной площади была восстановлена городская ратуша, полуразрушенная во время Великой отечественной войны. А в июле 1957 могилевские власти приказали вообще взорвать остатки этого здания, возведенного почти триста лет назад, в 1698 году.
Слава Богу, по указанию президента Белоруссии, «бацьки» Александра Грыгоравича Лукашенко (нашего земляка – он со шкловщины, Могилевской области) старинная городская ратуша была отстроена заново и сегодня снова украшает старую площадь. Там сегодня размещается ЗАГС и областной художественный музей. Напротив, в старинном здании, где в годы первой мировой войны был штаб Ставки Верховного главнокомандующего, на трех этажах расположился областной краеведческий музей. Много интересного собрано там. Стоит познакомиться.
Могилевский железнодорожный вокзал – тоже старое здание, с 1902 года. За свою столетнюю историю он практически не изменился, хотя и перенёс несколько ремонтов.
Трехсвятительский кафедральный собор – сегодня главный православный храм Могилева, памятник архитектуры начала XX века (1914). В храм можно войти с трех сторон. Три церковных предела названы в честь трех святителей – Василия Великого, Григория Богослова, Иоанна Златоуста.
В 1961–1989 гг. здесь размещался клуб завода «Строммашина». Летом 1961 года, в разгар хрущевской придури атеизма, я был одним из свидетелей порушения православного храма Трех Святителей.
Это было время, когда тогдашний первый секретарь ЦК КПСС, он же – хозяин СССР, Никита Хрущев совсем взбесился и приказал закрыть все православные храмы, вывести под запрет всех священников, чтобы к наступлению коммунизма, который он обещал построить к 1980 году, «вся страна стала атеистической».
У нас, в Могилеве, тот приступ шизофренического атеизма случился где-то после обеда (нет, не ночью, не втихую устроили акт уничтожения, никого уже не боялись).
Я подошел к Советской площади, когда рабочие сносили пять храмовых маковок с крестами. Случайно оказался в то время в центре города. Не имел ни малейшего представления о том, что и почему происходит. Толпа таких же как я, тёмных и запуганных властью могилёвчан становилась все больше и больше. Люди собрались на улице Первомайская, рядом с храмом. Храм стоит сразу перед областным Домом Советов.
Никто даже не пытался протестовать. Зло, вполголоса переговаривались между собой, и только два-три десятка плачущих старушек громко голосили у ворот ограды храма, куда никому не разрешали войти. Не было ни усиленных нарядов милиции, ни солдат. Несколько дружинников и пара милиционеров лениво прохаживались вдоль улицы, заполняемой толпой. А толпа безмолвствовала. Напуганная и озлобленная. Так вот и жили мы в те времена.
В 1989 году храм вернули верующим. Я в нем впервые молился 11 июня 2010 год в день смерти отца, которому в том году исполнилось бы ровно 100 лет. Заказал панихиду об упокоении раба божьего Николая.
Красивый могилевский Драматический театр был построен еще в 1888 году. Без капитального ремонта он простоял более 100 лет. С 1915 года здесь почти постоянно бывал царь Николай II. Когда случилась февральская революция, а затем Октябрьская, в театре бывали Керенский, Колчак, Дзержинский, Брусилов. В 1953 году в Могилеве снова была создана постоянная театральная труппа, которая работает и по сей день. (Впервые в жизни там я смотрел театральную постановку «Гусарская баллада». Бог ты мой, как давно это было).
В 1985 году министерство культуры Белоруссии предложило разрушить театр, а на его месте построить новый. На защиту старого театра поднялось все население города. И театр почти на 15 лет закрыли на реконструкцию. Наконец, осенью 2000 года театр был снова открыт. Красивее стал, бесспорно.
* * *
В новом доме жила наша семья как-то спокойно и благополучно, несмотря на бедность. Порой еле-еле на нормальное питание хватало того, что зарабатывали отец с матерью. Деньги нужны были еще и на достройку дома, на покупку хоть какой-то мебели.
И всё равно, до сегодняшнего дня осталось чувство какой-то благостной стабильности жизни, спокойного какого-то благополучия. Мы просто не знали, и не могли знать, что бывает какая-то лучшая жизнь.
Нам всем хватало того, что доставалось от жизни. И мне, и брату Толе, и маме с отцом. И из родни никто не жаловался. Все, почему-то уверены были, что скоро будем жить легче и побогаче. Никто не знал, как лучше, но все были уверены, что жизнь скоро совсем наладится.
На участке вокруг дома у нас росли несколько уже взрослых яблонь, вишни, сливы. При нас они уже совсем выросли: летом вишню ели и варенье варили, осенью много яблок было, оставляли на зиму, к Новому году, хранили их в ящиках с опилками на чердаке. Ведь в магазинах ничего из фруктов не было почему-то. Кроме, разве что, фруктовых компотов и соков в трехлитровых банках. А на рынок нам не по деньгам было ходить. Вот и берегли радость до новогоднего праздника. Даже, помню, на ёлку новогоднюю вешали яблоки как украшение.
Между деревьями везде картошку сажали. Хватало своей картошечки на пропитание до следующего урожая. Старательно рассчитывали, помню.
Отец работал в тишовском сельском магазине, мама – медсестрой в детском садике неподалеку от дома.
Обязательно, каждый год держали поросенка. До осени. Потом забивали, и добротная добавка к питанию помогала жительствовать практически целую зиму. Солонину делали. В деревянных кадушках. И сало, и мясо. По нынешним временам народ уже не помнит, не знает, что такое питаться солониной. Да не каждый день, а экономно – раз или два в неделю. И по праздникам, конечно.
Только-только обживаться начали, как отца посадили в тюрьму. За растрату и недостачу в магазине. Никто не мог поверить, что Николай Черняков воровал или отчитывался в бухгалтерии с обманом. Он и мои дядья, вообще, с рождения, по воспитанию отличались и всегда были известны порядочностью. А отец мой больше всех выделялся скромной честностью, простотой.
Как потом оказалось, этим и воспользовались его бывшие начальники по сельпо. Списывали какие-то товары, что-то крали, а когда попались, свалили все на отца моего. Уговорили его взять вину на себя, обещали семье помогать пока он сидеть будет. Отец получил лагерный срок, а та сволота про нас и не думала вспоминать. Ох и голодно же перебивались мы без отца.
Где-то в 1953 году, кажется, осудили его. В лагере портняжничал, отличился трудолюбием и дисциплиной, года через два с небольшим выпустили. Мать за эти пару лет здорово измучилась с нами. Два здоровых пацана, младший брат Толя в школу уже пошел. Кормить, одевать надо было. А зарплата – мизерная. Помню лакомство наше – ломоть черного хлеба польешь постным маслом, сольцой посыпишь… Когда была мука – праздник, можно было на том же постном масле блинов напечь.