Читать книгу Для маленьких девочек и мальчиков, которые думают, что они большие. Книга 2 - Владимир of Владимир - Страница 3

Без малого минуло пять месяцев. На улице было свежо. Черные облака плыли по небу, иногда раздираясь являли луну. Два часа ночи, город спит. На крыше дома появилось очертание человека, скользнувшего тенью к трубе. Тень была во всем чёрном, на голове вязанная шапочка, чёрные перчатки, только белели кеды. Неизвестный достал верёвку из под куртки, и привязал её к трубе. Через каждые пол метра, на канате были завязаны узлы, что бы было легче спускаться и подниматься. Затем ухватившись за неё он тихо двинулся к краю крыши. На самом краю крыши, неизвестный остановился и заглянул вниз. Лунный свет струящийся на его улыбку, отразился блеском фиксы. Вор тихо сел на краю, свесив ноги, затем соскользнув вниз, стал спускаться. На верхнем, пятом этаже, он тихо встал на подоконник, и ослабив верёвку перешёл на другую сторону окна. Другой конец каната был привязан к его офицерскому ремню, затянутому на его поясе. Подоконник был бетонный, по этому не грохотал жестью. Жиган прижавшись лицом к стене, смело шагнул на другое окно, не боясь зашуметь. Почему он сделал такой манёвр? Из-за расположения трубы, привязанная к ней верёвка спускалась перпендикулярно соседнему окну. Если бы он сорвался перешагивая на другое окно, его удержал бы канат. И ему пришлось бы болтаться раскачиваясь перед стёклами пятого этажа. Вор засунул свою голову и руку, в открытую форточку и отварил створку окна. Отстегнул ремень и зацепив его за ручку окна, осторожно спустился на пол. Затем прикрыл окно. Тенью скользнул из кухни в комнату и встав на четвереньки, подкрался к раскладному дивану. На котором гора одеяла храпела так, что Жиган чувствовал вибрацию, и дребезжание стакана с водой, стоящего на журнальном столике. Жиган осторожно прилёг на диване, медленно и кропотливо стал снимать с шеи спящей цепочку. Наконец цепочка оказалась у него в руке. На цепочке висел замысловатой фигурации ключ. Он повесил цепочку себе на шею и распахнул куртку, вытащив оттуда пузырёк, из которого плеснул в стакан. Спрятав склянку на место, он достал баллончик, и на этот раз, вспрыснул из него храпящей в рот, и затем быстро шмыгнул под кровать. Храп прекратился, началось мычание и чмоканье губами. Через пять минут храп возобновился. Жиган почесал через шапку свою голову, соображая:

– Вот это да!

Выбравшись из под кровати, он вновь достал дихлофос и вспрыснул спящей его в рот и нос. Стародворская закашлялась, машинально потянувшись к стакану осушила его и вновь улеглась. Через некоторое время, Жиган лёжа под кроватью, услышал странный звук подобный тому, когда по осени прессуют систему отопления, и от этого воздух с шумом, пробегает по трубам. Начавшийся было храп, прекратился и Стародворская с реактивной скоростью, соскочила с кровати и унеслась в туалет. В туалете ревел горный поток, звенел унитаз, слышались предсмертные возгласы. Жиган тихо вынырнул из под раскладной кровати, взял стакан, отнёс его на кухню, сполоснул водой, поставил на полку. Оттуда взял другой и налив в него немного воды, вернулся в комнату и оставил его на письменном столике. Затем он прислушался, к творящейся вакханалии в туалетной комнате, улыбнулся и отодвинул разложенный диван от стенки. Приподнял ковёр за которым блеснула металлическая дверь сейфа. Включил фонарик и сняв с шеи ключ, вставил в отверстие. Замок щёлкнул, дверца открылась и вору открылась чарующее зрелище. Весь до верху сейф был наполнен купюрами, достоинством в сто, пятьдесят и двадцать пять рублей. Была здесь также и валюта.

– Вот это да! Сколько здесь? Миллион не меньше! – Возбуждённо прошептал Жиган. Он бесшумно подошёл к комоду и достал оттуда наволочку. Затем вернулся к сейфу и подрагивающими от возбуждения руками, стал скидывать деньги в наволочку. На дне сейфа лежала какая-то папка с бумагами, он заглянув во внутрь, засунул эту папку себе под куртку. Затем захлопнув сейф, пододвинул диван на место. Цепочку с ключом швырнул на ложе Стародворской. Собрался было уйти, но вернулся, прикрыв ключ одеялом. Переместившись на кухню, кухонным ножом сделал прорезы в наволочке и через эти прорезы вставил ремень. Затем забрался на внутренний подоконник и пристегнул ремень себе на поясе. Вышел на уличный подоконник, наполнив лёгкие свежим воздухом, проделав всё в обратной последовательности, поднявшись на крышу. Отвязал верёвку от трубы, он скрылся на чердаке.

Через пару дней, Бабуина и его старшего брата Юрбина забирали в армию. Хотелось как-то напоследок сблизится с родной природой и землицей матушкой. В какие края судьба забросит их сердобольных, в степь-ли, в тундру? Одному Богу известно. Вот Кот и предложил им съездить с ночёвкой на остров, затерянный среди болот, куда они часто ездили бывшие по моложе. Бабуин выделил деньги на провизию Коту, который пообещал:

– Всё будет в ажуре. Не волнуйтесь, будите довольны. Будет выпить, закусить, я возьму с собой палатку. Эх, встретим туманную зорьку свежестью, пробуждающейся, весенней природы. Которая нетерпеливо ждёт, что бы стелиться под наши ступающие ноги, первомайской зеленью, обволакивая их подснежниками, когда мы по утру пойдём умыться в студёной протоке. А с вечера мы будем сидеть на песчаном островном пригорке, слушая шум сосен и потрескивание пылающего костра.

Смеркалось. Бабуин сидел у костра, переполненный грустью расставания с родными местами. Рядом стояла натянутая палатка. В последних солнечных лучах, в болоте серебрился фюзеляж немецкого самолёта, сбитого во время войны. Бабуин помешивал похлёбку, варившуюся в котелке. Ну как похлёбку, практически это была крашенная вода, но вселяющая надежду. Кот, как и всякая далёкая от кухни натура, имел свой взгляд на лесной пикник. Поэтому на выделенные деньги, он купил в гастрономе четыре бутылки водки, рыбный завтрак туриста и три банки кальмаров. Правда ещё взял из дома пару солёных огурцов. Уже на острове Кот долго извинялся,, что забыл купить хлеба. Есть кальмаров братья отказались сразу, на радость Коту, заявившему:

– О, мне больше достанется.

И по этому что бы выжить, Бабуин теперь сидя колдовал над котелком. Он вывалил туда рыбный завтрак туриста, добавил брусничных листьев и ждал результата. Что выйдет, рыбный суп, или рыбный чай? Других вариантов у него не было. Юрбин отказался на прочь от водки, а когда поспела похлёбка, то и от неё тоже. Он растворился во мраке острова, как приведение. Бабуин сам отведал своего варева. Результат на лицо, это про наш случай. Его моментально всего перекосило, потому что его варево напоминало по вкусу помои, пахнувшие рыбой. Вот в таком положении и застал его Кот, пришедший со своим предложением:

– А не накатить ли нам по рюмашечке?

Бабуин с шумом вы прыснул содержимое изо рта и стал плеваться.

– Вот же! Срочно нужно продезинфицировать рот. – Наливая сто граммовую рюмку, засуетился Кот.

Влив содержание стопки в рот, Бабуин сначала долго полоскал ротовую полость, запрокинув голову, только после этого проглотил водку. Кот подал ему солёный огурец, тот откусил и расплылся в улыбке, промолвив:

– А всё не так уж плохо.

– А я чо говорю. – Подтвердил чрезмерно оживившийся Кот, медленно цедя водку из стопки, брезгливо выворачивая губы. Они не ели с самого утра, долго ехали на автобусе, затем также долго шли по карьеру, по лесу и по болоту. Поэтому Кот закусив огурцом с аппетитом набросился на кальмары, возопив:

– Кальмарчики! Это все равно что устрицы. Только для графьёв с. Надо понимать, деликатес.

Кот с жадностью стал набивать рот Кальмарами, вынимая их из банки. Когда же он стал их прожёвывать, его губы вновь стали постепенно, как-то уж странно брезгливо выворачиваться.

– Чо, как кальмары? – Ядовито спросил Бабуин.

– Ништяк. Перцу не хватает, да и соли тоже. – И Кот отставил банку с дарами моря, в сторону.

– Что так мало съел? Фабрика резиновых изделий выпускающая эту продукцию не устраивает? – Не унимался Бабуин.

– Почему мало, почти всю банку съел. Давай лучше накатим под закат.

Они выпили ещё по сто грамм. Выпитые двести грамм водки, только способствовали развитию звериного аппетита. Бабуин, интуитивно ведомый зовом предков, встал и пошёл бродить возле сосен, подымая шишки.

– Вот ведь все пустые, белка живёт на острове что ли?

– Да может и птицы поклевали. – Довольный, привалившись на дерево, промурлыкал Кот.

– Есть, целая! О! Шишечка! – Радостно сообщил Бабуин, выковыривая из шишки воздушные семечки.

– Слушай, ты как в анекдоте: – Ползёт, ползёт, съест шишку и снова ползёт. Кто это? Мересьев. Поганый анекдот придумали про нашего героя.

– И зачем я только пил? У меня теперь плачь голодного желудка. Смотрел музыкальную постановку Шекспира «Укрощение строптивой»?

– Правильно мыслишь! Нужно булькнуть ещё по сто! За пробуждение природы! Послушай чудесный голос леса! – Говорил восторженно Кот, наливая очередные сто грамм: – Эй Мересьев, прошу к столу.

– К столу? Ну ты садист. Живот бурчит и стонет так, что за него не слышно ничего. Кто там!? – Спросил Бабуин, беря наполненную рюмку.

– Сто грамм! – Радостно сообщил Кот. Они выпили и сидели молча, глядя на костёр. Вдруг Бабуин, как бы очнувшись, заговорил:

– Чудо! Я слышу! Это птицы! Самцы поют для самок многообразием голосов лесных. Послушай только какие трели, все это для избранницы единственной и так желанной…

– Да, избранницы бы нам не помешали.

– Слышишь? И только дятел всё стучит не думая о самках.

– Почему? – Удивлённо спросил Кот.

– Поверь мне, дятел хочет жрать. Помнишь в прошлом году ты на болоте подстрелил глухаря. Здоровый такой был, упитанный. В этом же самом котелке варил его ты. – И Бабуин ударил ногой котелок, из которого частично выплеснулось пойло. Мечтательно продолжил вспоминать: – Чего ещё надо? Было выпить, была только что общипана свежая птица. Не то что нынче, сплошные, не поворачивается язык, что бы сказать дары моря. Рыбный день какой-то. В общем этого глухаря осталось только сварить.

– Так я же и сварил. – Сказал Кот.

– И варил и варил, и варил и варил. Не дождались стали пить без закуси. А глухарь никак не вариться. Огонь сильный вода выкипает, добавляешь холодной воды. И опять варишь и варишь.

– Да капризные слишком, никто есть не стал. Подумаешь глухарь слегка не до варился. Мне больше досталось. Я его почти весь и обглодал. Падла жёсткий, старый наверно был.

– Да надо было чтоб вода не выкипала, хотя бы огонь регулировать, и за место крышки еловых лап положить что ли, сверху котелка.

– Да ладно, подумаешь слегка сыроват оказался.

– Ну ты его слегка и обглодал, а когда домой возвращались, как скунс обильно метил за собой дорогу.

Когда вернулся на стойбище Юрбин, то он увидел только угли догоревшего костра, и рядом арсенал пустых бутылок. Бабуин грустно бродил среди сосен, обнимая их со стенаниями:

– За брили меня во солдаты, солдатушки! Увезут на чужую сторонушку! Как же я там без вас сосны, сосенушки…

Рядом в сохранившейся с войны траншее, ползал на четвереньках Кот, как будто контуженный окопник. Кот полз в одну сторону, окоп заканчивался он упирался головой в землю. Соображал, затем разворачивался и полз в другую сторону. Не известно сколько бы он там ползал, если бы Юрбин не позвал его:

– Кот, я здесь! Иди на голос.

Кот перелез через бруствер и пошел в противоположную сторону к болоту.

– Куда ты на болото пошёл?

– Желаю пососать клюквы.

– Какая там ночью клюква?

Кот, все равно сначала должен был промочить ноги, затем они вернулись к палатке, где уже спал Бабуин.

Здоровый организм Кота, ночью избавился от кальмаров, путём очищения, изрыгая их. Кальмарчики были как свежие, только мелко порубленные. Кот лежавший с краю, интуитивно переполз через Юрбина, оставив его лежать рядом с блевотиной. Юрбину такая рокировка заведомо не понравилась, и он стянув одеяло, ушёл спать к костру, который нужно было вновь разжечь. Выползая из палатки, он увидел голодного енота, пришедшего поживиться возле стойбища людей. Вероятно он это делал не первый раз, но такой облом, у него вышел впервые. Сначала зверёк осторожно приблизился к котелку. Понюхав остатки супа фыркнул, забыв о его существовании двинулся к кальмарам. Пожевав их, выплюнул. Что характерно, когда кусал, его губы точно также брезгливо отворачивались как у Кота. Расстроенный енот покрутился ещё возле кальмаров, наконец помочился на них и удалился.

Утро встретило их бурным щебетанием птиц, и все эти птицы как будто щебетали у тебя в голове. Вставало над землёй светило, в палатку бодро впорхнул Юрбин. Он безуспешно пытался поднять наших любителей природы. Наконец из палатки выполз Кот и устремился к болоту, где краснела спелая клюква, зимовавшая под снегом. Бабуин тоже знал о лечебном свойстве клюквенного морса после пьянки, но его сил хватило доползти только до костра. Где он и страдал до двенадцати часов дня. Только тогда он неимоверной силой воли, заставил себя подняться и двинуться к дому. Бабуин трепетал как осиновый лист, каждой клеточкой человеческой сущности. Ему казалось, что пришёл конец, и он как патриот своей Родины, откосит от армии, посмертно. Знаете ли вы что такое жидкий стул? Ну если знаете, то представьте, что этот жидкий стул вам постоянно подкатывает к горлу. А вам нужно двигаться, перейти склизкие бревна переправы. Идти по болоту. Движение – это жизнь. Не одно живое существо, обладающее меньшим интеллектом в природе, раз отравившись, не притронется к отраве. Только не человек. Человек, звучит гордо! Именно в это заблуждение ввёл нас Максим Горький.

Ещё два месяца спустя. Военный состав, стоящий на перегонной станции, растянулся на столько, сколько могли охватить глаза. Солдаты ехали в теплушках, офицеры в пассажирском вагоне. Все остальное занимала погруженная на платформы техника. Дивизион ехал на учение в Казахстан. Ехали не с пустыми руками, что бы получить хорошую оценку от проверяющих, в соседней теплушке с солдатами ехали бараны. Бараны в смысле животные, то есть мзда. В офицерском вагоне также было немерено спирта и водки. Младший сержант Крокодил Гена, пришёл с подчинённым получать горячее питание.

– Чего так много? – Спросил он у повара, набивающего их полевые термоса.

– Бери, бери. Говорят, хрен его знает когда следующая остановка будет. – ответил тот.

– Не знаешь, сколько стоять будем?

– А кто ж их знает.

– Крестовский давай шевели батонками. Нам ещё топать через весь состав. – Закидывая себе термос с киселём за спину, сказал Крокодил своему подчинённому, здоровому парню, весившему килограммов сто.

– Да, товарищ сержант, без нас не уедут. – Сказал тот и сев на термос с кашей, стал перематывать портянки.

– Это почему же? – Спросил Крокодил Гена, закуривая.

– Так ведь у нас провиант весь, хлеб, каша, компот. – Тоже закуривая, во весь рот улыбался Крестовский.

– Да, тяжеловато нашим будет без еды. Давай бери термос и вперёд.

– Так точно! Я только по маленькому.

Наконец рядовой Крестовский появился из-за вагона и они двинулись к своей теплушке. Внезапно их эшелон дёрнулся, громыхнув вагонами и покатился вперёд, ускоряясь.

– Бежим! – Крикнул Крокодил и они побежали, с рядом плывущими платформами с техникой. Бежать мешали термоса и хлеб. Когда Крокодил понял что следующею платформу они уже не догоняют, потому что бегут вровень рядом идущей, скомандовал:

– Давай, забирайся на платформу!

И сам заскочил на ступеньку, взял хлеб из рук Крестовского, подал тому руку. Они стояли на краю платформы и смотрели, как все быстрее начинали мелькать рядом растущие кусты.

– Повезло! – Сказал Крестовский.

– Чего повезло? У меня там люди голодные.

– Нам повезло. Что мы голодными не останемся. – Радостно ответил Крестовский. Давайте завтракать, товарищ сержант.

– Давай. До нашей теплушки совсем ничего, как только тормознёт, рвём когти к нашим.

Они сидели ели кашу с мясом, запивали компотом, все это прикусывая белым хлебом. Крестовский все время излучал самодовольство сытой жизни.

– Чего ты всё лыбешься? – Спросил Крокодил.

– Хорошо. Если до завтра не остановиться, голодными не будем.

– Хорошо то, что если до завтра не остановимся, спать есть где. Заберёмся в кабины тягачей.

Состав гружёный военной техникой то мчался, то полз, целый день без остановок. Иной раз казалось вот, вот остановиться, ан нет, снова разгоняется. Эшелоны идущие в Казахстан на целину, или на учение, всегда идут всякими объездными путями.

Крокодила провожали в армию весело с размахом. Правда баянов не порвали, зато порвали не одну рубаху. И утром многие обнаружили, что света Божьего не видят, от избыточности гематом и опухоли на лице. Гена старался на совесть погулять, мало ли кто его знает, что там в армии будет. На призывной пункт, Крокодила доставили в качестве дров. Попал на службу он в славный новороссийский город Мариуполь, имевший кличку Жданов. Служил в небольшом дивизионе, ракетных войск. Ракетные войска считались элитными, поэтому горечь службы наш Гена не познал. У них в дивизионе повара даже были гражданские. Курсы сержантов Крокодил не кончал, младшего сержанта ему дали из-за занимаемой должности, ну и уж конечно как без неё природной смекалки. Служил, не тужил, два года клонились к завершению, на календаре июль начинался, а осенью уже домой.

Так служба и мчалась не заметно, как эшелон стремящийся на учение в котором он теперь следовал, шёл третьи суток, и всё без остановок. В теплушках не было туалета, и что бы сходить по маленькому и большому, на ходу открывали дверь, и с взявшись за прикреплённый автомобильный ремень, висели над убегающей снизу землёй с голым задом. Солдат легко мог сорваться и упасть, ведь у него не было страховки. Такие экстремальные технологии удобств, использовались в те времена, в советской армии. Ну армия здесь конечно ни причём, она лицо народа, даже тогда, если ты высовываешь из вагона голый зад. Так вот, рядовой Крестовский сыто посмеивался и даже глумился, сидя на краю платформы, когда бойцы его дивизиона зависали в такой позе, со спущенными штанами. На третий день бойцы из-за скромного приёма сухих пайков, зависать перестали. Также исчезла улыбка с сытого лица Крестовского. Он сжавшись, часами сидел не подвижно, глядя в одну точку.

– Ты что заболел? – Спросил его Крокодил.

– Нет. В туалет хочу.

– Сядь на краюшек и сходи в туалет.

– Я пробовал. Не могу, когда все движется.

– Вот нечего было радоваться, что сытый, а наши с голодухи дрищут. Смотри вроде поезд останавливается.

И действительно, поезд замедляя ход, наконец остановился.

– Давай шевели батонками, бежим к нашим. – И Крокодил спрыгнул с платформы, а за ним и Крестовский, не в меру сытно живший эти почти три дня пути. Крокодил видел как за ним летел спрыгнувший Крестовский, как его ноги в печатались в щебёнку, и как он сам остановился, но не остановилось его внутреннее содержание, вырвавшись помчалось по штанам, наполняя сапоги. Веселился не в меру, над людьми насмехался, в результате итог сам о……

Пару дней спустя. Состав загнали в тупик прямо в степи. Солдаты суетились под палящим солнцем, подтаскивая шпалы, что бы соорудить мостки, для спуска техники на землю.

– Товарищ прапорщик, срочно организуйте спуск моей машины. Мне срочно нужно ехать в Сары-Шаган, доложиться начальству. – Приказывал командир дивизиона, подполковник Щот.

– Как же нам его снять, мы только начали готовиться для спуска тягачей. – Озадачено спросил прапорщик.

– Как, как? Молча. Как водку пьете. Не просите, что бы вам в рот заливали. Всё сами, своими руками. Вот так и УАЗик командирский, снять своими руками.

– Есть снять своими руками! Прикажите исполнять?

– Уже приказал.

Рядом стоящий Крокодил Гена, случайно услышал знакомое слово «Сары-Шаган.» и что-то оно ему навеяло. Он стал думать где он слышал это слово, вспомнил: – У меня в Сары-Шагане, двоюродная сестра живёт. Он подошёл к подполковнику и отдал честь:

– Товарищ полковник, разрешите обратиться?

– Обращайтесь.

– Товарищ полковник, я слышал вы едите в Сары-Шаган.

– От кого слышал? Имена, фамилии, явки! Ха, ха, ха! Шучу.

– У меня там сестра живёт. – Сказав, Крокодил потупил взгляд, став рассматривать свои хромовые сапоги.

– Ухты ёханный бабай! Сапоги то хромовые! Непорядок. Командир дивизиона в яловых, а сержант в хромовых.

– Так у старшины сорок шестого размера не нашлось, кроме офицерских сапог.

– Смотри ка, и у меня сорок шестой. Давай меняться.

– Давайте. – И Крокодил присел что бы скинуть сапоги.

– Подожди. А ты что хотел со мной съездить в Сары-Шаган?

– Ну да, хотелось бы, только я сестру видел когда совсем маленький был. – Мялся Гена.

– Ладно. Поедешь со мной. По дороге сапоги и поменяем. – Проявил понимание подполковник.

– Разрешите, я со своими бойцами, враз машину на землю поставлю.

– Разрешаю.

Крокодил собрал своих подчинённых, и они забравшись на платформу облепили как муравьи командирскую машину, только что отсоединённую от транспортировочной проволоки. Машина облепленная солдатами-муравьями колыхнулась, приподнялась и тихонько поползла к краю платформы. С земли ее ухватили другие руки и она поплыла по воздуху. Другие солдаты спрыгивали с платформы на землю и сразу же подставляли свои руки под командирский УАЗик, который через пару минут уже стоял на земле, и за его рулём сидел водитель.

– Сержант садитесь! – Скомандовал командир, запрыгивая на переднее сидение. Не успел Крокодил усесться на заднее сидение, как машина с пробуксовкой рванула с мест, а помчалась по степной дороге, оставляя за собой столб пыли.

– Товарищ полковник, только я их адреса не знаю. Знаю что они работают в депо. – Смущённо заговорил Гена.

– Найдём, там только одно депо. – Деловито, как и положено командиру, ответил тот.

До «Сары-Шагана» было километров тридцать, но водитель быстро доставил их до места. Подполковник тоже не задержался, отметился у начальника полигона, получил инструкции и они заехали в депо.

– Товарищ полковник я фамилию сестры тоже не помню. – Скромно сказал Гена.

– Так. А звать как? Ну а в лицо-то хоть помнишь?

– Помню.

– Идём сразу в отдел кадров.

Они зашли в отдел кадров.

– Что вы хотели товарищ подполковник? – Обратился к ним плешивый начальник кадров.

– Говори. – Сказал деловито командир.

– У вас должны работать такая Люба и её муж Володя, у них ещё двое детей.

– Ну у нас Люб и Володь много. Как фамилия?

– Не помню.

– Как же я вам их найду?

– Да вы уж постарайтесь. Вы не смотрите что мы артиллеристы. Мы ракетчики. Спец отдел. – Напустил туману подполковник.

– Хорошо, я посмотрю всех Люб с Володями.

– Вот, правильно мыслите товарищ. Не может же каждая Люба выйти замуж именно за Володю.

Полковник оказался прав и им дали только два адреса. И они помчались к ближайшему. Машина взвизгнув тормозами остановилась. Подполковник и Крокодил вышли из машины и направились в частный дом.

– Ты это, сержант, стой за мной и поглядывай, твои родственники или нет. Если твои, дай знать. – Сказав, он позвонил в дверь. Дверь открыла молодая женщина.

– Здравствуйте. Комитет государственной безопасности. Проверка документов. – Ошарашил подполковник, растерявшуюся женщину, сам же украдкой посмотрел на Гену. Крокодил кивнул головой.

– Послушайте, а вы этого солдатика не знаете?

Та не понимая посмотрела на Гену, затем на командира Ничего не поняв ответила:

– Нет. Не знаю я никаких солдат.

– Люба! Это же я, Крокодил Гена, с янтарного берега Балтики.

– Гена? Ты же должен быть ещё маленьким!

– Простите его, что он так быстро вырос. Надеюсь это не главная причина того, что вы его не обнимаете. – Вмешался подполковник.

– Ой Гена! – И сестра повисла на шее Крокодила.

– Ну вот, наконец проснулся зов крови. Идентификация закончена, хорошо бы покинуть солнцепёк. – Сказал подполковник, вытирая хромовые сапоги, об коврик.

– Заходите! Заходите гости дорогие. Володя смотри кто к нам пришёл. – Засуетилась Люба, приглашая гостей в дом. Через минуту на пороге дома появился Муж Володя, который тут же растворился в знойном воздухе. Вернулся назад он через четыре минуты двенадцать секунд, и из его сетки с продуктами, торчали три бутылки водки.

Дорогих гостей встретил ломящийся стол, где было первое и второе, а так же разные закуски. Только сели за стол разлив рюмки за встречу, как противно зазвонил телефон. Володя разочарованно отставил рюмку, подойдя к телефону.

– Что? Прямо сейчас? Сколько у меня времени? – Разочарование на лице Володи, сменилось грустью. – Не повезло! Вызывают на работу в рейс.

Его стали срочно собирать, мужчины стали прощаться. На какой то момент Крокодилу показалось, что в доме играет похоронная музыка.

Наконец хозяин дома покинул их вместе с похоронной музыкой, но на столе остались все те же три бутылки водки.

– Ну что Любаша, за встречу! – Провозгласил подполковник, поднимая рюмку, и они дружно выпили, Любовь слегка пригубила. Дальше нахлынул солдатский аппетит.

– Кто знал ещё сегодня утром, что мы увидимся с тобой. Я слышу командир говорит «Сары-Шаган». – Откуда мне известно это название? – Думаю я. И вот тебя вспомнил.

– За перипетии судьбы. – Сказал старший по званию, поднимая рюмку.

– Следующий тост, предлагаю выпить за мою сестру. – После сказанного тоста, Крокодил полез целовать свою сестру. Странно, но от него не отставал и командир.

– Я вот тебя, Крокодил уважаю. За то, что ты полностью вывел у себя дедовщину. Конечно никакой дедовщины у меня в дивизионе и не было. Ну вот ты, все отшлифовал как надо. За это надо выпить.

– Товарищ полковник, а как мы вас уважаем. Вот за вашу справедливость.

– Уважаете?

– Да.

– За это надо выпить.

Четыре с половиной часа спустя. Водитель позвонил и убедил Любашу, что им пора уже возвращаться в часть. Жара и три бутылки сделали своё дело. Командир с Крокодилом спали сидя на диване, полностью отключившись от этого мира. Перед Любой и водителем, стояла не лёгкая задача, от транспортировать двух метрового командира до машины. Ну что делать? Надо так надо. Водитель взял командира под мышки, а худенькая Люба под коленки. Так и понесли с передышками. Зад командира скользил сначала по полу, потом стал стукался по ступенькам, а затем уже тормозил по асфальту. Командир морщился во сне, ему снилось будто он ребёнком скользит с горки прямо на заду. Глядь, а это не горка, а большая стиральная доска. Наконец его кое как вкатили на заднее сидение. Когда пробовали нести Крокодила он запротестовал:

– Я сам.

И действительно, двинулся сам на четвереньках. Его подхватили под руки, и он так же машинально передвигал ногами, наконец добравшись до машины. Возможно за стойкость, на прощание был расцелован сестрой, и отпущен с Богом.

Что бы добраться до их места дислокации, им нужно было проехать около десяти военных постов. На первом же посту проверяющие предъявили претензии, к внешнему виду наших военных.

– Водитель, что за наглость? Почему товарищ подполковник и младший сержант в жопу пьяные?

– Откуда мне знать? Я их таких везу от начальника полигона. – Сказал находчивый водитель.

– От начальника. Ну ладно, проезжайте.

Видимо никому не хотелось интересоваться у начальника полигона, почему от него едут пьяные в стельку. С такой легендой, были пройдены все посты.

Утром пути командира и младшего сержанта пересеклись возле большой палатки, устроенной под столовую. Внутри палатки слышался солдатский гомон, лязг посуды, и уж куда без них, солдатских шуточек. Подполковник и Крокодил Гена, имели мятые лица и походили на братьев близнецов, хотя один из них был намного старше и повыше другого.

– Ну что, не завтракаешь? – Спросил командир, глумливым голосом.

– Не хочется. Я чайку попил. – Угрюмо ответил Крокодил.

– Что сержант, хреновенько? – Наслаждаясь вопросом, не унимался Подполковник, который видимо уже успел с утра опохмелиться.

– Аха. До сих пор ещё пьяный.

– Как приехали помнишь? – В голосе командира послышался интерес.

– Ни хрена не помню. У меня и сейчас из-за жары башка дурная.

Из столовой вышел личный состав.

– Так, продолжаем обживать территорию! Пошлите людей на разгрузку баранов. Товарищ Прапорщик, у нас там есть что-нибудь?

– Как, конечно есть.

– Этому полтора стакана налить, в теплушку и что бы я его до вечера не видел.

Ещё утром в городе было душно, парило, затем налетела гроза, грянул гром, небо располосованное молниями потемнело как в сумерках. Наконец влага прорвала черные тучи, хлынув на землю одним сплошным потоком, наверно именно так начинался всемирный потоп. Дождь лил как из ведра и штормовой ветер не прекращался, пока не разодрал и не разметал по небу черные тучи. Хотя всюду и посветлело, но небо осталось затянутой серой мглой. Люди спешащие с работы радовались наступившей прохладе, ещё с утра было за тридцать, а к вечеру уже термометр показывал двдцать.

В фае дома культуры, перед доской объявления, где вывешивают рекламные плакаты спектаклей, выступлений, расписание разных кружков, стоял скопившейся народ. Их внимание привлекали висящие на стенде старинный пергамент, написанный кровью, в верхней его части « УСТАВ»

УСТАВ.

Израильский народ – богобоязненный народ. Пророки известили нам, о том что к нашему народу придёт Мессия, который спасёт нас от рабства и будет нашим царём. Бог прогневался на нас за то, что мы ничего не делаем для того, что бы встретить его. Каждый правоверный еврей, что ты обязан делать? Все возможное, что бы достойно встретить царя и Миссию израильского народа. Для этого каждый правоверный израильтянин должен знать и помнить следующее:

– Каждый правоверный еврей – божий человек, а остальные люди только носят название людей, но на самом деле – это необузданные, дикие животные. Но Бог из-за милости к нам, людям божьим, создал их в виде человека, что бы нам не было слишком противно видеть их. Имена этих человекообразных скотов – Гои.

– Наш Бог хочет, что бы мы приготовили ему путь для его прихода к нам. Это значит, что бы мы должны захватить власть над всеми народами в свои руки, над всеми государствами. Это значит что мы должны править гоями, а гои должны послушно выполнять все, что нам надо, под нашим руководством, как рабочий скот.

– Тот Которого распяли и Который хотел обмануть нас, что Он царь израильского народа и Мессия, Иисус Христос – лжец и обманщик и Он получил Своё. Но многие поверили Его обману, но они ошиблись. Помните, что Он не воскрес, ибо воскреснуть может только наш Бог. Из-за него гои нас ненавидят. Из-за него (Иисуса Христа) мы потеряли нашу родину и оказались в рабстве. Поэтому Он – наш враг. Все кто за Ним последует и последовал, – наши враги. Наш Мессия и царь Израиля придёт к нам. Он вернёт нам землю обетованную и освободит нас от рабства гоев. Мы будем у власти над гоями!

Но для того, что бы наш царь и Мессия пришёл к нам, нельзя сидеть сложа руки, мы должны приготовить ему путь для прихода к нам. Что же мы должны делать для этого?

Надо стереть с лица земли все, что напоминает об Иисусе Христе, что бы о Нем все забыли, бороться с Его последователями, потому что они наши враги. Разрушить гоевские государства. Делать это мы должны тайным образом, что бы наши враги не поняли того, что мы боремся с ними. Для этого мы должны прибегать к мудрым средствам: Хитрости, подлости, лицемерию, предательству, тайному насилию и непримиримости к гоям. Как мы должны это делать?

1. Надо постепенно входить в доверие к гоям. Как именно? Гои не способны думать глубоко, так как они чувственные животные. Тонкости политики они понять не в состоянии. Для того чтобы знать тонкости политики, надо быть призванными для политики. Для этого призваны мы.

Гои хотят удовлетворять свои чувства, а чувственное существо тонко и глубоко мыслить не может. Поэтому надо изучать традиции и нравы гоев и помогать им удовлетворять их чувства и эмоции. Когда они увидят, что мы помогаем им в этом, то они примут нас за своих друзей. Им нужно удовлетворение чувств. Вот на это надо обратить внимание.

2. Когда они будут упиваться удовлетворением своих чувств, то они совсем перестанут думать и захотят только удовлетворения своих чувств. Вот тогда то и будет начало достижения нашей цели. Они возненавидят своих царей, своих руководителей и церковников потому, что те стараются обуздывать их, не давая ему удовлетворять свои чувства и называя это развратом.

3. Развращение гоевских государств – ключ для достижения нашей цели. Средства для разврата известны – вино, увеселительные дома, зрелища, театры. При помощи разврата гоевских государств мы убаюкаем их и в это время возьмем в свои руки самое сильное для усыпления их медицину, доходы, торговлю. Таким образом, они будут делать то, что выгодно нам, и получая деньги от нас, будут послушны нашим интересам.

– При помощи этого самого сильного орудия направим толпу против их царей, руководителей и церковников. Новые «руководители» гоев восстанут против последователей Иисуса Христа потому, что не будет запрещать им развращаться. Мощным и организованным государством может быть только самодержавное государство. Государство без самодержавия – это не государство, а неорганизованная толпа – слепое стадо.

– Мы будем диктовать этому стаду свои интересы, и они будут выполнять то, что нам необходимо. Все это мы будем делать через своих послушных исполнителей, что бы гои не поняли, что это делаем мы.

– Разрушив гоевские государство, гоевскую религию и все то, что они называют своей культурой, мы заменим это тем, что выгодно нам для достижения окончательной цели. Этаким образом мы установим нашу власть над гоевскими государствами. Достигнув власти над гоями, все будет в наших руках, и тогда мы создадим самое мощное государство – государство Израиль.

Создав мощь Израиля, мы подготовим путь для царя и Миссии израильского народа. Все будет подчиняться нашему царю и Богу. Если для достижения нашей конечной цели будет необходимо пожертвовать частью еврейского народа, то перед этим останавливаться не надо, надо жертвовать его во имя великой цели. Для развращения гоев нам помогут наши женщины. Надо отдавать наших жен замуж за руководителей гоевских государств, чтобы они могли диктовать им то, что необходимо нам. Израильтяне, стремитесь к встрече нашего Мессии и царя Израиля, не останавливайтесь ни перед чем! Этот протокол должны изучить все чада Израиля и следовать так, как сказано здесь.

– Товарищи я как еврей протестую. Нет подтверждения подлинности этой информации. – Возмутился какой-то читатель.

– А причём здесь евреи, если какая-то кучка последователей фарисеев, решила господствовать над миром. Оглянитесь, кто правит миром, фамилии назвать.

– Не нужно фамилий и всё же товарищи… – Пытался настаивать сомневающийся..

– А что вы так возбудились, вы что считаете себя причастным к этой секте?

Зашедший в фае Борис Абрамович, остановился позади толпящихся. Он сразу узнал этот пожелтевший в веках пергамент. Пробившись через толпу, он стал снимать рукопись. В толпе возмутились:

– Почему снимаете? Мы тоже хотим дочитать!

– Спокойно товарищи! Кто видел, кто знает лицо, повесившее это на стенд? Вы видели? Может вы повесили? И вы не видели? Вы хотите быть свидетелем?

Толпящийся люд, потихоньку рассосался вокруг Участкового. Тот свернув пергамент в рулон, засунул его к себе во внутренний карман. Затем ровным шагом направился в актовый зал. На сцене уже собралась труппа, нам уже знакомых артистов. Валькирия объявила звонким голосом, затем стала читать нужный текст:

– Финальная сцена в склепе, Ромео и Джульетта:

И бремя рока с плеч усталых сброшу.

Любуйтесь ей в последний раз, глаза!

В последний раз ее обвейте, руки!

И губы, вы, преддверия души,

Запечатлейте долгим поцелуем

Бессрочным договором с небытием.

Рядом стояла Мерлин в шёлковой, розовой блузке и Жиган в футболке, с номером два на спине, который непрерывно ногами бил чечётку. Жиган повторял текст за Валькирией в своём понимании:

– На воле скину с плеч я лагерный бушлат.

В натуре не отвесть моргала!

Последний раз к тебе я грабки протяну!

Короче Джулька, Ромка ведь не жалкий фраер,

Засос прощальный для тебя.

Но прежде чем мне отравиться, тебя я стерву замочу! В натуре граф Парис продажный мент! Не может честный фраер быть с таким вот погонялом. – И Жиган запел подыгрывая на гитаре:

– И перо за это получи.

– А шо ты злишся ну чуточку тебе я изменила. С кем не бывает. – Обиженно произнесла Мерлин.

– Ты изменяла мне со всеми! И даже с этим Некрофилом! Копулетти твою мать, век воли не видать!

– Ты звал меня Ромео! – К Жигану подошла Стародворская.

– Твою ядрено мать, пора линять. И перо за это получи. – И Жиган ловким движением выхватил финку и порезал блузку на груди Похоти. Та в испуге визжа, повалилась на пол.

– Ну конечно своеобразный взгляд на Шекспира, конечно есть накал страстей, но не пойдёт. Не то. Артист попробуйте вы. – Вмешался Режиссёр.

Артист артистично улёгся на полу. Затем изобразил пробуждение, заговорил:

– О монах,

Где мой супруг? Я сознаю отлично,

Где быть должна. Я там и нахожусь.

Где ж мой Ромео?

– Стоп, стоп, стоп! Играешь ты Ромео, милый друг. Ты в склепе, вот лежит Джульетта. – Вновь вмешался Режиссёр.

– Милый друг? Ах если бы! Джульетта, правда душка граф Парис. Убить его я не смогу. И брат Тибальт был тоже душка.

– Да знаю я их всех. Давай скорей нажрися яду. – Прошептала Джульетта-Похоть.

– Фу как грубо. Твоя безграничная ненасытность, привела тебя к полной деградации духовного восприятия красоты. Видимо Патологоанатом так задушил тебя в объятьях страстных, что твоё тело пришлось Жигану оживлять, но часть мозгов твоих к большому счастью, реанимировать не удалось.

– У всех есть слабости. – Тихо сказал Патологоанатом.

– Артист пожалуй прав. Роль Джульетты ему больше подойдёт. А кто у нас Ромео? Ну вот хотя бы ты Патологоанатом.

– За что мессир? – Испуганно простонал Артист.

– Ну что? Джульетта по сценарию умрёт и так. Мессир позвольте девушку. Я не смогу целовать этого мёртвого извращенца. – Виновато обратился к Режиссёру Оборотень.

– Позвольте! Я не извращенец, я такой родился! – Забыв про страх возмутился Артист.

– Кому ты лепишь, труженик тыла? Пролезли во все щели, профессий бабских нахватали, стилисты, дизайнеры, визажисты, кутерьё – твоё, моё. Я педикам бы всем назначил принудительное лечение, каждый день на полторы смены в шахту. И никаких там слесарей, в забой бурить в ручную, или на проходку. Теперь слушай сюда «заддавала», берёшь лопату и бегом на улицу. Копаешь яму два на два и в глубину на два метра, за два часа. Если не успеешь, я тебя в этой яме и закопаю, как дважды два. Время пошло. – В голосе Патологоанатома не слышалось сожаления.

– Артист как-то сразу проникся в тему и убежал. Ни слишком ты к нему суров Ромео. Ну что же, на роль Джульетты попробую я вас, коль вы всех ближе к нам стоите. – Обратился Режиссёр к Стародворской.

Как только стала известна Джульетта, в руку Оборотня кто-то сразу всунул капроновые колготки, ещё таящие тепло женского тела. Рефлекс Патологоанатома поражал воображение, не кто даже не понял, как колготки сдавливали горло у Джульетты.

– Как быстротечен и непредсказуем этот женский антураж. Совсем ещё недавно эти колготки сдавливали совсем другие округлости, а губы их хозяйки источали лесть, в твою Джульетта честь. И вот теперь я вижу как синеют губы у тебя. – Говорил всё это Патологоанатом, как бы в глубокой задумчивости.

– Немного боли мне не повредит. – С каким-то упоительным наслаждением, выдохнула Стародворская. Оборотень сдавил сильней.

– Спасите! – Сдавленно, прошептала Джульетта-Стародворская, краснея у всех на глазах. Она пыталась руками ослабить удавку. Но Оборотень действовал профессионально, Как только глаза его жертвы начинали закатываться, он ослаблял свою хватку, и только Джульетта вдыхала пол глоточка воздуха, колготки вновь сдавливали горло. Жуткий страх охватил окружающих, заворожённо наблюдающих эту пытку. Наконец лицо Стародворской распухло и стало синеть.

– А ты похожа на неё, мою русалку, первую любовь. Я встретил в озере её. Она была такой красивой. Такою тихой и холодной в одинокой гордости своей. Я так её всегда согреть стремился, прижавшись к её телу, распухшему от холода в воде. О как красиво парили волосы её под водной гладью, где зелень водорослей в них венком вплелась. Мы так встречались с нею две недели, то были две недели в упоении счастливом. Как я страдал, когда её на берег вытащили рыбаки. Я знаю что она меня ждала. Я тайно ночью в мог её забрался, чтоб с ней проститься, моей русалкой одинокой. Согреть её в последний раз, пока её зароют в землю. – Все это говорил Патологоанатом, как будто бредил в забытьи.

– А говорят до встречи с ним, она была жива и очень говорлива. – Кто-то тихо прошептал, из стоящих на сцене.

– Теперь ты так похожа на неё Точно такое же лиловое распухшее лицо, как будто бы хранящее обиду, с той разницей, что на твоём не вижу я пиявок. Припрячу я тебя в укромном месте. Чтоб была ты с душком моя Джульетта, и после трупным ядом отравлюсь я сам. – И Патологоанатом стал облизывать искажённое лицо Джульетты.

– Стоп! Стоп я сказал Отелло хренов! Русалки, что мы ставим Гоголя? Что-то вы всё перепутали. Правдоподобно, но не то! Где Артист? Он что как Гамлет гадский могилу роет: – «Бедняга Йорик!» – В тот момент пока говорил Режиссёр, в зал вошёл громадный поп в рясе. На его шее болтался железный-наперсный крест. Поп по своим внешним параметрам, пожалуй не уступал Товароведу. Только у него была пышная борода и длинные волосы сзади перехваченные резинкой.

– Изыди бесы! – Пробасил он, как вихрь врываясь на сцену. От этого порыва, многих присутствующих охватил трепет.

– Старец ты! – Удивлённо подняв бровь, произнёс Барон.

– Барон Прусакович! Ну как же. – И Старец припал к груди Полковника.

– Ты здесь, и это мне не по душе. – Сказал Барон каким-то мёртвым голосом.

– Аллилуйя рок ин рол! Призван для усиления музыкалки. – И поп достал из чехла электрогитару, до этого висящую у него на спине. Оглядевшись спросил:

– Где здесь можно за питаться?

– В буфете! Нам всем давно уж не мешало за питаться в нем. – Сказал Товаровед.

– Чуешь чем пахнет? – И старец поднёс свой кулак, одетый в перчатку без пальцев, к лицу Товароведа.

– Салом отче. – Ответил тот и с яростным аппетитом вцепился в руку Старца. Оторвав клок кожаной перчатки, стал с наслаждением его жевать.

– У кашалот, руку мне прокусил. – Восхищённо сказал поп. Затем он повалился в ноги Режиссёру:

– Благослови отче!

– Бог благословляет! – Ответил Режиссёр. И продолжил: – Разрешите представить, Старец, он же Расстрига, и он Поп музыкант.

На сцене все засуетились и через пять минут, был уже организован вокально инструментальный ансамбль. Где Расстрига играл на бас гитаре, Жиган на ритм гитаре, на соло гитаре играл Режиссёр, Товаровед на аккордеоне, Ирина Султановна и Авдотья Филипповна на скрипках и на ударных Звездочёт.

– Гот мит унц! – Пробасил Расстрига.

– Да! – В едином порыве закричали все вокруг.

– Рок опера «Иисус Христос супер стар». Я исполню вам мою любимую арию Иуды.

Когда Режиссёр закончил вокал, к нему подошёл Борис Абрамович, и вытащив из кармана старинный пергамент, тряхнув, развернул его перед ним.

– Это было повешено в фае для всеобщего обозрения. – Сказал он.

Из-за тёмных не проницаемых очков, ничего нельзя было понять по лицу Режиссёра. Только он молча покинул сцену. За ним засеменил Звездочёт, на своих татарских кривых ножках. Через некоторое время, Шаман ошалело выскочил на сцену и прокричал:

– Военный сбор! Построение на сцене! Готовность через пять минут! Всем понятно?

Все стремглав бросились в рассыпную.

Наконец на сцену вышел Режиссёр, в парадном мундире советской армии с позолотой и лампасах. На нем были маршальские погоны и жезл генералиссимуса. Он сверлящим взглядом пристально обвёл окружающих и словно рыкающий лев, заговорил дьявольским басом:

– О, Россия – страна воров! Как можешь ты рождать святых!? Я ненавижу эту землю! Это мой мир, я царь и бог здесь! Россия, сколько раз тебя гасил я словно в пепельнице сигарету, но ты свечою разгоралась! И сколько я слоняюсь здесь среди балтийских волн на периферии, хочу пройти и не могу, Печорских старцев молитвы непреодолимою стеной, мне преграждают путь. Мне не пройти. Да что мне делать с народом этим и землёй? Я истребил Святую Церковь, и сотни тысяч только духовенства, казалось всё, вот, вот уж, задул я пламя веры Православной, остались обгорелые лишь угли. Но эти угли так зажглись и засияли, что искры их вот вот зажгут вновь верою сердца, ведь снова в воздухе таиться этот яд, благоуханья Святой веры, и совесть бродит повсеместно. Я день за днём корпел века, да что века, тысячелетия! Проклятая земля, и даже воздух здесь насыщен благостью, что травит бесов словно ладан. И вот Иудушка любимый мой герой, родился среди нас! Иудушка покайся приди к папе! – Последняя фраза была произнесена в таких низких частотах, что стоящая в начале строя, в отлично подогнанной форме связистки, рядовая Тинна, присела и закрыла уши, демонстрируя свои красивые коленки.

– Наконец! Тебя вижу молчащей! Боец! – Прорычал ей Режиссёр.

Рядом стояла Иллюзия, или Иллюзионист, потому что нельзя было понять по внешнему виду. Она была в брюках и походила на новобранца, если бы на её погонах не было бы ефрейторских лычек, а на ней так прекрасно подогнанный мундир.

– Иллюзия – ты ложь – ты дочь моя!

– Отец я тоже вас люблю как прежде. – Ответила Иллюзия не поднимая глаз.

– Товарищ младший сержант Оксана, что притихла? Что не срывается из уст твоих насмешки, клевета?

– Пред вами я как будто на духу, и как на исповеди клеветать не смею, что с ролью светской львицы, мне помогает справиться свободной женщины натура. Что раньше было былью, стало явью. Что раньше было блядью, стало свободной женщиной. Я честь готова отдавать вам, день и ночь, и даже вместе с Кама сутрой в купе. – Оксана вышла из строя на два шага, отдала честь и развернувшись вернулась на место. На ней сидела форма словно у неё портной был сам Вячеслав Зайцев.

– Здравия желаю товарищ Главнокомандующий! Ура! Ура! Ура! – Старательно кричал Товаровед, подошедшему к нему Режиссёру.

– Чего кричишь болван.

– Рад стараться! До здравствует победа! Ура! Ура! Ура!

– Какая победа, сержант?

– Ни могу знать, товарищ главнокомандующий! Я по снабжению, я тыловик.

– Ах тыловик! Тогда Кругом! Вот по тылам тебе! – И Режиссёр залепил ему ногой под зад.

– Да здравствует генералиссимус! Ура! Ура! Ура! – Стоя спиной к Режиссёру орал Товаровед.

– Кругом! Ты что орёшь?

– От радости наверно. В нем бычий цепень ростом с анаконду, возможно дав под зад, его вы оглушили. Теперь в два горла жрать не просит. Своим пинком под зад, вы осчастливили его, притихли сластолюбие с чревоугодием совместно. – Сказал Жиган невидимый из-за Авдотьи Филипповны.

– Разговорчики в строю!

– Старший, сержант, Авдотья, Филипповна. Для вас Авдотья, просто.

– Авдотья. Плохо. Все ленишься унывая. Где результат!?

– У других не лучше. – Произнесла Авдотья и у неё задрожали от обиды губы.

– А кто это у нас тут спрятался за телесами Филипповны!?

– Старшина Жорж Милославский. – Отрапортовал Жиган.

– Какой такой ещё Милославский!?

– Тот самый из кино, что обнёс хату Шпака. Ассоциативно абстрагируясь идентичностью образа киногероя, с моим индивидуумом, процесс моего мышления зиждиться на глобальном учении марксизма-ленинизма, в частности на изречении – экспроприировать экспроприаторов. Так вот сущность ….

– Скотина. – Рявкнул Режиссёр, махнув рукой и его голос утратил рёв.

– Прапорщик Валькирия Ивановна. – Отрапортовала жена Товароведа, одетая в полинялую и заштопанную форму ВДВ.

– Что скупость не щемит, нутро не тянет? Пошила новую себе хотя бы юбку.

– Спасибо не щемит не тянет, не жалуюся на здоровье. На форму просто денег жалко.

– Режиссёр поморщился и подошёл к Участковому, произнеся:

– Старший прапорщик Борис Абрамыч! Вот вам скажу пример. Хоть вас зовут и лихоимцем, и даже присвоителем чужого, я верю вам, вы нас не подведёте. А?

– Так точно, уж не подведу. – Проблеял Участковый.

– Ну что ж глядите. Отныне вы заведуете общаком.

– Рад стараться! – Прокричал Участковый, весь светясь и его глаза излучали далеко идущие планы.

– Младший лейтенант Алиева, военный следователь.

– Ирина Султановна к вам претензий нет. Хоть вы неправедно и засудили многих, из личной неприязни и корысти, но главного не упустили в службе.

– Рада стараться.

– Лейтенант Синичкина! – Отрапортовала Катя и на её глазах навернулись слезы.

– Сколько лет то тебе лейтенант Синичкина?

– Шестнадцать по легенде. – Тихо ответила Катя, ели-ели сдерживая слезы.

– Ну чего губы надула?

– Губы это не живот. – Послышался голос Оксаны.

– Я так старалась. А вы меня не похвалили. – Сказала Катя, дрожащими губами и шмыгая носом.

– Зависть, имеет разрушающею силу на своём пути, когда стремиться к цели. Не распускай сопли Синичкина! Ставлю тебе четвёрку.

– Правда! Да я за партию готова, продать отца и мать! – Екатерина на шаг вышла из строя, глядя снизу на величину Генералиссимуса, и в её засветившихся глазах, слезы сверкнули бриллиантами.

– Синичкина пять, встань в строй опять! Вот они Павлики Морозовы – Иудушки – герои нашего времени.

– Старший лейтенант Прусак. Готов сменить мундир парадный, что бы в окопах ползать перед вашей славой. Всего лишь офицер я, ходы мои всегда в диагонали, как повезёт, завишу я от случая, то белых клеток полосу, то чёрная наступит полоса. А вы же ферзь, вам все ходы подвластны. Так разве виноват в том офицер, что он ферзи, гораздо ниже достоинством своим.

– Отставить! И не продолжайте! Я знаю вас, вы гордостью самолюбивой тщеславие моё зовётесь! Вы вне сомнения лучший, хотелось наказать бы вас, но как могу бороться, я сам с самим собой.

– Капитан НКВД в отставке! Пенсионер.

– Какой же вы в отставке? Да в вас ещё играет кровь и желваки на скулах. Есть порох пока в пороховницах, песок то сыпать подожди. Ну как, готов ещё мне послужить?

– Да я за вас порву любого! Забью замучаю и уничтожу! Зубами загрызу, порву мошонку этими руками! Сломаю пальцы на руках и на ногах! Все зубы плоскогубцами по вырву! Порву им зад кровавою звездою … – В ярости весь сотрясаясь и брызгая слюной, Пенсионер замолчал, так как Генералиссимус уткнул его лицо в свою грудь.

– Ну ладно верю. Будя, будя.

– Майор армии соединённых штатов Америки, Абрахам Массон. Жил на востоке принял ислам, вернувшись в Америку вступил в разные секты, и теперь я сторонник экуменизма и член ложи.

– Член ложи Артиста. – Засмеялась Анфиса.

– Подполковник медицинских войск Патологоанатом. Гинеколог – Оборотень.

– Почему же Оборотень?

– Зачем нужна война с Россией, когда за деньги Родины, мы убиваем каждый год помногу миллионов не рождённых. Выходит мы оружие врагов, то есть оборотни. С прискорбием сообщаю я убийца.

– Полковник Спец службы Звездочёт! Шаман, маг, чародей.

– Генерал майор Мерлин. Начальник отдела обслуживания войск. – Все это томным голосом произнесла Похоть, сделав шаг вперёд. Сзади к ней подбежал Жиган и поставил включённый вентилятор к её ногам. Дальше произошла не увядающая классическая сцена, поднятия подола при помощи воздушных масс.

– Вице адмирал Анфиса.

На Анфисе действительно был морской китель вице Адмирала, что соответствовало генерал лейтенанту. Её волосы были заправлены в под адмиральскую фуражку, только на ней напрочь отсутствовала юбка.

– Почему без юбки?

– Так была же команда готовность номер один! Как море для моряка, прелюбодеяние моя стихия. Хотелось в полной форме, для этого и надо быть без формы.

– Генерал полковник воздушно десантных войск Артист, но для моих крылатых героев парашютистов, можно просто Марина. Десантники это так романтично, голубые береты, голубые тельняшки и кругом мужские сильные руки.

– Генерал армии по политической части и подрывной работе с врагами, Расстрига.

– Отступничество от веры и ересь твой конёк. – Положив руку на погон попу, с пониманием дела произнёс Режиссёр.

– Кто мне судья? Где я, и где они!

– Маршал советского союза Стародворская! Вокруг меня одни лишь черви, я их давлю, давлю ногами. Но к сожалению их так много развелось, гораздо больше нас. Ах если было бы возможно, мне ступни вырастить сорок последнего размера, что бы давить за раз побольше червяков.

– Какое удивительное не милосердие! – Сказав, Генералиссимус подошёл к ней и поцеловал в засос. – С трудом оторвавшись от присосавшейся к нему большой пиявки, он пророкотал: – Все свободны, а вас Маршал я попрошу остаться.

– Мне остаться? – Счастливо задышала Стародворская.

– Вам. И ещё, по случаю ЧП, попрошу остаться Расстригу, Звездочёта и Барона.

На опустевшей сцене стояла Стародворская, в маршальском кителе. Режиссёр сидевший в первом ряду, в окружении Расстриги, Звездочёта и Барона, спросил тихо и ласково:

– Как так получилось, что деньги и документы доверенные вам, пропали?

– Я не знаю! Клянусь мессир, ключ был всегда со мной! Мой господин средь нас Иуда! Найти, и эту тварь продажную порвать на части!

– Ну что вы милая, с предателями так нельзя. – Ласково сказал Режиссёр.

– Да как же так нельзя, он нас подставил! – Возмутился Звездочёт.

– Предательство, нужно растить, лелеять, взращивая осторожно, что бы свои ростки предательства, предатель смог бы оправдать. А если можно оправдать, так это вовсе не предательство, и ты уже борец с системой, а может даже жертва той системы. Предательство – искусство, словно бреющий полет, над станом вражеским. Возьмите вот хотя бы писателя Резуна, что взял себе отличный псевдоним «Суворов».

– О, я его отлично знаю. – Сказал Полковник, сидящий в погонах старшего лейтенанта.

– Ещё бы вам его не знать. Возьмите вы его произведение «Аквариум». Пошёл служить он в главное разведывательное управление за тем, что бы звезды хватать с небес, и сразу на погоны. А когда служба за границей, по вербовке иностранцев оказалась не посильной и опасной, перебежал на сторону врага. Ну что ж не справился бывает. Мог бы тихо и спокойно на Родине бы дослужить. Ан нет! Для победителя покой не нужен. Предал, и снова на коне, служи теперь другим спецслужбам. Секреты кончились, которые продать ты можешь, тогда пиши, заказчики твои оплатят все с полна. Ты снова в славе, ты писатель. И будет время, когда предателю за книги, платить валютой будут им же преданные люди. – Вещал Режиссёр.

– Сознайтесь душечка, и будет вам не больно! – Пробасил Расстрига.

– Признаюсь, что для этого ЧП я вызвал Старца. Поверьте лучше вам сознаться, что б не узнать Расстригеного Экзорцизма.

– О Вельзевул! Не виновата я!

Режиссёр откашлявшись, сказал:

– Тогда прошу в кулису.

Стародворская покорно пошла за кулису, во мрак. Извинившись перед оставшимися, за кулисой исчез и Режиссёр. За тем Барон и Звездочёт извинившись, исчезли тоже за кулисой, оставив в зале одного Расстригу. Поп музыкант прислушался к шороху

из-за кулисы. И до него донёсся слабый голос Стародворской:

– Мой князь, скорей приди ко мне, нашлёпайте свою служанку.

Сразу после призыва послышались хаотичные удары и затрещины, и наконец падения тела.

– Что разлеглась, раскинув ливер. Чай не в мясной ты лавке на прилавке. – Это через некоторое время, после падения тела, послышался голос Режиссёра. Какой-то глухой удар как по матрасу, видимо привёл в себя лежачие на полу тело и послышался голос Стародворской:

– Ой! Ещё мессир! Я виновата! Ой! – Послышался удар и вновь падение тела. Кода на своё кресло уселся вернувшийся Режиссёр, Барон и Звездочёт уже сидели на своих местах и невинно смотрели в непроницаемые очки Генералиссимуса.

– Что-то долго отсутствует наш маршал. Непорядок. Пойду проверю. – И Расстрига скрылся за кулисой.

– Во имя Отца и Сына и Святого Духа! Аминь! Целуй крест овца заблудшая!

Находящиеся в зале, минут пять слышали утробные стоны. А когда Старец вывел на сцену маршала Советского Союза, все невольно вздрогнули от её вида. Лицо у неё было заплывшее синевой, а губы были обожжены так, будто она только что гладила белье, и в интервалах между глажкой, старательно целовала утюг.

– Вы что уже начали отчиткой заниматься? – Испуганно спросил Звездочёт.

– С чего вы взяли? Так, для начала дал ей крест поцеловать. – Ответил Старец. Он блаженно развалился на сидении, выпячивая свой живот. Рядом также выпячивая живот сидела развалившись Стародворская, только было видно, что она мало что соображает, а тем более видит.

– Ух, ты лохнесское чудовище моё. Мы сегодня с тобой ещё разок займёмся, Экзорцизмом.

– Товарищи, вы меня понимаете? О том где хранятся наши сбережения, знали только вы трое. Если даже вы и не говорили об этом никому, это не значит, что вы были предельно осторожны, раз вас могли подслушать. Порядок знаете. – Бесстрастным голосом сообщил Режиссёр.

– Да мессир! Делайте со мной что хотите, только не отдавайте меня этому зверю. – И Звездочёт показал лысой своей головой, в сторону Расстриги.

– Да ты не знаешь кто здесь зверь на самом деле. И за язык тебя я не тянул. Прошу в кулису. – Тихо улыбаясь, промолвил Режиссёр. Из-за кулисы Звездочёт вышел уже горбатым на всегда. Далее за кулисой скрылись Режиссёр с Бароном. Звездочёт со Стародворской не реагировали ни на что, а Расстрига всё прислушивался. Наконец за кулисами раздался резкий удар с эхом. И через некоторое время, на сцене вновь появилась парочка, только теперь они шли как-то очень уж осторожно, придерживая друг друга. Когда они расселись на свои места, Расстрига заметил зарождающийся синяк под глазом Прусака, а у Режиссёра было разбито одно стекло в очках, и через трещину он видел красный страшный глаз.

– Мессир. – Все что только смог сказать Старец.

– Не бей по гордости своей, она тщеславием самолюбиво с рикошетит. – Поглаживая распухающий глаз, ответил Режиссёр.

Где-то около месяца спустя, в степях Казахстана стояли два состава, дожидаясь пока пройдёт скорый поезд. Один эшелон был с военной техникой, возвращавшийся домой с учений, другой с белыми цистернами, наполненными молдавским вином. К Крокодилу Гене, лежащему в теплушке на матрасе, подскочили запыхавшиеся два бойца-молдаванина и затараторили на перебой:

– Товарищ сержант. Мы там земляков встретили, сопровождающих. Они вагоны с вином сопровождают. Мы с ними разговорились, они сказали, что нам вина дадут.

При слове: – «вина дадут» – Крокодил подскочив, сел, уставившись в деревянный антураж Сталыпенского вагона, совокупность предметов окружающей среды, обстановки:

– Сколько?

– Не знаем. Сказали сколько хотим.

– Так, быстро хватайте канистры и дуйте к ним. Я сейчас ещё бойцов организую.

Солдаты долго бегали таская канистры с вином, пока совсем не осталось пустых ёмкостей.

Прапорщик заметив суету между вагонами, подошел к Крокодилу:

– Я видел твои бойцы с канистрами бегали. Что таскали, вино?

– Какое вино? Откуда?

– Ну хорошо! Не хочешь по хорошему, я сейчас с офицерской проверкой к вам нагряну. – И прапорщик быстро исчез. Сержант Гена тоже бросился бегом к своим подчиненным.

– Атас! Прапор пронюхал, что мы вино таскали. Сейчас наябедничает руководству и те с придут с проверкой.

– Чо делать? – полетели со всех сторон голоса.

– Что делать? Прятать. Так, мне служить осталось совсем ничего, ну если вино найдут, вы до моего дембеля не доживете.

Пришедшая офицерская проверка не выявила ничего. Однако солдаты ехали пьяные до самого Мариуполя, и как офицеры ни искали вино, так найти его не смогли. Только уже когда прибыли в Жданов и стали разгружаться, то было отмечено, что почти вся техника стоит без воды.

– Ах ты еханный бабай! Вон куда они вино спрятали. Воду слили с радиаторов, а вино туда залили. – Сказал догадавшийся подполковник Шот.

Красивый и старинный город Рига. Но пока за четыре месяца службы, Бабуин мало что видел в этом городе. Службу нёс Бабуин в «Ворошиловских казармах». Это был небольшой военный городок, состоящий из казарм, гостиниц, складов и автомобильных ангаров. На территории городка располагался гарнизон, состоящий из автомобильного батальона, учебки химических войск, роты связи, спортивной роты и ансамбля песни и пляски прибалтийского военного округа. Брат Бабуина имея средне техническое образование попал в учебку, а он сам осчастливлен был авто батом. Три месяца Бабуин находился в так называемом карантине. Это когда новобранцев держат отдельно от старослужащих. Служба началась с работы, работой и закончится до демобилизации. В свободное от работы время, строевая и спортивная подготовка. Любимым занятие в воспитание молодых бойцов, были многокилометровые марши в защитных резиновых комбинезонах и противогазах. Лето выдалось жаркое, и после таких пробежек, внутри защитного комплекта становилась баня, а в противогазе в стёклах стояла вода. Поразительно то, что химики базирующиеся рядом, не осваивали так досконально ОЗК – общевойсковой защитный комплект, как наши водители. Через три месяца таких пробежек, у Бабуина появилось смутное ощущение, что у него стали расти уши. Причём здесь уши спросите вы? Притом, когда ты бегаешь как заяц, должны расти уши. Прошло время, закончились подготовительных три месяца и Бабуин попал во вторую роту. Тут-то он попался крепко. По натуре он кот, который гуляет сам по себе, должен был приобщиться к батальонным традициям, к дедовству. А тут ещё командир роты старший лейтенант Чуваев, хреновый психолог, но решительный командир, решил его осчастливить, сделать ротным диспетчером. Были же на эту должность наверно желающие. Как говаривал командир: – Сказал люминий, значит люминий. И теперь наш молодой боец должен был ездить в рейсы и на работу, ходить в наряды и уже в свободное время, заниматься каждодневным выписыванием путёвок и списыванию горюче смазочных материалов. И это прекрасно скажу я вам, если бы не дедовство. Здесь в авто бате, дедовство было доведено до совершенства. Вчера к Бабуину подошёл старослужащий литовец и бросив робу на табуретку, сказал:

– Постирай.

Бабуин смотрел на засаленную робу и думал: – Вот оно ХБ, хлопчатобумажная солдатская форма, возьми её и постирай. Десять минут унижения и всю ночь сна. А ведь я не спал практически уже целый месяц. Все салаги стирают, чем ты лучше их? – Отупевший в конец без сна Бабуин, взял засаленное ХБ и поплёлся в умывальню. Бросил одежду на пол и стал поливать её водой из шланга. Затем её надо было намылить и стирать жёсткой половой щёткой. Но до этого не дошло, Бабуин неожиданно очнулся. Плюнул и оставив мокрую ХБ лежать на полу, ушёл. Вы думаете у других салаг кишка тонка была? Поверьте прослужившему с ними два года Бабуину, здесь были настоящие мужики, только не учёные. А точнее сказать учёные более старшими военнослужащими, которых было много и которые скопом наваливались, учили, убеждали и требовали, подчинения, потому что так положено. Раз ты салага, то должен делать всю чёрную работу, да ещё и обслуживать дедов. Коммунисты прогнали через лагеря треть населения союза, и наконец лагерные плоды пришли и в армию. Какая страна, такая и армия. Все очень просто, не найдя по утру выстиранного и высохшего ХБ, дед пришёл к Бабуину:

– Где ХБ? – Спросил он.

– Там в туалете. – Ответил скромно Бабуин.

И представляете, что дед увидел придя в умывальное отделение, рядом с толчками на полу, чуть ли не обо санное лежит мокрая его одежда. А ему требуется выехать в город, и водитель должен выглядеть чисто и опрятно. Конечно он мог не удержаться и дать по физиономии салаге. Но не стал, зачем? Если салага не слушается «дедов», то достаточно подойти к заместителю командира взвода и пожаловаться ему, на не послушное поведение салаги. А все заместители командиров взводов, такие же «деды», только в сержантских погонах. И вот наш дурень драит туалет, моет лестницы с мылом. Сутки в наряде, с девятнадцати ноль ноль, до девятнадцати ноль ноль. А затем приходит другая смена, где есть дед, который не принимает наряд, и салага сдаёт наряд до следующего утра, работая всю ночь. Утром если повезёт, в город на работу, и вечером опять в наряд. И так для Бабуина будет длиться до года службы, пока он не станет «черпаком». С этого момента служба кардинально меняется. А сейчас, как сказала одна модница – наряды, наряды, наряды, и глубокий здоровый сон. Иной раз за сутки придётся поспать минут пять десять, но зато как сел или лёг, сразу от рубился. Где сел там и уснул. Армия не для маменькиных сыночков. В каждом призыве были такие, которые либо резали вены, либо убегали из части. Так что Бабуин теперь драил туалет и вспоминал историю о печальной любви, рассказанную Васькой из Пскова. Василий отслужил уже год и оказался мастером на все руки. Поэтому ему ротный командир пообещал отпуск, если он вернёт к жизни старый ЗиЛ 157. Ну и Бабуин помогал ему пару дней, кое чему научившись. Там присел, там прилёг, в баню попал, учение, в город взяли на работу, и ты по настоящему начинаешь ценить мелкие радости этой жизни.