Читать книгу ЭПРОН. Экспедиция Подводных Работ Особого Назначения - Гульшат Назифовна Суханова, Елена Васильевна Казанцева, Владимир Николаевич Егоров - Страница 5

На «Подводнике» с капитаном Звенигородским я проработал с полгода. В основном работали в Крыму, Феодосии, Симеизе, пару раз ходили с караваном в Азовское море. Пётр Фадеевич считал, что мне полезно подольше оставаться на вахте одному, чтобы быстрее освоить специфику работы на буксирах. Но иногда он тоже отрывался от родного дома и подменял меня на одну-две недели.

Перед самым Новым 1977 годом, а точнее 30 декабря, меня вызывают в отряд. Там начальник флота Николай Георгиевич Николаев доверительно сообщает мне две новости.

Первая: наш капитан-наставник Валентин Иванович Белокриницкий в очередной раз поссорился с начальником отряда, хлопнул дверью его кабинета и уволился.

Вторая новость: руководство отряда решило на должность капитана-наставника назначить меня. Начальник отряда Хисамутдинов немного заупрямился, мол, молодой слишком, 28 лет. Но главный инженер и начальник флота объяснили ему, что это скоро пройдёт. К тому же, высшее морское образование и 10 лет на море в разных должностях – это что-нибудь да значит. В общем, «если ты согласен, день тебе на пересдачу дел, и с 1 января приступай к работе». Я без лишних слов сказал, что согласен. Николаев с довольным видом кивнул головой: «Молодец. Правильно. У тебя получится. Я в тебе не сомневаюсь».

Теперь, по условиям работы на этой должности, я круглые сутки должен был быть в курсе событий всего нашего технического флота на всех объектах Черного и Азовского моря. Следить за всеми буксировочными операциями. Самому руководить в особо ответственных и сложных случаях. Работать с кадрами плавсостава, учить вновь поступивших. А самое главное – самому учиться всему, что я ещё не знал об этой непростой работе. И притом быстро. В составе флота отряда тогда было около пятидесяти единиц плавучей техники. Половина из них самоходные: буксиры, водолазные суда, катера. Остальные несамоходные – плавкраны, земснаряды, технологические плавплощадки. Плавсостав – 370 человек и ещё 80 водолазов. Обекты подводно-технических работ разбросаны по всему Чёрному и Азовскому морям.

31 декабря передал мне Валентин Иванович дела, поздравил с Новым Годом, пожелал удачи на новой должности и, вполголоса бормоча глухие проклятья в адрес начальника отряда и главного инженера, навсегда покинул отряд. А жаль. Хороший был моряк и порядочный человек.

Встретили Новый Год. Днём 1 января, как положено, позвонил диспетчеру отряда узнать обстановку и прогноз. И узнаю новость: в метеорайонах №555 и 444 (Новороссийск, Керченский пролив и Азовское море) сильнейший ветер от норд-оста (северо-восток) и отрицательная температура. Ожидается быстрое льдообразование на Азовском море. Оно мелкое, везде глубина 8—10 метров, остывает быстро.

Приказ начальника отряда: мне срочно выходить на «Подводнике» (единственный наш буксир с ледовым классом) из порта Сочи на Азовское море и забирать из Бердянска водолазное судно ВМ-73 и земснаряд. Если не успеем забрать, то эти две единицы будут там зимовать во льду до весны. В те года зимы были суровые.

Через час я уже был в сочинском порту. Иду быстрым шагом по третьему причалу на «Подводник». Вдруг вижу такую жуткую картину: в ворота порта заходит пассажирский теплоход «Латвия». Но в таком виде, что смотреть на него страшно: весь левый борт судна, от верхнего мостика до ватерлинии, представляет из себя сплошную ледяную гору. Вроде айсберга. Ни иллюминаторов, ни трапов, ни спасательных плотов не видно, сплошной лёд. «Латвия» шла из Новороссийска, левым бортом к ветру и волне, и обледенела так, что чуть не перевернулась. С креном на левый борт еле-еле зашла в порт к причалу и двое суток потом оттаивала. Зрелище было устрашающее.

Я зашёл на «Подводник» в каюту к капитану Звенигородскому, у которого ещё два дня назад был старпомом, и говорю:

– Пётр Фадеевич, с Новым Годом! Я к вам в новом качестве прибыл!

– С Новым Годом, Николаевич! Я уже знаю, ты теперь капитан- наставник. Поздравляю! Что, уже с проверкой прибыл? Праздник всё-таки! – Пётр Фадеевич радостно улыбался.

– Нет, не с проверкой. Это потом. Праздник отменяется. А сейчас берите быстренько отход в портнадзоре и идём самым полным в Бердянск забирать оттуда на буксире ВМ-73 и земснаряд, пока они там не вмёрзли в лёд.

Улыбку с его лица как будто стёрли мокрой тряпкой. Пётр Фадеевич посмотрел на меня округлившимися глазами:

– Ты чё, Николаич!? Ты видел, «Латвия» в каком виде пришла? Это же обледенение верное! Не-е-е, я не пойду…

– Надо идти и как можно быстрее. Такой у нас с вами приказ. А то если ВМ-73 сам попытается прорваться к Керченскому проливу и вмёрзнет с земснарядом в лёд, то им всю зиму до весны придётся на берег ездить на собачьих упряжках.

– Нет, я не пойду.

Я понял, что Петру Фадеевичу глубоко наплевать, ни в какое замерзающее Азовское море он пароход не поведёт. Наш старший механик Ломакин стоял в дверях каюты в ожидании приказаний и с интересом наблюдал за нашим диспутом.

Я взял со стола портфель с судовыми документами и впервые воспользовался своими правами капитана-наставника:

– Если так, то я сам пойду на спасение. А вы можете остаться на берегу.

И старшему механику:

– Михаил Александрович, готовьте машину, через 15 минут отходим.

Ломакин молча кивнул и пошёл в машинное отделение. Этот человек был не из пугливых.

Через четверть часа я поднялся на мостик «Подводника», и мы вышли из порта. Звенигородский не решился сойти с парохода на берег. Он просто в своей каюте лёг на койку и накрылся одеялом.

До Туапсе мы дошли без особых приключений. На этом участке на берегу Кавказские горы высокие, и ветер при норд-осте не бывает сильным. Но чем ближе к Новороссийску, тем становилось страшнее. Ветер с морозом, порывы до 50 метров в секунду. Это ураган. Пароход от сильного ветра ёрзал на курсе как на льду. На мостике даже говорить трудно, рёв ветра заглушал все звуки. Над поверхностью воды несётся сплошная пелена из водяных брызг и пены. Мороз – минус восемь. И полная темнота.

Чтобы избежать обледенения и сильной качки, я применил хоть и рискованный, но единственно верный метод: проложил курс судна вплотную к берегу, по глубинам 6—7 метров (это при осадке «Подводника» 3,6 метра). Здесь при норд-осте, то есть при ветре с берега, волна ещё не успевает вырасти и поэтому не заливает пароход. Соответственно и обледенения корпуса и надстроек нет. А чуть дальше в море, в нескольких кабельтовых от берега, волна уже была до пяти метров.

Дело было уже в тёмное время суток. Я включил радиолокатор, выставил на экране дальномер на полтора кабельтова (примерно 250 метров) и шёл на этом расстоянии от берега, повторяя изгибы береговой черты, всю ночь, до самой Анапы. Я тогда уже хорошо знал побережье и был почти уверен, что никаких подводных препятствий при таком курсе мы не встретим. Хотя, конечно, стопроцентной уверенности не было. Всё-таки это был риск.

Старший механик, ввиду возможного обледенения корпуса, приготовил шланги и подсоединил их к паровой системе отопления. Но они даже не понадобились.

К утру мы подошли к Анапе, и тут радист сообщил, что из отряда пришла команда встать где-нибудь на якорь и ожидать дальнейших указаний. Я встал на якорь на рейде Анапы поближе к берегу. Тут, в Анапе, также ревел норд-ост. Зашёл в радиорубку, чтобы самому поговорить с диспетчером.

Через какое-то время из отряда сообщили мне, что за ночь Азовское море замёрзло и толщина льда уже достигла сорока сантиметров. А наш буксир был рассчитал только для льда не толще 20 сантиметров. Мы опоздали. Капитан ВМ-73 Евгений Анохин вовремя сообразил и с земснарядом вернулся в порт Бердянск, где они и вмёрзли благополучно в лёд у причала. Мне через неделю пришлось туда съездить и проконтролировать, как они там зимуют.

Надо было возвращаться в Сочи. Снялись с якоря и пошли таким же манером, вплотную к берегу, в обратную сторону.

Пётр Фадеевич, наконец, покинул родную каюту, поднялся на мостик. Когда он понял, что мы возвращаемся в благодатные субтропики, то заметно взбодрился и охотно предложил заменить меня на ходовой вахте, так как, по его мнению, я устал, и мне следовало немного отдохнуть.

Пётр Фадеевич был хорошим человеком, добродушным и порядочным. Но, как мне кажется, на море он попал случайно. Этот вид спорта был не для него. Через несколько месяцев он уволился, как он сказал, «из сумасшедшего отряда» и пошёл работать капитаном сейнера в рыбколхоз. К сожалению, в 45 лет он умер от инфаркта прямо на судне. Все знавшие его моряки очень жалели об этом.

В каком-то плане Пётр Фадеевич был прав, что не хотел идти в такой норд-ост в Азовское море. Это природное явление очень опасно для моряков и является причиной многих трагических случаев.

Маленький пример.

Примерно в том же году при норд-осте зимой один из наших буксиров шёл с земснарядом из Сочи в Анапу. И решил из-за сильнейшего ветра отстояться под высоким берегом около Дообского маяка. Это на подходе к Цемесской бухте. Высокий берег – хоть какая-то защита от ветра. И волны при норд-осте у берега нет. Поставил земснаряд на якорь чуть ли не на самый пляж. А утром обнаружили, что пропал механик земснаряда Коля Ковалёв (по прозвищу Маргарин). Ночью он вышел по нужде на палубу и его просто сдуло с обледенелой палубы ветром. Тело выбросило на берег под Анапой через пару недель. Такие случаи бывали.