Читать книгу Мысль превращается в слова - Владимир Шемшученко - Страница 12
Заполярье
Оглавление1
Ненасытная печь за поленом глотает полено.
На исходе апрель, а в тайге ещё снега по грудь.
Скоро лёд в океан унесёт непокорная Лена,
И жарки расцветут,
и не даст птичий гомон уснуть.
Где-то там далеко облака собираются в стаи.
Где-то там далеко людям снятся красивые сны.
А у нас ещё ветер весёлые льдинки считает
На озябших деревьях, и так далеко до весны.
Тишину потревожил испуганный рокот мотора.
Не иначе сосед мой —
рисковый, бывалый мужик —
До того одурел от безделья и бабьего вздора,
Что по рыхлому льду
через реку махнул напрямик.
И опять тишина.
На сей раз проскочил-таки, леший.
От души отлегло. Я бы так ни за что не сумел.
В эту пору на лёд
не ступают ни конный, ни пеший,
А ему хоть бы хны.
Он всегда делал то, что хотел.
И за то пострадал,
и срока отбывал на Таймыре,
И на выселках жил
от верховьев до Карских ворот,
Пил еловый отвар,
кулаком плющил морды, как гирей,
И выхаркивал лёгкие
сквозь окровавленный рот.
Он глядел на меня,
усмехаясь, в минуты застолья
И на третьем стакане
меня зачислял в слабаки,
А глаза изнутри
наполнялись любовью и болью —
Так на небо глядят
пережившие жизнь старики.
2
Он был болен и знал, что умрёт.
Положив мою книгу на полку,
Вдруг сказал: «Так нельзя про народ.
В писанине такой мало толку».
Я ему возражал, говорил,
Что традиции ставят препоны,
Что Мефодий забыт и Кирилл,
Что нет места в стихах для иконы.
«Замолчи! – оборвал он. – Шпана!
Что ты смыслишь! Поэзия – это…»
И закашлялся. И тишина…
И оставил меня без ответа.
3
С ним можно было запросто молчать.
Он никогда не задавал вопросы,
Когда я рвал рубаху сгоряча,
Роняя на пол пепел папиросы.
Он не писал ни песен, ни стихов.
С ним жили шавки: Руфь и Недотрога.
За ним совсем не числилось грехов.
Он говорил, что почитает Бога.
Он вытащил меня из пьяной драки
И в спину подтолкнул: «Беги, убьют…»
Он умер тихо, но его собаки
Заснуть всему кварталу не дают.
