Читать книгу Потерянные под соснами - Владимир Олегович Шалев - Страница 6

На улице вечерело. Обернувшись, Элея увидела двор: детская площадка, заключённая в кольцо асфальтовой автомобильной дороги; блекло-радужные скамейки у каждого подъезда, на всех, без исключения, ощущался след времени – жалкие дощечки едва держались, а многие, чаще всего крайние, были надломлены тяжёлыми человеческими телами; гуляющий мусор закручивался в маленькие вихри и задерживался лишь на редких кустарниках, заменяющих в здешних дворах деревья.

Таков был двор этого дома. Но Элея смотрела только на скамейки. Они с Дафнисом часто сидели на них, о чём-то говорили, были вместе.

Элея переехала в квартиру к Дафнису, когда ей ещё не было восемнадцати, и родители горячо отреагировали на такой поступок. Она буквально сбежала и спряталась у Дафниса на несколько месяцев, до своего долгожданного дня рождения. Словно принцесса в башне, только в башню она утаилась по собственной воле. Впоследствии Элея восстановила отношения с родными, чему главным образом поспособствовала болезнь Тараса, её отца. Пролежав четверть года в больнице и сильно ослабев, деспотичный отец потерял патриархальную хватку и стал немощным.

Элея жила у Дафниса, но стала по чуть-чуть навещать родителей. Это давалось с трудом, зато её действия мотивировала вина перед матерью, внушаемая дочке с самого рождения. А то, что Тарас какое-то время был в полулежащем состоянии и полностью зависел от жены, докручивало мысли Элеи до предела. Она страдала, но всё-таки не возвращалась обратно. Как потом думала: держалась за собственные фантазии.

До зимы жизнь Дафниса и Элеи была похожа на воду в бойлере – постоянно то закипала, то остывала, при этом никогда не вырываясь из этого бойлера. Но последние полгода разительно отличались от всего предыдущего. Отношения Дафниса и Элеи складывались стабильно. И, как это бывает, такая стабильность привела к разрушительной буре, к огненному шторму. Всё накопившиеся за зиму, всё недосказанное и закопанное глубоко в сугробы, вскрылось и взорвалось весной этого года. Процесс был подобен революции, но Дафнис, в угоду и своих лет и темперамента, не стал гасить протест как кровожадный диктатор. Нет, он просто сбежал с поля боя куда-то за границу, в свои запасные имения.

Тяжело было Элее. Ведь вся едва построенная новая жизнь – рухнула. И она снова ощутила чувство, с которым росла всю жизнь, сложно описываемое одним словом: одиночество, обиду и брошенность. В ней бы могла зародится и агрессия, Дафнис буквально предал и бросил её обратно в клетку страхов и боли, но она не испытывала ничего подобного. Обиду – да, но не агрессию. Элея прощала Дафниса. Ведь в её жизни было так много агрессии, что самой её натуре было противно это чувство. А жаль, порой для развития нужен огонь внутри.

Элея испытывала к Дафнису чувства, со временем огонь первых лет отношений спал, но осталась некоторая нежность и привязанность.

Было ли это любовью на самом деле? Сложно сказать, нужно отыскать словарь, в котором подробно описано это душевное состояние. Вчитаться в него, понять этот термин и сопоставить со сложившейся ситуацией.

И жила Элея, потому что жилось. Потому что была в системе. Благо, к тому моменту, с родителями контакт был налажен. Ведь если бы ещё не два курса института и не мать, которую она не могла бросить, девушка уже сошла бы с какой-нибудь высокой крыши, или же поглубже врезала бритву в свои тонкие кисти.

Как по щелчку, едва Элея вернулась в родительскую квартиру, вся её жизнь превратилась в какое-то пугающее безразличное шоу. В чёрно-белый ситком, с видом как в старой видеоигре – двумерным и отстранённым. Элея прошла через танковый шквал отцовских оскорблений. К её возвращению Тарас уже крепко стоял на ногах, хоть и потерял в лице с десяток лет и лишился одного лёгкого. Элея выдержала все упрёки стойко, горделиво, впрочем, как и всегда. Она несколько дней терпела, скапливала, а потом, уединившись на крыше их одинокой пятиэтажки, проплакала всю ночь. Когда слёзы закончились, ей всё вокруг показалось безразличным и даже немного смешным. Мол, вот она какая, сидит на крыше, плачет, словно бы не она это вовсе, а безликий персонаж… Элея вернулась домой, пропустила сквозь голову родительские упрёки и долго смотрела в маленькое чёрное зеркало, подаренное ей когда-то мамой. Посмотрела, попротивилась от своего вида и твёрдо решила: надо худеть. Немного, несколько килограмм, ведь за зиму безделья с Дафнисом они много ели, и настала пора от этого избавляться.

Эти мысли были скорее упрямыми, чем угнетающими. Элея хотела доказать себе, что может быть твёрдой. Она достала из-под дивана весы, встала на них, и с того момента её жизнь покатилась по накатанной вниз.

То было в середине весны, а в июне Элее написала мать Дафниса и попросила забрать вещи, оставленные в квартире, где они с Дафнисом жили. Элея подошла к подъезду, но никак не решалась позвонить в домофон. Уже более получаса она стояла и плакала, слёзы обжигали её впалые щёки. Сейчас она была готова отдать жизнь, чтобы снова ощутить те «американские горки» с Дафнисом. Элея уже уняла душевную боль, и их былая жизнь стала казаться не такой уж и плохой. Она совсем забыла, как защитив диплом, Дафнис просто застыл на диване, подобно ледяной фигуре. Бессмысленно, скучно, и абсолютно уверенно. Настолько незыблемо, что Элея просто разбилась об него, как стекло, брошенное в бетонную стену.

Элея собралась с духом, набрала заветные цифры на домофоне, и через мгновение уже стояла в прихожей и развязывала шнурки на кроссовках. Выпрямившись, она увидела взгляд Деметры. Проницательная женщина определила и заплаканные глаза, и причины этих слёз, и то, что Элея с последней их встречи похудела более чем на десять килограмм. Она всё это заметила, но произнесла лишь тривиальное: «чай, кофе?».

Элея застыла в безмолвии, не в силах ни отказать, ни согласиться.

– Да соглашайся, вижу же, что кофе хочешь.

На кухне Элея сразу заметила отсутствие картины, что она дарила Дафнису. Когда-то на стене у обеденного стола висел большой розово-оранжевый слон. «На той самой кухне…» – закрутилось в мыслях – «На тех самы…»

– Ну что же ты себя так – сказала Деметра, оградив Элею от потока горьких и наседающих мыслей – Как с учёбой, третий курс же у тебя будет?

– Четвёртый… ну как с учёбой, идёт и идёт – ответила Элея и уставилась в окно.

– Ну ясно, а Дафнис, представляешь, в лес на выходных уехал – вклинила Деметра, содрогнув мысли Элеи.

Ей подобное о Дафнисе было странно слышать, ведь хоть они когда-то и ездили в лес, представить, что сейчас Дафнис возьмёт и сорвётся куда-то, для Элеи было невозможно.

– Да я сама не особо понимаю – начала мать. – Он выпросил у меня машину и уехал в какие-то дебри под Верблюдогорск, как обычно ни во что меня ни посвятив. Вот у тебя спросить хотела, что его туда могло завлечь.

– Вы же знаете, как у нас последние полгода складывались…

– Знаю, знаю, девочка моя – сочувственно произнесла Деметра.

– Что-то ничего такого не вспоминается… – задумалась Элея. – Хотя нет, знаете, у него карта какая-то была, бумажная, как раз с окрестностями где-то там. Только она у него оказалась после похорон, а тогда он уже со мной почти не разговаривал.

– Нда… что ему в голову взбрело… – озадаченно пробормотала Деметра с интонацией матери, в очередной раз разгребающей проделки неустанного чада.

– А что картину сняли? – невзначай спросила Элея, хлебнув кофе.

Приторно сладкий растворимый кофе осел на стенках гортани. Элея поморщилась. «Очередные быстрые углеводы» – думала она.

Глоток за глотком, и она смирилась, даже съела конфету. А затем ещё одну. Элея не чувствовала вкус, но ела и ела, сама того не замечая.

– Так это Дафнис ещё, она, по-моему, у него сейчас над монитором висит.

– А он разве не здесь сейчас живёт? – задала Элея вопрос, который тревожил её с момента приглашения за вещами. Элея твёрдо решила, что идёт исключительно к Деметре, и нет ей никакого дела до Дафниса. Но на протяжении всего пути она отгоняла назойливую мысль о том, что они с Дафнисом встретятся.

– Нет, он в бабушкину квартиру завалился, знаешь же, какая она у нас разъездная. То в одном санатории, то в другом – улыбнувшись, сказала Деметра. – Ну ты же про квартиру эту знаешь?

– Что именно – не понимая спросила Элея, посмотрев на Деметру невинно-страдающим лицом.

– Дафнис, он… – как бы нехотя начала Деметра – В общем, квартира эта по завещанию досталась Агамемнону… Ну и после вашего расставания они с Дафнисом повздорили. Ты же знаешь, какой он бывает в отчаянии… Все эти односложные фразы, безразличие, а Агам этого терпеть не может.

Агамемнон – старший брат Деметры, и, что важнее, Дафнису он приходился дядей. Страшным, гнетущим дядькой, извечно достававшим Дафниса. И не то чтобы он был плохим человеком, просто эти двое друг другу не подходили.

– Повздорив, Дафнис молча ушёл к бабушке и больше с Агамом не разговаривал – помедлила Деметра, смотря в грустные глаза Элеи.

Всех этих подробностей Элея не знала, и волей-неволей ей стало жалко Дафниса.

– Агам затеял квартиру сдавать, вот я тебя за вещами и позвала.

Элее стало грустно, хоть она и жила здесь на птичьих правах, но породнилась с каждой вещью в квартире. От мыслей, что стоять среди этих стен, сидеть на этих стульях, лежать в этой кровати будут какие-то неизвестные люди, стало совсем отвратно. И не жадность охватила её – чувство горькой утраты разлилось внутри девушки. Невозможность на это повлиять и безвозвратность минувшего угнетали Элею. Она чувствовала, как с каждым днём их былая жизнь с Дафнисом необратимо отдалялась, и будущее не сулило ничего доброго и тёплого.

Уже уходя, Элея задержалась в уборной, и наблюдающая со стороны Деметра услышала лишь долгое журчание включенного крана. Элея вышла, как бы незаметно промокнула губы рукавом широкой чёрной толстовки, схватила вещи и ушла.

Когда Деметра закрыла за ней дверь, Элея ещё какое-то время смотрела на вход в квартиру. Она будто застыла минут на пятнадцать, пока кто-то этажом выше не хлопнул дверью. Элея испугалась что её заметят и убежала вниз по лестничной клетке.