Читать книгу Блокадные дневники. Пьесы - Владимир Симаков - Страница 4

Там же, ближе к вечеру. Курашова сидит у подъезда, вяжет. Сидоров и Мохов поднимают песок на чердак с помощью блока.

С и д о р о в. Повезло нам: соседи быстро управились. Теперь и у нас дело пойдет. Небольшая механизация, а сколько времени и сил сберегает…

М о х о в. Да уж все лучше, чем ползать с ведрами вверх-вниз…

С и д о р о в. Извини, Игнатьич, объявляю перерыв. Покури пока.

Через сквер к дому идут мать и дочь Сидоровы. У Марии правая

забинтованная рука на перевязи. Сидоров идет навстречу.

Е в г е н и я П. Принимай, отец. Жива доченька наша!

С и д о р о в (обнимает дочь). Ну, здравствуй. Заставила ты нас понервничать. Что рука?

М а р и я. Почти поправилась. Осталось пару перевязок сделать.

С и д о р о в. Как же это ты не убереглась? Подставляться под пули – гиблое дело.

М а р и я. Да меня только чуть царапнуло.

С и д о р о в. Если бы не чуть, мы бы с тобой не разговаривали сейчас.

Е в г е н и я П. Какой там чуть! Сама говоришь – упала.

М а р и я. Споткнулась я…

Е в г е н и я П. И сознание потеряла от этого?

М а р и я. Мама, ну зачем ты ему рассказываешь?

Е в г е н и я П. Затем и говорю, что быть бы тебе в плену или на том свете, если бы не Данила Андреич: и к дороге ее вынес, и в машину поместил.

М а р и я. А сам он – ничего? Не ранен?

С и д о р о в. Здоров твой командир. Повез своих к поезду: в тыл их эвакуирует.

М а р и я. Мне надо с ним увидеться.

С и д о р о в. Вернется к вечеру и встретитесь. А сейчас иди отдыхай. Мне-то не до отдыха: песок надо поднять на чердак. Авдей, не убегай, нам блок до вечера дали, надо управиться. (Уходит)

Е в г е н и я П. Отца хлебом не корми, дай только поговорить о своих походах. Так что Данилу Андреича он непременно к нам приведет.

М а р и я. Мне нужно встретиться с ним без свидетелей.

Е в г е н и я П. Что задумала? Обидел он тебя? Так скандалом делу не поможешь. Да и не время сейчас…

М а р и я. Ты не поняла.

Е в г е н и я П. Вот и объясни матери непонятливой.

М а р и я. Я хочу сына от него иметь.

Е в г е н и я П. Ты думаешь, что говоришь?

М а р и я. Давно думаю. А теперь времени на раздумье не осталось.

Е в г е н и я П. Думы твои я знаю. Может быть, встретишь другого…

М а р и я. Ты говоришь, не зная того, что видела я. А мне снятся окопы, которые стали братскими могилами для женатых и женихов, и поля, усеянные их трупами. И когда мы возместим эти потери, и возместим ли, не знаю. Но я хоть рожу по любви.

Е в г е н и я П. Позор-то какой! Отец убьет тебя!

М а р и я. Убивать пусть идет на передовую, враги – там. А воевать с родными и близкими сейчас не время.

Е в г е н и я П. Ладно, еще не вечер. Идем домой, приляжешь хоть, отдохнешь.

Мария видит идущего к дому Петрова.

М а р и я. Я здесь немного посижу, воздухом нормальным подышу, не больничным.

Е в г е н и я П. Ну, переведи дух, пока я постель тебе приготовлю.

Евгения П. уходит. Мария садится на скамейку в сквере. Подходит Петров, оба не скрывают радости.

П е т р о в. Здравствуй, Машенька… Вот о ком меня расспрашива-ли родители…

М а р и я. Здравствуйте, Даниил Андреевич…

П е т р о в. Как ты себя чувствуешь?

М а р и я. Почти здорова. А как вы выбрались оттуда?

П е т р о в. Как и другие: на своих двоих.

М а р и я. Сколько вернулось, не знаете.

П е т р о в. Со мной вышло семь человек. Об остальных ничего не знаю.

М а р и я. Значит…

П е т р о в. Пока это ничего не значит. Но…

М а р и я. Печально.

П е т р о в. После выздоровления куда пойдешь?

М а р и я. Как врачи решат…

П е т р о в. Не в окопы же?

М а р и я. Не хотелось бы… Я там чувствую себя такой беззащитной, а немцы – безнаказанными.

П е т р о в. Ты же прекрасно стреляешь – подучись на снайпера.

М а р и я. Я подумаю. Не мое это дело – убивать. Мечта у меня совсем другая.

П е т р о в. Какая же, если не секрет?

М а р и я. Не секрет. Но вам-то я не скажу.

П е т р о в. Да я не любопытный…

М а р и я. А вы где намерены воевать?

П е т р о в. Судя по обстановке, далеко не отправят. Завтра получу пополнение и на передовую.

М а р и я. Так сразу? И задержаться никак нельзя?

П е т р о в. Задержки на войне дорого обходятся.

М а р и я. Я, пожалуй, открою вам свою мечту… если в гости пригласите…

П е т р о в. Приглашаю… хоть сейчас…

Мария обнимает и целует Петрова. Из подъезда выходит Сидоров.

С и д о р о в. Ты, Мария, кланяться должна Даниле Андреичу, а не на шею ему вешаться. И в церкви не одну молитву вознести за его здравие.

М а р и я. Папа, что ты говоришь?

С и д о р о в. Дело говорю, а ты слушай!

М а р и я. Я же комсомолка, а Даниил Андреевич – член партии!

С и д о р о в. И ты думаешь, билеты ваши вас спасли? Нет, на то Божья милость была. И теперь все зависит от воли его… Данила Андреич, ты теперь один. Зашел бы к нам, отужинали вместе. Крестницу свою порадуешь.

М а р и я. Ну я же и приглашала Даниила Андреевича…

С и д о р о в. Вот это правильно…

П е т р о в. Мне же с утра на сборном пункте надо быть…

С и д о р о в. Ну, ужин – не ахти какое застолье, полчаса-час, не более.

М а р и я. Приходите, пожалуйста!

П е т р о в. Спасибо, зайду.

С и д о р о в. Вот и договорились. (Марии) А ты иди домой, приляг. Мать зовет.

Петров, Мария, Сидоров расходятся по подъездам. Возле жилконторы остаются Мохов и Курашова.

М о х о в (Курашовой). Вы что же, так весь день и будете дежурить?

К у р а ш о в а. Да я Евгению Павловну подменяю. Она в госпиталь за дочерью ходила. Теперь вернулась и сменит меня.

М о х о в. Погода-то сказочная стоит… живи да радуйся. А люди убивают друг друга.

К у р а ш о в а. Война, ничего не поделаешь.

М о х о в. И город стал каким-то другим. В центре маскировочные сети натягивают, окна мешками с песком закладывают, в бойницы их превращают.

К у р а ш о в а. Неужели в городе воевать будут?

М о х о в. Похоже. На работу когда ходил, удивлялся: народу на улицах мало. Только на Смоленском кладбище – оживление. Престольный праздник, видно, отмечался.

К у р а ш о в а. Был такой на днях.

М о х о в. Так верующие пришли поминать своих с выпивкой, с закусками. А их не пустили, там теперь ополченцев обучают: лечь, встать, коли, шагом марш и прочее.

Так наши верующие и неверующие на лютеранском расположились, благо рядом. На чужих могилах своих почивших поминали.

К у р а ш о в а. Грустно это, да и кощунственно, по-моему.

М о х о в. Я тоже подумал, что нехорошо. А что мы понимаем в этом? Я вот своих отправил, а теперь извелся весь, не зная, что с ними? Поехал бы вслед, да меня к охране склада приписали, и никуда не денешься.

К у р а ш о в а. Да, в чужие края к чужим людям ехать – не приведи господь. Мы для себя решили: из Ленинграда – ни ногой! Пусть увозят матерей с детьми, это правильно. И хорошо, что вы своих отправили.

Из подъезда выходят Сидоров и Евгения Павловна.

С и д о р о в. Передохнул, Авдей Игнатьич? Продолжим?

М о х о в. Да надо сегодня закончить, не оставлять на завтра.

Мохов и Сидоров продолжают работать.

Е в г е н и я П. Спасибо тебе, Соня. Теперь уж я никуда. И дочь дома, и душа на месте. Отдыхай. (Садится рядом с Курашовой).

К у р а ш о в а. Маша-то как себя чувствует?

Е в г е н и я П. Не жалуется. Но вы же видели ее. Сейчас вот прилегла, отдыхает.

К у р а ш о в а. У меня тоже от сердца отлегло: мои в Новосибирск эвакуируются.

Е в г е н и я П. А что им в Москве-то не живется? Москву-то уж точно не сдадут.

К у р а ш о в а. Да неспокойно там. Люди уже устали от воздушных тревог. Ночи проводят на станциях метро да в бомбоубежищах. И как по расписанию: с 10 вечера до 4 утра. Тревоги эти да светозатемнения все нервы выматывают.

Подходит Архипова, садится рядом с женщинами.

Е в г е н и я П. У нас хоть этого нет. А как там с продуктами?

К у р а ш о в а. Александр Николаевич говорит, мясные продукты отпускают по нормам. Но можно все купить в коммерческих магазинах. Норм на хлеб нет.

Е в г е н и я П. А у нас уже и на хлеб нормы ввели.

А р х и п о в а. На эти нормы грех жаловаться. И в коммерческих можно всегда прикупить, если понадобится.

Е в г е н и я П. Я и не жалуюсь. Ленинград, говорят, запасся продуктами на двадцать лет. Где только такую прорву продуктов хранят?

К у р а ш о в а. Город большой, складов хватает. Николай Федорович говорит, мы уже не принимаем те составы с продуктами, что нам предлагают.

А р х и п о в а. Говорите, и Москва эвакуируется?

Е в г е н и я П. Софья говорит. Видать, там порядка больше. А у нас все со скрипом: не хотят люди уезжать. С каждым приходится спорить и чуть ли не ссориться.

А р х и п о в а. Вам-то зачем ссориться? Пусть облеченные властью доказывают свою правоту. И все-таки уезжают, хотя такой переезд равен пожару.

Е в г е н и я П. Выезжают, но в магазинах толчея не уменьшается.

А р х и п о в а. Так это беженцы из пригородов. Возле вокзалов их масса. И что с ними будет? Где и как они устроятся, не имея прописки, трудно даже представить.

К у р а ш о в а. Что и говорить… Из Москвы сколько дорог расходится, а у нас одна осталась, и та ненадежная. Сосед наш, Александр Николаевич, трое суток из Москвы в объезд добирался по какой-то Северной дороге. Но и на ней, говорит, все насыпи изрыты воронками от бомб, особенно он называл Мгу. И разбитых поездов много…

А р х и п о в а. Дороги бомбят и обстреливают в первую очередь.

К у р а ш о в а. И как выезжать людям? Это же опасно!

Е в г е н и я П. А если Ленинград бомбить будут, куда деваться?

К у р а ш о в а. До этого не дойдет, не позволят. Вон аэростатов сколько поднимают. И кем надо быть, чтобы красоту разрушать?

А р х и п о в а. Фашистов это не остановит. У них идеология вандалов. Я это прочувствовала, прячась по лесам.

Е в г е н и я П. Но в городе мирные жители!

А р х и п о в а. Для немецких летчиков мы не люди, а мишени. Они намеренно летают над дорогами и расстреливают всех движущихся по ним.

Е в г е н и я П. Но если будут бомбить, то лучше уехать. Я боюсь всякой пальбы, взрывов. Вон опять где-то громыхнуло…

К у р а ш о в а. Николай Федорович объяснял, что это пушки пристреливают.

Е в г е н и я П. И не могут подальше от города это делать?

А р х и п о в а. Я вроде стреляный воробей, а и сейчас страшно.

К у р а ш о в а. Я тоже боюсь. Особенно когда Николай Федорович на дежурстве. Даже бессонница напала.

Е в г е н и я П. Пока вы здесь разговариваете, пойду посмотрю, как раненая моя себя чувствует, не надо ли чего…

К у р а ш о в а. Идите, идите… Я потому здесь и сижу, что на людях неизвестность легче переносить.

Е в г е н и я П. Спасибо… (уходит).

К у р а ш о в а (Архиповой). Так вы уже прошли крещение огнем?

А р х и п о в а. Не приведи бог такое проходить. Вспоминать те дни без дрожи не могу.

К у р а ш о в а. И от мужа никаких известий?

А р х и п о в а. Пока никаких.

К у р а ш о в а. Но почта же работает. Не боитесь, что с ним что-то случилось?

А р х и п о в а. Стараюсь об этом не думать. Сам-то он уверен, что доживет до победы и увидит, как Гитлеру шею свернут.

К у р а ш о в а. Эвакуироваться не будете?

А р х и п о в а. Мы с дочкой еще от того выезда не оправились. Но идет такая усиленная агитация, принято столько постановлений, что трудно не поддаться. Жду мужа: c ним решать будем. Ожидание очень угнетает.

К у р а ш о в а. Все чего-то ждем. Я, по совету мужа, с Нового года дневник веду. И надо же – война! Такое событие.

А р х и по в а. И что записываете?

К у р а ш о в а. Каждый раз мучаюсь, не знаю, что писать. Никаких ярких событий в городе нет, да и о происходящем не все сообщают. Про аэростаты заграждения написала, это уже стало будничным делом. Вот сегодняшняя запись (достает тетрадь, читает): «Война продолжается. В садике на Шкиперке дворник Макар Васильевич подрезает кусты акаций и сирени. Это напоминает мирную жизнь. Привезли песок, и дети играют в нем, хотя песок этот не для игры, а тушения возможных пожаров от бомб. Но бомбежек. пока нет. Вчера удалось купить три килограмма свежей капусты. Хочу ее нашинковать и засолить. Ночь провела отвратительно. Муж был на дежурстве, а мне не спалось. Уснула только под утро и видела странный сон: громадный бор, с корнями вырванные летящие сосны и копающие землю люди. Наслушалась в жилконторе разговоров про окопы…»

Вот… Николай Федорович говорит, что фундаментальных сведений о происходящем мой дневник не содержит. Хочу переписать еще сводку Совинформбюро.

А р х и п о в а. Зачем же переписывать? Оставьте газету, если в ней есть что-то стоящее внимания.

К у р а ш о в а. Может быть, собирать газеты?

А р х и п о в а. Почему бы и нет? Вот только очереди за ними…

К у р а ш о в а. Это меня не смущает. Мы как раз подписались на три месяца.

А р х и п о в а. Ну и берегите их. Потом интересно будет сравнить, что писалось и что делалось. Правда, сообщения в них скупые и уклончивые… И в результате мы ничего не знаем о происходящем. Пользуемся слухами, что приносят нам беженцы и выходящие из окружения ополченцы…

К у р а ш о в а. Вот как раз интересная заметка: «Киев был и будет советским!» Это о митинге в Киеве. На нем единогласно постановили не сдавать город врагу.

А р х и п о в а. Интересней знать, что об этом думают военные.

К у р а ш о в а. Так и военные были на митинге! А у нас будет митинг? Немцы ведь и к нашему городу подбираются.

Мимо женщин проходит Гулин.

К у р а ш о в а. Ефим Дмитриевич, как вы думаете, сегодняшние газеты будут интересны в будущем?

Г у л и н. А где это будущее?

К у р а ш о в а. Думаю, впереди.

Г у л и н. Сомневаюсь…

А р х и п о в а. А как жить и не верить в будущее?

К у р а ш о в а. Разве не о будущем думают, когда детей вывозят на восток? Разве, воюя с немцами, красноармейцы не будущее отстаивают? Вы будто газет не читаете, радио не слушаете.

Г у л и н. И по газетам видно, что положение на фронтах аховое.

А р х и п о в а. Вы так ответственно говорите такие безответст-венные суждения.

К у р а ш о в а. Нам трудно вас переубедить, но вечером будет собрание. Приходите, там найдутся люди, которые сумеют возразить вам.

Г у л и н. Своим умом проживу.

К у р а ш о в а. С таким настроением жить нельзя. Вы посмотрите вокруг: люди добровольцами идут на фронт. В нашем доме вон сколько ушло: Терентьев из 15-й квартиры, Петров из 7-й, Маша Сидорова из 3-й, Богданов из 17-й, Малыгин из 35-й. Семен Семенович из военкомата не выходит – добивается отправки на фронт.

Г у л и н. Попробовали бы они не пойти! У всех комсомольские и партийные билеты. А Петров, по-моему, уже дома сидит.

К у р а ш о в а. Да он семью повез к эшелону, в тыл их отправляет.

Возвращается и подсаживается к женщинам Евгения Павловна.

Г у л и н. Будто они без него не могли эвакуироваться. Помогли бы другие.

Е в г е н и я П. Ты, Ефим, себя имеешь в виду?

Г у л и н. Может быть.

А р х и п о в а. Да это его долг – позаботиться о семье.

К у р а ш о в а. Он и с передовой только второй день как вернулся.

Г у л и н. И вторично на передовую не торопится. Все были добровольцами, пока пороху не понюхали.

А р х и п о в а. Зачем же вы людей всех подряд порочите?

К у р а ш о в а. Я считала вас более порядочным человеком.

Г у л и н. О какой порядочности можно говорить среди общего беспорядка? По-вашему, надо молчать, когда такое творится? Я правду хочу до вас донести, но вы слепы и глухи.

А р х и по в а. Да вы же ничего конкретного тоже не говорите. Какую правду вы несете? И почему думаете, что правда только вам известна?

Г у л и н. Ближайшие дни покажут, кто из нас правдивее.

Е в г е н и я П. Странный ты человек, Ефим. Нельзя так мрачно на все смотреть.

Г у л и н. Розовые очки мне не предлагайте. Мы пожинаем плоды бездарной внешней политики!

А р х и п о в а. Как вы масштабно мыслите! Виновные найдутся, и они ответят перед историей.

Г у л и н. Невелика ответственность, если жизнь они проживут героями.

С и д о р о в. Ты, Ефим, помог бы нам, а с женщинами потом наговоришься.

Гулин присоединяется к работающим Мохову и Сидорову.

К у р а ш о в а. Сам, поди, не верит, когда такое говорит.

А р х и п о в а. Провокационные речи. Он нас проверяет.

Е в г е н и я П. Нам проверка, а себе – приговор? Сомневаюсь.

А р х и п о в а. А чем ему Петров досадил?

Е в г е н и я П. Так Данила Андреич невесту у него отбил. Который год не может успокоиться…

К у р а ш о в а. Антонина Никитична, забыла сказать: Семен Семенович просил тебя быть на собрании.

А р х и п о в а. Надоел он мне хуже горькой редьки с этой эвакуацией. Тут у меня крыша над головой, работа. Учебный год вот-вот начнется, сегодня как раз в школе была. А уеду – что мне там делать?

Е в г е н и я П. Но у тебя же дочка!

А р х и п о в а. И дочку я уже отправляла, больше не хочу.

Е в г е н и я П. Другие-то едут.

А р х и п о в а. Я никого и не отговариваю. Но и меня пусть оставят в покое..

Подходит Иванов, отводит Архипову в сквер.

И в а н о в. Я вижу, вы готовы спорить со всем светом об отъезде. А я умоляю вас: уезжайте, Антонина Никитична! Это диктуется и обстоятельствами, и моим отношением к вам, и вот этим печальным известием.

Иванов отдает Архиповой извещение, она читает.

А р х и п о в а. С такими известиями только палачи приходят к своим жертвам…

И в а н о в. Палачом нынче является война. А мы только почтальоны.

А р х и п о в а. Это какая-то ошибка! Чудовищная ошибка! Я вам не верю!

И в а н о в. Буду рад, если сообщение ложное. Но когда это выяснится?

А р х и п о в а. Он обещал воевать до победы. И он жив! Он вернется!

И в а н о в. Живите с этой верой, живите! Но уезжайте! Это извещение позволит вам оформить все необходимые документы и получить денежное содержание на себя и дочь. Вы сильная, мужественная женщина, и вы все это сделаете.

А р х и п о в а. С чего нужно начать?

И в а н о в. С утра пройдете в военкомат, там все разъяснят и сделают.

А р х и п о в а. Вы мне поможете? Вы пройдете со мной?

И в а н о в. Вас проводит Дарья Михайловна. Она подскажет, где и что делать.

А р х и п о в а. А вы?

И в а н о в. Не обижайтесь: я сам завтра ухожу в ополчение. Но мне важно знать, что вы уедете, что будете в безопасности, что мне будет к кому придти после войны.

А р х и п о в а. Не очень удачное время для подобного разговора.

И в а н о в. Другого не будет. И я не требую от вас никакого ответа

А р х и п о в а. Хорошо, что вы это понимаете.

И в а н о в. Замахиваюсь на будущее, но и от моей жизни может остаться только бумажка вроде этой. Кому ее перешлют – вопрос…

А р х и п о в а. Вы о себе или обо мне заботитесь?

И в а н о в. О нас. Вы можете думать иначе. Извините за несвоевременный разговор.

Собираются все жильцы дома.

И в а н о в. Товарищи, прошу всех пройти в помещение.

К у р а ш о в а. А может быть, здесь и поговорим? Не хочется в духоте сидеть.

И в а н о в. Как к этому относятся остальные?

В с е (вразнобой). Мы только «за»!

И в а н о в. Тогда выносите стулья, кому не хватает скамеек. Только потом попрошу занести их обратно.

Собравшиеся выносят из подъезда стулья, садятся в сквере.

И в а н о в. Поближе, товарищи, садитесь, поближе. Представитель горисполкома задерживается, но мы начнем. Повестка дня известна, ничего нового я вам не скажу. Исходя из сложившейся обстановки на фронте, исполком считает необходимым продолжить эвакуацию и в первую очередь вывезти из города недееспособное население и женщин с детьми. Люди уезжают не первый день, но многие противятся выезду, недооценивают ситуацию на фронте.

С и д о р о в. Что ты, Семеныч, пугаешь? Мы от Юденича не бегали, и от Гитлера не побежим.

И в а н о в. Я никого не пугаю. Государство заботится о сохранении наших производственных мощностей, эвакуирует целые заводы на восток. Но не меньше оно заботится и о людях, отправляя их в области, недоступные для врага. И каждый лично должен подумать о своих близких, о детях и матерях, воспользоваться предоставленной возможностью и отправить их в тыл. Руководители города понимают высокие чувства ленинградцев, их патриотизм, их желание защитить город. Но город может стать фронтом, и наш разговор носит уже не рекомендательный а настоятельный, приказной, если хотите, характер. Готов выслушать ваши возражения.

А р х и п о в а. Наши руководители не обожглись на июльской эвакуации? Почему наши дети оказались брошенными за линией фронта, у немцев?

К у р а ш о в а. Этого не может быть!

А р х и п о в а. Вы там были? А мне пришлось лесными тропами идти в ту деревню, куда завезли детей, и теми же тропами возвращаться.

П о п о в а. Товарищ Архипова преувеличивает: линии фронта там не было, но дороги действительно контролировались немцами.

А р х и п о в а. Ульяна Захаровна, не станете же вы отрицать, что свою дочь я нашла в сарае среди умерших детей? Нашла и выходила. Но чудо дважды не повторяется, а мне предлагают снова куда-то ехать.

П о п о в а. Товарищи, все это я уже объяснила, где надо, могу и вам повторить.

И в а н о в. Сейчас не время выяснять, кто виноват в той истории.

А р х и п о в а. Как это не время? Вы настаиваете на нашем отъезде, а где гарантии, что мы не окажемся у немцев?

П о п о в а. Антонина Никитична справедливо обвиняет меня. Но войдите и в мое положение: нас двоих отправили с сотней малолетних детей в район, где нас не ждали. И что мы, двое взрослых, могли сделать? Как усмотреть за каждым? В первую ночь спали вповалку в одной избе. А я с председателем колхоза ходила по дворам, выпрашивая у хозяев посуду, чтобы в чем-то завтрак детям сварить. Готовили в четырех домах, детей разместили в десяти. А потом немцы стали бомбить эту деревню…

Е в г е н и я П. Какой ужас!

П о п о в а. Не знаю уж, откуда матери узнали об этом ужасе, только большинство приехали и забрали детей. Моя напарница тоже уехала – у нее своих трое было. С двумя десятками детей я осталась одна. Спасибо Антонине Никитичне: она оставалась со мной до возвращения в город.

И в а н о в. Откуда взялись мертвые дети?

П о п о в а. Дети ели всякую зелень – в садах, в огородах. Началась дизентерия. Врача не было ни с нами, ни в деревне. Три мальчика умерли. У Люды Архиповой тоже был понос.

И в а н о в. Как же после этого матерям в глаза смотреть?

П о п о в а. Я знаю, что всегда виноват стрелочник. Но я тоже мать, и мой ребенок тоже мог умереть. А когда воздух ревет и земля содрогается, как детей успокоить? Я за живых страху натерпелась.

И в а н о в. Но три человека все-таки на вашей совести…

П о п о в а. Мою совесть в Большом доме проверили…

И в а н о в. Да что в прятки играть? Вы про Любытино говорите, а что в Едрово произошло, знаете? Там две тысячи детей скопилось, когда немцы налет сделали. Там сколько жертв? Они на чьей совести?

А р х и по в а. Поэтому лучше дома сидеть, чем куда-то ехать…

И в а н о в. Нет, товарищи,.. Та эвакуация была ошибкой. Никто не предполагал, что враг окажется в Ленинградской области. Поэтому и вывезли детей в дачные районы, в пионерские лагеря и в ближайшие деревни.

П о п о в а. Безалаберность и некомпетентность вопиющие! Вроде немалые посты люди занимают, а делают глупости, до которых простым людям не додуматься.

И в а н о в. Ошибки учтены, и дети теперь эвакуируются с матерями. Уезжайте, дорогие женщины, увозите детей, чтобы у ваших защитников на фронте душа не болела за вас.

П о п о в а. Вообще-то из города уже третий раз эвакуируются. И мне довелось видеть одну сценку. Из Эрмитажа вынесли и грузили на машину скульптуру французского философа Вольтера. И мне показалось, что при свете солнца он улыбнулся и этой улыбкой сказал: «Не печальтесь, я вернусь». И я поверила, что беда пройдет и уехавшие вернутся.

И в а н о в. Наконец-то хоть один человек меня поддержал. Действительно, все уже было, и это тоже должно облегчить ваш отъезд. Эвакуация идет и из других городов…

П е т р о в. Чтоб в случае бомбардировок и обстрелов избежать жертв среди населения.

И в а н о в. Надеюсь, после сказанного возражений не будет. Как говорится, вынести вещи из дома легче до пожара.

П о п о в а. Да люди-то – не вещи.

И в а н о в. Можно перефразировать эту мудрость применительно к людям: дом лучше покинуть до пожара.

С и д о р о в. А как понимать пожар? Мы должны уехать, а город сдадут немцам?

И в а н о в. Не надо передергивать, Макар Васильевич. О сдаче города никто не говорит и не думает.

Г у л и н. Не говорят… Только окна Фрунзенского универмага в бойницы превращают. В городе драться собираются? А уличные бои равнозначны разрушению города и его сдаче.

П е т р о в. Универмаг смотрит на Обводный канал, а канал – один из естественных рубежей обороны. Дойдет до него дело или нет – вопрос. Думаю, что противника остановят раньше.

И в а н о в. Мы собрались не оборону города обсуждать. Мы должны договориться об эвакуации женщин с детьми.

П о п о в а. Не насильно же людей отправлять!

И в а н о в. Я готов и на это, но хочу убедить вас в необходимости добровольного выезда. В первую очередь матерей с детьми.

С и д о р о в. А мы против, потому что без нас город могут сдать.

И в а н о в. Еще раз повторяю: этого в мыслях ни у кого нет!

Г у л и н. То вы говорите, что ничего не знаете, то за чужие мысли готовы поручиться!

И в а н о в. Я просто уверен в решимости всех ленинградцев защищать город.

Г у л и н. Вы уверены, а руководство в растерянности. Иначе чем объяснить, что даже по поводу эвакуации приняты два совершенно разных решения?

И в а н о в. Первое решение было ошибочным, я уже говорил.

Г у л и н. Но такие ошибки дорого обходятся людям!

И в а н о в. Не сейте панику!

Г у л и н. В райсовете и сейчас грозят отобрать у сопротивляющихся эвакуации паспорта и лишить их жилплощади.

И в а н о в. До такой глупости дело не дойдет…

Г у л и н. Почему же никто из руководства не соизволил поприсутствовать здесь?

К у р а ш о в а. Если там растерялись, так нас могли бы спросить. Вон в Киеве всех на митинг собрали, чтоб люди высказались. И все единогласно решили город не сдавать.

И в а н о в. Митингами на войне ничего не решается. И Киев оставлен.

Евгения Павловна уходит в подъезд и возвращается.

Е в г е н и я П. Семен Семенович, вас к телефону просят.

И в а н о в. Извините, товарищи… Отдохните немного. (уходит).

Г у л и н. Вот и руководство объявилось. Сейчас по телефону проинструктируют, что говорить, а правды все равно не скажут.

П е т р о в. Правда на поверхности лежит: враг умеет воевать – два года по Европе не зря маршировал – а мы только учимся. Немецкая армия вооружена и отмобилизована, а мы еще приходим в себя после неожиданного вторжения.

Г у л и н. И пока приходим в себя, учимся да вооружаемся, война кончится.

П е т р о в. Это немцы делают ставку на блицкриг. Но они историю свою забыли, и нас явно недооценивают. Они даже не представляют, в какую авантюру пустились.

М о х о в. Да им до победы – один шаг!

П е т р о в. Это только кажется. Враг даже не осознает, что оказался на горящем торфянике. Кому доводилось видеть такой пожар?

С и д о р о в. Пришлось как-то…

П е т р о в. Остальным поясню… Поверху – только дымок и тонкий слой обуглившегося торфа. А под ним – огненная бездна. Достаточно одного шага, чтобы провалиться в это пекло и погибнуть.

С и д о р о в. Могу подтвердить, был свидетелем.

Г у л и н. Сравнение – скользкая вещь.

П е т р о в. Это не сравнение. Это положение немецкой армии на нашей земле. Кто из нас согласится быть рабом после двух десятилетий свободы?

А р х и п о в а. Как можно предположить такое?

П е т р о в. Слышишь, Ефим? Если не мы, так женщины пополнят солдатские ряды на передовой. И не мной сказано: «Народ, века не видевший на своей земле иноземных поработителей, не согласится терпеть их и впредь». Кутузова слова.

Г у л и н. Мы не на уроке истории!

П е т р о в. Сегодня мы и ученики, и творцы истории. Приведу еще один пример. Посланец Наполеона граф Нарбонн был уполномочен убедить императора Александра I примкнуть к континентальной блокаде Англии. Убедить не удалось, и Наполеон двинулся на Москву. Это известно. Но любопытен ответ императора графу: «Я знаю, в какой мере император Наполеон великий полководец, но на моей стороне пространство и время. Я не начну войны, но и не положу оружия, пока хоть один неприятельский солдат будет оставаться в России».

С и д о р о в. Хорошо сказано.

М о х о в. Сам-то царь не воевал?!

П е т р о в. Царь выразил свою волю, и она совпала с волей народа. А воевать должна армия и ее военачальники. И они были. Это и Кутузов, и Барклай де Толли, и Багратион. В Эрмитаже целая галерея военачальников, героев 1812 года.

П о п о в а. Даниил Андреевич, браво!

П е т р о в. В воздух чепчики бросать пока рано. Если сказанное не подкрепило веру в нашу победу, простите.

Г у л и н. Все это цитаты и громкие слова.