Читать книгу Слеза Немезиды - Владислав Геннадьевич Аксинович - Страница 3

Синдикат киллеров

Оставшись без обеда, Андрей поехал во Фрунзенское РУВД. Он надеялся застать там сотрудников собственной безопасности МВД, чтобы лично выяснить, откуда у них такая оперативная информация о дружбе трёх погибших. «Возможно, – думал Кротов, – они проводили по убитым какие-то оперативные мероприятия, грубо говоря, вели разработку по какому-нибудь АОД. Может, вместе взятку брали за решение вопроса?»

«А что?.. – майор продолжал выстраивать цепочку. – Криминальная милиция „замыливает“ какое-то преступление, прокуратура прикрывает, а суд выносит оправдательный приговор. Правда, – думал Андрей, – здесь будет один серьёзный нюанс. Ведь районы-то у всех разные: милиция – во Фрунзенском, прокурор – в Партизанском, а судья – в Ленинском. Сложно решить вопрос по определённому делу, надо вовлекать в тему дополнительных людей».

К тому же Овчинникова он знал лично: это был классный опер, и вряд ли он бы подписался на какую-нибудь авантюру со взяткой.

«Хотя всё бывает: и жук свистит, и бык летает, – продолжал думать Кротов, подъезжая к Фрунзенскому РУВД, – ясно одно: если они были под колпаком ССБ, у тех есть все данные об их перемещениях, телефонных разговорах, встречах с возможными фигурантами и т. д… Эта информация может очень сильно продвинуть все три расследования. Только вот вряд ли они поделятся такой информацией, им выгоднее самим раскрыть преступления, записав себе в актив серьёзное дело».

Зайдя в РУВД, Кротов представился дежурному и спросил, не уехали ли министерские. Дежурный ответил:

– Они в двенадцатом кабинете.

Майор быстрым шагом направился в двенадцатый кабинет, инстинктивно пытаясь успеть, чтобы застать всех на месте. Войдя в кабинет, он увидел собирающихся уходить сотрудников службы собственной безопасности МВД. Он знал их в лицо. Это были майор Дмитрий Волохов и капитан Антон Сакович. Их отчеств Кротов не знал. Они, конечно же, тоже знали Кротова в лицо.

– Здравствуйте, господа эсэсбэшники, – торжественно произнёс Кротов.

– Здравствуй, Андрей, мы тебя давно ждём, вот уже уходить собирались, – сказал Волохов, старший в этой компании.

– Да, – сбавил обороты Кротов, – мы, возможно, будем работать вместе по Овчинникову.

– Знаем, – ответил капитан Сакович, – уже допросили почти всех его подчинённых и непосредственного руководителя, начальника РУВД полковника Ковалевича, —протягивал протоколы допросов коллега.

– И что? Есть что-то? – бегло перелистывая протоколы, спросил Кротов.

– Не был. Не замечен. Не участвовал, – громко, с паузой, отчеканил капитан. – Протоколы ничего не дадут, подполковник характеризуется всеми только с положительной стороны: компетентный, справедливый, неподкупный, – продолжал Сакович.

– А вы? – неожиданно спросил Кротов, глядя прямо в глаза Волохову.

Он хотел взять этих бойцов «на пушку», якобы про колпак он всё знает, чтобы вынудить тех хоть немного поделиться информацией, которая бы прояснила это запутанное дело. Ведь времени обмениваться любезностями, письмами и запросами с их службой просто не было, да и недолюбливал Андрей их сотрудников. А кому приятно, когда есть люди, цель которых – найти, мягко говоря, недочёты в твоей работе. Но относился он к ним с уважением, понимая, что без них тоже никак нельзя. Вот Кротов и пошёл на них лобовой кавалерийской атакой:

– Вы характеризуете его со всех этих сторон? – и, не давая ответить на свой же вопрос, продолжал: – Я знаю, что Овчинников у вас в разработке, а Мурашко и Гусаков проходят как его сообщники по вашему оперативному делу. У меня есть стопроцентная информация, что его слушало ваше ведомство, – не унимался Андрей. И видя, что уже начинает перегибать палку, как бы в подтверждение своих слов привёл довод:

– Иначе как бы ваше руководство так оперативно нашло связь между гибелью этих трёх влиятельных людей, да ещё и сообщило моему руководству, что они были друзьями?

Волохов заулыбался, Сакович непонимающими глазами смотрел то на Кротова, то на своего коллегу, пытаясь сделать вид, что он в курсе, хотя Андрею сразу стало ясно, что этот не при делах.

– Ясно, майор, – улыбаясь, продолжал Волохов, – значит, ты решил, что мы его «вели». Уверяю тебя, – словами заботливого отца продолжал Дмитрий, – всё гораздо прозаичнее, чем ты решил. Мы с Антохой, – кивая на Саковича, рапортовал Волохов, – утром по заданию своего руководства приехали сюда, чтобы допросить сотрудников РУВД по факту гибели начальника их криминальной милиции. А тут все бегают, суетятся, половину оперов из розыска отправляют на станцию метро «Фрунзенская» по факту гибели прокурора. Там даже станцию перекрыли. В дежурке нам сказали, что этот прокурор был другом Овчинникова, об этом в РУВД все знают, никаких секретов тут нет. А через полчаса после начала допроса сотрудников к нам зашёл дежурный и показал сводку по городу, где чётко было написано, что судья Гусаков выпал из окна шестого этажа, по факту чего и возбуждено «октябрятами» уголовное дело. Так вот, этот же дежурный нам и сказал, что судья был их общим другом, что они вместе ездили на рыбалку, так как все заядлые рыбаки. Вылови тут любого опера, и он тебе, не стесняясь, расскажет, с кем его начальник ездит на рыбалку. Никакого секрета здесь нет. Мы сразу же позвонили своему руководству и сообщили всё это. И уже наши начальники «под знаком таинственности», как это нередко бывает, скорее всего, сообщили вашим. Вот и пошли слухи о какой-то разработке. Кстати, в протоколах допросов сотрудников РУВД связь трёх погибших отражена.

– Да, всё именно так… – теперь уже уверенно кивал головой Сакович.

– Расслабься, Кротов, – продолжил Волохов, – никакого АОД у нас на Овчинникова нет и не было. Если бы было, нас бы не сюда послали рутинной писаниной заниматься, а мы бы уже убийц брали.

«Поют они, конечно, складно, – подумал Кротов, – но дело по разработке могли и „заныкать“ куда-нибудь подальше, особенно если в нём была информация о том, что может произойти убийство фигурантов, а они эту информацию проворонили, и фигуранты погибли. Вот то, что я взял их на „пушку“ и у меня никакой информации по возможной разработке нет, похоже, этот опытный лис Волохов понял».

– Ладно… – неудовлетворённо произнёс Кротов, – протоколы вы мне оставляете?

– Мы передадим их вам через канцелярию, – уходя, ответил Волохов.

Кротов вышел вслед за ними и в коридоре спросил у пробегающего мимо опера:

– Кто у вас занимается гибелью прокурора на «Фрунзенской»?

– Капитан Маевский из семнадцатого кабинета, – ответил тот.

Кротов, не теряя времени, направился туда. Зайдя в кабинет, он поздоровался и спросил капитана Маевского.

– Это я, – ответил самый старший из трёх присутствующих в кабинете.

Визуально его Кротов знал, но лично знаком не был.

– Майор Кротов, – представился Андрей, – можно просто Андрей, мне надо ознакомиться с материалами дела о гибели прокурора Мурашко, вам должны были звонить из министерства.

– Да, конечно, – ответил Маевский, – мне сообщили, – и, протянув руку, представился: – Владимир.

Поздоровавшись с остальными операми, Степаном и Виталием, Андрей сразу перешёл к делу:

– Экспертиза уже есть?

– Полной экспертизы по вскрытию трупа пока нет, есть заключение по анализу крови, – протягивая бумажку, говорил Маевский, – ничего, ни алкоголя, ни наркотиков, ни сильнодействующих медпрепаратов не найдено.

– А видео с камер метро сняли? – интересовался Андрей.

– Конечно, вот уже третий раз просматриваем, – показывая на компьютер Степана, ответил Владимир.

– Посмотрим вместе, – предложил Кротов.

– Хорошо, – ответили опера, усаживаясь за компьютер с записью.

Смотрели внимательно, буквально покадрово, особенно сам момент гибели. Вот прокурор стоит спокойно на платформе, примерно на её середине, вокруг хватает людей. Но видно, что его никто не толкает, находящиеся рядом могли, конечно, на него воздействовать словесно, но не физически. На записи это чётко прослеживается. Вот приближается поезд, а прокурор как ни в чём не бывало начинает движение, будто заходит в вагон, хотя состав только подъезжает. Прокурор ступает в неподошедший вагон, падает вниз, и тут же его «накрывает» поезд. Шансов выжить ноль.

– Типичное самоубийство, – сказал Виталик, вглядываясь в экран.

– Не совсем, – парировал Андрей, – смотри, Мурашко начинает движение, делает шаг, второй, третий, – тыча в экран пальцем, продолжал Кротов, – и вот пошёл четвёртый шаг, именно шаг, как будто дальше есть поверхность, а её там уже нет… Если бы он готовился к самоубийству, он бы прыгнул в яму перед поездом, а он хотел зайти в вагон.

– Значит, это нетипичное самоубийство, – процедил Виталий.

– Очень умно… – посмотрел на него Андрей.

– На камере чётко видно, что глаза у него открыты, он понимает, куда идёт, – оправдывался опер, – может, он видел поезд, а поверхность платформы не заметил, вот и оступился.

– Кстати, по поводу глаз, – вмешался в спор Маевский, – вот протокол осмотра трупа, я сам его составлял. Так вот, белки у него были красные, как у варёного рака или вампира, словно лопнули все глазные сосуды.

Кротова от этой фразы передёрнуло. Он медленно повернул голову в сторону Маевского, потянулся за протоколом, взял его, стал буквально вчитываться в эту бумагу.

– Что? – почти хором спросили опера.

Через небольшую паузу Андрей ответил:

– У вашего начальника Овчинникова тоже глаза были как у вампира, я сам осматривал его.

– Вот это поворот! – выдавил из себя Маевский.

– Получается, – задумчиво продолжал Кротов, – это именно убийства, и убийства, связанные между собой. Только Овчинников был на машине, а Мурашко воспользовался метро.

– Получается… – повторил третий опер Степан.

– А почему прокурор был не на машине? Что он делал в метро? – вдруг оживился Андрей, подумав, что автомобиль могли намерено испортить. Это была бы зацепка.

Виталий парировал:

– Всё у него есть: и личная, и служебная машина, просто ему от прокуратуры Партизанского района гораздо проще и быстрее до городской добираться на метро, одна ветка, с метро «Тракторный завод» до «Фрунзенской» 15 минут. А на машине полчаса минимум, да и то если не будет пробок. Мы говорили с прокурорскими, он всегда так ездил, это его типичный маршрут.

– И что теперь? – с оживлением спросил Маевский, – эти дела надо объединять, получается, вы у нас это дело заберёте?

– Думаю, да, – взвешивая всё, ответил Кротов, – для объединения дел есть два очень серьёзных довода: близкое знакомство погибших и нетипично красные глаза, ну и способ убийства или гибели: они как бы добровольно пошли на смерть и приняли её. Скорее всего, этого будет достаточно для объединения.

– Вот и хорошо, – выдохнул Маевский, – забирайте тогда дело сейчас.

– Нет, – ответил Кротов, – я дело забирать не буду, и решение об объединении дел принимаю не я, доложу руководству.

Он медленно изучал дело:

– И родственников успели допросить, и сослуживцев, – восхищаясь, говорил Кротов.

– А то! Мы же работаем, – как бы хвалясь, отвечал Маевский, – только это ничего не дало, всё как обычно, у него был самый типичный день, зацепок ноль. И домочадцы, и сослуживцы никаких изменений в поведении прокурора не заметили.

– Ладно, мне пора, – посмотрев на мобильник, сказал Андрей, – совсем поздно, а мне ещё в Октябрьское ехать, посмотреть материалы о гибели судьи Гусакова надо. Может, хоть там всё проще окажется.

– Удачи тебе, – опять почти дружно сказали опера.

Оставив дело, Кротов вышел из кабинета, направился к выходу из РУВД, но по дороге всё же зашёл в местную дежурку и уточнил, поднимался ли дежурный со сводкой в двенадцатый кабинет и рассказывал ли им о знакомстве трёх погибших. В дежурке всё это подтвердили.

Выйдя из здания, он набрал Осиповича и подробно изложил всю картину. Время было действительно позднее, и начальник посоветовал завтра с самого утра ехать в Октябрьское РУВД и только после этого зайти к нему с докладом. Начальника розыска о его визите он предупредит.

Весь вечер Андрей сопоставлял в мыслях материалы данных дел, и чем дольше он это делал, тем больше понимал, что гибель этих двух людей – звенья одной цепочки. А значит, дела надо объединять. Если это убийства, то каким же изощрённым должен быть убийца, чтобы так всё спланировать. И чем он мог за такой короткий промежуток времени так напугать погибших, что у них лопнули все сосуды в глазах? После выхода Мурашко из городской прокуратуры и до его гибели прошло не более 10 минут. Опера во Фрунзенском показали ему запись того, как прокурор покинул здание, с проставленным временем – через девять минут он уже был мёртв. «Получается, убийца напугал его по дороге, то есть он ждал, но чем же так можно испугать?» – эта мысль весь вечер не давала Андрею покоя. Но ответа у него не было.

Следующим утром Кротов прибыл в РУВД Октябрьского района и сразу пошёл к начальнику розыска майору Сергею Петровичу Карповичу. По долгу службы Андрей знал всех начальников розыска в РУВД, так как не раз с ними сталкивался, но близко знаком не был. Поздоровавшись и уточнив, как идут дела по раскрываемости в районе, Кротов сходу задал вопрос:

– Кто осматривал труп погибшего?

– Опера наши осматривали, эксперт осмотрел, потом судмедэксперт, – отвечал Карпович, начав искать протоколы осмотра в деле, – сейчас найдём…

– Что-нибудь необычное было? – тут же спросил Андрей.

– Да, было, – ответил начальник розыска и протянул Кротову протоколы.

Не дожидаясь ответа, Кротов выпалил:

– Красные, как у вампира, глаза!

– Откуда вы знаете? – изумлённо спросил Карпович, – что, уже читали это дело?

– Нет, Сергей Петрович, догадался…

– Как о таком можно догадаться? – продолжал изумляться начальник розыска.

– Очень просто, – раскатисто продолжал Андрей, – у двух его друзей, Мурашко и Овчинникова, о гибели которых в городе не говорит только ленивый, тоже белки кровавого цвета от лопнувших сосудов.

– Три друга, красные зрачки, – продолжал Карпович, – так это серия, дела надо объединять, а мы тут вообще к несчастному случаю склонялись. Думали, ну выпал случайно. В крови ничего криминального не обнаружено. Вскрытие было – тоже совсем ничего, смерть наступила от удара о землю.

– Такая же картина в двух других случаях, – добавил Кротов. – Родственники ничего подозрительного в поведении не заметили.

– Да… ни родственники, ни сослуживцы ничего необычного не заметили, – обобщал факты Карпович, – жена отметила, что вышел из квартиры весёлый и в хорошем настроении, даже шутил. А через пять минут услышала крики внизу и толпу зевак, спустилась – там муж весь в крови. Ей стало плохо, и приехавшая скорая увезла её в больницу, мы только там с ней смогли поговорить, после того как ей вкололи успокоительные.

«У этого ещё меньше времени прошло с момента, как его видели в полном здравии, до самой смерти, реально минуты три, не больше, – думал Андрей, листая материалы дела. – Стоп, – продолжал про себя Кротов, – Гусаков вышел из квартиры в 08:20 утра, примерно в 08:25 он уже был мёртв, значит, убийца мог напугать его или чем-то воздействовать только в этот промежуток. Но Овчинников тоже вышел из квартиры, по показаниям его жены, в 08:20, а в 08:40 он уже был мёртв. Получается, его пугали тоже в эти же пять минут, за которые он спустился к машине, так как потом он ехал один. Значит, обоих убийцы ждали в подъезде, чем-то на них воздействовали, после чего те покончили с собой. Но тогда получается, что убийц было как минимум двое, один человек не мог находиться одновременно в двух разных местах, на улицах Воронянского и Руссиянова. Синдикат изощрённых киллеров, только этого нам не хватало», – продолжал мысленно анализировать ситуацию Кротов, листая материалы дела.

– А подъезд хорошо осмотрели? – спросил Андрей Карповича, прерывая цепочку рассуждений, пока не ушёл в них совсем далеко.

– Лучшие опера работали, – уверенно сказал начальник уголовного розыска. – Жил Гусаков на восьмом этаже, лифтом не пользовался, где-то начитался о пользе для здоровья хождения пешком по лестницам. Спускаясь в этом доме по лестнице, на каждом этаже ты проходишь через открытый балкон. Он прошёл седьмой этаж, а на следующем, шестом, у балкона стоял табурет, на котором постоянно курит сосед с этого же этажа. Так вот, он шёл, наступил одной ногой на этот табурет, второй – на балконное ограждение и следующий шаг сделал уже вниз и, естественно, разбился насмерть. Следы на стуле и балконной раме зафиксированы криминалистами. У меня сложилось впечатление, что он просто промахнулся. Шёл, сбился с курса и шагнул в пропасть, хотя в крови ни транквилизаторов, ни чего-то галлюциногенного обнаружено не было.

– У меня такое же чувство по двум его друзьям, – задумчиво сказал Андрей, – ладно, картина вроде ясна, поеду докладывать руководству.

Он попрощался с Карповичем и пошёл на выход.

Но поехал не в министерство, а к месту гибели судьи. Андрей хотел сам тщательно осмотреть седьмой этаж, где произошла их возможная встреча с киллером, который его то ли пугал, то ли как-то воздействовал, а может, вообще гипнотизировал, после чего он и выпрыгнул с балкона. Для себя Кротов уже сложил картину преступлений. Киллер с помощником ждали Гусакова и Овчинникова в подъездах, скорее всего, на их этажах при выходе из квартир. На обоих фактически одновременно чем-то воздействовали, после чего судья падает с балкона, а милиционер врезается в столб. Третьего помощника у них не было, поэтому только через полтора часа они встретили Мурашко уже после совещания в городской прокуратуре и по пути в метро «обработали» тем же методом. А далее прокурор района кончает жизнь самоубийством на глазах у десятков людей. И не подкопаешься, если бы не глаза. Здесь, видимо, у киллеров вышла промашка. Ведь если бы не глаза, эти дела объединить было бы нечем и каждое списали бы как несчастный случай или самоубийство.

– Это будет очень сложное дело, наверное, самое сложное за всю мою практику, – подумал Андрей, начиная осмотр седьмого и восьмого этажей дома погибшего Гусакова.

Он тщательно обыскал всё, каждый сантиметр, но ничего существенного не нашёл, за исключением, пожалуй, зажигалки, валявшейся возле лифта седьмого этажа. Это была самая обыкновенная дешёвая пластиковая зажигалка, которую можно было найти на улице в любом месте, но мог её обронить и убийца. Конечно, Андрей хватать её не стал, а решил оформить всё протоколом. Но изъять и приобщить её к делу можно было только с понятыми, а не просто положив в карман. Кротов позвонил во все квартиры на этаже, но никто не открыл – была пятница, ещё рабочий день. Тут он услышал шорох где-то наверху, поднялся на девятый этаж и увидел целующуюся молодую парочку. Андрей обрадовался, что нашёл понятых, достал удостоверение и громко сказал:

– Уголовный розыск! Чем это мы занимаемся в общественном месте?

Парень впал в ступор, а начитанная девица сообразила:

– Мы практикуем лишь предварительные ласки, не нарушая общественный порядок.

– А вы в курсе, что здесь вчера человек погиб? – так же громко спросил Андрей.

Парень вышел из ступора и ответил:

– Человек погиб вчера, а ласки мы практикуем сегодня.

– Всё с вами ясно, студенты! – слегка осуждая, сказал Кротов, – будете понятыми, мне на седьмом этаже предмет надо изъять.

И повёл молодёжь на нижние этажи. Аккуратно заполнив все бумаги и положив зажигалку в специальный полиэтиленовый пакетик, Андрей направился в министерство с докладом.

По дороге Кротов вновь и вновь прокручивал всю ситуацию: «А что если киллеров было трое, но в силу стечения обстоятельств Мурашко не получилось отправить на тот свет в это же время, когда он выходил из дома? Может, кто-то помешал, а может, прибор, который они применяли, не сработал, или гипноз не получился, если, разумеется, убийцы гипнотизировали как-то своих жертв. И тогда третий киллер смог повторить попытку только через полтора часа и в другом месте. Этот вариант даже более правдоподобен, чем версия с двумя киллерами, – продолжал думать Андрей. – Ясно одно: исполнители из одной банды и, скорее всего, хорошо знают друг друга. Туманным остаётся мотив. Возможно, какое-то общее уголовное дело, которым занимались все трое. Но как выйти на такое дело? Ведь они работали в разных районах, разных структурах, общего дела может и не оказаться. И тогда даже примерный район поиска самого заказчика будет неизвестен. А раскрыть это преступление невозможно».

Доехав до министерства, Кротов сразу пошёл в кабинет начальника и, застав его одного, поделился всеми соображениями с выводами по трём делам. Ответ Осиповича был предсказуемым. Он вскочил с рабочего кресла и негодуя произнёс:

– Три заказных убийства весьма влиятельных в городе людей? – и далее, ходя по кабинету взад-вперёд, продолжал: – Какой синдикат киллеров в Минске? У нас тут не Чикаго. Ты понимаешь, что говоришь? Что начнётся, если я доложу об этом руководству?

– Что докладывать руководству, решать вам, товарищ полковник, – вполне спокойно ответил Кротов. – Вы можете с такими исходными данными и фактами предложить любую другую версию произошедшего, разумеется, кроме вмешательства инопланетян или других высших сил?

После нескольких минут молчания тишину нарушил Осипович:

– Что ты намерен делать дальше?

– Все материалы надо собрать и объединить в одно дело.

– Это и так понятно, – нервно ответил полковник, – это сделают и без тебя.

– Надо дать задание в районы опросить всех жильцов подъездов, где жили фигуранты, не видели ли они посторонних лиц, причём не только в день убийства, но и как минимум за неделю до этого. За погибшими могли следить, киллеры знали точное расписание и распорядок жертв. На всех подозрительных составить фотороботы. Сам хочу проехать по адресам Овчинникова и Мурашко, проверить подъезды, может, что-то будет. Сдам зажигалку из подъезда Гусакова экспертам, может, пальчики найдутся в базе. А главное, надо искать мотив, только через него мы сможем выйти на заказчика. Значит, надо идти в архив и поднимать все дела с самого начала их службы и отыскать такое дело или дела, где в той или иной степени будут участвовать три наши жертвы.

– Хорошо, – отрезал полковник, – поезжай по адресам, внимательно всё осмотри, если что найдёшь, сразу звони мне. Завтра с утра жду тебя на совещании с чётким планом по раскрытию этих убийств.

– Понял! А экспертиза машины Овчинникова готова?

– Готова… – протяжно ответил Осипович.

– И там ничего! – как будто зная, сам ответил Андрей.

– Ничего, – сухо сказал полковник, – эксперты и наши, и с «Ниссана» почти сутки ковырялись, ни одного лишнего элемента не нашли, процессор, конечно, не восстановили, но заключение однозначное: машина была в исправном состоянии и сама себя так повести не могла.

– Ясно, – ответил Кротов, встал и вышел из кабинета начальника.

Андрей съездил и на улицу Руссиянова, где жил полковник Овчинников, и на проспект Рокоссовского в микрорайон Серебрянка, где жил прокурор Мурашко. Обшарил оба подъезда, но ничего такого, что хоть как-то можно было отнести к этому делу, не нашёл.

На следующий день на утреннем совещании полковник Осипович объявил:

– Три уголовных дела, возбужденных по фактам гибели полковника Овчинникова, прокурора Мурашко и судьи Гусакова, объединены в одно. Вести дело будет следователь из СК управления по Минску подполковник юстиции Денис Александрович Юревич, один из опытнейших следователей. От нас участвуют майор Кротов и капитан Куликовский, привлекайте любых оперов из любого района или города в любом количестве. Остальным оказывать помощь этой группе, если понадобится. Дать отдельные поручения во все районы Минска, поднять агентуру, любую информацию, любую, Огородников… – полковник гневно посмотрел на засыпающего опера, – мне лично или майору Кротову сразу на стол. Дело на контроле у министра. Раскрыть надо в кратчайшие сроки!

– Извините, товарищ полковник, – виновато сказал Огородников, – ночь не спал, сидел в засаде с районными операми.

– Все свободны, – продолжил Осипович, – Кротов останься.

– Ну что, Андрей? – когда все вышли, сказал полковник. – Преступления надо раскрыть, всё очень серьёзно, спустить на тормоза не получится, с нас не слезут, министр лично его будет контролировать. Такого дела у меня и у тебя в практике ещё не было, но, кроме тебя, его никто не раскроет, постарайся, как только сможешь.

– Постараюсь, Леонид Борисович, – вздыхая, ответил Андрей.

– Всё, что от меня нужно, сразу обращайся, любые запросы, любые разрешения, всё будет, – бодро говорил Осипович, – что намерен делать?

– Встречусь со следователем, помогу написать отдельные поручения по районам, на опрос соседей жертв, зайду к экспертам, может, что-то новенькое есть, может, уже идентифицировали отпечатки пальцев с зажигалки. Куликовского попрошу заняться архивом, надо искать дела, где в той или иной мере присутствуют все жертвы в любой роли. Потом сам к нему присоединюсь. Только через эти дела можно будет выйти на мотив и потом на заказчика убийств. А киллеры, даже если мы и найдём их, в чём я сильно сомневаюсь, такие профессионалы вообще следов не оставляют, на заказчика всё равно вряд ли выведут, если они вообще ещё живы. Серьёзный заказчик, скорее всего, их убрал или уберёт в ближайшее время, если это, конечно, в действительности не синдикат киллеров со своим профсоюзом. Тогда они могут убрать заказчика в случае необходимости.

– Действуй, Андрей, оперативно действуй! – звонко сказал Осипович.

Встав из-за стола, Кротов с лёгкой улыбкой спросил:

– Вы же, товарищ полковник, «наверх» о синдикате киллеров не доложили?

– Нет, конечно, – чуть не поперхнулся Осипович, – нам бы вообще работать не дали, докладывали бы каждые два часа, а к делу бы привлекли столько людей, которые для его раскрытия не нужны, что всё только бы тормозилось. Я сказал, что между всеми случаями есть явная связь, вот и всё. Кстати, пришёл отчёт о вскрытии: все умерли от того, что с ними и произошло. То есть Гусаков – от удара о землю, Мурашко погиб под поездом, а наш коллега – от столкновения машины со столбом. Версия, что Гусакова сначала, допустим, душили, а потом мёртвого сбросили с балкона, не подтвердилась.

– Я знаю, – сказал Кротов, – читал эти экспертизы.

И вышел из кабинета.

Заходя в свой кабинет, Андрей, вздыхая, сказал:

– Ну что, Павел, подкинули нам работку.

– И не говори, – ответил Куликовский, – ну давай, вводи меня в курс дела, что есть, какие наработки, какие мысли? Что будем делать?

Тогда Кротов поведал все свои предположения, догадки и факты.

– Сложить всё это в другую цепочку я не могу, – добавлял Андрей.

– Ну ты даёшь! – изумлялся Павел. – Синдикат киллеров в Минске?

– Может, и не синдикат, – возражал Кротов, – но киллеров было как минимум два, либо, в крайнем случае, был киллер и его помощник. Ну и не обязательно, что киллеры местные, может, их из Парижа заказчик выписал.

– Да, – согласился Куликовский, – всё логично, пожалуй, действительно никак по другому всё это объяснить невозможно. А если все версии, кроме одной, отпадают, то эта одна и есть единственно верная.

– Шаришь… – сказал Андрей.

– Тогда как действуем? – настороженно спросил Павел.

– Ты поезжай в архив, Осипович уже делает нам допуски, начни с дел Овчинникова, пересмотри каждый документ, очень внимательно, ничего не упуская, если там есть хотя бы просто подписи двух других жертв, Мурашко и Гусакова, неважно, в каком качестве, хоть свидетеля или понятого, судьи или прокурора, сразу откладывай. Надо найти дела, где участвуют все погибшие. С этими делами и будем потом работать. Я завтра к тебе присоединюсь, а сегодня поговорю с экспертами и следователем. Наметим план действий.

– Хорошо, – ответил Павел.

И поехал в архив. Андрей же спустился к экспертам, сразу в кабинет Иваныча.

– Здоров, Иваныч, – приветливо произнёс Кротов, – чем порадуешь? Может, у тебя что-то есть?

– Есть… – загадочно ответил Иваныч.

– Ну так не тяни!

– Мы сделали анализ крови Овчинникова на гормоны, ну там эндорфины, тестостерон, серотонин и т. д…

– И что? – с нескрываемым любопытством спросил Андрей.

– А то, что все гормоны у него в норме, кроме одного, адреналина. «Перешкал» бешеный, в 10 раз, норма – 112–658 пг/мл, а у него перед смертью почти 6000… Такого даже теоретически быть не может, но мы всё несколько раз перепроверили, это факт.

– И что это может означать?

– Адреналин повышается в стрессовой или шоковой ситуации, при наступлении опасности, иначе говоря, он находился в таком шоке, что его могло даже парализовать, либо он увидел что-то настолько страшное, что испуг его просто обездвижил. Отсюда и лопнувшие сосуды, и невозможность управлять автомобилем. А вот что так могло его испугать или шокировать, я себе даже представить не могу. Даже если бы он увидел смерть с косой, ну вырос бы адреналин в 2–3 раза, а тут почти в 10 раз!

«Этот факт, – подумал Кротов, – не сильно вписывается в его версию про группу киллеров. Получается, если киллеры напугали его или ввели в шок в подъезде, тогда как же он такой шокированный проехал ещё 15 минут на своём авто и только потом врезался? – задавал сам себе вопрос Андрей. – А в машине он был один, напугать его там не могли, это исключено. Может, сначала шок, а потом гипноз?» – думал Кротов.

– В общем, – продолжал Иваныч, – моё дело факты, а выводы вы уже делайте сами и тем более сами ищите этот источник наступления шока.

– Да… – протянул Андрей, – будем искать.

Продолжая думать о заключении по гормонам, Кротов двигался в сторону следственного комитета.

«А что, – размышлял Андрей, – если и у остальных в крови тоже такое же содержание адреналина? Одного шокировали перед входом в метро, а другого – в своём подъезде этажом ниже. И тут же оба покончили с собой. Хотя нет… – продолжал думать Кротов, – шокированный Мурашко всё равно должен был спуститься в метро, дождаться на перроне поезда, а уже по его приближении кинуться под приближающийся состав. Значит, между шоком и смертями есть отсрочка, у каждого случая разная: у Овчинникова – пятнадцать минут, у Мурашко – пять, а у Гусакова – одна-две. Понять бы ещё, что за прибор раздобыли эти киллеры, который с отсрочкой по времени доводит до самоубийства. Может, какой-нибудь ультразвуковой, которым на Западе иногда демонстрантов разгоняют и который ввергает человека в панику. Только его уменьшенная и модернизированная версия. Хотя нет, он бы действовал сразу, а тут отсрочка по времени. Мурашко же вполне спокойно спустился в метро и ждал там поезда, никакой паники у него не было».

Добравшись до Юревича на улицу Первомайскую, Кротов не стал «грузить» его своими версиями о синдикате киллеров, неведомом оружии или приборе и прочими смелыми предположениями. Они согласовали список стандартных запросов, поручений, выемок, обысков и т. д., в общем, план дальнейших действий.

И Андрей поехал домой, не переставая думать о киллерах и их неведомом приборе, которым они орудовали. Но ответов у него не было.