Читать книгу Кровь данов - Владимир Привалов - Страница 5
Глава 4
ОглавлениеДорчариан, Ойдетта
Хоар
Стоило вернуться в Ойдетту, как все вновь пошло кувырком. Воистину, беспутное село. Столько лет сидели в своем медвежьем углу, молились Великому Небу, развешивали мертвецов на деревьях… Просидели бы еще пару сотен лет, носу не казали… Хоар зло сплюнул на землю. Какой хромой клибб дернул их именно в тот день проезжать мимо!
Повозку Хродвига завели во двор старосты, где уже хлопотала его пугливая жена с домочадцами, готовясь к пиру. У доброй новости не ноги – крылья. Через ворота, распахнутые настежь, туда-сюда носились возбужденные односельчане с разносолами. Вновь вдоль улицы выстроились столы. Можно было и не убирать… Но если над вчерашним застольем витали хмурые взгляды и тревожные шепотки, то теперь над Ойдеттой разносились людской шум, прибаутки, веселые напевы, стук молотков. Не отставали от людей животные: квохтали куры, гоготали гуси, истошно визжал поросенок, для которого наточили нож, брехали дворовые псы, ошалевшие от столпотворения.
Причиной суеты был Хродвиг, а вернее – его твердое решение выходить завтра поутру. Возражать Хранителю никто не посмел, поэтому и готовились к пиру вот так, наспех. Как можно не завершить суд Хранителя, столь удачный, милостивый и скорый, грандиозной попойкой? Кто сейчас мог встать между горцем и его пивом? Не было таких сил в горах. Слишком мало поводов для радостей у жителей Ойдетты, слишком размеренна и предсказуема, сурова и безжалостна их доля, чтобы так просто отказаться от праздника.
Недавно вернулись вызволенные пастухи. Эйдир, возглавлявший процессию, надулся от важности, как весенняя жаба. Историю с Джогу-Вара староста повернул в свою пользу, упрочив власть над односельчанами. Глядя на него, Хоару захотелось ткнуть толстяка кинжалом в ягодицу и посмотреть – не сдуется, не лопнет ли?
Но сейчас старосте приходилось несладко. Хоар хмыкнул и посмотрел на отчаянно потевшего Эйдира. Его злосчастная шапка после восхождения в горы превратилась в грязную тряпку, которую он по-прежнему мял в руках. Дом на колесах загнали глубже во двор, подальше от лишних глаз и ушей.
– На Гремучую поляну вернетесь, – безжизненно ронял слова Хродвиг. Выходить из повозки он не посчитал нужным. – Сожжете. Все, что горит, – сожжете.
Эйдир собрался что-то уточнить у Хранителя, но Хоар показал старосте кулак. Толстяк, не будь дурак, глубоко, до земли, поклонился.
– Дашь мне арбу. Крепкую. Небольшую. Для высокогорья. – Хродвиг отдыхал между словами, словно взбираясь на кручу.
Староста посмотрел на Хоара и быстро закивал, держа рот на замке. Понятливый!
– Джогу-Вара не бойся. Добрый сосед. Понял ли? – Хродвиг поднял пустые глаза на старосту. Запавшие провалы глаз темнели под кустами седых бровей.
– Понял… – Староста все же не выдержал, упал на колени, прикрыв глаза своей дурацкой шляпой. Маска мертвеца, рассеченная по лбу уродливым коричневым швом надвое, в которую превратилось лицо Хродвига, повергла Эйдира в священный трепет.
– Ступай, – прежним тоном ответил Хранитель.
Хоар понял, что время и вправду пришло. Никогда доселе Хранитель Хродвиг не дозволял становиться перед собой на колени. А сейчас и бровью не повел. Не заметил?
Хоар поймал отползавшего старосту, поднял его и пояснил:
– Вернетесь на поляну и соберете все, что от Аскода осталось. Колеса, столбы, сараи, рычаги. Шестерни. Соберете и сожжете. Можете распилить-расколоть на дрова. Железо, что есть, перекуете. Дозволяю. Про колесо рядом с селом не забудьте. Следа чтобы от Аскода Гворфа не осталось. И про то, что был такой человек, – забудьте. Не было его.
– Не было, – покладисто согласился Эйдир. Услышав про железо, он повеселел. – Не знаем такого.
– Про арбу все понятно?
– Понял. Нужна небольшая арба с большими колесами. И поновее. А для чего? – не смог сдержать любопытства Эйдир.
Только что на коленях ползал, а уже вопросы задает! Быстро же он очухался!
– А говоришь, что понял, – качнул головой Хоар.
– Понял-понял. Не мое дело, – всплеснул руками Эйдир.
– С Джогу-Вара как раньше жили, так и сейчас живите. Как на Гремучей поляне порядок наведете, носа туда больше не кажите. Границы свои с землей Джогу-Вара не нарушайте. Сосед он добрый, для людей неопасный. То нами проверено.
«Надеялся, наверное, паскудник, что порешим мы Хозяина гор, – беззлобно подумал Хоар. – Пастбища там добрые».
Сожаление легко читалось на хитром лице сельского старосты.
– Пир почтим, но ненадолго. С утра рано выйдем. Хвостом кто пойдет за нами – убьем. – Хоар не угрожал. Рассказывал. И добавил то, что сказать должен был Хродвиг: – Положенный даном Дорчариан оброк по осени заплатите полностью.
Эйдир вздохнул и вновь кивнул.
– Теперь иди.
Обрадованный староста с неожиданной для его фигуры резвостью скрылся со двора, и вскоре с улицы раздался требовательный голос, распекающий односельчанина.
Хоар подошел к дому на колесах и присел на ступеньку.
– Я ему все обсказал, Хранитель. Он сделает все, что ты повелел.
Хранитель рассеянно кивнул. Он наблюдал, как Немой с Ултером вывели из хлева Тихоню. Теперь мальчик миловался с ней, кормя морковкой. Кобыла уже успела соскучиться по хозяину и, схрумкав угощение, ласково фыркала в ответ.
– Ты пошлешь груз имперца в Декурион. Колесо, механизмы, инструменты. Длинной дорогой, в долину не спускаясь… – тем же пугающе-безжизненным, отстраненным голосом продолжил Хродвиг.
– Это ж до середины осени идти! – возмутился Хоар.
– Пусть. Меньше лишних глаз, – ровно ответил старик. – С Аскодом пошлешь троих из охраны.
– Имперца – в священный город дорча? – вскочил со своего места Хоар. – Чужака?
«Неужели это все-таки произошло и он обезумел?» – Хоар со страхом посмотрел в белое восковое лицо Хродвига.
– Гимтар руку отдаст за это колесо, – неожиданно ответил Хранитель. Жизнь вновь появилась в его голосе. – Они озолотятся, когда соседи встанут в очередь за мукой…
Хродвиг пожевал губами, лицо его исказилось, и ледяная маска слетела с лица.
– Чьи это слова?! – закричал старик, схватив посох и стуча им об пол.
Хоар узнал свою речь, которую он произнес на поляне за околицей Ойдетты. Тогда они впервые увидели первое колесо Аскода. Юный Ултер, знакомивший Тихоню с Ойконом, отдал поводья местному мальчишке и подошел ближе.
– Чьи это слова? – требовательно повторил Старик.
Хоар сел обратно на ступеньку. И, глядя на Хранителя снизу вверх, коротко ответил:
– Мои.
– Где больше всего имперских глаз и ушей?
– В долине.
– Как передать Гимтару механизм и того, кто его сделал? Не спускаясь к Архоге и Виллам?
Хоар задумался и тут же ответил. Разгадывать загадку, зная ответ, было просто:
– Зимуют дан с танасом в Декурионе.
– Поэтому имперец едет с моей охраной в моей повозке со своим барахлом в Декурион! – вновь крикнул Хродвиг. – И носа не кажет из нее! Чтобы все думали, что это еду я, глава Суда Хранителей! Ты понял?
– Понял, учитель, – против воли давнее слово вырвалось у Хоара. Но старик не обратил на это внимания.
– Повинуйся мне, – тяжело дыша, сказал он. В груди у него что-то клекотало и лопалось. – И не заставляй меня сомневаться в тебе. И в моем выборе.
В ответ Хоар склонил голову.
«Благо для дорча прежде всего. Здесь безумию места нет».
– Трое из охраны с имперцем и механизмом следуют в твоей повозке дальней дорогой в Декурион. Ученый не выглядывает из повозки, чтобы окружающие решили, что едет Хранитель, – по давней привычке, заведенной между ними, подытожил распоряжение Хоар. – Ты, Ултер, я и двое из охраны едем… – Хоар споткнулся и все же не смог произнести пугающие слова. – Туда.
– Верно, – успокоился Хранитель. – Я возвращаюсь в Город мертвых.
– Как это верно? – вдруг сказал Ултер. – Еще про одного забыли!
Если бы кобыла Тихоня заговорила, Хоар удивился меньше. Все, о чем он только что говорил с главой Суда Хранителей, не предназначалось для мальчишеских ушей!
Хоар набрал воздуха в грудь, собираясь отчитать Ултера…
– И кого же мы забыли? – совсем другим тоном спросил Хродвиг.
– Его! – возмутился Ули и навел указательный палец на Ойкона.
Все посмотрели на деревенского дурачка. Тот целовал кобылу в морду.
– А что с ним? – поинтересовался Хоар. – При чем здесь он?
«Кроме того, что он слабоумный».
– Он нам помог! – крикнул Ултер. – А здесь его забьют, засмеют, затравят.
– Мы попросим. Или прикажем Эйдиру поберечь мальчика, – пожал плечами Хоар.
– Нет! – топнул ногой наследник.
– Он нам помог. Но теперь он бесполезен, – жестко прервал беседу Хродвиг. – Он останется здесь.
– Нет! – тряхнул головой Ултер. – Я дал ему слово.
И что на парня нашло?
– Что ты обещал? – спросил Хродвиг.
– Что позабочусь о нем! – Парень упер руки в бока и набычился.
– Чье слово ты дал? – Тяжелый взгляд Хродвига придавливал правнука к земле. Хранитель взялся за посох.
Недавно староста Ойдетты, взрослый мужчина, не вынес этого страшного взгляда и упал на колени, но Ултер нахмурился сильнее и сделал шаг вперед:
– Свое! Сына дана Дорчариан! Мне можно! Ты сам говорил!
– Хорошо! – поднял ладонь вверх Хранитель. – Хорошо. Тебе – можно. Я согласен.
– И как же ты будешь заботиться о нем? – подал голос Хоар.
Ултер не был готов к такому вопросу. Как мальчик мог позаботиться о деревенском дурачке? Ултер ссутулился и почесал макушку. Потом посмотрел на Ойкона… И подпрыгнул.
– Я его Найваху в помощники отправлю! Найвах добрый, Тихоня его любит!
– Найвах – это кто? – уточнил Хоар.
– Это конюх на летней вилле, – удивился Ули. – У него много лошадей. Он обрадуется Ойкону, честно. Найвах всегда жаловался, что рук не хватает. А Ойкон – видишь, лошадей любит и не боится нисколько… – принялся уговаривать Ултер.
Хродвиг кивнул.
– Отправляй, Хоар. Всю семью. Вниз, в долину, на виллу. И охрану всю с ними, что остались…
– Всю? – переспросил Хоар.
– Там людей нет… Кроме молчальников. Заодно Гимтару записку напиши. Обскажи, как и что… Напиши, в Пайгалу едем.
Хоар кивнул и твердо ответил:
– Пишу: про Ойдетту, про Джогу-Вара. Про Аскода и Декурион. Про Пайгалу. Но для охраны пошлем одного. Им хватит. Он и присмотрит, и записку передаст.
Сомневаться и оспаривать приказы Хоар больше не собирался. Но охрана главы Суда Хранителей была на нем.
Хродвиг качнул посохом.
– Пусть. Согласен.
Ултер запрыгал от радости своей победы и побежал к Ойкону, на ходу рассказывая новости.
– Горы трещат, Хоар. А в нем кровь данов. – Хродвиг посмотрел вслед мальчику. – Крепкий парень. На своем стоит, слово держит. За своих бьется. Береги его!
Едва забрезжила серая хмарь рассвета, как из Ойдетты выехали сразу три повозки. Даже одна-единственная ветхая телега, выехавшая из Ойдетты летней порой, была большой редкостью. Что уж тут говорить о трех разом, да еще столь непохожих? Такого не могли вспомнить даже местные старожилы.
Первой из спящего села выехала и свернула вниз, в долину, просторная деревенская телега с уложенным нехитрым скарбом. В телеге, среди увязанной рогожи, кулей и тюков, сидела Эйда, держа на коленях малышку. Брат малышки, чуть постарше, присел рядом с матерью и уцепился за подол. Ойден вел худого осла за уздцы, а Ойкон шел рядом с телегой, держась рукой за борт.
Следом за ними выехал знаменитый дом на колесах. Но путь его лежал не вниз, а вверх. На крыше дома причудливым образом появилось огромное пятое колесо, привязанное грубыми веревками. Дверь и окно повозки закрыты, а сопровождающие ее четверо конных воинов в черном, коротко переговорив, разъехались. Один всадник догнал телегу и поехал позади нее, пустив коня шагом. Оставшиеся трое чернобурочников разделились по-походному: двое выдвинулись вперед, один немного отстал.
Последней выехала небольшая короткая арба с крепкими бортами и высокими, в рост человека, колесами. Накинутый на дуги кожаный полог позволял увидеть только возницу, скрывая седоков. Возница правил мулом, который легко тянул свою ношу. За задок арбы на длинном поводе была привязана смирная кобыла. Арба свернула вслед за домом на колесах вправо, на подъем. Сопровождал арбу воин, одвуконь ехавший позади.
Если бы кто-то неизвестный проследил за повозками, которые двинулись наверх, то увидел, как вскоре и они разделились. Ближайший перекресток развел их пути: знаменитый дом на колесах отправился дорогой, что вилась над долиной. Дорогой пользовались пастухи, перегонявшие стада, редкие путники и охотники. Неприметная арба, перемалывая своими большими колесами узость горной тропы, тронулась вверх, к перевалу.
Впрочем, лишних глаз, наблюдавших за отъездом, не нашлось: вчерашний пир превратился для села в безобразную попойку. Многие спали в дорожной пыли, так и не сумев доползти до своего крыльца. До околицы отъезжающих проводил лишь староста, проявив вежество. Несмотря на мучившую головную боль, Эйдир низко кланялся закрытому дому на колесах. Его несчастная шляпа не пережила шумной ночи, и толстяк то и дело почесывал плешь, поглядывая на небо.
На поклоны старосты никто из дома на колесах не выглянул. Повозка так и проскрипела мимо, закрытая, немая, как и ее возница. Тот хлопнул животину по крупу и с ненавистью посмотрел на толстяка. Хоар коротко кивнул, молча проехав мимо. Едва улеглась дорожная пыль, а арба скрылась за поворотом, Эйдир плюнул им вслед, начертал знак Великого Неба на груди и отправился домой. Досыпать.
Хоар правил арбой, внимательно осматривая пустоши вокруг, и то и дело поглядывал за спину. Арбу с вечера забили сеном, устелив поверх коврами, и теперь старик с мальчиком спали, не обращая внимания на тряску. Ули лежал рядом с возницей, в ногах у Хродвига.
Хоару теперь приходилось работать за пятерых. С одной стороны, старик был прав: пустоши они на то и пустоши. Места, безлюдные на много дней пути окрест. С другой стороны, без своей черной пятерки Хоар чувствовал себя безоружным. За те неполные десять лет, что чернобурочники сопровождали Хранителя, они успели из безусых мужей превратиться в матерых воинов.
Мало кто знал, что молчаливые бородатые сопровождающие главы Хранителей – братья. Кто был братом по рождению, кто был сыном брата отца, – Хоар не разбирался. Когда учитель взял их на службу, Хоар и имен не стал запоминать, крепко избив парней в первом же учебном бою.
После короткой схватки на мечах пятеро вчерашних деревенских увальней валялись в мокрой от утренней росы траве, держась кто за кисть руки, кто за запястье. Хоар присел на корточки, стараясь, чтобы его лицо было видно всем, и сказал:
– Хранитель Хродвиг добр и милостив. Я – нет. Как видите, вы мне не нужны. Я побил вас сейчас, побил бы и в бою.
Братья подползали друг к другу, сдерживая стоны. Тогда они еще не носили своих знаменитых черных бурок, а вместо бород под усами пробивалась первая поросль.
– Вы схоронили свои семьи. И половину своей деревни. И сами чуть не сдохли от голода, – продолжил Хоар. – Куда вы шли?
– В Империю. Хотели наниматься, – ломающимся баском ответил один. Его дорча был ужасен, но Хоар понял.
– Ты будешь Первый, – кивнул ему Хоар. И вслух пересчитал следующих, указывая пальцем: – Ты Второй, Третий, Четвертый и Пятый.
Парни доползли друг до друга и уселись на траве спиной к спине. Переломов, судя по всему, не было.
– Хранитель Хродвиг не жалует Империю. И не захотел отдавать вас, молокососов, этим ублюдкам. Наемничий хлеб горек, он быстро сделал бы из вас, желторотых, последних подонков.
Хоар знал, о чем говорит. Он успел хлебнуть наемничьей доли. И произносил те слова, что когда-то говорил ему Хранитель.
– Отныне вы, несчастные, – Хоар смерил их тяжелым взглядом, – охрана Хродвига. Вы не умрете с голода. Вас не искалечат в Империи. Вас будут уважать и бояться. Вы присягнули Суду Хранителей и его главе. Ваши имперские обноски позорят его. Где вы их только нашли? – Хоар кинул на землю кошель. – Когда спустимся в долину, оденьтесь как полагается.
Он развернулся и ушел. Парни, боготворившие своего спасителя, избавившего их и оставшихся в живых родичей от голода, в первом же селе накупили черных бурок и надели их на себя. Хоар, увидев это, долго ругался. А Хродвиг, напротив, хмыкнул одобрительно и бросил:
– Хорошо.
Братья засияли от счастья. И Хоар вновь избил их на вечернем учебном поединке…
Он помотал головой, прогоняя глупые воспоминания. Дорога свернула к месту давнего камнепада и теперь вилась меж огромных кусков скалы. Сейчас, если бы весь кулак, вся его пятерка была в сборе, двое воинов уже отделились бы от остальных, скача впереди. Теперь же… Хоар скрипнул зубами. Найдя глазами Третьего, послал всадника вперед. Тот двинул коня быстрее, стиснув бока скакуна коленями, обогнал арбу и поскакал к россыпи камней.
Хоар проводил его взглядом. Третий уверенно правил конем, не суетился и зорко поглядывал по сторонам, изредка останавливаясь. Добрый воин! Из всей пятерки Третий лучше всех сражался на мечах. И был неплох как лучник, потому Хоар и выбрал его. Не хватало Немого, чтобы везти арбу и следить за мулами. И как следопыту Немому равных нет. Но дом на колесах просто так не поедет, и управляться с ним без должной сноровки непросто. Потому Хоар сам сидел на облучке арбы, злился и то и дело украдкой поглядывал на своего скакуна. А тот, предатель, красовался перед Тихоней.
Вскоре показался Третий, махнув рукой, и Хоар тряхнул вожжами. Мул шагнул слишком споро, и арбу слегка шатнуло. Ули за спиной Хоара заворочался, и вскоре рядом показалась его голова с соломой в волосах.
– Не вылазь, Ули! – предупредил Хоар. – Минуем урочище – рядом сядешь.
– Урочище?.. – хриплым со сна голосом переспросил мальчик.
– Урочище, – послышался голос Хродвига. В отличие от голоса мальчика, голос старика был надтреснутым, но звонким. – Приметные места, по-другому. Люди их примечают за то, что они не похожи на остальные. И в разговоре объяснить проще. Вот за этим урочищем проходит граница Ойдетты.
– А за границей чья земля? – спросил мальчик.
Урочище они миновали, но вылезать и садиться на облучок Ултер не стал, втянувшись в беседу. Хоар этому был только рад: едва последний валун остался позади, как его царапнул чей-то взгляд. Показалось? Но вот и Третий закрутился на коне, вертя головой по сторонам. Хоар положил ножны на колени.
– А мы и вправду идем туда? – Мальчик понизил голос.
– Куда «туда»? – спросил Хродвиг.
Сегодня старик был не прочь поговорить и даже казался бодрым.
– Ну… в Город мертвых? – Мальчик решился и произнес страшные слова.
– Правда, – кивнул Хродвиг.
– Это потому, что ты умираешь?
– Да. Мое время пришло.
– А… Ты же там уже был. Как он выглядит? – вновь понизив голос, спросил Ултер.
Мул без устали переставлял ноги, крутились колеса, Третий вновь поскакал чуть позади, но тревога, поселившаяся в груди Хоара, не отпускала. Краем уха слушая разговор прадеда с мальчиком, Хоар ругал себя последними словами.
Никогда раньше он не распускал пятерку. И никогда не ослушался прямого распоряжения Хродвига. В конце концов, он и нужен для того, чтобы служить главе Хранителей и охранять его. Делать все для того, чтобы правосудие гор свершилось. Но что будет завтра? Что будет, когда старик уйдет?.. Пятерка так или иначе соберется в Декурионе, и зиму они проведут вместе. Если дан Дорчариан не решит для Хоара иной судьбы. Что сделает дан, когда узнает, что его сын побывал в Городе мертвых? Хоар не хотел об этом думать.
Дорога окончательно стряхнула с себя следы давнего оползня, в очередной раз круто повернув. И на горизонте вновь повис, растекаясь во все стороны, черный дым.
«Горы трещат», – послышался в голове шепот старика, и Хоар против воли обернулся, посмотрев за спину.
– Когда земля перестала принимать мертвецов, а первые молчальники онемели… – Хродвиг прокашлялся. Открыв мех, он выпил воды и отер губы. – Они выбрали самую пустую, самую неудобную землю, где не росла даже трава. И стали возводить дом для павших. Убрали камни, выкопали яму. Камнями выложили ее изнутри, облицевали стены и потолок. Так они возводили дом все выше и выше, сужая кладку, пока она не сомкнулась. Верхние камни обмазали глиной. Не забыли прорезать узкие окна. Внутри сладили ступени, широкие полати, на которые уложили тела. Самых достойных усадили в кресла. Разложили вокруг оружие, луки и стрелы, посуду и шитье. Чтобы ни в чем погибшие не нуждались после смерти. Уложив всех, закрыли вход в дом большим камнем. Бросили по монете. Так в Городе мертвых появился первый дом.
– А зачем по монете бросали? – спросил Ули.
– То поверье. Если звякнет монета, то душа добралась к предкам.
– И каждый по монете? – недоверчиво спросил Ули. Потом подумал и хлопнул в ладоши, вскрикнув: – Так там много золота! Много-много!
– Золота мертвых? – равнодушно спросил Хродвиг.
– Ну да! – воскликнул мальчик. – Мертвым же оно не нужно!
– Не нужно, – помедлив, согласился старик. – Ты готов у дедушки Эндира взять десяток-другой монет? Они же ему не нужны?
– У дедушки?.. – запнулся Ултер. В его голосе уже не слышалось прежней радости. – А дедушка Эндир тоже там?
– Где же ему еще быть? Молчальники начинают строить усыпальницу новому дану сразу, как только он берет власть. Дело это долгое и непростое.
– У дедушки Эндира брать золото нельзя, – принял решение Ултер. – И у других умерших тоже нельзя.
– Это правильно, – кивнул Хродвиг. – Так не нарушается закон гор.
Чужой взгляд больше не беспокоил Хоара. Никто из Ойдетты не мог преследовать их, в этом Хоар был уверен. Кто же это был тогда? Может, горный лев нацелился на добычу, но от них так разило дымом и железом, что он отступился? Беспомощную овцу отбить от отары куда проще. Хоар покосился на темную дымовую кляксу на горизонте и убирать ножны с колен не стал.
– Когда я пришел в Город мертвых, – продолжил Хродвиг, – склеп для моего дана уже подвели под крышу. Дом для дана был, но его тело я сжег в Декурионе. Молчальники расступились, убоявшись чумы, и я вошел в пустой дом. Черная шкура, которой я когда-то предупредил всех окрест о чуме, была со мной. Я кинул ее у подножия каменного трона и лег на нее, уснув.
– Долго ты там пробыл? – затаив дыхание, спросил Ули.
– До новой луны, – ответил Хранитель. – Молчальники приносили мне еду и воду, ставя у порога. О! Дом славно был сделан. Камни на полу подогнаны тщательно – нож не просунешь! Узоры на стенах – рисунки охоты и битв. Полати у трона пустуют, ожидая ближников дана…
– И сейчас там пусто и грустно? – посочувствовал Ули. – Тебе опять одному придется?
– Пусто? – заухал-засмеялся довольный Хродвиг. Его смех разнесли окрест стены ущелья, и Хоар недовольно скривился. – Пусто?! Хрейг, моя жена, давно ждет. Преданные слуги, послушные моей воле, ждут. Мои ближники, великие воины и мудрые мужи, ждут. В свое время они таскали друг друга за бороды, споря, кто из них где должен лежать после смерти.
Хродвиг вновь торопливо и шумно отхлебнул воды и продолжил:
– Когда я был даном, моей правой рукой был Храмт. Надежный и верный. Безжалостный и коварный. Важнее моего слова в его жизни не было ничего. Когда я отдал власть Эндиру, двери моего дома в Городе мертвых закрылись для него. Только я и моя жена могли отныне переступить порог…
– Почему? – не понял Ули.
– Потому что я перестал быть даном, – терпеливо объяснил Хродвиг. – Те, кто успел умереть, пока я был во власти, – упокоились в моем доме. А вот остальные… Когда Храмт стал совсем плох, сыновья приготовили для него родовую усыпальницу… Он избил их! – опять заухал Хродвиг. – Избил, сел на лошадь и ускакал. Был слух, что добрался-таки до Города мертвых.
– Так он что, нарочно там хотел умереть? У твоего трона?
– А ты говоришь – «пусто»! – передразнил мальчика Хродвиг. – «Опять один»!..
«Не слишком ли много разговоров о смерти и мертвецах? – подумал Хоар. – Выдержит ли Ули?»
Словно в издевку оживившийся Хродвиг продолжил, загибая пальцы:
– Кто может переступить границу Города мертвых? Только те, кто пришли умереть, только молчальники, что помогают в обрядах, и только родичи, что провожают усопшего. Никто иной переступить черту Города не может. Иначе сам перестанет быть живым…
Совсем скоро Хоар перестал слушать речи старика. Однообразие дороги убаюкивало. Журчание ручья, вдоль которого пролегал путь, ревниво скрадывало другие звуки, и над дорогой слышалась только песнь воды. Солнце, завершая свой дневной бег, вскоре спряталось за горами. От белой, пенистой, как молоко, воды мелкого ручья поднимался туман. Словно живой, он рос, поднимаясь над ручьем, и вскоре уже стелился над дорогой.
Затем Хоар увидел спешившегося Третьего, который встал постоем возле удобной расселины со скалистым козырьком. Следы на скале говорили о том, что изредка здесь останавливались путники. Третий успел разжечь костер и набрать воды. Вовремя! Густыми волнами туман плавал над ручьем, укутывая его своими прядями. Теперь спуститься к воде, не переломав ноги на круглых камнях, было невозможно.
Стоянку перед расселиной обдувал легкий ветерок, не позволяя туману подняться выше и приблизиться. Словно живой, туман тыкался в эту невидимую границу, как щенок мокрым носом, но не мог преодолеть ее. Хоар остановил арбу так, чтобы помощник-ветерок не задувал в расселину. Пламя костра сразу выпрямилось, и в пещерке уютно потянуло дымком.
– Видел кого? – спросил Хоар, подходя к Третьему ближе. За весь дневной переход им и парой слов не удалось перекинуться.
– Нэт, – мотнул головой Третий.
Прошло столько лет, но его дорча по-прежнему был ужасен. Вся пятерка выучила дорча, но между собой они по-прежнему разговаривали на своем наречии.
– Следы? – поинтересовался Хоар.
– Смотрыт кто-то. Нэ добрый – нэ злой. Звэрь смотрыт.
– Не нападет? – спросил Хоар.
Третий пожал плечами.
– Ешь и ложись, – скомандовал Хоар. – Лошадьми займусь. Подниму за полночь.
Третий развернулся и пошел вглубь пещерки. Вскоре он уже раскатал войлочную циновку и торопливо ел, усевшись на нее, запивая хлеб горячим травяным настоем. Хоар наскоро обиходил лошадь Третьего, которая была заводной, уделил время своему скакуну. Ули в это время усердно чистил и скреб Тихоню. Та благодарно всхрапывала и жевала ивовый куст.
– Ойкону моя Тихоня понравилась, – ласково проводя ладонью по ребрам кобылы, грустно сказал Ултер. – Он уже далеко?
– Он с семьей, Ули, – ответил Хоар. – Идет к твоему этому… конюху.
Утешитель из Хоара был никакой.
– Как рука? – поинтересовался Хоар. Он решил отвлечь мальчика. Слишком долго тот слушал сегодня о мертвецах.
– Хорошо. Я и забыл, что она болела, – ответил мальчик.
Хоар подошел и взял руку мальчика, поднял ее. Помял, понажимал в разных местах. Ултер равнодушно наблюдал за действиями Хоара.
– В прошлый раз у тебя были содраны эти костяшки. – Хоар надавил над мизинцем и безымянным пальцем. – Потому руку и свернул. Эти костяшки далеко от остальной руки, поэтому кулак и съезжает, а удар не получается.
Хоар с силой надавил своей мозолистой ладонью на костяшки мальчика, и детский кулачок свернулся под углом к запястью.
– Видишь? – спросил Хоар.
Ули заинтересованно смотрел на свою руку, словно давно ее не видел.
– А вот эти костяшки, – пришел черед местам над указательным и средним пальцем, – сильные, хорошие. Ими и надо бить.
И Хоар, зажав кулак Ултера в своей руке, медленно ударил в свою раскрытую ладонь.
– Чувствуешь? А теперь смотри – во время удара доворачиваем кулак, – и Хоар вновь медленно показал как. А потом быстро ударил по-новому. Звук удара детского кулака по жесткой мужской ладони прозвучал над поляной.
– Ого! – притворно затряс ладонью Хоар. – Силач!
– Нет, силач – это Тарх, – ответил мальчик. – Он быка одним ударом свалить может. Его так и прозвали – Бык.
– Ты его знаешь? – заинтересовался Хоар.
– Да, – кивнул Ултер. Голос его вновь упал до шепота. – Друг отца… Он нас с братом на плечи… – Мальчик поджал губы и замолчал.
Утешителя из Хоара не получилось, не стоило и пытаться. Он сунул в руки Ултера хлеб, луковицу с зеленым пером, кусок сыра и глиняную кружку с горячим настоем.
– Ешь, – буркнул он.
Когда едят-пьют – тогда не плачут. Хоар отломил еще одну краюху хлеба и отрезал сыра. Подходя к арбе, он вновь увидел над горизонтом черную тучу, подсвеченную закатным солнцем.
– Что ты все в небо пялишься? – сварливо встретил его Хродвиг, беря двумя руками кружку и жестом отказываясь от еды.
– Там дым, Хранитель. Второй день как увидел.
– И что? – после короткого глотка спросил Хродвиг.
– Дым в горах всегда не к добру, – ответил Хоар. – Я подумал… Ты рассказывал – вдруг чума…
Хродвиг сделал еще один глоток и протянул Хоару чашку. Потом ухватил спутника за плечо и вылез из арбы. Приложил ладонь к глазам, сощурившись. Посмотрел недолго, повернулся и забрал кружку.
– Мы столько лет рядом, но ты так толком и не знаешь гор. Мы все боялись твоих мнимых врагов… – задумался старик. Отхлебнул настоя и сказал: – Это не чума. Колодец горит. Земляное масло подожгли.
Хоар помолчал, обдумывая услышанное и все, что он знал о Колодце.
– Колодец – владение Империи. Империя – это рабы… – вслух размышлял он. Ултер заинтересовался услышанным и подошел ближе. – Рабы взбунтовались?
– Похоже на то, – кивнул Хродвиг. А потом махнул рукой. – Рабы не опаснее червей. И место им тоже в земле. Бывших рабов не бывает. Мой внук размажет их по окрестным скалам тонким слоем; правда, правнучек? – Хродвиг потрепал Ули по голове, стряхивая соломинки, и заухал. Его уханье кануло в густую пелену тумана и, отражаясь от невидимых стен ущелья, полетело-поскакало над горами, пока не утихло вдали.
Ночью никто не тревожил их привал, но Хоар почти не сомкнул глаз. Мысль о том, что огромная толпа рабов в самом центре гор стала неуправляемой, не давала уснуть. Хоар пытался предугадать развитие событий, но слишком плохо знал те места, в этом Хранитель был прав. Промаявшись без толку, Хоар сменил на посту Третьего.
По давней привычке улегшись под арбу, он слушал звуки ночи и то и дело возвращался к мысли, какой будет его жизнь без Хродвига. Занятие это было бессмысленное, все равно что трогать языком больной зуб: глупо, чревато болью, но заставить себя не бередить зуб невозможно. А наутро, едва развиднелось, Хоар спустился к ручью, чтобы набрать воды. Когда он поднялся к месту ночлега, то вновь почувствовал на себе чей-то взгляд.