Читать книгу Книга жизни (сборник) - Владислав Авдеев - Страница 5

Пьеро

Оглавление

Все началось с того, что предприятие, где работал Юткин, оказалось на грани развала, и задолженность по зарплате достигла восьми месяцев. Но Юткин, как и миллионы россиян, находящихся в таких же условиях, исправно ходил на работу и ходил бы еще долго, да не вытерпела жена Варвара:

– Ну и сколько ты еще будешь задарма работать? Мужик ты или не мужик? Другие как-то крутятся, торгуют, работают на частных предприятиях, а ты, как робот или раб, зациклился на своей работе и ничего не видишь. У нас дочь в институте, если не вышлем денег – отчислят.

– Не один же я работаю. Да и потом, все равно когда-нибудь наладится. Аванс ведь иногда дают, да и по чековой кое-что можно взять.

– Аванс? Пятьсот рублей за полгода. Это аванс? А по чековой – непропеченный хлеб из вашей столовой и все. Наладится… Когда? Ты газеты почитай, там черным по белому написано: наладится через двадцать лет…

Жена говорила и говорила, но Юткин отмалчивался. Он привык к своей работе и не хотел ее бросать, лет двадцать пять назад после окончания техникума он устроился на ремонтный завод нормировщиком, потом стал мастером токарного цеха и на этой должности проработал уже двадцать один год. Юткин был из той породы людей, которые звезд с неба не хватают, но отличаются добросовестностью и трудолюбием. Они хорошие исполнители, но никак не организаторы.

Варвара и на следующий день вернулась к этому разговору – теперь каждый день после ужина разговоры о непредприимчивости Юткина были заместо десерта. И Юткин сдался, уволился с предприятия, и жена пристроила его торговать овощами на рынке. Торгуя, Юткин думал не о прибыли, а о том, как бы не обмануть покупателя, – его весы явно не довешивали. Хозяин, азербайджанец с пышными усами, проследив за Юткиным, возмутился:

– Дорогой, ты почему так делаешь? У тебя на весах кило двести, а ты берешь деньги за килограмм. Ты вешай килограмм, а бери за кило двести. Зачем торговать пошел, не понимаю. Совсем не понимаю.

На следующий день Юткин взял с собой безмен и проверил весы, как он и думал, весы не довешивали двести граммов. Сказал хозяину, тот вытаращил глаза:

– Дорогой, я тебя звала? – от волнения Гейдар забыл русский язык. – Ты сама пришла. Твой жена меня целый день уговаривал. Иди, пожалюста, иди…

Юткин долго бродил по осеннему городу, городу, сразу как-то ставшему чужим, который жил и веселился, и которому было наплевать на Юткина. Такого безысходного одиночества Юткин еще не испытывал.

А дома новость: за неуплату отключили телефон.

– Ничего, – не унывала Варвара, – Гейдар обещал расчет в конце каждой недели. Как получишь, сразу схожу на телефонку.

– Я не получу, – через силу выговорил Юткин, глядя в сторону.

– Как не получишь? – удивилась Варвара.

– Он меня выгнал.

– За что, что ты натворил? – всплеснула руками жена.

– Сказал, что весы его врут, я не могу обвешивать людей, – промямлил Юткин, почему-то его самые веские доводы всегда меркли под взглядом Варвары.

– Он не может! Люди добрые, – подняла руки Варвара, – поглядите на него. Он не может. Миллионер несчастный. Телефон отключили, обещают перекрыть газ, дочку вот-вот выгонят из института, а он не может. Ты же мужик! Боже мой! – Варвара не могла успокоиться целый вечер и даже в постели продолжала укорять мужа. Юткин притворился спящим – это все, что он мог сделать.

Последующие два дня Варвара подыскивала мужу работу: «Ты лучше сиди дома, а то сунешься не туда». Эти два дня измотали Юткина, по привычке он вставал рано, то есть день начинался как обычно, но тут же привычный ход его прерывался – потому что в РАБОЧИЙ день не надо было идти на работу. Ощущение было такое, словно он прогуливал.

Варвара пристроила Юткина на частное предприятие, там уже работал муж одной хорошей знакомой. Знакомая и попросила взять Юткина. Предприятия как такового пока не было, цех по сборке мебели еще только строился, устанавливали импортные станки, тут же ремонтировали само здание. Предприниматель обещал после раскрутки хорошие деньги. Два месяца работали с утра до позднего вечера, понимали, чем быстрей пустят производство, тем быстрей пойдут живые деньги. Но, увы, когда цех был готов к работе, его сожгли. Видимо, те бритоголовые, накачанные парни, что перед этим предлагали предпринимателю за определенную сумму свою защиту.

Юткин кинулся на родное предприятие. Тут надо сказать, что за эти два с половиной месяца Варвара наняла хорошего адвоката, и тот за двадцать процентов от суммы, что задолжал завод Юткину, выбил эту сумму. И когда Юткин заявился и попросил принять его снова на работу, ему отказали – не могли простить, что он подал на них в суд.

Юткин шел домой, как на казнь, не зная, что сказать жене. Но Варваре уже было все известно, она не кричала на Юткина – ведь это она устроила его, а молча плакала. Юткин сидел, глядел на плачущую жену и не знал, что сказать, как утешить. С той минуты, как его не приняли обратно на завод, в Юткине что-то сломалось, возникло чувство ненужности – его словно выбросили из людского сообщества.

Жена вытерла слезы:

– Жалко, что ты не умеешь водить машину, можно было бы хорошо заработать на перегоне. У Красиковой муж такие деньги делает. Может, и тебе выучиться на шофера?

– Знаешь, мне эта профессия как-то не очень, – испуганно сказал Юткин, ему совсем не понравилась идея жены.

– Ну, началось! Очень не очень, сейчас смотрят на другое, платят или нет, и сколько. Ты же мужик.

– За учебу денежки берут, – выдвинул Юткин защитный аргумент.

– Возьмем из тех, что выбили у тебя на работе. Дочке отправили, за телефон и квартиру заплатили, можно потерпеть.

– Может, я сначала похожу, порасспрашиваю насчет работы? – Юткин сказал это таким тоном, словно просил отсрочить казнь.

– Походи, – разрешила Варвара, – а я пока насчет курсов узнаю.

Юткин облегченно вздохнул, машины его совершенно не интересовали, он не знал ни марок машин, ни какой они модели – все они делились у него на три категории: легковые, грузовые и автобусы. В последнее время прибавилась четвертая – импортные. Нет, шофером ему совсем не хотелось быть. И чтоб этого избежать, надо было обязательно найти работу.

В бюро по трудоустройству выбор был невелик – требовались сантехники и дворники. В расстроенных чувствах Юткин, опустив голову, брел по улице и чуть не забодал своего приятеля Нетесова.

– Коля! – радостно возопил Нетесов. – Сколько лет, сколько зим! Ты куда это буром прешь? Едва увернулся.

Юткин, вяло отреагировав на появление приятеля, сказал, что ищет работу.

– Есть работа! – все так же радостно возвестил Нетесов, дыхнув настоем водки и пива. – Есть! У нас, на водоканале. Сутки через трое. Дерьмо откачивать. Сидишь – включил насосы, выключил. Деньги, конечно, с задержкой, но отоварка. Жить можно. Согласен?

– Конечно! – на душе у Юткина сразу посветлело. И домой он уже возвращался бодрой походкой и с гордо поднятой головой.

Но дома его ждал неприятный сюрприз, жена уже договорилась насчет курсов и даже успела заплатить за учебу. А насчет работы в водоканале сказала:

– Отоварка… Сунут какое-нибудь гнилье. Ничего, месяца три потерпим, зато потом наверстаем. Красиков поможет тебе устроиться. Можно заработать и не перегоном. У Лузиной муж возит одну спекулянтку, правда, без выходных, но зато и платит. Лузины уже машину купили, теперь на квартиру копят. Отоварка… Деньги будут – сами купим, что надо.

И со следующего дня Юткин начал ходить на курсы. Сидел, смотрел, как работает четырехтактный двигатель, и думал, ну зачем ему это надо. Ведь была работа, досидел бы спокойно до пенсии. Он вспоминал свой небольшой кабинет – дощатую пристройку в углу цеха, тихое гудение токарных станков за стеной, и глухая тоска охватывала его. И Юткин жалел, что он еще не старик, сидел бы сейчас дома…

А тут еще не шла учеба. У Юткина была обычная, нормальная память, но почему-то правила дорожного движения совершенно не хотели запоминаться. Он давно бы бросил ходить на курсы, но деньги не вернешь.

А их катастрофически не хватало, те, что вырвали у родного предприятия, кончились.

Чем ближе подходило к концу ученье, тем тоскливее становилось у Юткина на душе. И тоска его оправдалась: он не сдал езду с первого раза, а за повторную сдачу нужно было снова платить. С трудом заставил себя Юткин сказать Варваре правду.

– Боже мой! – схватилась за голову жена. – Ты же мужик. Да неужели нельзя было собраться? Куда глядел, о чем думал? Недотепа! Ведь знаешь, что денег нет. Ну что ты за человек…

Ругай не ругай, а для повторной сдачи деньги все равно надо, и Варвара их нашла – заняла под проценты. Но прежде, чем вручить их, прочитала Юткину небольшую нотацию, о том, что он мужчина и несет ответственность… и закончила строгим:

– Чтоб в этот раз сдал.

Но, увы, Юткин не сдал и во второй раз. Перед этим он поездил с Красиковым, вроде все получалось, а сел с экзаменатором и – сразу ошибка за ошибкой.

Варвара выплеснула в его адрес все нехорошие слова, которые знала, но Юткину и не надо было этого говорить, он сам был в трансе… Безысходность, растерянность, ненужность, стыд – все это нахлынуло на него, и он едва сдерживался, чтобы не зарыдать. Он пожалел, что родился мужчиной. Был бы бабой, пилил бы сейчас мужа… Эта мысль отвлекла Юткина, и он целый вечер варьировал ее и так, и этак, представляя себя на месте Варвары, а ее на своем.

Перед третьим экзаменом Юткин поездил с Лузиным и получил от него похвалу. Варвара снова ухитрилась достать деньги.

Но злой рок преследовал бедного Юткина, он не сдал и в третий раз. И почувствовал, что все – перед ним нет будущего. Он долго ходил по зимнему городу, заходя в магазины погреться, пялился на витрины – но ничего не видел. Уже в темноте Юткин дважды подходил к своему подъезду, но оба раза, не останавливаясь, проходил мимо. В третий раз он все же вошел в подъезд, поднялся до второго этажа, но вдруг повернул назад, выбежал во двор и быстро пошел прочь. Юткин твердо решил не возвращаться домой, чтобы не быть обузой. Жене ее зарплаты хватит, а он устал постоянно думать о деньгах, устал слышать упреки жены, устал чувствовать себя ничего не умеющим человеком.

Ночь провел на автовокзале. Долго решался позвонить Варваре, но все не мог решиться, позвонил только потому, что знал – Варвара будет беспокоиться, переживать. На вопрос жены: «Где ты, почему так долго, сдал?» ответил коротко: «Варя, извини, но я больше не приду домой», – и быстро повесил трубку.

Сначала боялся уснуть, переживал, как бы не стащили у сонного шапку, но потом опустил у шапки уши, завязал тесемки под подбородком и уснул. Просыпался от каждого громкого слова, от каждого стука… Утром встал совершенно разбитый, полушубок казался страшно тяжелым, даже болели плечи, лицо горело, голова под шапкой чесалась, и Юткин решил немного проветриться, походить по городу. Однако быстро замерз и вернулся на вокзал. Хотелось есть и спать. Нашел брошенную кем-то газету и, делая вид, что читает, задремал. Он понимал, что надо бы не сидеть, а сходить, попытаться устроиться на работу, и чтоб было общежитие. Возможно, на водоканале место по-прежнему свободно. Понимал, но на него нашла какая-то апатия, словно, уйдя из дому, он сбросил с плеч все обязательства, заботы, перешел в другое «измерение».

Вторую ночь уже спал, не обращая внимания на шум и крики. Ночью, меняя положение онемевших ног, подумал, что не мешало бы вернуться, но представил, как Варвара будет смеяться над ним, подкалывать, вот если бы он не позвонил, не сказал, что больше не придет. Но не только это удерживало Юткина на вокзале – вернувшись, он снова окунулся бы в те заботы, от которых убежал…

Утром обошел весь автовокзал, но нигде не нашел даже корочки хлеба. Бывало, пассажиры перекусывали, ожидая автобус, но рядом уже сидели такие же, как Юткин, и, если пассажиры оставляли недопитую бутылку с водой или собирались выбросить остатки еды, все это тут же забиралось. Юткин вышел из автовокзала и двинулся к ближайшим домам, было раннее утро, только начало светать, и не так было стыдно заглянуть в мусорные ящики, посмотреть, нет ли там чего съестного.

Он подошел к мусорным ящикам в одно и то же время с женщиной, она, чуть опередив его, заглянула в крайний ящик. Юткин тут же замедлил шаг, остановился, потоптался и отправился прочь.

– Вы зря уходите, – раздалось ему вслед, – вы мне совсем не мешаете.

Юткин оглянулся, женщина показала ему буханку хлеба:

– Смотрите, кто-то выкинул целую буханку, если хотите, я вам ее отдам.

Юткин был в нерешительности, но ему так хотелось есть, и ноги сами понесли его к ящикам. Женщина внимательно глянула на него:

– Если не ошибаюсь, вы ведь только что ушли из мира. Где же вы обосновались? Где ночуете?

У нее был такой доверительный, такой сердечный голос, что Юткин честно ответил:

– Нигде. Пока ночую на вокзале.

– Так нельзя, долго вы не продержитесь. И, наверное, давно не ели? Ведь так?…

Юткин наконец-то осмелился поднять на нее глаза, облезлая кроличья шапка и старая шаль скрывали лицо, виднелись лишь добрые, внимательные глаза.

– Подержите, – женщина подала ему сумку, – сейчас я проверю остальные ящики, и мы пойдем ко мне. Я приглашаю вас в гости. Напою чаем, заодно вы узнаете, как можно приспособиться жить в городе в такой страшный мороз.

Идти было недалеко, «ко мне» – означало техэтаж соседнего дома. В техэтаже было тепло, продрогший Юткин отметил это в первую очередь, а уж потом разглядел, что техэтаж разделен занавесками, фанерой, картоном на небольшие клетушки, в одной работал телевизор. А наполнен был техэтаж запахом мусорных ящиков, грязного белья, водочного перегара и табачного дыма.

Новенького сразу заметили:

– О, Мальвина какого красавца подцепила!

– День только начался, а она уже с добычей.

– Ты посмотри, какой чистенький, неужели у жены отбила?

Клетушка Мальвины находилась в самом углу, она была отгорожена картоном от ящиков. Кровать с панцирной сеткой, застеленная грязно-зеленым байковым одеялом. Два ящика, поставленные один на другой и прикрытые сверху выцветшей клеенкой, изображали стол и полки одновременно.

– Раздевайтесь, – Мальвина размотала шаль, сняла шапку, скинула неопределенного цвета пальто, и перед Юткиным предстала не старуха, как он думал, а женщина примерно его лет, а может, и моложе. У нее были добрые глаза, короткая стрижка, увядшее лицо, в котором проглядывала бывшая красота.

– Раздевайтесь, – повторила Мальвина. – Вот вешайте полушубок на гвоздь, я знаю, как тяжело находиться несколько дней в одежде. Садитесь, сейчас чай подогрею, – она вытащила из-под кровати удлинитель, включила электрочайник. – Холодные макароны будете, с ужина остались? Есть у нас хлеб, сахар…

Подкрепившись макаронами, хлебом и сладким чаем, который показался Юткину самым вкусным чаем, когда-либо выпитым им, разморенный теплом, он испытывал одно желание – спать-спать-спать, глаза его слипались, и не было сил их открыть.

– Может, поспите? – откуда-то издалека раздался приглушенный голос Мальвины. Юткин согласно кивнул, или ему показалось, что он кивнул, голова его еще не успела коснуться подушки, как он уже спал…

Проснулся от того, что его трясли за плечо. Юткин открыл глаза, увидел склоненное над ним лицо Мальвины и все вспомнил. Быстро сел и виновато спросил:

– Который час?

– Десять вечера. Четырнадцать часов спали.

– Десять вечера? – сказал Юткин, вопросительно глядя на Мальвину, та утвердительно кивнула.

Страшно хотелось по-маленькому, и Юткин потянулся за полушубком, Мальвина, угадав, шепнула ему на ухо, где это можно сделать.

Когда возвращался, его остановил высокий мужчина с большой окладистой бородой и грозно вопросил:

– Кто такой?

– А вы?

– Я? Я король подземных переходов. А вот кто ты?

– Его Мальвина привела, – ответила за Юткина сухонькая старушка.

– Мальвина? – удивился король подземных переходов. – Не может быть. Мальвина!..

– Что? – выглянула Мальвина из клетушки.

– Твой? – ткнул бородач в грудь Юткину.

– Мой.

– Ясно. Свободна. Ну а как тебя зовут?

– Николай.

– Николай? – бородач поднял глаза к потолку. – Не пойдет. Не знаем такого. Тебя зовут Пьеро. Слышали? У Мальвины появился Пьеро.

– А вы, значит, Карабас? – Юткин не знал, обижаться ему или нет, не знал и того, стоит ли молчать или все же надо как-то показать свою независимость. То есть не хотелось обижать хозяев, но не хотелось и унижать себя.

– Ты посмотри, какой разговорчивый. Карабас… – бородач погладил бороду. – Ловко подметил. Ну, а кто я такой на самом деле, тебе Мальвина скажет. Иди, свободен.

Юткин шел и невольно видел, что делается в клетушках. В одной читали, в другой играли в карты, в третьей клетушке старик, закрыв глаза, мусолил кусок хлеба. Все они выглядели спокойными, они были дома, и Юткину совсем не хотелось отсюда уходить, но уходить надо было, пришел попить чаю, а остался на целый день.

Юткин мог бы, конечно, уйти прямо сейчас, не заходя к Мальвине, но уговаривал себя, что так делать нельзя, нельзя уйти, не попрощавшись, на самом деле он надеялся, что Мальвина не выгонит его на ночь глядя, предложит остаться до утра.

Так оно и произошло. Когда Юткин начал мямлить, что, наверно, стесняет ее и, пожалуй, ему пора уходить, Мальвина сказала:

– Куда вы пойдете? На улице темень, холодина. Оставайтесь, если хотите.

– Ну если на одну ночь. Действительно поздно, – пробормотал Юткин с облегчением, зная, что теперь не уйдет отсюда ни утром, ни днем, и будет здесь, пока не выгонят.

Книга жизни (сборник)

Подняться наверх