Читать книгу Гошины штаны - Владимир Сонин - Страница 6

Но на другой день Деду не пришлось даже ничего придумывать, потому что все уже случилось накануне, то есть ровно сегодня, пока они вчетвером допивали пиво и болтали с подругами. Разъяренный Гоша сам сделал то, что замышлял его сын с приятелями.

После разговора с бывшей женой Гоша впал в ярость, прыгнул в свой джип и поехал к Юле, чтобы несколько раз приложиться своей рукой к Витиному лицу. Он ехал и мечтал, как сломает ему челюсть, так что тот будет потом лежать в больнице, делать операции, ходить с болтами, стянутыми проволокой, и только шипеть, а не разговаривать. Потом он подумал, что сломает ему еще и руки, да так, чтобы они никогда ровно не срослись, чтобы никогда больше не повадно было ими размахивать. А потом подумал и про ноги, что нечего ему, такому уроду, и ходить. И много еще о чем думал, и какие только способы наказания ни вертелись в его голове, пока он не доехал до подъезда, зашел внутрь, поднялся на этаж, позвонил и… никто не открыл.

А дома никого не было. Юля, так и не дождавшись Вадима, который ушел с утра, чтобы пойти к врачу, но до сих пор не вернулся и трубку мобильного не брал (а он намеренно не брал – пусть беспокоится), пошла к подруге в гости в соседний дом (хоть как-то отвлечься от своих мрачных мыслей: а вдруг у него сотрясение, а вдруг кости сломаны); Витя был на работе; а Вадим, живой и относительно здоровый, с друзьями на съемной квартире обсуждал план мести. Так что Гоша позвонил еще несколько раз, помялся под дверью, выругался и, разочарованный, пошел обратно в машину – ждать.

Примерно через час ожидания и прослушивания своего любимого шансона он увидел идущую домой Юлю. Гошиной машины она не заметила, шла быстро, явно, как показалось Гоше, чем-то обеспокоенная. «Неужели дело плохо?» – подумал Гоша. Сначала он решил дожидаться Витю здесь, в машине, и настигнуть его в подъезде, но после того как увидел Юлю, которая была как будто расстроена, терпение его стало заканчиваться. Теперь он уже думал, что нужно идти к ним и ждать Витю там. Через десять минут терзаний он заглушил машину, вышел, двинулся было к подъезду, но подумал, что нет, что сейчас как начнут бабские сопли литься, так все только испортят, вернулся, сел в машину, запустил мотор, включил музыку и снова принялся ждать. Тут он решил еще раз позвонить Вадиму, с первых же фраз понял, что тот слегка захмелевший, обрадовался этому (значит, точно все в порядке) и после получения подтверждения, что все у Вадика все хорошо, попрощался:

– Ну ладно, сын, отдыхайте. Пацанам привет.

– Давай, папа.

Однако такая радостная новость вовсе не изменила Гошин настрой. Разве что немного смягчила: вроде того, что ноги можно и не ломать.

И тут он увидел идущего домой Витю. «Вот он идет мимо дома, сияет довольной рожей, аж светится, походка уверенная, думает – утвердился, нос разбил и утвердился, вот заходит в подъезд… Ну, сейчас посмотрим».

Гоша выскочил из машины, побежал к подъезду и настиг Витю на лестничной клетке третьего этажа. Витя слышал приближающийся сзади топот, но продолжал идти и обернуться решил, только когда кто-то бегущий уже был рядом и сзади раздался знакомый голос:

– Эй, урод!

Не успел Витя развернуться полностью, как почувствовал толчок в голову и ощутил, как вмиг тело стало непослушным и понеслось куда-то, в глазах мелькнули лестничные перила, стена, потолок, рот наполнился жижей с гадким металлическим привкусом, голова опустилась на что-то жесткое и холодное, и перед глазами – только потолок. А потом – толчки сбоку, и один из них, особенно сильный, – в руку, который вызвал такую боль, что потемнело в глазах – и раздался крик. Лишь секундой позже отключающимся мозгом Витя осознал, что крик этот – его собственный.

Витю, лежащего на лестнице в крови и без сознания, обнаружила соседка, возвращавшаяся домой с работы. Она сразу позвала Юлю. Та пришла в ужас и впала в истерику, так что толку от нее не было практически никакого: бегала вокруг, то приседала, то вставала, то причитала, то ругалась. Кажется, она сама не понимала, что делает. Соседка вызвала скорую. К моменту приезда врачей Витя открыл глаза, что очень обрадовало Юлю – стало быть, жив. Его осмотрели, положили на носилки и унесли. Юле сказали, что, исходя из беглого осмотра, у него, скорее всего, сотрясение мозга, вероятно повреждение челюсти и однозначно перелом левой руки. Насчет остального – нужно смотреть, и смотреть они будут в больнице.

Вадим вернулся поздно вечером, изрядно выпивший и веселый, обнаружил дома только плачущую мать, без Вити, и спросил, в чем дело. Юля ответила, рыдая, что Витя в больнице с сотрясением мозга, переломом, а может быть, и чем-нибудь еще. На это Вадим ответил:

– Так ему и надо, уроду.

Юля возмутилась:

– Вадим, прекрати! Прекрати, слышишь! Он для нас старается, работает. Для тебя тоже. А ты так! Ты же живешь с нами.

– Давно бы уехал, если б можно было, – огрызнулся Вадим.

– Господи, за что мне это все… – еще больше запричитала Юля.

– Кто его?

– Гоша.

– Гоша… В смысле папа?

– Да, папа твой. Гоша.

– За что?

– За то… – замялась Юля.

– Так за что?

– За то… За то, что вчера вы с Витей подрались…

Юля вся как будто съежилась на стуле, а Вадим смотрел на нее обалделыми глазами:

– А откуда он узнал?

– Ну… – опять начала мямлить Юля.

– Я спрашиваю, откуда он узнал? – уже злым голосом повторил вопрос Вадим.

– Я нечаянно ему сказала… – призналась все-таки Юля – и дальше скороговоркой, захлебываясь слезами: – Я не хотела, я случайно, понимаешь, он позвонил, спросил, как дела, как ты, а я говорю, в больницу поехал, а он: зачем? А я… Ну что я скажу… Сказала, что вчера вы с Витей тут… Что уже все нормально, просто в больницу надо…

– Ладно, замолчи, – прервал ее Вадим. – Знаю, что он в курсе. Он звонил мне. Два раза сегодня.

Потом помолчал и добавил:

– Дура ты, мама.

И ушел в свою комнату. Там он разделся, лег на диван, который использовался и в качестве кровати, принялся рассматривать люстру и думать. Люстра слегка покачивалась от выпитого алкоголя, да и мысли не шли стройными рядами, особенно ввиду этого последнего события, которое нарушило все Вадины планы. Конечно, сам факт того, что Витя пострадал, и, судя по всему, серьезно, Вадима не мог не радовать. С другой стороны, вышло это совсем не так, как должно было бы: Вадим должен был сам, лично или с друзьями (что, в сущности, не имело значения) наказать обидчика, сам сломать ему нос за вчерашнее, сам насладиться выражением его лица при этом, запечатлеть в памяти момент, когда тот падает на лестницу с окровавленным лицом и выплевывает собственные зубы, сам… А тут вмешался папа и все испортил. Ведь он не просто лишил Вадима возможности лично почувствовать вкус победы, глядя на искореженное тело поверженного врага, так еще и всю ситуацию перевернул с ног на голову, изменил самую суть: выходило теперь так, что папа пришел и наказал обидчика сына, как делают родители детей и подростков, когда те еще не могут за себя постоять. И выглядело так, что Вадим вроде как из этих, которые если что, так сразу в слезы: «Я щас папу позову!»

Вот на кой черт он полез, думал Вадя. Как завтра друзьям об этом сообщить? Они-то скажут что-то вроде: «Молодец у тебя батя, надо было вообще башку ему оторвать!», но вот подумают-то, что побежал заступаться как за маленького, а все потому, что сам Вадя не может… Такие бредовые мысли роились у Вадима в мозгу, а между тем не приходил ему в голову главный и единственно значимый вопрос: что будет с Витей дальше, как он себя поведет, если все обойдется, и какие последствия это событие будет иметь.

А последствия уже наступали. Виктор не стал ничего скрывать и выдумывать нелепые истории о том, как упал с лестницы, и сказал врачам, что его избили. Врачи, в свою очередь, сообщили в милицию, как должны делать в подобных случаях. В тот же вечер пришли милиционеры, зафиксировали Витино состояние, однако разговор с потерпевшим отложили по настоянию врачей на завтра, потому что сегодня Вите предстояли кое-какие процедуры, да к тому же чувствовал он себя не очень-то хорошо, страдая от болей во всем теле, тошноты и головокружения.

На другой день Вадим позвонил Деду сказать, что поход во имя мести отменяется. Своим звонком он опередил Деда, который сам уже был готов сообщить Вадиму, что со вчерашнего вечера не перестает блевать в унитаз: чем-то, видимо, отравился или просто перепил, и вообще так ему плохо, что почти помирает. Конечно, это было бы неправдой, потому что чувствовал себя Дед прекрасно и с самого утра, позавтракав, смотрел телевизор и наслаждался жизнью. Мобильника у него не было, а потому Вадим позвонил ему на домашний, и Дед, подняв трубку, тихо (на всякий случай) сказал:

– Алло.

– Дед, привет. Это Вадим.

Дед добавил хрипотцы и стал говорить еще тише и протяжнее, как будто голосовые связки двигаются с усилием, а слова даются с трудом:

– Вадя. Здорóво.

Предусмотрительно не стал он выкладывать сразу версию о своей болезни, а решил послушать, что скажет Вадим. Неспроста же он звонит.

– Слушай, Дед, у нас, похоже, сегодня все отменяется.

Дед, конечно, обрадовался, но виду не подал:

– А чё так?

– Да вчера, пока мы тут бухали, батя подъехал к этому чёрту поговорить. Короче, он теперь в больнице.

– Да, батя твой мог… Серьезно там?

– Да хрен знает. Сотрясение, рука сломана, с рожей что-то.

– Ебать…

– Да. Так что, короче, отбой с этой темой.

– Ну да, ясное дело… Жалко… Я думал сам ему ёбнуть разок-другой…

– Ладно, Дед, давай, щас остальных предупрежу…

– Ладно, давай.

Дед только порадовался такому развитию событий.

В конце концов, думал он, от такого исхода всем хорошо. Да изначально идея нелепая была, и взяться за такое – дураком надо быть. И отец Вадин оказался дураком еще большим, чем Вадя. Точно буйвол безмозглый. «Теперь главное, чтобы выкрутился. А то ведь и посадить могут. А это будет вообще некстати, потому как планы у нас с пацанами серьезные, а без денег, которые есть только у Вади (вернее, у его папы), про них можно забыть. Ладно, посмотрим».

Так думал Дед, сидя на диване и переключая телевизионные каналы.

Вадим же позвонил остальным товарищам, Овсеенко и Иванову, предупредил первого и не застал второго. Овес искренне огорчился произошедшим, потому как уже был настроен действовать, руки его чесались и глаза горели:

– А я-то думал, что сам хоть пару раз ему врежу…

– Отложим до следующего раза.

– Ага.

А Иван с самого утра уехал к бабушке, вернулся только к вечеру и в намеченное время пришел к Вадиному подъезду. Простоял он там минут двадцать, но не дождался ни своих друзей, ни Вити, идущего с работы. Хотел было подняться на этаж и позвонить, но подумал, что, наверное, незачем. Да и мало ли что могло произойти. А спросят: зачем пришел? Дело-то щекотливое намечалось. В конце концов он мысленно обругал своих друзей и поплелся домой. В сущности, ему было все равно, бить Витю или не бить. За компанию и побил бы, а так, если бы ему предложили решать, – может, и не стал бы.

Вадим же в это время был дома и продолжал терзать себя мыслями о том, что вышло совсем не так, как ему хотелось и как должно было для восстановления справедливости. А так выходило, что и не он решил вопрос, а папа, и перед пацанами все же было как-то неловко, хотя они виду и не подавали, и удовольствия от Витиных увечий не было почти никакого.