Читать книгу Люба Украина. Долгий путь к себе - Владислав Бахревский - Страница 81

Пан Шемберг приехал в крыловскую тюрьму в первый день декабря.

– Мне понятны причины, подвигнувшие тебя, пан Хмельницкий, на выражение недовольства, но чтобы ты – один из умнейших людей среди казачества – затеял нелепый, заранее обреченный на провал бунт? Это я понимать отказываюсь.

Пан Шемберг был, по обыкновению, серьезен и мрачен. Хмельницкому он говорил «ты». Они водили знакомство с тех еще времен, когда Хмельницкий занимал должность генерального войскового писаря. Приезжая в Чигирин, Шемберг останавливался в Суботове.

– Пан комиссар, что это за сказки ты мне рассказываешь? – невесело засмеялся Богдан. – Кого это поднимал на бунт? Где? Когда? Мой арест – не иначе новые происки пана Чаплинского, которому мало что пустил меня по миру, он саму жизнь мою собирается забрать! Скажи, пан комиссар, от Чаплинского идут эти сказки или от какой-то другой сволочи?

– Допрос веду я. Спрашивать мне, а тебе отвечать. Я хитрить с тобой, пан Хмельницкий, не буду. Ответь мне всего на один вопрос: что за сборище устроил ты в местечке, называемом Роща?

– Уже донесли! – сокрушенно покачал головой Богдан. – Ты со мной не хитришь, я тоже хитрить не стану. Собрались мы, чтоб волков погонять. Ну, а когда столько казаков, как о делах было словом не перекинуться? Не знаю, все ли рассказал ваш наушник, запираться я ни в чем не стану. Королевское знамя я казакам показал. Когда я проиграл дело в суде, король позвал меня к себе и сказал: «Чаплинский нашел товарищей, и ты тоже найдешь. Пора вам, казаки, вспомнить, что вы – воины. Умейте за себя постоять». И на саблю показал.

– Что же это за знамя, где оно?

– Знамя в надежном месте. А что оно такое, ступайте к королю и спросите. Это не моя тайна.

– Значит, признаешь, что говорил казакам бунтовские слова?

– Нет, не признаю. Я сказал то, что говорил в Варшаве сенаторам и королю. Казакам не платят положенных денег, тридцати злотых, у казаков отнимают пленных…

– Но разве ты не понимаешь: это не одно и то же – говорить о произволе, чинимом местными властями, людям государственным и – темной черни?

Перед Хмельницким встало лицо сенатора Киселя, ответил его словами:

– Да избавит меня Бог от соблазна переносить личные обиды на общее устройство государственных дел. Как ни близка рубаха к телу, я, пан Шемберг, никогда не действовал себя ради во вред государству, почитая это за тяжкий грех. Я показал королевское знамя казакам для того, чтобы поднять в них дух истинного рыцарства. Пан комиссар! Казаки из воинов перерождаются в торгашей, земледельцев, скотоводов. Может быть, я говорил дерзкие слова, но думал о пользе Речи Посполитой. Если казачество совершенно переродится, то вся украинская степь станет легкой добычей татар и турок. Слава богу, в Истамбуле престол занимает больной, глупый человек. Был бы жив султан Мурад, еще неизвестно, кому принадлежала бы нынче богатая земля Украины.

Не давая Шембергу опомниться, Хмельницкий втянул его в беседу об отношениях Турции и Польши, Турции и Крыма, Турции и Персии, Турции и Молдавии.

Пан Шемберг, закрывая за собой тюремную дверь, чувствовал, что он на стороне Хмельницкого.