Читать книгу На переломе эпох. Том 1 - Владимир Земша - Страница 26

Природа дышит осенью. По утрам прохладно, если не холодно. Лес часто окутывает густой холодный туман. Влажно. Мокрое долго не высыхает. Симпатичные скромные клумбочки. Стройные ели, берёзы, голубые облачные дали.

Но этот день выдался ясным и солнечным. Стеклянное прозрачное небо. Свежо. Лёгкое тепло от ясного солнечного диска. Желтизна увядшей листвы. Типичная осенняя картина в Сибири. Словно праздник. Словно в детстве возвращаешься с субботника в преддверии воскресенья. Последние дни перед долгой зимой.

Это был особый день! День посвящения в курсанты! С этого момента каждый первокурсник мог полноценно назвать себя курсантом по-настоящему. Позади – курс молодого бойца, присяга. Присяга! В тот торжественный день плац был полон народу. Родственники, знакомые, друзья, как правило, приезжали только к местным курсантам, но всё же. В первое увольнение тогда отпускали только с родными, к кому они смогли приехать. И это были далеко не все! Теперь уже получен дополнительный опыт армейской муштры и учёбы. Одним словом, к 9 октября был положен фундамент из бетона если ещё не для будущего офицера, но уж для настоящего курсанта-то точно!

Тимофеев заболел накануне. Его знобило, кидало в жар. Но «замок» сказал:

– Я не врач! Освобождение из санчасти есть?

– Ни как нет.

Да, освобождения не было. Да откуда бы оно появилось, если в санчасть сходить-то и времени совершенно не было! Сперва – были в наряде по столовой, в варочном.

(Тягали баки, драили всё по колено в воде, хлюпая раскисшими сапогами по скользкому полу варочного цеха. Но хоть сливочного масла нажрались до тошнотиков от жадности! Тимофеева даже вырвало, чего он сильно стыдился. Потом – топография – ориентирование на местности, бегали в лесу по азимутам, потом – инженерная – рвали тротил, а потом – огневая, тактическая, ну и в финале – вроде как и выздоровел. Как раз ко «Дню курсанта». В качестве праздничного действа за пределами училищного забора, а все действа за пределами всегда особо ценились, ибо все, на что командование было способно внутри, это спортивные состязания, строевая подготовка да уборка территории, в этот раз их повели на концерт из Йемена в Доме Учёных в Академе. Йеменские артисты очевидно ну уж очень старались. Что ж, дружественное социалистическое государство! Но при всём к ним уважении и политическом самосознании, курсанты, попав в теплый тёмный зал с мягкими креслами, отрубались совершенно без стеснения. Первокурсники! Одни бессовестно храпели, подсунув под головы выданные по такому случаю вместо «слонячих жучек» парадные офицерские из лоснящейся синей овчины шапки, другие брали штурмом буфет в фойе. Театр напоминал Смольный в октябре.

(В стенах училища было кафе «Витязь», которое почему-то именовали «Булдырь». Там иногда были беляши с мясом, действительно с мясом, а не с луком, как это обычно было в городе! Коржики были буквально напичканы изюмом, что было так же не свойственно советскому общепиту! И два вида пирога местного производства, именуемые в обиходе «слонячья радость». Один – белый, другой – серый. Их ещё называли «язва желудка». Чёрт знает, из чего они были сделаны, но они исправно набивали курсантские желудки своей липкой сладкой массой, вызывая жуткую изжогу впоследствии. Поговаривали, что у кто-то даже кишки слиплись как-то. Враки, может? Да был там ещё огромный алюминиевый бак с мутной баландой, называемой нежно «кóфэ», помогавшей проталкивать в себя всё тот же пирог).

Однако, попасть в «Булдырь» для первокурсника – дело редкое! Так что театральное кафе буквально рвали на части! В этой обители сна и еды, очумевшие от выпавшего счастья первокурсники не обращали ни на кого внимания. Здесь, правда, почти не было гражданских лиц, но уверен, что даже появление девушки заинтересовало бы парней только в случае, если бы это была буфетчица, несущая новый поднос с коржиками!.. Но всё хорошее скоро заканчивается. Снова железные прутья забора отгородили курсантов от внешнего мира. Единичные везунчики, в основном из тех, к кому приехали родственники, и кто при этом не «залетел» в «чёрные» сержантские блокноты, коих было далеко не в изобилии, отбыли в увал. Однако и тех, кто остался в стенах, ждало наиприятнейшее событие. Сегодня была для многих первая дискотека в ГОКе[29]!

* * *

В этом училищном клубе, являющемся продолжением училищного забора, куда с тыла заходили курсанты, а с фронта – представительницы женской половины, преимущественно с местного микрорайона «Ща» и с «Академа», но были и те, которые не поленились приехать и из самого Новосиба! Девахи толкались в очереди на пути к заветной цели. Одни нахраписто и целеустремлённо, другие скромно и робко, оттесняясь первыми. Перспектива оказаться в окружении будущих офицеров, да и просто крепких мужественных симпатичных эрудированных парней, вдохновляла сиих юных особ на путешествие сюда…

* * *

Тимофеева слегка знобило. Видимо болезнь ещё не полностью отступила. Он помял пальцами горло, нащупал надутые воспалённые узлы гланд. Затем закинул голову и опрокинув в открытый рот пузырёк одеколона «Шипр», потряс прямо в больное горло. Поморщившись, он сплюнул в платок. Такова народная курсантская медицина! Он взял полотенце и направился в умывальник, где под струями обжигающе ледяной воды, с криками и ахами, плескались полуголые курсанты, собирающиеся на первую «случку». Вскоре «дискотечная» шеренга стояла при «параде» в расположении роты для осмотра командирами на предмет соответствия Уставу, благоухая «Шипром», «Гвоздикой», и тому подобными одеколонами. Оставив в расположении не прошедших старшинский контроль, рота двинулась к клубу не столько, чтобы охмырять девах, сколько просто, дабы «размять косточки» давно забытым.

Курсанты прошли мимо гардероба, где толпились одни девчонки. Воздух здесь был наполнен исключительно специфическим женским запахом, который сразу, как собаки, улавливали молодые парни, живущие в исключительно мужском сообществе. Девчонки так же бросали косые взгляды, некоторые смущаясь почти откровенного бескомплексного любопытства парней.

«Ничего, ещё встретимся наверху»! – думал, наверное, практически каждый участник этой молчаливой «перестрелки».

На втором этаже играла музыка. В зале было битком и душно. Три разноцветных фонаря изображали в полумраке цветомузыку. Местный курсантский ансамбль «Русичи» неистово лабал современные популярные песни, типа: «И снится мне не рокот космодрома…», которая как свежий блинчик только что сползла с творческого конвейера «Землян».

– Смотри, Тимоха! – Шаталов ткнул Тимофеева пальцем. – Смотри, видишь ту вон, в красной кофте! Да не туда смотришь, вон, та, грудастая! Я её уже третий раз вижу! До этого она на КПП со второкурсником трепалась, потом на присяге тут чего-то шлялась. Короче, нужно к ней подкатить! Как думаешь? А я думаю, это «Ща»[30]! Безотказная, как автомат Калашникова! Давай, Тимоха! Вали к ней! Я тебя поддержу, если что! Там, вроде, у неё и подруга имеется! Кардан крупноват, ну, ничего, сойдёт! В темноте не видно!

– Вали сам, – Владислав отрезал коротко длинную речь товарища, – предложение соблазнительное, конечно, но я думаю, ты справишься и без меня! – Тимофеев пребывал в романтическом настроении, и любая похотливая пошлость была ему омерзительна. Он высматривал среди девушек, скромно подпирающих стены, ту, которая заставит воспылать его кровь. Его мало интересовали те, ярко зажигающие на танцполе, в надежде хоть кого-то соблазнить. Ибо его юное горячее существо мало интересовало похотливое увлечение, способное подобно похмельному синдрому лишь наполнить гадливым чувством память о случившемся. Его взгляд упал на милую брюнетку. Её нежная ямочка на подбородке была словно создана для нежных поцелуев. Тёмные локоны волос мягко спадали на хрупкие плечи, которые ему уже хотелось неистово обнять. Он смотрел на неё, с нетерпением ожидая «медляк», чтобы подойти. Но едва зазвучала долгожданная медленная композиция, и Тимофеев было рванулся вперёд, но ненавистный Кузнецов перекрыл его путь, пошловато улыбнулся, протянув девушке руку, и небрежным кивком головы в сторону танцпола пригласил её на танец. Та радостно откликнулась и через секунды, они уже медленно топтались в центре зала. Его руки лежали непозволительно низко, а её руки едва ли не обвили его за шею. Все грёзы и надежды в мгновение рухнули, и девушка перестала для Владислава существовать: «Как она могла. Вот так, быстро. Да ещё с кем?! С этим противным наглецом Кузнецовым!» – негодовал про себя курсант.

Девушка его полностью разочаровала и больше не была притягательна. (Что, поделать, многим девушкам нравятся наглые парни!) Желая не терять своего шанса, Тимофеев высмотрел в полумраке другую нежную фигуру со светлой шевелюрой на голове, скучающую у окна, приблизился, протянул руку и негромко произнёс:

– Разрешите?

Девушка окинула взглядом взволнованного юношу с ног до головы, ухмыльнулась:

– Я не танцую! – был её ответ, то же вторили и её совершенно холодные глаза. Очевидно, её интересовал более разбитной парень.

– Тимоха! Давай, пригласи лучше жену взводного! – весело предложил откуда ни возьмись вылезший Шаталов, ткнув пальцем в сторону, где стояли офицеры разных подразделений, некоторые с жёнами, – или слабо?! Слабо, да?!

– А-а, – махнул отчаянно рукой Тимофеев, словно заливая вином досаду от только что полученного отказа, – давай! Была не была! Если не вернусь, считайте меня коммунистом! – он решительно направился к офицерам, которые с явным удивлением наблюдали смело двигавшегося им навстречу совершенно очумелого курсанта-первокурсника. А что ещё можно сказать о таком!

– Товарищ старший лейтенант, разрешите пригласить на следующий танец Вашу жену? – Тимофеев аж сам задохнулся от собственной наглой выходки. Его голос дрожал, поджилки тряслись. Старлей, да и все другие вокруг так же задохнулись от неожиданной наглой выходки, не находя сразу слов. Жена же, вполне симпатичная молодая женщина, хотя была и не по возрасту желторотому курсанту, зарделась и загадочным взглядом пробежала по фигуре юноши. В её томных глазах сверкнули искорки снисходительного к юнцу согласия. Однако, офицер, придя в себя, кашлянул в ладонь, чтобы взять более суровую ноту в голосе и строго произнёс, без малейшего чувства юмора:

– Нельзя! Я сам для этого сюда привёл мою жену! Курсант! – он зыркнул на неё, затем на курсанта.

Жена, погася шаловливые искорки, подняла брови в сторону курсанта, – «увы»! И радостно откликнулась на долгожданное внимание мужа, фактически не замечавшего её до сей минуты! И они счастливо углубились в качающееся поле топчущихся в романтическом возбуждении людей, думающих, что они танцуют…

«Вот оказывается, для чего он меня сюда привёл! Всё же для того, чтобы потанцевать! – усмехнулась про себя женщина. – А то я уже успела потерять всяческую надежду! Спасибо курсанту!»

– Чё, Тимоха! Не вышло!? Но ты всё равно молодчина! Не зассал, теперь будешь в роте героем! – Шаталов хлопнул Тимофеева и через несколько минут уже весело роготал о чем-то, сидя на подоконнике с той самой, со светлой шевелюрой, которая недавно отшила Влада. Тимофеев лишь ухмыльнулся и вскоре уловил боковым зрением взгляд из угла зала. Повернулся. Вполне милая девушка робко стояла, подперев стену. Наткнувшись на буравящие в темноту зала глаза курсанта, она слегка улыбнулась и скромно отвела взгляд. Несколько минут они как бы невзначай встречались робкими прикосновениями глаз. Тимофеев видел, как девушка безальтернативно отшивает одного за другим, атакующих её курсантов. Он даже толком не рассмотрел её лица, но понял интуитивно главное – это именно Его девушка. Визуальный контакт состоялся! Он был не навязчив, но вполне ясно раскрывал суть проскочивших между ними искр Амура. Он ждал очередной медляк, лаская глазами милый образ в тёмном углу училищного клуба. Все суровые реалии курсантской жизни улетели на второй план. Сердце жарко билось в груди в нетерпеливом предвкушении. И вот снова медленная композиция. Тимофеев набрался духу и направился к трепетной цели.

– Двадцатая рота-а-а! Выходи строиться на улицу-у-у! – раздался сержантский вопль. Тимофеев скорчился, словно от боли, машинально кинулся было к выходу, потом резко затормозил, обернулся в тот самый угол, который гипнотизировал последних минут пятнадцать, показавшихся вечностью. Но там уже никого не было. Он метался взглядом по залу. Мельтешили выходившие строиться курсанты. И он не мог найти её глазами!

– Двадцать пер-р-рвая р-р-рота-а-а! Стр-р-роиться на улицу-у! – раздалось в усугубление первой команде и зал загудел с усилением. Потом ещё и ещё. Загорелся яркий свет. И это означало «Финит а ля комедия»!..

Роты строились перед казармами на общую проверку.

– Старшина! У нас тут в роте «танцор диско» завёлся, настоящий Казанова! Любитель офицерских жён! Устройте ему сегодня хорошую «дискотеку» со шваброй! – ротный зыркнул так, что даже в темноте был виден блеск его глаз…