Читать книгу Последний ветеран. Роман в одиннадцати главах - Владислав Афонин - Страница 7

***

– Геннадий Викторович Шаповаленко был отличным командиром. Являлся выходцем из известного рода. Достойно сражался солдатом против белых, веря в правое дело большевиков. Был выпускником элитного военного училища, стал потом почётным ветераном Халхин-Гола. Чудом избежал репрессий, так как следователь, который должен был в первый раз вести его дело, попал под машину, а материалы обвинения сгорели при пожаре. Жалко, что он оказался не готов именно к такой войне. Как вы поняли, бедняга полностью сломался…

Богатырёв, замолчав, побарабанил пальцами по серой лавочке остановки.

– Довольно-таки странное «чудо», – заметил Рома. – Уж не сам ли полковник всё это устроил?

– Шаповаленко был человеком чести, – отрицательно помотал головой старый воин. – У него не было связей ни в госбезопасности, ни в партии, чтобы провернуть подобное. Да если бы и были, он так бы не поступил: совесть не позволила бы.

– Ну а что с ним стало в итоге? – поинтересовался Доброградский. – Отправили в ГУЛАГ-то по собственной инициативе?

Станислав Константинович не уловил юмора профессора.

– После того, как РККА потеряла Украину, Геннадия Викторовича сняли с должности, лишив при этом раннее полученных наград. Его арестовали и продержали сравнительно недолго. Обвинили в развале подчинённых ему войск, предательстве и связях с фашистами. Устроили травлю его боевым товарищам и родным. После Московской битвы его расстреляли под Ленинградом.

– Это печально, но предсказуемо, – вздохнув, медленно покивал головой пожилой учёный. – Сколько ещё было похожих историй! Виноват был кто угодно, но никак не советское правительство.

– Он стал жертвой обстоятельств, – понимающе продолжал ветеран. – Бывает, знаете, в жизни так, что всё плохое и самое гадкое на тебя сваливается в один миг, а ты не можешь со всем этим справиться, ибо не обладаешь ни нужными силами, ни ресурсами. То же самое случилось и с Шаповаленко. Слишком много для одного человека, друзья мои. Зато он сделал всё, что смог.

– Его хотя бы реабилитировали? – Роману хотелось знать каждую деталь о драматичной судьбе этого советского военачальника.

– Ага, в тысяча девятьсот пятьдесят восьмом, – подтвердил Богатырёв. – Правда, кому нужна была такая справедливость, ведь не стало человека! Хоть его измученной старухе вдове было утешение.

– А что случилось с Гагиным?

– Да там совсем иная история! – улыбнулся Станислав Константинович. – За «Старогородскую инициативу» его наградили орденом Красной Звезды. Его ждало положительное внимание в узких кругах. Ну, вы понимаете, о чём я? Наш майор успешно продвинется по карьерной лестнице и после войны. Но перед лавровыми венками ему нужно будет пройти через Москву, Сталинград и Берлин.

– Послушайте, а про какого Рудольфа Штальма спрашивал Розенберг? – решил уточнить Виктор Сергеевич. – Вы смогли выяснить что-нибудь?

– Так я об этом вспомнил лишь в начале пятидесятых, меня как будто осенило! – воскликнул Богатырев. – У нас в посёлке был один управляющий: то ли немец, то ли еврей. Биография у него была чистая: активно помогал большевикам во время революции и Гражданской войны, являлся членом партии с тысяча девятьсот двадцатого года, в общем, яркий активист и популист. Лизоблюд он был тот ещё и к концу двадцатых годов полностью влился в доверие к местным властям. В нашем селении среди коммунистов он был кем-то вроде авторитета, которому не следовало переходить дорогу. Простой народ его побаивался: ходили слухи, что с помощью дружков из ОГПУ-НКВД он расправляется со своими оппонентами. Для обычных людей он был тёмным, скрытным, лицемерным человеком. Но партийные ох как лестно отзывались о Штальме! Наконец, Рудольф добился своего, став поселковым управляющим. Преспокойно избежал репрессий.

Перед самой войной, как помню, двенадцатого июня, через наше селение должны были перегонять груз, набитый дворянскими драгоценностями, которые обнаружили в виде клада где-то на юге Подмосковья. Конвой, конечно, был вооружённым и охранялся, как вы думаете, кем? Правильно, нашими доблестными чекистами. Один большущий грузовик и шесть автомобилей сопровождения остановились, чтобы охрана отдохнула, а транспорт был дозаправлен и отремонтирован где надо, благо у нас имелась неплохая машинно-ремонтная станция. Штальму было поручено сопровождать чекистов и объяснять, где что в Быково находится. А утром наши милиционеры обнаружили шестёрку пустых автомобилей. Пресловутый грузовик отсутствовал. Гебистов нигде не было.

В ужасе местные стражи порядка (которые в это дело совсем не были посвящены как ненадёжные) ринулись к Рудольфу, чтобы тот принял хоть какое-нибудь оперативное решение и сообщил наверх о случившемся. Однако и Штальма след простыл. Милиция и мои едва проснувшиеся соседи в спешке стали прочесывать поселение, обыскали дом нашего «любимого» главы. И что вы думаете? В его жилище остались исключительно голые стены, вещи и всяческая утварь пропали.

– Офигеть! – изумлённый, Рома не смог сдержаться.

– И это ещё не всё, – продолжал старый воитель. – К сожалению, в центр сообщили очень поздно. К трём часам дня в Быково приехал другой разъяренный отряд чекистов, часть подольского НКВД. Они люто орали, что всех перестреляют, хотели свалить вину на наших бедных милиционеров и моих земляков. Довели мать до истерики, перепугали братьев и сестру, изверги. В конце концов, поняв, что никто из селян не виноват, умчались. Остальное я узнавал только из слухов, в газетах о таком грандиозном провале нашей «непобедимой» госбезопасности ничего не писалось.

– И что у вас получилось узнать?

– Практически ничего. Ясно было одно: с НКВДшниками наш дорогой Рудольф Штальм был в сговоре. Эти персонажи были объявлены во всесоюзный розыск, но следов их так и не нашли. Вот она истинная сущность коммуниста: волк в овечьей шкуре!

– А как Розенберг на фронте смог вспомнить, что вы жили с Рудольфом в одном посёлке? – недоумевал Доброградский. – И почему этот особист подумал, что вы как-то с ним связаны?

– Видимо, у Розенберга была феноменальная память, – пожал плечами Богатырёв. – Но, вероятно, тогда вспомнить он всё не смог. Я на самом деле сказал ему правду: со Штальмом мне действительно не приходилось знакомиться лично. Я никогда не общался с нашим главой. И я до сих пор рад, что в той избушке не наговорил против себя ничего лишнего. Быть может, чекист, узнав жителя того самого злополучного для НКВД Быково, решил возобновить дело о пропавшем кладе? Выбить из меня показания, чтоб это расследование не превратилось в позорнейший «висяк», мм?

– Ну и переплетение судеб! – воскликнул Роман. – Прям везде этот ваш Исаак Иосифович. Железное лицо Лубянки!

– Тем не менее как за десять дней до начала Великой Отечественной было возможно вывезти машину с тяжёлым грузом с территории СССР? – дивился профессор. – Я сомневаюсь, что такую находку эти преступники оставили в Советском Союзе. Ведь Рудольф был не один! Как можно было так долго укрывать транспорт и такое немаленькое количество сообщников? Им нужен был либо корабль, либо самолёт. Куда можно уйти чуть больше, чем за неделю? В почти что полностью оккупированную Европу через Украину или Белоруссию? В Финляндию через непроходимые леса? Северными портами выплыть в нейтральную Швецию или США? Невозможно же это, Станислав Константинович!

– Нам лишь остаётся признать, что Рудольф Штальм и его дружки были мастерами своего дела. Профессионалами… – развёл руками Богатырев. – Очень может быть, что свои последние годы они доживали в прекрасной развитой стране, купаясь в роскоши. Если, конечно, не перебили друг друга из-за дворянских сокровищ.

– А что содержал в себе клад?

– Это было неизвестно ещё в самом начале. Дело потом совсем замяли, и простой народ ничего не знал даже на уровне Московской области. Так вот.

Мимо остановки развязно прошло двое приезжих с юга. У одного из молодых людей, праздно шатавшихся по Москве, в открытой для взора кобуре можно было увидеть позолоченный пистолет Стечкина. Непонятно, от каких особо опасных врагов собирался обороняться такой гражданин, ибо имел он спортивное телосложение и в любой передряге мог бы постоять за себя и врукопашную. Второй, маленького роста, не такой крепкий и высокий, как первый, горделиво нёс в руке «IPhone» последней модели, из которого вовсю звучала определённая музыка. Пренебрежительно глянув на последнего ветерана и учёных, парочка, разговаривая на родном языке, двинулась к ларьку с фаст-фудом, которая стояла недалеко от проезжей части.

– Тоже россияне, – иронично хихикнул профессор Доброградский.

– Ой, Виктор Сергеевич, ещё обращать на них внимание! – равнодушно отмахнулся Рома. – Давайте лучше Станислава Константиновича дослушаем.

Он обратился к старому воину.

– Может, вы нам про Катину судьбу расскажите?

– Вы правы, Роман, нечего обращать внимание на этих бездельников. – Богатырёв пристально всматривался туда, куда ушли наглые мигранты. – Эти «товарищи» только и ждут, что их покормят негативом. Больше холодной сдержанности. Давайте про любимую я после расскажу? Чтобы каждая деталь выстраивалась в необходимой последовательности.

– Вам решать… – пожал плечами профессор. – В любом случае, мы все внимание.

– Что касается битвы за Москву, первой битвы, после которой начался перелом, то я в ней не участвовал. Вместе с капитаном Пановым мне было приказано сопровождать генерала Шаповаленко в Ленинград. На самолёте, словно персоне первого класса. Мы перелетели через всю Россию прочь от Златоглавой. Новости тогда доходили очень скупые, поэтому ничего не могу сказать о каком-то ощущении эпичном либо геройском. Я только в тысяча девятьсот сорок шестом узнал, что германцы могли видеть в бинокль купола московских храмов, в которых верующие вымаливали общее спасение…

Я всегда буду уверен, что моим соотечественникам приходилось гораздо хуже во время сражения за Белокаменную. Одному богу было известно, как развернулся бы ход войны в те дни. В том крупнейшем побоище участвовал мой друг и боевой товарищ, Андрей Акинфеев, с которым мы познакомились перед Сталинградом. От него-то и удалось мне узнать все подробности тех событий.