Читать книгу Битва за Степь. От неудач к победам - Владимир Шигин - Страница 3

Еще в 1808 году в Индии появился некто Уильям Муркрофт, прибывший по приглашению компании, чтобы управлять ее конными заводами. Муркрофт был человеком ответственным и инициативным. Через некоторое время до него дошли слухи, что где-то на севере в дебрях Центральной Азии или Тибета можно найти породу лошадей, отличающихся большой прытью и выносливостью. Речь шла о знаменитых туркменских скакунах. Как бы то ни было, но Муркрофт задался целью найти эту породу и с ее помощью освежить кровь английских лошадей. Для начала он добился приема у генерал-губернатора Индии.

Генерал-губернатором в то время был граф Уильям Амхерст – представитель одной из лучших британских фамилий, начинавший свою карьеру посланником при неаполитанском дворе, а затем неплохо зарекомендовавший себя в Гонконге. Амхерст слыл остроумным человеком. Именно он как-то обронил знаменитую фразу: «Есть три способа разориться: самый быстрый – скачки, самый приятный – женщины, а самый надежный – сельское хозяйство». Остроумная фраза запомнилась англичанам, и они до сих пор ее цитируют. При этом Амхерст был законченным интровертом, предпочитавшим созерцать свой огромный сад, чем общаться с людьми. Такой же была и его супруга Сара, профессионально увлеченная поиском новых сортов индийских растений. В честь Сары Амхерст был впоследствии назван сорт деревьев из Бирмы – Амхерстия, с очень красивыми крупными цветками, похожими на орхидеи. Злые языки при случае употребляли в отношении четы Амхерстов известную английскую идиому: «Let the grass grow under feet», дословно переводящуюся как: «Позволить зарасти травой». В переносном смысле это значило, что, если ничего не делать, даже протоптанная тропинка зарастет травой. В отношении Амхерстов это звучало так, что те предпочитают созерцать цветы, вместо того чтобы заниматься вопросами управления компанией.

Рассказ о поисках лошадей Амхерста не впечатлил. Зачем улучшать и так прекрасных английских скакунов? И тогда Муркрофт зашел с козырей:

– Ваше сиятельство! Лошади – лишь одна из задач моего путешествия, причем не главная! Главную же свою задачу я вижу в поиске неизвестных высокогорных цветов, которые могли бы стать украшением вашего сада!

После этого разрешение, разумеется, было получено.

Первая поездка в Гималаи ничего не дала. Муркрофт привез несколько новых видов цветов (и чета Амхерстов осталась довольна), но нужной ему лошади не нашел. Поэтому вскоре он снова отправился в горы, туда, где еще не ступала нога европейца.

Во время одного из своих переездов, в районе знаменитой горы Кайлас, Муркрофт остановился переночевать в доме зажиточного тибетца. Едва англичанин вошел в дом, как к нему навстречу выбежали две собачки, начавшие визжать от радости и лизаться. Муркрофт глянул на собак и оцепенел – перед ним были терьер и мопс!

Дело в том, что таких собачьих пород в Центральной Азии никогда не было. Откуда они взялись? При этом собаки явно отличали его – европейца от местных жителей, выказывая радость, какую собаки демонстрируют лишь хозяину! Помимо всего прочего, собаки четко выполняли основные команды европейской дрессировки: «Сидеть», «Лежать», «К ноге» и т. д., когда слова подкреплялись соответствующими жестами рук. Причем с наибольшим удовольствием собаки исполняли команды, которые любили давать своим питомцам именно солдаты европейских армий! Ответ напрашивался сам собой – собаки ранее принадлежали какому-то европейцу или европейцам. Но Муркрофт точно знал, что в данном районе, кроме него, не было ни одного англичанина. Значит, хозяин собак был европейцем из другой страны? Но из какой?

Муркрофт начал расспрашивать у хозяина о появлении собак. Тот ответил, что получил их от своего друга, а тот от русских торговцев, но Муркрофт был уверен – собаки принадлежали не купцам, а русским военным разведчикам, проникшим в сердце Тибета.

Вернувшись в Калькутту, бдительный Муркрофт засыпал своих начальников множеством взволнованных рапортов о коварных планах русских в Центральной Азии.

– Я убежден, – горячо убеждал Муркрофт генерал-губернатора Амхерста, – что Петербург намерен захватить огромные рынки Центральной Азии. Поэтому Ост-Индская компания должна решить, будут ли коренные жители Туркестана и Тибета одеваться в ткани из России или из Англии? Станут ли они покупать железные орудия, произведенные в Петербурге или Бирмингеме?

– Если речь идет только о качестве продукции, то русские нам не конкуренты, – передернул плечами граф Амхерст, которому уже изрядно поднадоел сверхинициативный коневод.

– В том-то и дело, что вопрос стоит совсем не о торговле! – еще больше распалился посетитель. – Русские стремятся к территориальным захватам. Сначала это будут ханства Центральной Азии, а потом и сама Индия!

– Ну, это плод вашего воображения! – уже начал злиться генерал-губернатор. – Занимайтесь лучше своими лошадьми!

– Ваше сиятельство! – вошел уже в раж Муркрофт. – Я ставлю вас в известность, что намерен письменно известить о моем открытии министерство иностранных дел.

– Ничего не имею против! – сухо кивнул головой Амхерст и отвернулся, давая понять, что визит закончен.

Муркрофт удалился, а граф, взяв в руки миниатюрную лейку, занялся уходом за капризной азалией Индика, вырастить которую в домашних условиях мог лишь очень опытный садовод.

В своих письмах в Лондон, которые Уильям Муркрофт слал десятками до самой своей смерти в 1825 году, он без устали описывал двух несчастных собак, свои догадки и объяснял, что всего лишь несколько толковых английских офицеров, командующих местными нерегулярными воинскими частями, могут остановить стремящуюся через перевалы на юг русскую армию, завалив ее огромными каменными глыбами с окружающих высот.

Первое время Муркрофту на письма отвечали, потом просто читали и подшивали, затем перестали даже читать. Что взять с сумасшедшего коневода! Ведь Россия слишком далеко от Тибета, и поэтому далекая горная страна никак не может входить в круг интересов российского императора.

Между тем Муркрофт затеял новую экспедицию. Амхерст поначалу не хотел давать деньги на очередную авантюру сумасшедшего, но потом сдался. Дело в том, что, встретившись с супругой генерал-губернатора, Муркрофт пообещал ей найти гималайское чудо – белоснежный цветок Махамеру, который цветет один раз в 400 лет.

При этом на сей раз Муркрофт решил добраться до Бухары, к неведомому и загадочному Оксусу (Амударье). Там было больше шансов найти вожделенного туркменского скакуна, а также больше разузнать о тайных кознях русских. Кроме этого, путешественник намеревался открыть новые рынки сбыта для британских товаров и опередить, таким образом, русских, которые, по его убеждению, вынашивали аналогичные планы.

Однако вскоре о Муркрофте и о его собаках вспомнили. Теперь то, о чем писал радеющий за Англию ипполог, уже не казалось таким фантастичным.

* * *

Весной 1819 года Уильям Муркрофт получил одобрение и финансовую поддержку своей третьей экспедиции. По предварительным подсчетам ему предстояло пройти более двух тысяч миль.

Фактически путешествие в Бухару Муркрофт начал одновременно с поездкой капитана российского Генерального штаба Николая Муравьева в Хиву (об этой экспедиции мы подробно писали в третьем томе «Большой Игры»). При этом, если поездка Муравьева была официальной дипломатическо-разведывательной миссией, а сам Муравьев имел статус посланника российского наместника на Кавказе, то Муркрофт никакого официального статуса не имел и действовал исключительно на свой страх и риск. Впрочем, несмотря на частный характер поездки, денег в нее Ост-Индская компания вложила немало.

Перед отъездом Муркрофта официально предупредили, что, если его визит в столь далекий от индийских границ город вызовет протест со стороны Петербурга, от него могут отречься.

– Что ж, я буду рассчитывать только на себя! – невозмутимо ответил храбрец.

Если бы Муркрофт только знал, что его ждет впереди, может быть, он был бы не столь самоуверен. Но никому не дано знать свое будущее…

16 марта 1820 года Муркрофт с несколькими спутниками пересек границу контролируемой Ост-Индской компанией территории, присоединившись к большому каравану, груженному британскими товарами – фарфором, пистолетами, ножами и хлопком. Товары тщательно отбирал лично Муркрофт, чтобы затмить по качеству товары русских. Ближайшими спутниками Муркрофта в этом дальнем походе были молодой джентльмен Джордж Требек и индиец Джордж Гутри. Охранял караван небольшой отряд гуркхов. По опыту своих предыдущих экспедиций Муркрофт знал – самая короткая дорога в Среднюю Азию проходит через Афганистан. К несчастью, в то время там разгорелась ожесточенная война между двумя претендентами на трон в Кандагаре братьями Али-шахом и Аюб-шахом.

Надо ли говорить, что богатый караван мог стать лакомой добычей для многочисленных шаек. Поэтому Муркрофт решил обогнуть Афганистан, выйдя к Бухаре с востока, со стороны Кашгара в китайском Туркестане. Для этого следовало пройти через Каракорум от столицы гималайского княжества Ладака Леха. Направляясь к Бухаре с этой стороны, Муркрофт надеялся заодно открыть для английских товаров и рынок китайского Туркестана (Синьцзян).

После многочисленных остановок в Пенджабе караван Муркрофта прибыл в Лех, важный караванный центр на пути вдоль Инда между Тибетом на востоке, Кашмиром на западе, а также Индией и Китаем. Муркрофт и его спутники были первыми англичанами, которых увидели тибетцы.

В Лехе каравану пришлось остановиться, так как на дальнейший путь следовало получить разрешение у китайцев. Учитывая неторопливость и подозрительность китайцев, на получение разрешения могли уйти долгие месяцы. Смотря на унылые каменные горы вокруг поселения, Муркрофт коротал время, лакомясь кашей из ячменной цампы, сдобренной маслом яка, и жирным соленым чаем-часуймой.

Следующим пунктом маршрута Муркрофта был китайский Яркенд, тот самый Яркенд, к которому так настойчиво, но, увы, безрезультатно стремился Петр I, пытаясь овладеть его золотыми приисками. И вот теперь Яркенд снова появился на карте Большой Игры. Но добраться до Яркенда из Леха было не менее сложно, чем сто лет ранее подполковнику Ивану Бухгольцу из Тобольска… Яркенд находился в трех сотнях милях к северу от Леха за почти непроходимыми перевалами. Кроме этого, местные купеческие кланы, издревле обладавшие монополией на караванную торговлю между Лехом и Яркендом, не горели желанием впускать в свою вотчину англичан.

Не видя иного выхода, Уильям отправился к главам купеческого сообщества.

– Я уполномочен назначить вас представителями Британской Ост-Индской компании со всеми вытекающими отсюда правами: беспошлинной торговлей с Индией, защитой английской армией и другими преференциями! – заявил он.

До сих пор неизвестно, имел ли Муркрофт на то полномочия или откровенно блефовал. Впрочем, тибетских купцов его предложение не заинтересовало.

Как стало известно позднее, китайцы предупредили купцов остерегаться вероломных англичан, так как только стоит им получить разрешение на проход через перевалы, они немедленно приведут с собой солдат. В данном случае не согласиться с китайцами сложно.

Пока Муркрофт ждал в Лехе решения своей судьбы, он, к своему ужасу, узнал, что в здешних краях у него есть русский соперник – некто Мехти Рафаилов. Вскоре Муркрофт твердо знал, что Рафаилов уполномочен распространить влияние России до границ с Британской Индией, а по пути производить политическую и географическую разведку территорий… Особенно потряс англичанина тот факт, что караван Рафаилова по казахским степям сопровождали вооруженные казаки.

– Вот и доказательство начала вооруженной экспансии в сторону Индии! – потирал он руки. – Это не какие-то несчастные солдатские собачки!

В письмах в Калькутту Муркрофт писал, что вслед за торговыми русскими караванами уже идут страшные казаки! А купец Рафаилов – это хитрый разведчик, исследующий маршрут и готовящий почву для будущей военной экспансии.

От вернувшихся с севера через перевалы людей Муркрофт теперь требовал всю информацию о передвижении опасного конкурента.

– В Кашгаре русский купец тайно обещал местным вождям поддержку своего царя, если те попытаются сбросить маньчжурское иго, – докладывал ему очередной агент.

– А что же вожди? – напрягся Муркрофт.

– Они ответили, что направят в Петербург законного претендента на кашгарский трон, чтобы тот вернулся во главе обученной русскими армии и вернул все земли, принадлежавшие его предшественникам!

– Я не могу понять, почему местные вожди и население так радуются при известии о благорасположении к ним русского царя и совершенно равнодушны к щедротам Ост-Индской компании? – сетовал Муркрофт.

Именно так случайно состоялся самый первый контакт двух разведчиков стран – соперниц по Большой Игре в Центральной Азии.

* * *

Напомним, что к началу XIX века Англия владела фактически всей Индией, за исключением ее севера, где в княжествах Пенджаб и Синд жили воинственные сикхи, и Кашмира, номинально входившего тогда в состав Афганистана. В 1799 году махараджей Пенджаба стал талантливый и энергичный правитель Ранджит Сингх, прозванный подданными «Львом Пенджаба». Понимая, что рано или поздно ему предстоит столкнуться с англичанами, Ранджит Сингх реорганизовал на европейский манер свою армию и деятельно занимался объединением пенджабских земель. Известный российский ученый и дипломат Е.П. Ковалевский так характеризовал его: «Ранджит Сингх – одно из тех немногих лиц в Азии, на котором отрадно отдохнуть душой, как взором на роскошном оазисе посреди дикой пустыни». К 1811 году Ранджит Сингх завершил объединение Пенджаба, создав сильное централизованное государство с достаточно боеспособной 60-тысячной армией. Именно с Ранджитом Сингхом российское правительство и решило установить полезный и взаимовыгодный торговый контакт.

Лучшим исходным пунктом для торговых караванов, следовавших в Восточный Туркестан и далее в Северную Индию, являлся Семипалатинск – крепость и город, лежащий на Иртышской (Сибирской) пограничной линии, основанный в 1718 году полковником Иваном Бухгольцем. Оттуда караваны отправлялись в ближайшие города западно-китайского Синьцзяна. Экспедиции же в Северную Индию были опасны не только в силу географических условий. Банды грабителей и провокации англичан были обычным явлением. Поэтому, несмотря на заманчивость большой прибыли, семипалатинские купцы решались на такие мероприятия не часто – раз в несколько лет. В свою очередь, иностранные купцы завозили в Семипалатинск кашемировые шали – товар, бывший тогда в большой моде, изящный, а для торговцев очень прибыльный. Если стоимость пухового тибетского платка составляла до тысячи целковых за штуку, то шалями торговали по 15 тысяч рублей!

Одним из самых удачливых торговцев кашемировыми шалями был Мехти Рафаилов, приказчик крупного сибирского купца Семена Мадатова. В 1807 году он вместе с купцами Артемовым и Шарголовым совершил весьма удачную поездку в Кашмир и доставил большую партию сверхдефицитного товара в Петербург. Уже через несколько дней после появления Рафаилова в Петербурге им заинтересовались в Министерстве иностранных дел.

Что нам известно о Рафаилове? Сам он сообщал о себе в одном из документов, что приехал в Россию в 1802 году. Сведений о Рафаилове, относящихся до его появления в России, практически нет. В архивных делах упоминается, что он – «кабульский житель» или «кабульский еврей». По английским данным, Рафаилов являлся выходцем из Персии, его мать была рабыней, а отец – купцом. Родители рано умерли, и мальчика воспитали друзья отца. Он был слугой, разносчиком, приказчиком, затем сам начал торговать и уже как купец попал в Россию, где крестился. При этом у Рафаилова были все данные, необходимые настоящему разведчику. Он был умен и хитер, хорошо образован, разбирался в большой политике и географии, знал многие восточные языки, в том числе турецкий, татарский, персидский, кашмирский и пенджабский. Надо ли говорить, что Рафиалов стал настоящей находкой для нашего Министерства иностранных дел!

Вскоре Рафаилова и его товарищей принял сам министр иностранных дел Николай Румянцев и предложил снова отправиться с товарами в Западный Китай и Северную Индию. Но теперь, помимо торговых дел, купцам было велено заняться и разведывательными делами. 21 февраля 1808 года Румянцев подписал указ о свободном пропуске Рафаилова, Артемова и Шаргалова в Индию и обратно. Кроме этого, новое предприятие было профинансировано государством. Уже в августе 1808 года купцы выехали из Семипалатинска с новыми товарами.

За три года они побывали в Кульдже, Аксу, Кашгаре, Яркенде и Кашмире и возвратились в Семипалатинск в марте 1811 года. По этому поводу командующий войсками Сибирской линии барон Григорий Глазенап отправил канцлеру графу Николаю Румянцеву отчет, составленный со слов Мехти Рафаиловым: «…Еврей Махти Рафулла препровожден с караваном нашим до китайского города Кулжи, отколе пустился по границе китайской к достижению Кашмира. Махти Рафулла исполнил свое предприятие, был в Кашмире довольное время, испытав ход тамошней торговли, и ноне возвратился в пределы наши к Семипалатинской крепости. Я, осведомясь о сем, вытребовал его ко мне в Омск, дабы получить от него сведения о тех отдаленных китайских городах и владениях, в коих он успел быть во время своего путешествия, с тем намерением, чтобы с точностию воспользоваться такими известиями на распространение в Сибирском крае торговли послужащее… Еврей сколько был в силах удовлетворил требованное от него, и с его показаний составлена записка, кою я за долг вменил себе представить к усмотрению Вашего сиятельства. Рассмотрел я также товары, приобретенные им в Кашмире. Они состоят из одних шалей тамошней выработки, но превосходного достоинства, все эти вещи повез он с собою, таможнею запечатанные в тюки, до Санкт-Петербурга, ноне по приказанию моему должен явиться Вашему сиятельству…»

От себя Глазенап отметил, что «Мехти Рафаилов, сколько был в силах, удовлетворил требованное от него». Записка, составленная со слов Рафаилова, была весьма обстоятельной, содержала подробное описание его путешествий, разведывательных, географических и этнографические данных. Фактически до Рафаилова столь развернутого описания Кашмира и прилегавших к нему областей в России еще никто не делал.

26 ноября 1811 года император Александр пожаловал «кабульскому жителю Мехти Рафаилову» золотую медаль с надписью: «За полезное» для ношения на шее на красной ленте. В марте 1812 года Рафаилов подал министру иностранных дел Румянцеву свой «Проект на открытие путей, ведущих из России в Индию». Документ был большой по объему и насыщен важной информацией. Для себя Рафаилов просил классный чин, имея который ему было бы гораздо легче решать все торговые вопросы в России.

Но получить чин Рафаилов не успел. В сентябре 1813 года он был послан с караваном товаров на 160 тысяч рублей в города Северного Китая. Губернатор Глазенап сообщал в Петербург, что поручил Рафаилову доставить письмо к «тибетскому владетелю, приглашая того вступить с нами в торговые сношения. Самому ж Рафаилову поручил… делать путевые замечания свои насчет удобности таковых сношений и прочем». Кроме Рафаилова, в Кашмир отправились: грузинский дворянин Семен Мадатов, еврей Мехтира Фулло и тифлисские жители Захар Шаргилов и Егор Артемов, а также учитель омского военного сиротского отделения Дешев, хорошо знающий инженерное дело. Так как Дешев не знал местных языков, он должен был изображать немого, а переводчиком при нем должен был состоять урядник сибирского казачьего войска Белевцов, бывший уже несколько раз на границе Китая. По приказу губернатора Глазенапа оба отрастили себе длинные бороды. Фактически это была настоящая разведывательная экспедиция, имевшая стратегические задачи.

Караван Мехти Рафаилова выступил из Семипалатинска под прикрытием отряда из сотни казаков. Миновав Семиреченский край, озеро Иссык-Куль, караван достиг Турфана. Затем Рафаилов отправился в Аксу. Там он продал часть товаров, получив взамен ямбовое серебро (ямба имела форму «подковы с круглой китайской печатью»), после чего выехал в Кашгар, где также вел торговлю, но менее удачно, так как менял свой товар не на серебро, а на местные товары, которые намеревался впоследствии продать на Нижегородской ярмарке. В Кашгаре Рафаилов оставался на протяжении 13 месяцев. За это время к нему прибыл с новыми товарами из Семипалатинска приказчик. Затем Рафаилов направился в Яркенд, а оттуда в Тибет. Там он встретился с раджой Агбар-Махмудом и передал ему письмо генерал-губернатора Западной Сибири. Агбар-Махмуд принял Рафаилова со всей возможной любезностью, разрешив беспошлинно торговать и обещая впредь покровительство русской торговле. Из Тибета Рафаилов намеревался направиться к главной цели своего путешествия – в Кашмир, чтобы там купить шали, но по случаю купил их в Тибете. Поэтому от поездки в Кашмир Рафаилов отказался. Перед возвращением в Россию Агбар-Махмуд дал российским купцам аудиенцию и вручил ответное письмо генералу Глазенапу, написав в нем о своем большом желании вступить в торговые сношения с Россией, а также о намерении отправить туда своего посланника. Из Тибета Рафаилов уехал в Кульджу и через восемь месяцев возвратился в Семипалатинск.

Вся поездка продолжалась более двух лет. Результатом ее стало фактическое установление дипломатических отношений России и Тибета, а также новый отчет Рафаилова. Из отчета Рафаилова: «В бытность мою в вышепомянутых городах, по короткому знакомству моему с индейскими, ауганскими, кашемирскими и персицкими знатными купцами узнал, что они охотно желают завести на границах российских и внутри оных постоянной торг и учредить купеческие конторы, даже на таких условиях, какие предложит российское правительство… Не смею умолчать, чтобы не доложить… что владетель индейской провинции и города Лагора Ранджицын Бадша (Ранджит Сингх. – В.Ш.) ищет покровительства, но не знает, где его найти». В последней фразе Рафаилов говорит о противостоянии властителя Пенджаба с Британской Ост-Индской компанией и поиске союзников в борьбе против нее.

Наградой Рафаилову стал чин надворного советника, что соответствовало 7 классу в табели о рангах, приравнивалось к армейскому чину подполковника, т. е. давало право на личное дворянство. Таким образом, заслуги Рафаилова были оценены весьма высоко.

А сам Рафаилов уже готовился к новой поездке. На этот раз задание у него было куда более сложное – пробраться гораздо дальше к югу – в независимое государство сикхов Пенджаб. Там ему следовало попытаться установить дружеские контакты с правителем Ранджитом Сингхом. Ему Рафаилов должен был доставить письмо нового министра иностранных дел Карла Нессельроде. Аналогичное письмо было написано и независимому властителю одной из частей Тибета радже Акибету. Письма содержали предложения о взаимовыгодной торговле, а также об установке прямых и постоянных государственных контактов, а также приглашали властителей посетить Петербург. В качестве подарка для Ранджита Сингха Рафаилову были выданы несколько крупных и дорогих рубинов и изумрудов. Фактически Россия руками Рафаилова начала свою первую геополитическую интригу в Центральной Азии.

Написанные по-персидски письма были уложены в мешочки из красной узорчатой парчи и вручены Рафаилову. Кроме этого, ему было поручено купить шесть лучших туркменских жеребцов для государственных конных заводов, а также несколько кашмирских коз для разведения этой породы.

На встрече с министром финансов Гурьевым, известным гастрономом и любителем путешествий, Рафаилов поделился своими планами:

– Я хочу ежегодно закупать в Тибете козий пух и устроить в Петербурге казенную фабрику для выделки собственных кашмирских шалей. На первый случай я найду в Тибете и в попутных городах надежных торговых агентов. В самом же Тибете думаю закупить не менее 50 пудов пуха и убедить кашмирского владетеля отменить запрет на вывоз пуха и шерсти из Тибета в Россию.

– Насколько я знаю, тамошние владетели очень ревностно охраняют свою монополию? – засомневался Гурьев, разглядывая в лорнет своего собеседника.

– Это так, но у меня есть надежные люди – прежде всего, визирь кашмирского правителя, который обещал содействие. Кроме этого, я хочу привезти с собой в Петербург несколько тибетских мастеров по выделке и ткани, и шерсти, закупив необходимые станки, а также самому ознакомиться с техникой ткачества шалей. Если все пойдет как надо, то в обозримом будущем предполагаю устроить фабрику, на которой, кроме кашмирских шалей, могли бы производиться изделия из козьего пуха.

– Мне определенно нравится ваш план! – потер холеные руки Гурьев. – Если все получится, то это обещает России неисчислимые выгоды! Что же до злобы со стороны англичан, когда они прознают, что мы опередили их в Кашмире и Тибете, то тут пусть расхлебывает мой коллега граф Нессельроде! От себя обещаю вам за каждый пуд привезенного пуха по сотне голландских червонцев, а за каждого нанятого ткача по тысяче!

После этого Рафаилов, вместе со своими помощниками Зариповым и Муса-ханом выехал из Петербурга в Семипалатинск.

30 апреля 1820 года Рафаилов выехал из Семипалатинска с новым караваном. Его вел опытный караван-баши ташкентец Мулла-Мансур Мамасеитов, а до ближайшего пограничного поста Бадельдован караван сопровождал отряд из сотни казаков под командой хорунжего Мокина. На пути караван подвергся нападению кочевников-киргизов, но конвойные казаки сумели разогнать нападавших. Затем караван благополучно прибыл в город Турфан, что в Восточном Туркестане, а оттуда через Аксу в Яркенд. Там Рафаилов в течение двух месяцев успешно торговал, после чего с оставшимся товаром двинулся на Лех. Первые недели путешествие протекало нормально, но на подъезде к Леху Рафаилов неожиданно заболел. Неизвестная болезнь длилась всего три дня, и от «опухоли всего тела» он умер.

* * *

О причине смерти Рафаилова на высоких перевалах Каракорума, поднимавших путников порой почти на шесть километров над уровнем моря, остается только догадываться. Возможно, просто не выдержало сердце, возможно, это была т. н. «горная болезнь». Однако, возможно, что разведчик умер и не своей смертью… Известно только то, что Рафаилова похоронили прямо у дороги.

После смерти Рафаилова караван возглавил его помощник Мухамед Зугур Зарипов, который распродал оставшиеся товары и вернулся в Семипалатинск. Узнав о смерти Рафаилова, генерал-губернатор Западной Сибири Капцевич немедленно известил об этом министра иностранных дел Нессельроде. Тот был искренне опечален, сказав:

– Найти достойную замену умершему просто невозможно. Теперь о Тибете и Кашмире на какое-то время придется просто забыть!

Известно, что российское правительство взяло на себя заботу о малолетнем сыне Рафаилова. Что касается секретных писем, бывших у разведчика, то они… пропали. Спустя некоторое время одно письмо к Ранджиту Сингху неожиданно оказалось в руках… у Муркрофта. По признанию самого Муркрофта, он давно знал о разведывательной деятельности Рафаилова, собирал о нем информацию, следил за передвижением и в нужный момент выкрал (или перекупил) крайне важное для англичан письмо. Поэтому подозрение, что смерть Рафаилова не была случайной и естественной, а российский разведчик был отравлен агентами Муркрофта, имеет веские основания.

Сам Муркрофт обвинения в свой адрес возмущенно отрицал.

– Да, я знал о вредной деятельности русского шпиона, но убивать его не собирался, – говорил он с деланной печалью. – Наоборот, я намеревался встретиться с Рафаиловым и кое-что узнать у него лично и поэтому очень расстроился, узнав о его внезапной смерти.

Среди своих Уильям Муркрофт был, впрочем, куда более откровенен:

– Мы можем только радоваться неожиданной кончине русского шпиона, так как проживи он еще несколько лет, мог бы реализовать такие сценарии, от которых содрогнулись бы многие кабинеты Европы и в первую очередь английский!

– Как хорошо, что Господь на стороне англичан! – поддакнул ему один из соратников.

– Как хорошо, что Господь на стороне предусмотрительных! – загадочно улыбнулся в ответ Муркрофт…

И сегодня в искренность официальных заверений чиновника Ост-Индской компании о печали по поводу смерти Рафаилова верится слабо. Тем более что для Муркрофта со смертью Рафаилова все сложилось на редкость удачно. Во-первых, найти достойную замену умершему в Петербурге так и не смогли, а, во-вторых, теперь в руках англичанина был реальный документ о политическом интересе русских к Тибету и Кашмиру, т. е. о том, чего больше всего боялись в Калькутте и Лондоне. Впрочем, официально Петербург и Лондон относительно письма российского министра к Ранджиту Сингху промолчали. Таковы были негласные правила набиравшей все большие обороты Большой Игры.

Сегодня имя Мехти Рафаилова – одного из пионеров Большой Игры – практически забыто. Кому какое дело до судьбы некого купца из кабульских евреев! А ведь именно Рафаилов был нашим первым разведчиком на Тибете и в Кашмире, став и одной из первых жертв в начинавшейся битве.

* * *

Впрочем, смерть Рафаилова не избавила Муркрофта от жуткого страха перед коварными русскими. Не имея никаких полномочий, он поспешил от имени неких «английских купцов» начать переговоры о заключении торгового договора с правителем Ладакха Цэпал Намгьялой. На вопросы членов миссии, не слишком ли он рискует, Муркрофт отвечал:

– Неужели вы не понимаете, что я одним мастерским ударом открываю для Англии все рынки Центральной Азии!

Однако в Калькутте его энтузиазма не одобрили.

– Я не верю бредням Муркрофта, которому всюду мерещатся заговоры русских. На сегодняшний день русские еще слишком далеко от Центральной Азии, не говоря уж об Индии! Поэтому следует приструнить зарвавшегося коневода, чтобы он не вспугнул Ранджита Сингха, который пока для нас слишком ценен, – заявил генерал-губернатор Уильям Амхерст.

– После захвата Кашмира Ранджит Сингх ревниво считает Ладакх своей территорией, и самодеятельные переговоры Муркрофта с властителем Ладакха для нас чреваты проблемами, а может, и войной! – продолжили мысль генерал-губернатора члены совета компании.

– Боже! – схватился за голову Амхерст. – Как трудно иметь дело с инициативными идиотами, особенно если эти идиоты конюхи! Отзовите Муркрофта в Калькутту немедленно!

Но от Калькутты до Ладакха более тысячи миль. Пока послание от генерал-губернатора о запрещении каких бы то ни было сношений с правителем Ладакха достигло цели, деятельный Муркрофт уже объявил Цэпалу Намгьялу, что Англия подтверждает его независимость, и обещал… британское покровительство.

Спасая ситуацию, генерал-губернатор был вынужден срочно выслать своего представителя в Лахор, чтобы принести уничижительные извинения Ранджиту Сингху за глупый проступок Муркрофта и отозвать подписанный им договор из Ладакха.

Но было уже поздно. Узнав о происках англичан в Ладакхе, Ранджит Сингх пришел в неописуемую ярость.

А вскоре началась череда таинственных покушений на жизнь Муркрофта и двух его спутников. Вначале неизвестный стрелял вечером через окно в работавшего за столом его спутника Джорджа Требека, но немного промахнулся. Видимо, убийца по ошибке принял его за Муркрофта. Потом последовали еще два покушения на Муркрофта, причем одного из убийц он застрелил. Тогда вместо пуль в дело пошел яд. Вскоре Муркрофт и его спутники почувствовали странные боли, которые приписали лихорадке, и им стало совсем плохо. Впрочем, у Муркрофта нашлись друзья, которые принесли ему противоядие, и смерть отступила. Но от гнева начальства спасти Муркрофта уже не мог никто.

До поры до времени руководство компании терпимо относилось к затеянным коневодом бесконечным поискам новых лошадей. Однако после трех безрезультатных дорогостоящих экспедиций, а также развивающейся у Муркрофта мании русофобии, его вмешательства в отношения Ост-Индской компании с могущественным суверенным правителем терпеть выходки авантюриста уже никто не желал. В Ладакх было послано два письма. Первое с уведомлением об увольнении Муркрофта со службы компании и второе с приказом немедленно вернуться в Калькутту. Получив письма, Муркрофт оскорбился.

– Я, как никто другой, пекусь о безопасности моей страны! – кричал он в истерике. – Я пекусь о расширении нашей торговли на Туркестан и Китай, а вместо благодарности получаю черную метку! Но я не отступлю от своих планов!

Упрямый Муркрофт и не подумал возвращаться в Калькутту, где его не ждало ничего, кроме позора. И он решил действовать на свой страх и риск!

Весной 1824 года Муркрофт и его спутники, пройдя через Кашмир и Пенджаб (постаравшись обойти как можно дальше к северу столицу Ранджита Сингха Лахор), переправились через Инд и добрались до Хайберского перевала. За перевалом лежал Афганистан, а дальше пустыни и таинственная Бухара…