Читать книгу Мёд мёртвых - Владимир Романов - Страница 3

До деревни с уютным названием Тихая Иван добрался, когда уже начало смеркаться. Из-за угла на него выбежал голый мужик, он сделал два раза колесо, затем какие-то телодвижения, как будто из какого-то странного танца и скрылся за домом, не обратив на Ивана никакого внимания. Такое приветствие не внушило Ивану доверия, но он был слишком усталым и голодным, чтобы искать приют в другом месте. Корчма стояла на краю деревни.

– У вас там мужик по улице голый бегает, – произнёс Иван, даже забыв про приветствие.

– Да, у нас много странных вещей творится, – корчмарь пытался скрыть свою широкую улыбку за вуалью длиннющих усов: наконец-то он может кому-то поведать об этих вещах, но ему явно хотелось, чтобы его попросили рассказать. – Обед, мёд, постель?

– Если есть, то пирог с ревенем и просто воды. Я бы хотел попросить ночлега, но меня обокрали и эта монета единственное, что случайно осталось при мне, – честно признался Иван и протянул монету. – Я могу предложить помощь за ночлег: убраться, дрова наколоть – что угодно.

– Обокрали? Разбойники? Где? Далеко от нашей деревни? – взволновался корчмарь.

– Только один. Я думал, что добрый человек – помог ему. А он меня по затылку ударил да кошелёк забрал. Но это дело наживное. Главное сам цел остался. Так что же у вас за странные вещи происходят?

– Много украли? – корчмарю хотелось сначала утолить свой голод любопытства. – Если это не секрет.

– Немного. Сумку с вещами. Несколько золотых монет да кольцо. Кольцо жалко – подарок.

– Как выглядело кольцо?

– Золотое, старое, всё в царапинах.

– Хм, погоди, – корчмарь скрылся за дверью, вернулся, и положил на стол перед Иваном кольцо. – Твоё?

– Похоже, – удивился Иван, – вроде моё, я его только раз и видел, вчера подарили. В кошелёк убрал и не доставал больше. Откуда же? Расплатился кто-то им? Лысый, высокий, со шрамом на щеке?

– Он самый. Не совсем расплатился. Славный подарок. Держи обратно, и за обед и ночлег с тебя ничего не возьму, – корчмарь протянул кольцо и монету и, видя, что Иван хочет возразить, сказал. – Мы хоть и небогатая деревня, но не бедствуем, путники у нас редкость, и мы привыкли им помогать. Традиция, значит, наша такая. А вот и пирог. Спасибо, Дуня. Иди-иди, работай. А ты не смущайся, угощайся и слушай, много интересного поведаю. Начнём с твоего кольца. Приходит вчера вечером мужик, тот которого ты описал. Сразу вижу: бандитская рожа. Заказывает медовухи, всякой еды много. Комнату просит. Достаёт кошелёк. Чёрно-красный – твой? Ага. Но его он с собой унёс. Высыпал монеты, а вместе с ними и кольцо. Мне так и показалось, что он удивился. Монеты отсчитал, скупо считал, жадно. У меня уже на это глаз намётан. Я двадцать лет эту лачугу содержу. Они любят так золото высыпать – мол, смотрите все, как много. А у самих над каждым медяком руки трясутся. Монет-то много было, не несколько.

– Наверное, ещё кого обобрал, у меня немного было.

– Видимо так. Эх, надо было его задержать. Видел же, что разбойник. Ну, что теперь судачить. Расплатился он, значит, остальные деньги убрал, а кольцом начал играться, пока еду ждал: вертит на столе, подбрасывает, а потом вздумал надеть. А как надел, так палец вместе с кольцом и упал, словно топором отсекли. Крови-то было. Я полночи всё тут отмывал. Он орёт благим матом. Совсем взбеленился. Мужики к нему подбежали, помочь хотели, перевязать. Но он ничего не соображал. Растолкал всех и умчался, только его и видели. Утром пытались по кровавым следам найти, но у речки они пропали. Видно кольцо тебе зачарованное подарили, как раз против воров.

– Видно, – с сомнением проговорил Иван.

– А что же я сразу-то не сообразил. Он же заплатил, но успел только полкружки медовухи выпить. Я тебе сейчас деньги-то как раз и верну. И ни слова не говори. Вся наша деревня на взаимопомощи и держится, традиция, знаешь такая.

– Но за еду тогда оплату возьми и ночлег. Есть какая-нибудь каша? Пшённая? Сойдёт. Я, признаться, голоден, – Иван готов был расплакаться от такой необъятной доброты. Нет, доброта не была для него чем-то новым. Многие крестьяне и ремесленники у них в государстве тоже держались друг друга, всегда старались помочь, выручить. Эмоции нахлынули на него на контрасте событий. Сначала он помог человеку, а затем этот человек его ограбил и чуть не убил, теперь другой человек пытается помочь ему.

– Дуня, пшённой каши подогрей! А потом постель приготовь. Да не спи ты на ходу, разиня, – дал указания корчмарь и снова обратился к Ивану, – Я бы тебя в любом случае ночью за порог не прогнал. Да и никто никого не прогнал бы. Сейчас такие времена… но как раз к этому и подхожу. Голый мужик, что успел тебя поприветствовать, – это Фролка. Он всегда был себе на уме, но человек хороший. С месяц назад русалки шалить начали по ночам. Они у нас всегда водились, но из лесу никогда не выходили и никого не обижали, даже помогали. На каких полях они ночью пляшут, там урожай обильный бывает. А здесь повадились в деревню ходить, в двери стучат, поют, мужиков пытаются выманить. С одним так и случилось. Парнишка молодой, только семнадцатый год пошёл. Утопили. Вот Фролка и решил их образумить. Пошёл к ведьме, узнал, как и что делать. Ночью в лес – утром вот таким и вернулся. А всё потому, что тот, кто увидит, как русалки на их шабашном месте голые свои танцы пляшут, тот сам и… ну ты видел, что с ним стало. Но это дело обыденное, много мужиков так пострадало. А вот я тебе сейчас историю почище расскажу.

Жили у нас два брата, близнецы – не отличить. Балагуры, весельчаки те ещё. Всю жизнь вместе. За чтобы ни взялись, всё вместе делают. Как-то один из братьев на гвоздь наступил. Неделю страдал, встать не мог: нога живьём гнила. Так и помер. Второй долго горевал. Но траур вечно не длится. Где-то через год, одиннадцать лет назад, значит, это было, решил он жениться. Невеста – такая красавица, что ни в сказке сказать, ни пером описать. В ночь перед свадьбой, сидел он здесь, пил и всё по брату тосковал. И чем больше пил, тем мысли его мрачнее становились. Встал он и говорит на всю корчму, что пойдёт на могилу к брату и позовёт его на свадьбу, мол, обещание дал. Так и ушёл. И одиннадцать лет его никто не видел. Мы много чего передумали: утонул, может: в медовом угаре – не хитрое дело, аль просто от невесты сбежал, – корчмарь, словно матёрый актёр, выдержал интригующую паузу и почти шёпотом продолжил. – А два месяца назад он вернулся. Ни капли не изменился, не постарел! Даже в той же одежде был, что ушёл. Я-то помню ту красную рубаху, что он купил для праздника. В корчму он ко мне заходит и просит дать опохмелиться. Я у него спрашиваю, где он был. А он мне: «С братом всю ночь свадьбу праздновал в Царстве мёртвых». А я сдуру и сказал, что одиннадцать лет прошло. Не надо было так сразу, но к такому я готов не был. А был ошарашен знатно. Коленки так и тряслись. Думал, может он мёртвый и меня сейчас с собой и утащит. Он сначала не поверил, но потом ко мне пригляделся, к корчме – видит, что всё изменилось. Выбежал тут же. Я за ним. Мало ли что. Побежал он к своей бывшей невесте. Но одиннадцать лет срок не малый, сам понимаешь, она уже давно замуж вышла, второго ребёночка ждала. Да и возраст. Она перед домом сидела как раз, взяла что-то. Увидела его – и в обморок упала. А он совсем ума лишился, – корчмарь снова замолчал.

– Так что с ним стало? – не выдержал Иван.

– Он так и ходит по деревне, словно в бреду. Только что-то про брата говорит. Больше никого не узнаёт, ничего не понимает. Мы его кормим, место на сеновале для сна соорудили. Но он вроде как совсем не спит. Ест мало. Отощал, словно скелет. Недолго ему осталось. Да поскорей бы. Не жизнь это потому что. Так я считаю. А девчонка. Что девчонка? Они с мужем сразу вещи собрали и уехали. Неделю назад пришла весть, что ребёночек мёртвым родился. Вот такие страсти в нашей деревне водятся. Не под стать названию. Тихая!

Как же было приятно снова оказать в кровати после нескольких дней в пути. Ивану уже приходилось спать в лесу, но это был короткий дневной отдых. Ночи он всегда проводил в своих покоях, в царской кровати. А сейчас и эти доски, на которые был положен тюфяк с сеном, казались Ивану царским, королевским ложем. Перед сном он выкупался в небольшом тазу (было уже слишком темно, чтобы идти к реке), переоделся. И теперь, лёжа под тёплым одеялом и слушая, как капли дождя разбиваются о крышу, Иван чувствовал себя превосходно, физически. Психологическое состояние оставалось сложным. Он долго при свете лучины рассматривал кольцо, гадая, обманул ли его сам-с-локоток. Что будет, если он наденет кольцо? Отсечёт ли палец? Может это и правда защита против воров, а может Хозяин леса просто над ним посмеялся, отомстил за обиду, которую Иван мог случайно нанести ему. Иван думал, как это можно выяснить. Или стоит просто зарыть кольцо глубоко в землю, чтобы оно никому не навредило? Но любопытство было сильнее. Возможно, какая-нибудь ведьма сможет сказать, что за чары лежат на кольце? Ведьма! Корчмарь сказал, что Фролка посещал ведьму. Возможно, она живёт где-нибудь недалеко. А заодно у неё узнать о русалках, которые донимают жителей Тихой. Он слышал, как они бегают по лужам и смеются. Корчмарь предупредил, что они могу заявиться, но он закроет корчму – ни выйти, ни зайти будет нельзя, – так что пусть не переживает. Но всё равно лучше в их слова и песни не вслушиваться: порой у одержимых появляется такая сила, что дубовые двери ногой вышибают. Возможно, Иван сможет отплатить за доброту корчмаря и поможет справиться с бедой. Правда, его пугала участь постигшая Фролку. Совсем не хотелось терять рассудок. Когда Иван готовился к путешествию, он ставил перед собой две главные цели: познавать мир и помогать людям. Да, первая помощь обернулась против него. Это огорчило Ивана, но не ожесточило молодое сердце. С этими мыслями Иван и заснул.

Проспал наш молодец до самого полдня. Иван чувствовал себя полностью отдохнувшим. Все горести и печали остались в мире снов. Иван потянулся, сел на кровать и улыбнулся. Он был готов делать этот мир лучше. Хороший отдых порой обладает чудодействующими свойствами. Корчма была пуста, сам хозяин сидел на лавке снаружи.

– Долго же ты спал, – добродушно усмехнулся корчмарь.

– Сложные дни выдались. Ты вчера говорил, что ваш Фролка к ведьме ходил, чтобы о русалках разузнать. Не подскажешь, где её можно найти?

– Чего это ты надумал?

– Помочь вам хочу.

– Ты же видел Фролку, неужели хочешь таким же стать?

– Может он ошибся в чём-то. Я сначала просто хочу разузнать насколько сложное дело. Я уже не первый раз о русалках слышу.

– Дело молодое. Отговаривать не стану. Только это, значит, изводить их не надо. Только успокоить, чтобы не баловались. Они ведь помогали много. Пусть всё станет, как было. Поможешь – в долгу не останемся. Мы народ благодарный, традиция у нас такая, значит. А мы традиции блюдём, в нашей деревни всякие новые веяния не водятся. Но если пропадёшь, на нас не серчай. Ведьма живёт недалеко в лесу за деревней. Дуня тебя проводит. Мы корзинку для неё соберём, за спасибо она помогать не станет. Но ты хоть позавтракай сначала, не годно на тощий живот день начинать.

Деревня была ухоженная и такая же уютная, как её название. Хотя тихой при этом она совсем не была. Дети носились вокруг, играли, смеялись. Женщины были все в заботах. Мужики возвращались с обеда в поле. Фролка усердно демонстрировал своё естество, но никто не обращал на него внимания. Мычание, лай, блеяние, кудахтанье – деревня кипела жизнью. Нигде не было видно зарослей, воздух был наполнен запахом свежескошенной травы. Избы – ровные. Даже покосившегося забора не видно. Дуня провела Ивана почти через всю деревню, нигде никакого запустения. Всё говорило об обеспеченности и усердности жителей. Царила деревенская идиллия. Или такое впечатление у Ивана создалось в сравнении с предыдущей деревней? Лишь человек из прошлого выделялся на этом утопическом фоне. Не человек, а скелет. Он с совершенно безжизненными глазами прошёл мимо Ивана. Ивану пришлось посторониться, чтобы тот не наткнулся на него. Что-то бубнил, но Иван смог расслышать только слово брат. Иван хотел остановиться, послушать, но Дуня нетерпеливо дёрнула его за рукав. Дуня была конопата, с косичками, в сарафане – образцовая деревенская девчушка. Сначала она показалась Ивану веселой, но как только они вышли из деревни, она стала серьёзнее и стала держаться ближе к нашему молодцу. Около леса она почти прижалась к Ивану:

– Дальше только прямо, недалеко. Можно я вернусь?

– Так русалок боишься? – улыбнулся Иван. – День на улице, не тронут. Но беги домой, я сам доберусь.

Дуня отдала Ивану корзинку и помчалась вниз по склону, свежескошенная трава вылетала из-под её лаптей. Иван пошёл вглубь леса. Путь и правда оказался коротким. Домик стоял на небольшой прогалине. Он выглядел не таким ухоженным, как деревенские, но и в нём чувствовался уют. Иван постучал. Послышался старушечий голос:

– Кто пожаловал?

– Здравствуй, бабушка. Я принёс корзинку с дарами.

Дверь бесшумно открылась. Старушка была совсем низенькой, едва достигала пояса Ивана. Но, несмотря на свой рост, Ивану казалось, что старушка смотрит на него сверху вниз пытливым, изучающим взглядом. Как это ни удивительно, волосы были не седые, а чёрные, такие же чёрные, как глаза, в которых трудно различить зрачок. Она опиралась на тросточку.

– Корзинка – это хорошо, а на вопрос-то ты не ответил. Кто таков?

– Просто путник. Иваном зовут. Вчера пришёл в эту милую деревню, заночевал, узнал об их проблемах…

– Нашли дурака со стороны, молодцы. Фролку видел уже?

– Видел. Я сам предложил помочь. Меня корчмарь вчера тоже сильно выручил. Но я прежде хотел разузнать, что нужно сделать, а потом уже решу, смогу ли.

– Разумно, если истину глаголешь, хорошо, что не отчаянная голова. Заходи, на пороге дела не делаются, разговоры не ведутся. Взвар травяной будешь?

– Спасибо, не откажусь, – Иван согласился только ради приличия, он первый раз видел ведьму и немного побаивался её. – На этом кольце лежат чары, можешь сказать какие именно?

Старушка бросила взгляд на кольцо:

– Это чары дикие, я их не знаю. Да и в такие дела я не суюсь.

Она отвернулась и поставила кастрюльку на огонь:

– Да не бойся ты меня, в печь не посажу, не съём.

Ивана её слова не успокоили, даже наоборот, его тревожило то, что ведьма почувствовала его страх. Запахло зверобоем и душицей.

– Ну и чего молчишь? Говори, зачем пришёл.

– Так ведь ты уже знаешь.

– Я-то знаю. Но сказать нужно. Таковы обряды. И вежливость.

– Я бы хотел узнать, как можно помочь жителям?

– Помочь можно по-разному. В поле поработай, дров наруби. Говори яснее.

– Как успокоить русалок, чтобы они не тревожили сельчан? – Ивану не нравилась эту словесная игра: для чего проговаривать то, что и так понятно?

– Успокоить, чтобы не тревожили. Дело – нехитрое, несложное. Но Фролка вот сумел напортачить. Слушай, Иван, внимательно и запоминай. Здесь обряд нужно совершить. Самое главное – с русалками ни в коем случае не заговаривай и не смотри, как они хороводы водят, а то будешь вместе с Фролкой бесноваться. Раздобудь вещи нескольких утопленниц. Ночью приди на место их шабаша. Здесь, за лесом, течёт речка, они около неё хороводят. По шуму легко найдёшь. Затем сложное: иди к ним опустив вниз голову, глазами в землю. Ни в коем случае не смотри на русалок. Фролка тот ещё любитель девушек молоденьких был, явно не удержался и на титьки засмотрелся, вот и стал дурной. Берёшь вещи утоплениц и сжигаешь рядом с их местом хоровода. Вот и всё. Разворачиваешься и уходишь. Пока у тебя их вещи – не нападут. А после сожжения и подавно. Не бойся.

– Так просто?

– Ну, где ж просто. Вам мужикам только дай на титьки-то поглядеть.

– Тогда почему женщина не пошла, чтобы обряд совершить?

– Больно ты умный. Боятся все. Кроме Фролки никто и не пришёл даже разузнать, как их отворотить. А если бы и разузнали, легко ночью в лапы русалочьи пойти.

– Ты же говоришь, что не тронут.

– У страха глаза велики.

С тем и ушёл Иван от ведьмы. Он прогулялся по деревне. Попытался найти Фролку и парня из прошлого, Ивану хотелось попытаться поговорить с ними, хоть что-нибудь разузнать, но ни того, ни другого нигде не было видно. Поэтому он вернулся к корчмарю:

– Поможешь мне раздобыть какие-нибудь вещи, принадлежавшие девушкам, что недавно утонули?

– А я уже всё подготовил. Фролка в прошлый раз тоже их собирал, – корчмарь достал небольшую корзинку, в которой лежали гребень, соломенная куколка, сарафан и ложка. – Как знал, что ты непременно захочешь попробовать. Если поможешь нам с этой напастью, мы добром отплатим, в долгу не останемся, такая у нас, значит, традиция.

Иван решил походить по деревне и помочь жителям с бытовыми делами. Он надёргал свёклы, отнёс обед пастухам, заточил несколько кос и ножей и, конечно, заглянул к кузнецу. Так и не встретил снова местных безумцев.

Вечером он вернулся в корчму, поужинал. Попросил корчмаря разбудить его к сумеркам. Но, как ни старался, уснуть так и не смог: он в волнении ходил кругами по комнате. «Эх, жаль без ножа остался. Нужно у корчмаря будет спросить. Но поможет ли он мне? Будто я справлюсь с один ножом супротив русалок. Да даже с мечом не справился бы. Нет смысла брать. Наоборот, я читал, что оружие их больше распаляет. Лучше без оружия. Главное, не смотреть и не заговаривать. Да что я там не видел? Но вдруг потянет? Нет, не собираюсь я на мёртвых женщин заглядываться. Сдюжу. Но какой же странный обряд, глупый. Нет, не заснуть мне сегодня».

Иван спустился вниз. Здесь собрались мужики, пили мёд, судачили о том и о сём. Иван подсел к ним, послушать о деревенских хлопотах, может посчастливиться услышать ещё одну необычную историю. Но все с его появлением как будто стали меньше говорить. Или Ивану это только показалось. Как только ночь наступила своей огромной ступнёй на землю, Иван взял корзинку, факел и отправился в путь. Ему пожелали удачи, похлопали по плечам, но в целом провожали тихо и угрюмо, будто уже поминали. Лес встретил его тишиной, только изредка одиноко ухали совы. Он прошёл мимо домика ведьмы, не подававшего никаких признаков жизни. Вскоре послышались девичий смех. Иван заранее опустил взгляд, решив довериться одному слуху, и тут же чуть не врезался в дерево. Пришлось идти медленнее. Наконец он выбрался из леса. Повеяло прохладой. Его заметили: «Ах, какой хорошенький! И сам, сам к нам в рученьки идёт. Какой смелый. А красавец-то, красавец». Ивана окружили, трогали, вели всё ближе к воде; он старательно прижимал подбородок к груди и смотрел, как худенькие бледные ножки утопали в сырой земле. Опомниться не успел, как у него вырвали корзинку из рук: «А что у нас тут? Ой, мой гребень. Сарафанчик мне принёс! Что-то часто нам стали наши вещи приносить. Умаслить хотят!» Иван зажмурился, почувствовал, что его щекочут: «Вот и всё. Конец мне. Сейчас утопят». Вспомнил о Бурёнке, потянулся к косточке.

– Оставьте его, проказницы. Ишь, расшалились! – раздался вдруг мужской скрипучий голос. – Не бойся, не тронут. Они меня слушаются. Чего ты зажмурился?

– Так нельзя же смотреть: с ума сведут, – ответил освободившийся из плена холодных рук Иван незнакомцу.

– Кто тебя такому научил? – рассмеялся незнакомец в ответ.

– Ведьма в деревне. А ты с открытыми глазами?

– С открытыми. И ты открывай – не бойся. Враки всё это.

Иван открыл глаза. Перед ним стоял… человек? Худой, словно осина, выше Ивана на две-три головы, голубые глаза выпучены, полностью безволосый (отсутствовали даже брови и ресницы), полупрозрачная кожа обнажала паутину вен. Он был гол, как и русалки, что столпились за его спиной. Иван отшатнулся, споткнулся, упал.

– Кто ты?

– Я Хранитель реки. Неужели я так плохо выгляжу?

– Я просто от неожиданности. Ты живой?

– Определённо живой, а ты?

– Что я?

– Ты живой?

– Живой.

– Славно, что мы с этим разобрались, – усмехнулся Хранитель. – Если у тебя есть менее глупые вопросы, пойдём поближе к реке. Не люблю я землю. Только ради тебя выбрался. А то защекотали бы до смерти.

– Да не загубили бы мы! Она нам обиды не причинил. Просто игрались, – воскликнула одна из русалок.

– Знаю я, как вы в последнее время играетесь, – сказал Хранитель и направился в сторону реки.

Иван стыдливо отвернулся от русалок – он сам не заметил, когда успел уставиться на них – и пошёл за новым знакомым.

– Сначала я спрошу, – произнёс водяной, усаживаясь на большой лист кувшинки. – Кто ты и зачем ночью сюда забрёл? Что тебе ведьма наплела?

Иван рассказал о последних событиях. Хранитель реки грустно вздохнул:

– А теперь послушай, что я тебе скажу. Они пришли лет, когда это было, наверное, двадцать назад, попросили хорошего урожая и предложили каждый год девицу топить, мне в дар приносить. Только байки всё это. Не знаю, откуда они об этом выведали. Может, и от той ведьмы, что тебя научила. От кого ещё? Но, скажу я тебе, эта ведьма бестолковая совсем. А может и вовсе народ просто дурит. Я ничего от них не требовал, никаких жертв. Я одиночество люблю, а от этих, – махнул он рукой на русалок, – никакого покоя. Я им прямо и отказал, что девицы мне их не нужны, урожаями не занимаюсь. Но они всё своё гнули, надоели жутко, я и сказал, чтобы делали что хотят. Вот и топили исправно. Усердно подходили к своей обязанности: самых хороших да пригожих выбирали. А если год был плохой, то и двух могли утопить. Люди в этой деревне не самые хорошие, скажу тебе, Иван. Трудолюбивые, но жестокие. Жертвы ещё ладно: народ – тёмный. Вот эту видишь, самую младшенькую? Её староста утопил, чтобы никто не узнал, что он надругался над ней. А эта сама утопилась от того, что муж каждый день бил. А что Фролка со своей дочерью делал, того я даже выговорить не могу. За это она и его и свела немного с ума. Здесь у всех печальные истории. Только вон та дурёха от любви несчастной утопилась. Но, несмотря на всё это, они всегда жили сами по себе. Мстить не стремились. Если к ним ночью не лезли, то и они никого не трогали. Но в последнее время русалки словно сдурели. Да и не только они, все мёртвые, особенно те, кто насильственною смерть принял. Вот и начали в деревню сбегать по ночам – шалить. Утопили мальчишку недавно.

– Ты сказал, что они тебя слушаются.

– Только когда я рядом. Но постоянно при себе всех держать не могу. Вот и выходит то, что выходит. Ты, конечно, можешь сжечь побрякушки, для успокоения души, но это не поможет. Извини. Я бы и сам был рад, чтобы царил мир и покой. Но ни от тебя, ни от меня ничего не зависит.

Но Иван уже не стремился помочь сельчанам. Он много читал и слышал о кровавых жертвоприношениях в разных государствах. Они всегда ему казались бессмысленной жестокостью, уродством. К счастью, в Ивановом государстве это давно никто не практиковал, или Иван об этом не знал. А ещё другие девочки… Иван не знал, что больше его злило. Ярость бурлила в нём. Ему хотелось вернуться и сжечь всю деревню, сжечь до самого основания, чтобы вся эта их напыщенная идиллия, лицемерные традиции канули в Тридевятое царство. Конечно, Хранитель реки мог ему соврать. Но для чего? А ведьма соврала точно: он смотрел на русалок и ничего плохого с ним не произошло.

«Но, конечно, я не вернусь и ничего не сожгу. Не замараю своих рук. Буду оправдывать себя тем, что насилие порождает насилие. Но оно и правда порождает. Вот сожгу я деревню. И жертвоприношения прекратятся, потому что некого будет в жертву приносить. Убить только отдельных людей? Только виновных? Как понять, кто виновен? Должен ли я в это вмешиваться? Кто мне дал право судить кого-то? Эти бедные девочки, что стоят сейчас передо мной. Они дали…»

– Вижу по твоему лицу, что гложут тебя мучительные мысли. Оставь их. Просто уходи. Иди своей дорогой. Ты не сможешь исправить всё уродство этого мира. В конце концов, девушки смогут сами за себя отомстить и всегда могли. Это не твоё сражение.

Иван посмотрел на русалок, не смог сдержать слёз и почему-то произнёс: «Простите». Как будто это была его личная вина.

– Вот и молодец. Иди дальше. Я тебе провожатую дам, а то сейчас неспокойно в лесу. Лиза, проводи молодца до тракта. Да без озорства. Не бойся, она не обидит. Прощай.

– Прощай, – ответил Иван.

Она шла рядом, весело подпрыгивала, кружилась, задирала голову и радостно смотрела на звёзды – вела себя словно ребёнок. Да она и была ребёнком. Сколько ей было, когда она умерла?

– Шестнадцатый год шёл, – произнесла она, словно прочитав его мысли.

– Тебя в жертву принесли?

– Лучше бы в жертву.

Иван смутился:

– А про эти жертвоприношения все в деревне знают?

– Конечно. Некоторые из девушек стараются сбежать. Да только у одной вышло. Строго следят.

– Почему только некоторые?

– Никто не знает куда бежать. Да и все надеются, что выберут не их. Глупые. Я бы обязательно сбежала, как только шестнадцать исполнилось. Не стала бы ждать, как послушная овечка. У меня всё уже готово было. Да вот не успела.

– А куда ты хотела сбежать?

– На восток, хотела Кудыкины горы увидеть. Говорят, они так высоки, что верхушки щекочут животики облакам, те хохочут и от этого идёт снег. Ох, как я хотела это увидеть! Но корчмарь, будь он трижды проклят… – Маша прикусила язык.

– Я как раз в сторону Кудыкиных гор и направляюсь. Там есть город, Старая Кузня, говорят, там работают лучшие кузнецы.

– Тогда полюбуйся горами за нас обоих, – обжигая мёртвым холодом, губы прикоснулись к щеке Ивана. – Теперь тебя неделю ни одна русалка тронуть не посмеет. Тракт внизу. Мне пора, нужно до рассвета вернуться. Прощай, добрый путник, и вспомни о бедной Лизе, когда увидишь прекрасные горы.

Лиза, смеясь, побежала обратно. Иван с грустью смотрел ей вслед. Но она невероятно быстро скрылась среди деревьев, и наш молодец отправился дальше, на восток. «Хорошо, – думал Иван, – что все вещи у меня с собой, и не пришлось возвращаться в деревню. Вещи: несколько монет да кольцо. Кольцо! Стоило бы спросить Хранителя реки о чарах, что лежат на кольце. Вещи. Да если бы у меня в деревне остались самые любимые книги, я всё равно не смог вернуться за ними. А если бы вернулся? Смог бы себя сдержать?»