Читать книгу Исповедь банкрота - Владислав Иванович Грешнорожев - Страница 8

Ну вот, проходят очередные два месяца послушания, и отец Нестор, зная, что я опять попрошу меня благословить уйти на недельку в пустынь… благословляет меня сделать еще «одно маленькое дельце» в стекольном цеху. Сделав «дельце», прошу:

– Благословите, батюшка, на недельку удалиться в лес.

Батюшка ответствует:

– А почему бы тебе на этот раз не пойти в Исаково?

– Бесов боюсь, ведь там надо жить одному, а на многие километры не будет ни одной живой души. А я слышал, что на Анзере недавно были от них нападения – монаха избили.

– Это байки. Не бойся, я помолюсь за тебя. Кстати, там надо навести порядок в избе, там, где будешь жить.

– Благословите, отче…

Получив согласие у своего батюшки, я направился к отцу Иаунарию нашему благочинному, без его благословения в монастыре не делается ничего. Отпуская меня, он поинтересовался: какое правило я буду читать, будучи в скиту. После я, взяв продукты у наших трапезников – отца Ионы и отца Васьяна, собрав рюкзак – двинул в путь. Зайдя по пути в поселковый магазин, взял там «контрабанду», впрочем, не запрещенную у трудников – купил курицу и 2 кг сарделек.

Прямая лесная дорога после поселка располагает к раздумьям. Что я знаю об этом ските? Совсем немного: Он расположен в двух километрах от Секирной горы на берегу Исаковского озера. В древние времена здесь селились соловецкие отшельники – подвижники веры. А свое название пустынь получила от стоявшей здесь деревянной часовни во имя преподобного Исаакия Далматского – святого подвижника древнехристианской церкви (IV в.). В озерах разводили монахи рыбу, земли были расчищены под сенокосные луга. В настоящее время скит отстраивается заново, но рабочая бригада зимой уехала на материк, вернутся к лету, так что я там буду один. Жаль, конечно, что не смогу попариться в валунной бане на берегу озера – конца XIX века постройке, но это архитектурный объект.

Ну вот и развилка, отсюда хорошо просматривается Секирная гора с венчающим ее Свято-Вознесенским храмом. Знаю, что он двух престольный. Нижний (теплый) храм освящен в шестидесятых годах девятнадцатого столетия, в память чуда архистратига Михаила в Хонех, а верхний (холодный) освящен в то же время в честь Вознесения Господня. Этот храм уникален тем, что это единственная на русской земле церковь-маяк. Маяк и сейчас действующий, он работает с 28 июля по 16 декабря, лампа маяка работает от аккумулятора, который подзаряжается от солнечных батарей и ветряка. К «Секирке» ведет длинная, без изгибов прямая дорога, но нам направо, по лесной дороге рассчитываю дойти до Исаково минут за тридцать. А вот и пустынь, как она красиво просматривается на берегу озера! Захожу на территорию через деревянную стилизованную калитку – первые следы начавшейся реконструкции.

За плечами десять километров зимней дороги. Теперь самое главное – растопить печь, внутри избушки – минус пятнадцать, как, впрочем, и на улице. Вода в баке на кухне превратилась в огромный айсберг килограммов на 30–40. Прежние жильцы позаботились о ближнем – около печки поленница сухих дров. Все пошло хорошо, и через пару часов у меня в каливе был «Ташкент». Поужинал, помолился и лег спать. Сон был крепок и без всяких «явлений» – это по молитвам батюшки Нестера.

Утро. Молитвенное правило. Встал еще затемно, затеплил лампадки, свечи. В святом углу – иконы Спасителя и Богородицы, нашел много восковых запасенных свечей. После молитв и чтения псалтыри – растапливаю печь, осматриваю полки кухонного шкафа. Небезрезультатно.

На полках нашел сухари, что ж, ими вполне можно забивать гвозди, к тому же они черно-зеленого цвета. Также обнаружил кусочек сыра – времен Ноя. Из продуктов были еще вполне приличные консервы. Сахар рассыпной на столе превратился в сладкий кристалл, как, впрочем, и соль – она превратилась в соленый кристалл. Но это меня не трогало, мой рюкзак был набит «вкусностями» и «ништяками». Наши монахи, несущие свое послушание, в трапезной от Иона и Вассиана сердобольно снабдили меня всем съестным. С удовольствием вспоминаю, как они мне давали продукты:

– Консервы рыбные дать?

– Дайте штук шесть по банке в день.

– Возьми десять – пригодится, пойдем на склад, я еще тебе дам сгущенку и две банки тресковой икры. Что тебе дать к чаю?

– Дайте, отче, печенье.

– На, возьми еще и вафли, и халву. Что еще?

– Мне бы рыбку, я бы ее испек.

– Пошли, выберем…

Так что спасибо братиям, я вполне был с запасом.

Пред генеральной уборкой надо бы переодеться. Так, во что бы? В мое поле зрения попадает подрясник. Какого он века? Да, впрочем, не очень это важно, скорее всего, позапрошлого. На этом предмете одежды было столько заплаток, что было затруднительно определить его первоначальный цвет.

Нашел сапоги на три размера больше. На голову напялил шапку-ушанку, наверняка до меня ее носил красноармеец. Дополняла мой стильный «прикид» безрукавка из овчины, на пуговках, но, к сожалению, на два размера меньше моего. Не найдя зеркала – я расстроился, а ведь так хотелось покрасоваться. Взяв лопату, вышел на улицу. Меня оглушило безмолвие, тихо шел снег. Вид на зимний пейзаж был такой, что только за эту окружающую красоту можно было моей берлоге присвоить полноценные пять звезд отеля. Начал расчищать снег – вырыл траншею к дороге к скиту и туалету. Параметры таковы – глубина в среднем метр и длиной траншея около сорока. На это ушло у меня полтора часа. После такого фитнеса снова любуюсь окрестностями. Передо мной заснеженная чаша озера, окаймленная хвойными и смешанными лесами. В этом царстве снега и света доминировала неподалеку Секирная гора и венчающий ее храм-маяк. Справа виднелись луга под зимним «одеялом», уходящие в перспективу. Сама Исакова пустынь стоит на пологом холме около озера, поэтому все мною наблюдаемое было как на ладони. Передо мной было творение безначального, вездесущего, вечного и гениального Творца.

А вот первая неожиданная встреча – мелькнуло рыжее пятно. Скорее всего, это лиса, надо бы ее покормить. Вернувшись в избушку, подкинул дровишки, ставлю разогревать вчера приготовленную курицу и отварные макароны – будем трапезничать. Помолившись, поев – разрешаю себе отдохнуть. Можно пойти полежать на кровати, но сладкая послеобеденная истома меня точно клонит ко сну, а я стараюсь блюсти свой режим – днем не спать. Лучше полистать на кухне свою тетрадь записей.

На столе горит свеча. Потрескивают дрова в печи. За окном открываются лесные снежные дали. Идет снег. Очень тихо – настоящее безмолвие.

Так, что там у меня. Выписал у Николая Новикова из его книги «Молитва Иисусова. Опыт двух тысячелетий»:

«Просто веры в Бога недостаточно, ибо бесы веруют и трепещут» (Иак. 2, 19), надо знать, «как веровать», – без этого знания наша вера может настолько измениться, что она будет очень далека от той, которую нам преподают Апостолы. Сама вера еще не является гарантией того, что мы будем верно поступать, что останемся верными Богу. Надо помнить, что Христа распяли не атеисты, а глубоко верующие люди».

– Да, глубокая мысль, действительно, Его распяли не атеисты… Важно нам, грешным, раскаиваться в грехах и исповедоваться.

Нахожу высказывание Иоанна Кронштадтского:

«Многие думают, что и они в последнюю минуту покаются, скажут: «Памяни мя, Господи, во царствии Твоем» (см. ЛК. 23, 42), – и этим спасутся. Нет, не рассчитывайте на покаяние при последнем издыхании, надо всю жизнь помнить Христа, следовать Его заповедям и чаще прибегать к слезному покаянию! Разбойник вам не пример, ему было прощено все за то, что он усладил своей живой верой последние минуты Страдальца – Богочеловека, в то время когда Спаситель был окружен гонителями, когда человеческая природа Его невыразимо страдала. Не сравнивайтесь с ним, кайтесь, пока здоровы, пока живете…»

– Великие наставления святого… А вот я еще к этой теме сделал выписку из книги «Святое Евангелие с толкованием святых отцов» – именно об этом разбойнике:

«В древних преданиях есть сказание, что это был один из тех, которые напали в пустынях Аравии на Святое Семейство во время бегства в Египет, что этот разбойник не позволил товарищам обижать Матерь Божию, за что она обещала ему награду от Своего Божественного Сына.

Святитель Димитрий Ростовский говорит, что Матерь Божия стояла на Голгофе между крестом Сына Своего и крестом этого разбойника и тем исходатайствовала ему спасение».

– Как промыслительно – два разных источника, взятых из разных книг, – говорят одно и то же. Я часто слышал, что есть такое мнение, что, мол, можно спастись даже на смертном одре, призвав Спасителя. Получается – не совсем так. Какую жизнь вел умирающий? Именно это все и решает…

Мне подумалось, что лучше всего и удобнее всего сохранить веру и жить по-христиански в монастыре. Подтверждение нахожу у старца Кирилла (Павлов род. 1919), меня поразил следующий факт в его биографии:

«…в 1946 г. окончил МДС и МДА (1954 г.), поступил (Авт. внимание) – ПОСЛУШНИКОМ в Троице-Сергиеву лавру… Патриарший духовник: – У него исповедовались патриархи Алексий I; Пимен, Алексий II».

Так вот он пишет:

«В монастыре, хоть и плохом, человек повергается поношению, и трут его, и мнут его там, и через это человек очищается, убеляется. Один человек, сам по себе, этого не может приобрести…»

А Кукша Одесский подтверждает эту мысль:

«В монастыре со всех четырех сторон – каменная ограда, а в миру со всех четырех сторон веет ветер искушений».

Да, думаю, там не ветер, а ураган искушений. Я уже в монастыре больше полутора лет, и как же не хочется возвращаться в мир, но мне придется… Здесь я уже привык к другой, поистине правильной среде. Взять, к примеру, церковное пение – поет братия чистыми, не прокуренными голосами на церковнославянском языке. У них профессиональный вокал, они занимаются с регентом ежедневно. А в миру… Не буду и не хочу даже комментировать «творчество» нашей отечественной попсы. Кстати, какое точное и емкое обозначение того, что они делают. Гениально выразился о своем цехе известный рэпер. Я приведу его строки из песни:

«У каждого свое ремесло, я делаю свое музло…»

Задумавшись, я сел у печи, подкинул поленья. Огонь явно обрадовался своей новой добыче и весело охватил дрова ярко-желтыми языками пламени, треск дров приятно нарушал безмолвие. Как же здесь хорошо. Задумавшись, я остался сидеть у печи с открытой дверцей топки и глядел на огонь. Увлекшись воспоминаниями, я и не заметил, как пролетело время. Пора к ручью за водой…