Читать книгу На переломе эпох. Том 2 - Владимир Земша - Страница 35

С ногой Тимофеева всё складывалось как нельзя лучше, он давно уже вернулся «в строй». А встречи со Зденой приобрели хоть и почти регулярный (раз-два в месяц), но всё же не менее трепетный и долгожданный характер, как и прежде…

Так и в этот день, они шли по вечернему городу, ни от кого не скрываясь. Мир вокруг, казалось, не существовал, как вещь в себе, вращаясь исключительно в плоскости вокруг них. Существуя лишь как «суть комплекс их собственных ощущений». Ощущений, наполненных юношеской любовью, полной максимализма и не знающей границ, и не ведающей ни расчёта, ни доли прагматизма, ни цели. Однако этот холодный «мир вокруг» то и дело врывался в их идиллию, протыкая своими колючими иглами их совершенно радужную, хрупкую оболочку отношений. Тогда они опускались с облаков на землю, погрязая в рутине беспочвенных разбирательств в поисках некой истины, принадлежавшей этой иглистой среде их обитания…

Так и в этот день, когда отведённые им часы подходили к завершению.

– Когда ты следующий раз приедешь? – Зденка вопросительно посмотрела на лейтенанта, проведя ладонью по лбу.

– Пока не знаю. Посмотрим.

– По-осмот-рим! – передразнила его девушка, – никогда ничего не знаешь!

– К сожалению, это правда. Служба! Ничего не поделаешь. Никогда не знаешь, что тебя ждёт уже за ближайшим поворотом. Даже вот сегодня, я не имею ни малейшего понятия, где буду ночевать!

– Ух ты? Ничего себе! Да ты ловелас! – усмехнулась Здена.

– Да я не о том! В смысле, я не знаю, буду ли спать в общаге или придётся сидеть ответственным в роте. А завтра, может, залечу в наряд или ещё бог его знает что случится! Может, полкач всех на «казарму»[62] посадит или тревогу объявит! У нас всё может быть. Мы люди государственные, понимаешь, себе не принадлежим!

– Трудно так. Я так не могу! Мне нужна определённость.

– Я бы тоже хотел определённости. Но мы здесь стоим на защите ваших рубежей от Бундесвера[63].

Приходится терпеть. И что бы вы без нас делали?!

– А вот Януш утверждает, что все наши беды от того, что вы нас тут «защищаете». И ты знаешь, я начинаю ему верить. Прости меня за эти слова, – Здене, видимо, хотелось слегка уколоть Влада в ответ за все те беды, которые обрушились на неё в связи с их сложными отношениями.

Да, пожалуй. Эти сложные отношения были прямо полной бедой для девушки…

– А какие именно беды? – Влад прищурился, гордо подняв подбородок.

В ответ на его стальной прищур Здену понесло дальше.

– Ну посмотри, как мы живём и как живут там, на Западе. В Западной Германии, например, или в Англии! У них свобода, определённость и все богатые! Красотища там!

– Ну не знаю! Вон, в Лондоне тысячи медиков проводили забастовку не так давно! У меня даже политинформация на эту тему была! Зарплату требовали повысить. Значит, не так уж и хорошо всё! Полиция там у них с дубинками вечно носится! Резиновые пули…

– Ну, не знаю, я не слышала об этом!

– А кто бы сомневался!? Зато я много раз и видел и слышал.

– Ну, даже если и так, то это всё относительно.

– Вот именно! В сравнении с нами очень даже неплохо вы здесь живёте. На порядок лучше, чем мы! Грех вам жаловаться! – Тимофеев произнёс почти официальным тоном.

– В том-то и дело, что вы хуже нас живёте! А люди всегда склонны тянуться за теми, кто сильнее и богаче. Ведь знаешь, как сейчас говорят, что является самым большим врагом «хорошего»?

– Ну и что же? – без интереса буркнул лейтенант.

– «Лучшее»! Вон и медики те, в Лондоне, просто понимают, что можно жить лучше, оттого и бастуют. А вы, советские, оттого такими счастливыми были, что даже и не догадывались о том, что можно жить лучше! Даже не догадывались! А как узнали, то в миг стали несчастны. Перестройку вон затеяли!

– «Лучшее», говоришь? Гм, – поморщился летёха, – а как же тогда справедливость?

– Какая ещё справедливость?

– Ну, мать свою, например, ты любишь? – Тимофеев потряс ладонью как Ленин.

– Ну да.

– А если найдёшь чужую мать, но богаче. Свою продашь что ли? – Тимофеев сморщил лицо…

Здене не нравился этот учительско-назидательный тон и она сыпала ему «соль на рану» дальше.

– СССР нам не мать. Хотя мои родители всегда и поддерживали идеи «советско-чехословацкой дружбы», всё же это просто дружба. Мать тут ни при чём.

– Грустно это слышать. Да ещё от тебя. Выходит, твоя любовь – так, пустой звук!?

– Мальчишка ты. К тебе это всё не имеет никакого отношения. Я тебя люблю. Ты – это ты. Я что, должна теперь любить и СССР? – при этих словах Здене показалось, что она слишком далеко уже зашла и пора прекращать.

– Я думаю, что – да. Должна любить и СССР! Потому что это моя Родина! Моя мать! Пойми. Нас пытаются поссорить, и я даже знаю кто именно. Это тебе так кажется только сейчас, что всё, что ты говоришь, это твои и твоих друзей собственные идеи. На самом-то деле, всё, что ты сейчас только что сказала, не твои собственные мысли. Ты так сама не думаешь. И тебя не этому учили в школе.

– Вот именно, мне и другим все эти годы промывали советской пропагандой мозг. А теперь у нас есть шанс слушать и свободные радиостанции! – теперь уже стала заводиться и Здена.

– И ты в это веришь? Веришь в то, что существуют в природе «свободные радиостанции»? Если даже нас и кормили пилюлями лжи, совершенно не означает, что сегодня эти вот «свободные» источники начнут кормить вас и нас пилюлями «правды»! Вся эта «свободная пропаганда» закончится тем, что мы станем врагами.

– А это уже зависит от вас, русских, – Здена смотрела на лейтенанта с прищуром.

Влад задумался. Молчал пару минут, наконец, издал глубокий выдох.

– Иногда в семьях возможно наблюдать такую картину, когда родитель, будучи плохим воспитателем, но желающий только добра своему чаду, теряет над ним контроль. Ребёнок катится по «наклонной», поддерживаемый наставниками с улицы. Этот ребёнок искренне считает, что его родитель – его враг, а его уличный наставник – друг. Это основано на юношеском нигилизме! На законе «отрицания отрицания». Родитель требует всё то, что он не любит делать с раннего детства, начиная с требования спать вовремя и есть манную кашу! И если он слабый педагог, получает ненависть в ответ! Аналогичное происходит и в обществе. На самых различных уровнях, включая и межгосударственные. В лице России кто-то «с улицы» старательно учит видеть врага, агрессора. А Россия – действительно, «педагог» неважный! Даёт массу для этого поводов!

– А почему ты говоришь «Россия», а не СССР?

Тимофеев задумался, но не найдя что ответить, промолчал, подумав про себя: «Наверное, оттого, что в СССР слово «Россия» так редко звучит. Чаще – СССР и имена республик».

А он вдруг ощутил такое особенное удовольствие произнести именно это великое слово: «Росси-и-я»! Тимофеев помолчал с минуту и продолжил.

– Однако, как ни странно, тот, кто истребил целый народ индейцев, кто первый и пока единственный в мире испытал ядерное оружие на людях, тот, кто вводит свои войска на любой континент без каких бы то ни было комментариев и содержит множество военных баз по всему миру, как-то вдруг стал у вас миролюбцем и эталоном истины! Тебе не кажется, что это, по крайней мере, странно?

– Советская Армия тоже много людей уничтожила. Теперь об этом много стало известно, – вредничала девушка, собирая «по сусекам» в голове всё, недавно услышанное по многочисленным вновь открытым «свободным информационным каналам», – а в Афганистане, что Советская Армия делала?! Сколько людей поубивали! Говорят, что около семисот тысяч человек!

– Знаешь, это были моджахеды, которые воевали против своего же народа! А всё благодаря тому, что это были, по сути, американские наёмники! Мы туда пришли не воевать, а строить им мирную жизнь! Их президент Тараки просил не раз Брежнева, но получал отказы! И только, когда Амин задушил Тараки с его женой, только тогда Брежнев решился на ввод войск![64]

– За всё время СССР потратил больше тридцати миллиардов долларов! И более пятнадцати тысяч жизней! Мы строили им дороги, мосты, школы и больницы, электростанции! А что им дали американцы, кроме своих мин-ловушек, в которые до сих пор попадаются афганские дети?! А теперь, в прошлом месяце, наши войска полностью вывели! А вообще, зря, я считаю!

– Зря? Почему ты всё время оправдываешь войну? Разве мирная жизнь тебе не по нраву? Ну да! Ты же военный!

– Знаешь старую мудрость: «Хочешь мира, готовься к войне»!

– Странная мудрость.

– Очень мудрая мудрость и очень правильная! Мы ушли из Афгана сейчас, а завтра Афган сам к нам придёт. И к вам придёт! По всему миру войны могут вспыхнуть с этими недобитыми духами!

– Кому это надо? А я считаю, хочешь мира, к миру и готовься. Делай только добро и ни капли зла, ведь хоть люди не всегда помнят добро, но вот даже маленькое зло долго живёт в их памяти. Поэтому вот и сейчас всё то хорошее, что русские сделали в прошлом, уже никто не помнит, а всё плохое живёт в памяти, и люди не хотят больше с этим мириться!

– А как же тогда быть с теми же немцами, которые полвека назад уничтожали вас, но давно прощены за грехи предков. И едва ли не являются сегодня примером добродетели у вас. Только СССР, Россию вы теперь стали называть «интервентом», «империей зла» и тому подобным образом… А ты знаешь, сколько здесь в Чехословакии полегло советских солдат в годы Великой Отечественной?!

– Вас называли раньше освободителями за то, что вы освободили нас от фашистов. А теперь ваши – такие же, как и фашисты-захватчики!

– И это благодарность за то, что мы положили здесь столько своих солдат! Каждый клочок земли, даже той, на которой мы сейчас с тобой стоим, полит обильно их кровью!

– Видимо, так воевали неважно, количеством, а не качеством. Немцев погибло меньше, так сейчас многие говорят.

– Здена! Да как ты можешь такое говорить? Да вообще, ты хоть что– то в военном-то деле понимаешь?

– Конечно, куда мне. Понимаешь всё только ты! – Здена обиженно надулась.

– И вообще, посмотри на себя. Ты на меня наезжаешь и при этом ещё и обижаешься!

– Я на тебя не наезжаю. Препачь, если тебе это всё обидно. Но ведь это ваш Горбачёв объявил о перестройке, новом мышлении. Нам нужно избавиться от влияния старой застойной идеологии. Вот и избавляемся!

– Избавляются они! От мозгов кто-то, как я вижу, избавляется, а не от идеологии! Количество убитых в бою – это тебе не идеология. Это голые факты. Это тактические нормативы. Если хочешь – это наука, военная наука. Знаешь, что в боевом уставе написано?

– Откуда ж мне знать?

– В наступлении необходимо создать трёх-четырёхкратное превосходство! А в особых условиях и более. И это при условии полноценной артиллерийской подготовки перед наступлением. А что было здесь?! – пыхтел как самовар лейтенант. – Мы брали всё без должной артподготовки! Здания ваши берегли! Чтоб была вам память о собственной истории и культуре! А то бы камешка на камешке не оставили!

– У нас было всё равно много зданий разрушено.

– Скажите спасибо, что не американцы вас освобождали. Их авиация действительно сносила все здания без разбору. Очень они ценят каждого своего солдата. В сто раз больше, чем ваших женщин и детей, не говоря уже о вашей архитектуре! А у нас был приказ, наступать без подготовки. Всё брали солдатской кровью. Столько собственного народу положили! Ты хоть имеешь какое-то об этом представление, сколько только за Прагу погибло? – он вопросительно смотрел на Здену. Та обиженно молчала.

– Под сотню тысяч советских солдат! И это при том, что чехословацких солдат, которым, кстати сказать, также наши безмерно помогали сформироваться, погибло только около шести тысяч! И где слова благодарности? – Тимофеев развёл руки, поджав губы обиженно.

– Ну, мы уже благодарили за это. Ну что нам теперь, вечно кланяться что ли? Жизнь течёт и нам пора смотреть в будущее, – отрезала девушка.

– Будущего у вас может и не быть.

– Почему?

– А какое может быть будущее у зомбированных людей, не помнящих прошлое.

Это уже звучало обидно, слишком вызывающе. И девушка не смолчала.

– Это мы раньше были зомбированы. И большинство словаков сегодня хотят перемен. Хотят жить лучше. И этот процесс уже никто не остановит. А скажи, если тебе прикажут в нас стрелять, ты выполнишь приказ? – вдруг выпалила Здена, посмотрев не моргающим взглядом насквозь в глаза лейтенанту, словно пыталась прочитать его мысли.

– Такого приказа не будет.

– А если будет?

– Такого приказа просто не может быть! Мы – не убийцы!

– Я так не думаю. Всё может быть. Ты предлагал оглядываться назад в прошлое. Так прошлое даёт нам много примеров того, как большая часть людей, в одночасье, превращается в убийц. Зло вмиг становится нормой, чуть ли не добродетелью.

– Это зависит от людей.

– Но как в одном месте может одновременно появиться такое количество чудовищ? Что заставляет огромное количество людей творить массовые злодейства? В той же Германии с приходом Гитлера?! Или у вас, когда был Сталин?

– Наверное, то же, что и сегодня заставляет человека: каждому нужно иметь убеждение в необходимости совершаемого, в том, что он будет высоко оценен своим начальником и окружением, а также каждому нужно получить приказ. Так снимается ответственность за совершаемое: «Я лишь выполнял свой долг!..» Вообще, существуют нормы, которые принято в конкретном обществе считать благодетелью. И большинство подчиняется этим общепринятым правилам. Так как «не субъективный разум личности, а объективная логика общественных отношений диктует личности то или другое поведение!» Только вот благодетель у всех разная. Правда, всегда есть исключения. Например, и среди фашистов также были хорошие люди. Но совершая принятые у нас благодетели, они нарушили принятые те, которые были нормой в их среде! В нашей стране высокой оценки на расстрел мирных людей никто не даст. Если и накопает кто-то «скелетов в нашем шкафу», у нас не были, нет, и не будут никогда приняты обществом человеконенавистнические ценности! И вообще, русские люди никогда никого не истребляли. И приказа такого без очень веских на то оснований родиться не может!

– А в шестьдесят восьмом, когда ваши войска сюда вошли, такой приказ родился?

Тимофеев остановился. Сел на холодную скамейку. Поёжился. Темнело. Включились редкие фонари. Безлюдно.

– Тогда наши лишь защищались, защищая законную власть в вашей стране от контры! Кстати, здесь были армии пяти государств: ГДР, Венгрии, Польши, Болгарии, вроде, ну и СССР, конечно. Но бочку вы катите за 68-й только на СССР! Причём конкретно на русских!

Тимофееву вспомнилась известная песня тех лет:

Они смотрели друг на друга исподлобья. Представители двух братских народов, расходившихся сегодня как в море корабли в разные стороны под воздействием «ветра перемен»! Можно сказать, «классовая борьба» разразилась между ними. Тимофеев вспомнил училищные споры по вопросу «классовости в любви». Да! Он был всё же прав тогда! Был он, к сожалению, прав, чёрт его побери! И всё же, как бы он хотел сегодня быть неправым!

– Ещё говорят, что это очень несправедливо, что огромное количество природных ресурсов, полезных ископаемых и территории досталось СССР. Что в современном мире все люди планеты имеют право пользоваться ресурсами планеты.

– Во как! Я уже что-то подобное слышал в речах Наполеона и Гитлера!

– Это тут совсем ни при чём!

– Ни при чём говоришь? А тебе не приходило в ум, что большая часть богатых ресурсами территорий СССР, России, большую часть года находится под снегом? Жить-то там ни один европеец бы не возжелал. Сами-то вон, где потеплее устроились! А про Россию, вечно, типа, не заселённая территория! Вон, в Финляндии тоже почти все финны живут в Хельсинки! И никто не трындит на предмет того, что нужно прийти их территории освоить! А вот ещё ответь, сколько урожаев в той же Италии собирают?

– Не вэм, – пожала плечами Зденка.

– Зато я хорошо знаю! По четыре – минимум, а мож и того больше, не помню точно! А в России один раз в год и то, если повезёт, не засушит, не зальёт и не погорит всё к чёртовой матери! – лейтенант хлопнул несильно ладонью по столу. Здена вздрогнула. Лейтенант разошёлся не на шутку.

– Должна же быть хоть какая-то компенсация нашему народу за всё за это! Мы же на чужие моря и пальмы не покушаемся, типа это достояние всех людей планеты. А то давай, щас прикатим в ваши Татры на танках, скажем, а чё, это принадлежит всем людям, а значит и нам! Что вы, словаки, скажете?

– А вы здесь и так на танках! Влад, тебе не кажется, что ты слишком разошёлся. Мне надоела политика, – Зденка отвернулась…

Юношеская неутомимая сердечная страсть к этой черноволосой девушке с потугами выталкивала прочь наружу весь этот «идеологический антагонизм», со скрипом заставляя искать компромиссы примирения. Здена была настроена аналогично…

С битый час они молчали.

Но всё, наконец Здена заговорила первая.

– Да, всё так сложно. Весь мир – это сплошные противоположности и противоречия. Главное, что везде есть хорошие люди. Как ты, например, – Здена всё же решила сворачивать этот бестолковый разговор, который она вести, собственно, и не желала. Тимофеев ответил с грустью в голосе.

– В каждом из нас есть противоположности: и добро, и зло, только хорошего должно быть больше. Пусть мы все разные. Имеем разные тела, привычки и желания. Разное мировоззрение. Но все мы имеем одинаковые ценности: жить, любить и быть любимыми, творить то, за что тебя оценят в твоём обществе. Здена! Если в нас стрелять не начнут, то и мы не начнём. Ответь мне и ты. Ты что, собираешься с оружием идти на меня?

– Моё оружие – это моя любовь! – демонстрируя этим, что их совершенно бестолковая политическая полемика давно уже зашла в тупик, изжив себя.

Здена обняла Влада, который всё ещё продолжал кипеть как чайник. Но влажные нежные поцелуи девушки скоро заставили его позабыть обо всём, и он прижал её к себе. Страсть завладела ими. Страсть запретной любви вопреки всему. И они снова улетели, словно в пропасть, в мир любовных утех…